Евразийские курганы древних тюрков

Евразийские курганы древних тюрков
В настоящее время в ареале расположения евразийских курганов проживают десятки тюркских народов, а также славянские народы (русские, украинцы) и практически отсут­ству­ют ираноязычные народы.
Известный советский археолог А.Н.Бернштам считает что: «Прослеживая по архе­оло­гическим памятникам историю развития кочевых обществ и выявляя автохтонный процесс их развития, мы приходим к выводу, что там, где начиная с эпохи бронзы, шел процесс формирования кочевого общества, там конечным результатом процесса являлся тюркский этногенез».
По мнению большинства учёных, этнокультурные особенности древних тюрков, пол­нее всего, отражены в их погребальном обряде. Вот что пишет о погребальном обряде тюрков российская исследовательница С.А.Плетнева в книге «Кочевники средневековья»: «Именно в погребениях прослеживается наибольшее количество черт кочевничества: это, как правило, погребения всадников с останками коней, сбруей, нередко роскошно изук­рашенной, оружием – также часто богато орнаментированным и разнообразных укра­шений одежды – изделий своих и чужих ремесленников. Наиболее живые рассказы о кочевнических погребениях помещены в хронике Таншу, у Ибн Фадлана, у Карпини и Рубрука. Так, китайский летописец пишет о тюрках: «Тело покойника полагают в палатке. Сыновья, внуки и родственники обоего пола закалывают лошадей и овец и, разложив перед палаткою, приносят в жертву; семь раз объезжают палатку на лошадях... Потом в избранный день берут лошадь, на которой покойник ездил, и вещи, которые он употреблял, вместе с покойником сжигают: собирают пепел и зарывают в определенное время года в могилу. В день похорон, так же как и в день кончины, родные предлагают жертву, скачут па лошадях и надрезывают лицо. В здании, построенном при могиле, ставят нарисованный облик покойника и описание сражений, в которых он находился в продолжении жизни. Обыкновенно, если он убил одного человека, то ставят один камень. У иных число таких камней простирается до ста и даже до тысячи. По принесении овец и лошадей в жертву, до единой вывешивают их головы на вехах». Ибн Фадлан писал о похоронах гуза таким образом: «Если умрет человек из их [числа], то для него выроют большую яму в виде дома, возьмут его, наденут на него его куртку, его пояс, его лук... оставят перед ним деревянный сосуд с набизом, принесут все, что он имеет, и положат с ним в этом доме. Потом посадят его в нем, и дом над ним покроют настилом и накладут над ним нечто вроде купола из глины (курган.— С. П.). Потом возьмут его лошадей и в зависимости от их численности убьют из них сто голов, или двести голов, или одну голову и съедят их мясо, кроме головы, ног, кожи и хвоста. И право же, они растягивают это на деревянных сооружениях и говорят: «Это его лошади, на которых он поедет в рай».
Как известно, на сегодняшний день, самыми древними тюркскими народами о которых нау­ка располагает достаточно обширным историческим, археологическим и антро­пологическим материалом являются  скифы и хунны.
У скифов был сложный погребальный обряд, хорошо известный по описанию Геродота и по многочисленным раскопкам курганов.
 Исследователи Ю .В .  Б О Л Т Р И К , Е.Е.  Ф И А Л КО в  статье "СКИФСКИЙ КУРГАН С РАННЕЙ УЗДОЙ ИЗ  СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО  ПРИАЗОВЬЯ" пишут:
"Обряд  человеческих  захоронений типичен  для  скифского  населения.  В  цен­тральной  могиле  оба покойника лежали  вытянуто  на спине,  годовой  на Запад (с  небольшим  отклонением  к  северу).  Служанка  из  боковой  могилы,  в  соот­ветствии  с  местом  могилы  относительно  прохода-дорожки,  лежала  головой на  Север,  на  спине с легким  разворотом  нижней  части  тела  к  входу  в  могилу. Все покойники находились в гробовищах, но разной конструкции.  Мужчина - в  более основательной долбленой  колоде,  в то  время  как  обе  женщины  поме­щены,  судя  по  сохранившимся  деталям,  в  легкие  плетено-гнутые  каркасные гробовища.  Пол под деревянными ложами  во всех трех случаях посыпан мелом и  перекрыт  растительной  подстилкой.  Каждого  из  погребенных  сопровож­дал набор необходимых предметов, в том числе и заупокойная мясная пища, поставленная  в  изголовье  (а  в  центральном  погребении  еще  и  в  изножье).  Обряд  конского  захоронения  тоже  хорошо  известен  в  скифских  памятни­ках.  Так  называемые  могилы  с  материковыми  перемычками  относятся  к  наиболее  распространенному  типу  конских  могил  Ски­фии.  Они  представляют  собой  своеобразный  узкий  футляр,  фиксирующий стоячее  положение коня.  Такие могилы  имеют  близкие  параметры  и  отлича­ются,  главным  образом,  наличием  или  отсутствием  уступов  или  ниш  под голову.  В основе традиции погре­бения  коней  стоя,  в  специальных  щелевидных  ямах,  кроме  ритуального  кон­текста,  лежит,  очевидно,  физиологическая  особенность  этих  животных  спать стоя.  Надо  думать,  скифы  -  знатоки  коней,  учитывали  это  обстоятельство  не только в повседневной жизни,  но  и  в обрядовом действе.  Таким  образом конь отправлялся  в  загробный  мир  в  «рабочем  состоянии»,  еще  и  взнузданным. Относительно материального  комплекса  хочется  отметить  следующее. В боковом  захоронении  инвентарь  всецело  соответствует  женскому  набору.  В его  состав  входят  предметы  туалета  (зеркало,  каменная  плитка  с  комплектом красок,  к которому относится и деревянная  пиксида)  и характерные для скифов  орудия  труда  (веретено  и  шило).  Интересны  здесь  две  его  составляющих. Прежде  всего,  это  большой косметический  набор.  Такие  находки  в  степных комплексах,  безусловно,  относятся  к  разряду  редких. Причем,  если  камен­ные  плитки  со  следами  красок  на  поверхности  сохраняются  в  могилах,  то деревянная  пиксида  -   находка  практически  исключительная.  Примечателен и  относительно  широкий  цветовой  спектр  косметики,  и  импортная  пиксида. Стоит  остановиться  и  на веретене.  С  одной стороны  оно  вполне  обычно -  деревянный  стержень  с  простой  стандартной  свинцовой  насадкой.  С дру­гой стороны его  выделяет широкая дисковидная  алебастровая  насадка.  Пос­ледняя деталь  позволяет причислить этот экземпляр к небольшой группе на­борных  веретен  с дисковидными  насадками  из скифских  памятников.  К чис­лу  прямых  аналогий  относится  единственная  алебастровая  насадка  из  кур­гана  No 21  Рогачикского  курганного  поля  Практически  все  диски  представляют  собой  образцы  индивидуальных  изде­лий,  отличающихся  размерами,  конфигурацией  и  характером  отделки.  Как правило, внешняя поверхность их покрыта гравированным орнаментом (Ма­май  гора,  курганы 6  и  100;  Рогачикское  курганное  поле,  курган  No21; Денисова  Могила и др.).  Иногда диски носят следы  красной  краски,  как три экземпляра  из  недавно  раскопанного  кургана  Близнец-2.  Качество  материала  (дерево,  кость,  алебастр,  се­ребро,  золото)  и  оформления  этих деталей  означает,  что  такими  веретенами пользовались  представительницы  различных  социальных  рангов  скифского общества.  В  то  же  время  этнографические  параллели  и  находка  костяного наборного  веретена  в  мужском  погребении  Соболевой  Могилы  свидетель­ствует,  что  эти  веретена  имели  не  только  явно  утилитарное,  но  и  сакраль­ное  назначение.  Место  могилы  в  подкурганном  пространстве  явно  указы­вает  на  подчиненное  положение  помещенной  в  ней  молодой  женщины.  Им­портные  дорогие  предметы  в  ее  вещевом  наборе,  вполне  вероятно,  свиде­тельствуют  о  высоком  статусе  главных  погребенных,  к  загробному  сопро­вождению  которых  и  относится  сама  девушка. Ситуация  в центральной  могиле  несколько  размыта  ограблением.  Гра­бителям  удалось  проникнуть  в  могилу  через  входную  яму,  очевидно,  тогда, когда  свод  камеры  уже  рухнул,  этим  и  объясняется  частичное  ограбление могилы.  Захоронение  парное,  в  соответствии  с  антропологической  принад­лежностью  погребенных,  инвентарь  распадается  на  две  группы.Бесспорно  к женскому  набору  (по  расположению)  относятся  бронзовое зеркало с деревянной ручкой и золотые украшения.  С некоторой долей сомне­ния,  к  нему  возможно  отнести  и  костяное  наборное  веретено  (поскольку  оно лежало  в  небольшом  отдалении  от женского  костяка,  среди  костей  животных от  напутственной  пищи  и  высыпанных  из  котла).  Веретено  (более  изящное  и легкое,  чем  то,  что  лежало  у  служанки)  и  зеркало  обычны  для  скифских  па­мятников  относительно  широкого  хронологического  диапазона. Мелкие золотые  штампованные  бляшки  относятся  к декору  женского  ко­стюма.  Место  их  в  могиле  указывает  как  будто  на  то,  что  ими  обшили  гор­ловину  платья.  В  то  же  время  их  расположение -  короткие  полоски,  образо­ванные  прямоугольными  пластинами,  которые  к  тому  же  лежали  и  вверх,  и вниз изображениями, зона их скученности  в  виде широкой дуговидной  поло­сы  и,  наконец,  относительно  большое  количество  (619  пуговок  и  минимум 69  прямоугольников)  -   позволяют  предположить  здесь  расшитый  головной убор, сползший с головы при падении свода камеры.  Говорить  о его форме и ритмических  особенностях  орнамента  нс  приходится.Наиболее  интересной  в  наборе  представляется  пара  золотых калачиковидных (или  как  их  еще называют ладьевидных) серег.  Они  принадлежат  к  одной из  наиболее  популярных  в  памятниках  Северного  Причерноморья  групп  се­рег  импортного  производства  в  виде  полого  калачика  и  высокой  проволоч­ной дужки. Круг  соответствий  и  особенности  орнамента  по­зволяют  определить  время  наших  украшений  второй  половиной  V  в.  до  н.э.К мужскому  набору  мы  склонны  причислить  элементы  вооружения,  явно (по  их  месту  в  могиле)  связанные  с  мужским  костяком  -   бронзовые  поножи, железные копья и меч,  и  колчанный набор.  Входил  в  него,  вероятно,  и унесен­ный  грабителями  бронзовый  котел.  Все  известные  бронзовые кнемиды  (около трех  десятков)  в  памятниках  степи  и  лесостепи  скифского  времени  однотип­ны. Судя  по  количеству  железных  подтоков  первоначально  в  могиле  было  че­тыре копья.  Единственный  сохранившийся наконечник  (длиной  около  39,0  см) относится  ко  второму  типу  2-го  отдела  (по  Мелюковой)  -   наконечники  с  ост­ролистным  пером  без  ребра.  Отношение  между длинами  втулки  и  пера —1:2 позволяет  определить  его  во  второй  вариант  -   с  узким  длинным  пером. Копья  с  наконечниками  2-го  отдела  появляются  в  V  в.  до  н.э.,  а  начиная  с конца  V  в.  и  в  IV  в.  до  н.э.  становятся  превалирующей  формой  этого  вида оружия  в  Северном  Причерноморье.  Все  четыре подтока  обычной  формы  -  в  виде  цилиндра  с  несомкнутыми  концами.  В трех  из  них  сохранились  металлические  клинья  -   бронзовый  наконечник стрелы,  бронзовая  и  железная  пластины  близкой  формы .
Комплексы  датируются  соответственно 1 -ой  и  2-ой  половиной  V  в.  до  н.э. 
В  могиле  сохранилась деревянная  чаша  с  золотым  декором.  Она  найдена рядом с деревянным  блюдом с мясом,  поставленным  в  изголовье,  между дву­мя  гробовищами.  Поскольку  такие  чаши  всегда  соотносятся  с  мужскими могилами,  и  здесь  мы  рассматриваем  этот  предмет  как  составляющую  муж­ского  набора.  Относительно  этой  находки  стоит  отметить  два  момента.  Во- первых,  длительность  ее  использования.  Вначале  се  декор  составляли  тон­кие пластины,  закрепленные  небольшими  гвоздиками.  Часть  из  них,  судя  по сохранившемуся  обрывку,  видимо,  была  утрачена;  скорее  всего,  облетели и шляпки крепежных гвоздиков.  Позднее декор обновили и,  как видно, уси­лили.  А  со  временем  починили  и  треснувшую  стенку.  Все  эти  манипуля­ции  подчеркивают  значимость  этого  атрибута  в  среде  скифского  воинства. Второй  момент,  на  котором  стоит  остановиться  -   это  характер  золотого декора  чаши.  Все  четыре  пластины  украшены  профильным  изображением фигуры  грифона  влево.  Образ  грифона  обычен  для  декора  воинских  атрибу­тов.  Однако  обкладки  чаш,  как  правило,  украшали  изображения  голов  или протом  этих  фантастических  существ. Полные фигуры  грифонов  на  них  встречаются  крайне  редко.  Орлиноголовые  грифо­ны  изображены  еще  на  пластинах  чаш  из кургана 33  у с. Бобрица,  кургана 12  Стеблевского  могильника  и  центральной  могилы  Бердянского  кургана.Мотив животного  с  перекрученным  туловищем  редко  встречается  на  территории Северного  Причерноморья  и  Кавказа,  зато  он  характерен  для  скифо-сибирс­кого  звериного  стиля  кочевников  скифского  мира  Азии.
В заключение  отметим,  что  форма и  параметры  насыпи,  тип  погребальных сооружений  и  ряд  вещей  из  набора сопровождающего  инвентаря,  в  том  числе серьги, декор деревянной чаши, меч и в особенности уздечные уборы,  позволя­ют отнести  комплекс кургана 11  у  Акимовки ко  второй  половине V  в. до  н.э.  Погребенного  в  кургане  воина  следует  рассматривать  как  представи­теля  скифской  элиты  среднего  уровня  с  соответствующим  сопровождением.
А вот как описывает погребальный обряд хуннов российский учёный Л.Л.Викторова в книге «Монголы»: «Наибольшей информативностью в этнокуль­тур­ном отношении обладают знаменитые погребения хуннских шаньюев в горах Ноин-Улы. Осо­бенно знатных хоронили под курганом с каменной наброской, сооружая возле них жерт­венники. Под курганом находилась ориентированная по сторонами света пог­ребальная камера, которая была сделана в виде двух срубов, заключенных один в другом и раз­де­лен­ных коридором, т. е. во внешнем и внутреннем гробах. Гробы ставились во внут­рен­ний сруб. Пог­ребенного клали головой на север. С ним хоронили богатый и разнообразный инвентарь, сос­тоявший из оружия, одежды, обуви, головных уборов, украшений и других предметов».
Необходимо отметить, что большинство археологов утверждают, что хуннские погре­бения в Ноин-Улы похожи на курганы Пазырыка.
Как известно, в некоторых Пазырыкских и Ноин-Улинских курганах благодаря суро­вым природным условиям Горного Алтая и севера Монголии, а также особенностям погребальных сооружений (двойные погребальные камеры с полом и двойным, тройным и даже шестирядным бревенчатым перекрытием сверху) в глубоких, вырытых в глинистом грунте могильных ямах, перекрытых в средней части линзами мерзлоты, а снизу заполненных водой, сохранились предметы из органических материалов, которые, обычно, не доходят из столь глубокой древности.
Ранее мы уже писали о Пазырыкских курганах, а вот как описывает Ноин-Улинские курганы российский учёный П. К. Козлов: «Много труда было затрачено в свое время для установки большой капитальной деревянной погребальной камеры-гробницы с прахом и убранством знатного покойника. Огромные глубокие могилы рылись саженными уступами, с выходом лестницей в полуденную сторону; с этой же стороны и по этому же сходу и вносили торжественно покойника. Большой массивный деревянный гроб, в своем шествии вниз, останавливается на дне могилы, в том же направлении от юга к северу. Внутри гроб отделан узорчатыми тканями, а снаружи - черным лаком с цветными рисунками и золотом; под гробом на полу разостлан ковер с шитьем бегущего во всю прыть рогатого лося, с крылатою рысью на спине, теребящей зубами и когтями свою жертву, или рассвирепевшего быка, дерущегося с леопардом. Ковер оторочен цветной шелковой, со сложным орнаментом, тканью. На стенах погребальной камеры и прилежащих коридоров висят тонкие шелковые драпировки, а поверх их - шерстяные темно-коричневые вышивки с фигурами людей, иногда важных сановников или вождей, на белом породистом коне, окруженных блестящей свитой, или просто охотника со стрелою, направленной в огромную птицу, со змеею в клюве».
Известный российский археолог А.А.Тишкин в автореферате докторской диссертации «Алтай в эпоху поздней древности, раннего и развитого средневековья» пишет, что «К середине VI в. до н.э. культура населения Алтая существенным образом меняется. Это свя­зано с проникновением сакских племен, а также с приходом из Малой Азии сильной кочевой орды, подчинившей местные народы. В результате сложилась новая общность, получившая в археологии название «пазырыкская культура»… Во II в. до н.э. на Алтай проникло новое население, которое сыграло главную роль в становлении булан-кобинской культуры… Генетическая связь погребальных комплексов булан-кобинской культуры с аналогичными объектами тюрок, на наш взгляд, несомненна. Следовательно, именно полиэтничное «булан-кобинское» население составило местный компонент новой общности, принявшей вскоре после 460 г. самоназвание «тюрк». Тюркская культура сохранила многие предшествующие элементы, но вместе с тем появились и весьма существенные новшества».
В докторской диссертации «Археология Алтая» А.А. Тишкин пишет о том, что «Начало формирования пазырыкской культуры связано с приходом нового этноса, который примерно в течение века освоил территорию Алтая, подчинил местные племена, ассимилировав оставшееся население… Это связано с проникновением сакских (тюркских-Г.Г.) племен, а также с приходом из Малой Азии сильной кочевой орды, подчинившей местные народы. В результате сложилась новая общность, получившая в археологии название «пазырыкская культура». Своеобразным символом такого положения дел стали «царские» курганы, сооруженные в Центральном Алтае (памятники Башадар, Туэкта и др.). Смена культуры хорошо маркируется не только совершенно другим погребальным обрядом, но и отличным предметным комплексом».
  С.И. Руденко в статье «Искусство Алтая и Передней Азии»и» пишет: «В произведениях искусства племен, оставивших первый и второй Пазырыкские курганы (вторая половина V в. до н. э.), особенно в изображениях животных, наиболее ярко проявляются связи с искусством Передней Азии». Как известно, в 1949 году академиком Руденко во время археологических раскопок, проводимых в Горном Алтае, в 5-ом пазырыкском кургане был найден ковёр V века до нашей эры.
 С.И. Руденко пишет: «В 1949 г., во время археологических раскопок на Улаганском плато Восточного Алтая, в одном из Пазырыкских курганов, датируемых рубежом V-IV вв. до н.э., были найдены замечательные переднеазиатские шерстяные ткани и шерстяной ворсовый ковёр. Ткани, несмотря на их техническое совершенство и исключительную художественную ценность, не привлекли внимания. Ковёр же произвел сенсацию и вызвал оживлённую дискуссию среди зарубежных знатоков восточных ковровых изделий, так как техника его выполнения оказалась неожиданной для такого отдалённого времени… Интересующие нас переднеазиатские шерстяные ворсовые ковры сохранились в двух курганах — во втором Башадарском и в пятом Пазырыкском… Как показало наше исследование, техника узлования ковра из пятого Пазырыкского кургана, называемая немецкой или тюркской, и техника узлования ковра из второго Башадарского кургана, называемая персидской, были известны в Передней и, по всей вероятности, Средней Азии уже в середине I тысячелетия до н.э. Можно предполагать, что ковры, выполненные в указанной технике, изготовлялись в Передней Азии и раньше.
Исследователи, изучающие материальную культуру пазырыкцев приводят множество аргументов, которые свидетельствуют о переднеазиатских корнях этой культуры.
   Например, Н.Полосьмак пишет: «Результаты анализа текстиля из могил нас очень удивили: ни одним из местных красителей пазырыкцы не пользовались. Более того: одежда древних алтайцев, причем не только знатных, но и простых людей, была окрашена самыми дорогими и «модными» красками, которые в то время применялись в великих государствах Восточного Средиземноморья. Именно там могли быть получены три источника используемой пазырыкцами красной краски: корни марены и два вида червецов. Красный цвет был самым распространенным в древности цветом одежды. Он был красивым и дорогим одновременно».
 Л.Л.Баркова и Е.А.Чехова в статье «Войлочный колпак из второго пазырыкского кургана»  также пишут об использовании пазырыкцами при крашении переднеазиатского натурального красителя : «По данным исследователя (Руденко-Г.Г.), на войлоке обнаружена кермесовая кислота, источником которой являются червецы Кеrmes vermilio, Planchon, называемые кермесом, живущих на дубе Quercus coccifera. Кермесовая кислота относится к красителям животного происхождения класса антрахинонов».
Необходимо отметить, что насекомое Кеrmes vermilio, о котором пишут российские исследователи, с давних времён известен тюркам как гырмыз, или дубовый жучок.
  С древнейших времен тюркские народы при крашении шерстяных изделий широко применяют красную краску. Эту краску они получали в основном от насекомого, называюшегося в народе "гырмыз боджейи", "гурд гырмыз", "палыд джуджусу". По-азербайджански и туркменски — «гырмызы», а по- турецки «кырмызы», значит, красный.
 Необходимо отметить, что ещё тысячу лет тому назад арабский учёный-путешественник Ал-Истахри писал: «В Арране не существует городов значительнее, чем Берда'а, Баб-ул-Абваб и Тифлис, Байлакан, Варсан, Шабаран, Кабала, Шакки, Джанза Шамкур и Хунан. У них же добывается краска, называемая «кирмиз» и ею красят сукно».
 О красной краске, используемой древними тюрками для окрашивания шерстяных ковров пишет американский учёный Э.Шефер. По его словам, древние китайцы все привозные краскам давали имена экзотических животных. Так, например,  красная краска, называлась - «кровь гиббона». Э.Шефер пишет, что в одном древнекитайском трактате об этойц краске было написано следующее: «Варвары ху (тюрки-Г.Г.) западных стран берут его кровь для окраски своих шерстяных ковров, её цвет чистый, и она не темнеет». Далее Э.Шефер пишет: «Может быть, так обозначалась «краска из дубового червеца» (гырмыз-Г.Г.), но мы не в состоянии объяснить, каким образом насекомое трансформировалось в млекопитающее…Такие английские слова, как crimson и cramoisy («тёмно-красная ткань»), сохранили в себе название насекомого kermes (дубового червеца), служившего в древности, для получения красителя».
Необходимо отметить, что тюркские народы всегда помнили о  своей исторической прародине на Южном Кавказе и знали, что там продолжают жить родственные им народы и при первой возможности устремлялись туда.
    Известный российский археолог М.Н.Погребова пишет, что: «есть все основания предполагать, что в Закавказье скифы (тюрки- Г.Г.) встретили этнически родственные племена…Скифы, выбирая путь через Восточный Кавказ, пользовались давно проторенными и, по-видимому, достаточно хорошо известным путем».
       К сожалению, за последние 300 лет, не только евразийские курганы, но и другие памятники древнетюркской курганной культуры (балбалы, каменные стелы, оленные камни, наскальные рисунки и др.), повсеместно были уничтожены. Например, исследователь А.М. Асеев в статье «О мегалитических сооружениях древнего мира» пишет о  том, что каменные изваяния до завоевания Кавказа Россией  «исчислялись там тысячами, простояв неприкосновенными 3-4 тысячи лет. Но после присоединения Кавказа к России число их стало быстро уменьшаться, ибо пришлое русское население не щадило эти чуждые ему и "беспризорные" памятники древности». Далее он приводит слова академика А.А.Формозова, который пишет, что казаки разрушали каменные памятники древности «иногда чтобы получить камень для вымостки дорог и на фундаменты жилищ, а то и просто так, забавы ради. Сейчас на Богатырской поляне торчат из земли лишь зубья расколотых плит. Дольмены были уничтожены раньше, чем археологи успели всерьез ими заняться. Даже там, где сохранились крыши и стены, внутри все перекопано кладоискателями, кости погребенных и глиняные сосуды разбиты и выкинуты наружу».