Об одном тигре

        Я точно знаю, что жил во дворце, именно во дворце, а не в замке. Но, абсолютно не помню, как он выглядел с наружи, со стороны, извне! Дворец был в три этажа, с высокими потолками. Посредине каждого этажа очень большой, зеркальный зал в виде вытянутого прямоугольника  с закруглёнными углами. Каждый зал имел только два противоположных входа, выходивших, с торца зала, на широкую лестницу из белого мрамора. Вокруг каждого зала шла непрерывная анфилада из отдельных галерейных, проходных комнат, а вокруг зала на первом этаже эти комнатные галереи были выстроены не в один, а в два круга. Вход – выход из крайних комнат, также выходил на лестницу.
        Все комнаты равные между собой как по ширине, так и по высоте потолков, отличались длиной самих комнат. В каждой комнате, на втором и третьем этажах, были устроены большие французские окна, и их число варьировало от двух до четырёх. При этом, окна второго этажа выходили на небольшие балконы. В комнатах внутренней анфилады первого этажа окна были узкими, под самым потолком и во всю их длину. Они предназначались для отдыха приезжающих гостей, в том числе, если они оставались на ночь. В остальном, абсолютно все комнаты были разными: по отделке стен, полов и тех же потолков; по находившейся в них мебели и различным аксессуарам; по основному, фоновому цвету; по видам люстр и способам освещения; и даже по такой мелочи, как дверные ручки. Во внешних комнатах первого этажа, которые были значительно шире и несколько ниже остальных комнат дворца, располагались жилые, хозяйственные и другие специальные помещения. В тех, что со стороны фасада размещалась наша семья, медицинский пункт, спортзал, библиотека, маленький театр, большая столовая и прочее. А с противоположной стороны и с обоих торцов здания, - помещения для прислуги и охраны, кухня и пекарня, ветеринарный пункт, прачечная,  и прочее и прочее. Имел дворец и обширные подвальные помещения, и множество потайных дверей, проходов, небольших комнат, близких и дальних выходов за пределы дворца, - в общем, для пытливого, любопытного детского ума, лучше не придумаешь!
        Так вот, в одной из крайних комнат второго этажа, в три окна, жил настоящий тигр. Да, да! Я ничего не путаю! Ни пёс, и никакая - нибудь там рысь или пантера, а самый настоящий, огромный амурский тигр!  Комната была соответствующим образом оборудована и тигр жил в ней с малолетства. То есть, его принесли сюда сразу после того, как он родился, практически ещё слепым. Мне тогда только исполнилось пять лет. Тигра назвали Амур, а чтобы ему не было скучно, с ним поселили, также новорожденного, детёныша огненного кота (по научному, - кошка Темминка), названного Васькой.
       Каждый день, я обоих выкармливал с соски из бутылочки с козьим молоком, и потом, когда они вырастали и стали уже взрослыми, также ежедневно обедал вместе с ними. Для этого в их комнате, специально для меня поставили обеденный стол. Часто, тайком от матушки, она очень сердилась по этому поводу, - я и спал вместе с ними вповалку. Отец относился к этому спокойно и с удовольствием сопровождал нас на совместных прогулках по обширным прилегающим окрестностям: старому лесу, многочисленным лугам и к реке с небольшим озером. Амур гулял с удовольствием, а вот Васька, всё время жался к нему, и, потеряв из виду, проявлял явное беспокойство. Но, как бы долго, и где бы, мы не гуляли, независимо от времени года, - Амур всегда охотно возвращался  домой,  а  Васька  мог  и  загулять,  иногда  на  несколько дней. Амур тогда заметно тосковал без своего золотисто-рыжего друга, и его прогулки в такие дни затягивались на несколько часов, он явно искал своего непутёвого Ваську. И когда тот внезапно появлялся, Амур нежно его вылизывал, а Васька, тёрся о морду своего большого друга и, виновато, что-то там мурлыкал, на понятном только им языке.
        Первые три года мы практически росли вместе и отлично ладили друг с другом. Любимым нашим занятием, помимо прогулок, было побегать по галереям комнат, с этажа на этаж. Обычно, я бежал впереди, за мной Амур и замыкал шумную компанию Васька. Двухстворчатые межкомнатные массивные двери, все расположенные ближе к внутренней стене, легко открывались в обе стороны, и, если их не придерживать, возвращались в обратную сторону, как маятник, проскакивая начальное положение, и так два-три раза, пока не останавливались в исходном, закрытом состоянии. Только в конечных комнатах двери открывались исключительно вовнутрь. Нужно было быть быстрым и ловким, чтобы либо успеть проскочить за впереди бегущим, либо, чтобы, не получить дверью по лбу или по носу, поймать момент когда дверь снова начнёт открываться, либо ждать, когда дверь сама остановится, а значит безнадёжно отстать.  Чаще всего, я успевал добежать до крайней комнаты первым с небольшим отрывом, и прошмыгнуть дальше, а ни Амур и ни Васька сами открыть  дверь из такой комнаты уже не могли.
        Со временем, Васька, каким-то непостижимым образом, стал предугадывать моё желание побегать. Он ложился поближе к двери, чтобы не дать мне фору, и как только я кричал: - «Побежали!», стремглав устремлялся за мной, юрко проскакивая между ног. Но, Васька был излишне впечатлительным и любопытным, и многое в комнатах его отвлекало. А Амур, наоборот, мощными прыжками двигался вперёд, не обращая ни на что своего внимания, легко, ударом лапы, открывая двери, и уже через три-четыре комнаты Васька был в аутсайдерах, но, всё равно, до крайней комнаты добирался. Амур всегда ждал Ваську, и даже если ему открывали крайние двери, пока Васька не прибегал, - Амур из комнаты без него не выходил. А дальше начинались прятки. Они на пару начинали всё обнюхивать и искать меня по галереям комнат, - где это он запропастился?!  При этом, их абсолютно больше никто не интересовал, даже, если в каких-то комнатах были другие люди и не важно, чем они там занимались. Они ни кого не обращали внимания и обшаривали каждый уголок, благо было их предостаточно.  Сколько же у них было радости, когда они находили меня под каким-нибудь диваном или за тяжёлой портьерой. Мы валились на пол и, немного покувыркавшись, я доставал из карманов две куриные обжаренные ножки, завёрнутые в белые бумажные салфетки, и протягивал их своим друзьям, - они их просто обожали.
        Иногда их поиски заканчивались ничем. И тогда, они на пару, выходили на лестничную площадку, и Васька начинал громко мяукать, я бы даже сказал орать, а  Амур  грозно  рычать,  и вот уже все домашние кидались на мои поиски, чтобы я успокоил свою компанию. Однажды, спрятавшись, я уснул. Так во всём дворце, была настоящая паника. Звери орут, к себе никого не подпускают, прислуга и родные носятся в поисках, а ещё, как назло, были гости – дальние родственники, которые страху натерпелись, будь здоров, в общем, - жуть! Благо отец был дома, просто чуть отошёл с приятелем от дворца. Он знал все, даже самые укромные мои места, и быстро вернул меня к моей братии.
        Во всей округе, да и не только, знали про Ваську и Амура. Они родились и выросли среди людей, абсолютно спокойно к ним относились, воспринимали их как своих сородичей и никогда ни какой агрессии к ним не проявляли, даже если видели их впервые. В самом дворце и на всей, очень большой, территории усадьбы и всего поместья, - дворецкие, экономки, лакеи и прочая прислуга, которых было немало, относились к ним спокойно. Домочадцы, могли запросто подойти к ним потискать, погладить или почесать за ушком, к немалому удовольствию обоих. Но, кормить их могли только я, мой отец и старенький ветеринарный врач, - дядя Арсений. Пока Амур и Васька были небольшими, где-то до полутора лет, наши совместные игры, прогулки и прочее, вызывали у окружающих умиление и даже желание принять в этом активное участие. Однако, со временем, ситуация заметно изменилась. Васька вытянулся до метра в длину, и это без хвоста, весил чуть менее двадцати килограммов, ростом был явно более полуметра и стал похож на небольшую пуму. А Амур, так вообще вымахал, в холке почти метр двадцать, под четыре метра в длину вместе с хвостом, и почти триста двенадцать килограмм веса, - такой во сне приснится, да ещё с открытой пастью, да и не дай Бог зарычит, точно не проснёшься!
        Теперь, эти «зверюги», заигравшись, могли, без всякого на то злого умысла, и одежду всю порвать, и поранить, да и покалечить запросто. И мужчины и женщины из числа прислуги при появлении, а уж тем паче, при приближении рыжих друзей просто замирали, а женщины ещё и бледнели, закрывали глаза, стараясь просто не упасть в обморок. Всё больше людей из обширного круга родных, друзей, знакомых, соседей и высшего света нашей семьи, - стали отказываться, от приглашений нас посетить. Всё меньше их приезжало на шикарные балы и театральные представления, да и просто, как это было запросто раньше,  к обеду или к ужину. Дело дошло до того, что чтобы достойно отпраздновать день рождения матушки, отец был вынужден арендовать большой, шикарный дом, со специальными апартаментами и с немалым штатом прислуги, в городе.
       Конечно, если раньше, любой наш посетитель, или кто-то из слуг мог сравнительно спокойно подойти к Амуру и Ваське и открыть, например, для них дверь, то сейчас, при виде столь «грозных» друзей, для этого нужно было иметь определённое мужество. Тем более, что сталкивались они с ними далеко не каждый день. Да оно и понятно! Представляете, сидите вы в какой-нибудь укромной комнате, никого не трогаете, никому не мешаете, играете себе в шахматы,  или там в преферанс, или за неспешной беседой с чашечкой кофе, а тем паче с дамой! А тут, пролетает через комнату шальной мальчишка, а ещё через некоторое время вваливаются двое: огромный тигр и небольшая пума, и начинают вас беспардонно обнюхивать и шарить по углам, а то и сожрут ваше мороженное, - кому же такое понравиться! Да и чёрт бы с ним, с мороженным, а то и голову свою не малую подставляют, - мол почешите им за ушком, а то зарычу!
        Так долго это продолжаться не могло, и как я не упрашивал отца, а он меня сильно любил, им было принято решение о выселении моих любимцев из дворца. Специально для них, на части территории наших владений, был подготовлен большой открытый вольер, площадью не менее пяти десятин. Он был огорожен надёжной, высокой металлической оградой, а все деревья по периметру внутри вольера были спилены. Из них, непосредственно на территории вольера, для Амура и Васьки построили общий, уютный и утеплённый домик. Вольер имел выход к, также огороженному, береговому и пологому участку проточного озера, и на его немалой территории были и густой лес, и большая поляна и даже длинный неглубокий овраг.  Казалось места вволю, это не четыре стены, пусть даже и большой комнаты, и даже не дворец, - только живи, да радуйся! Но, мои неразлучные друзья заскучали! Теперь я не приходил к ним каждый день, чтобы вместе отобедать, или просто повалятся и поспать, или поиграть в догонялки или в прятки. Родители вплотную занялись моим обучением всяческим премудростям и физическим воспитанием.
        Только дядя Арсений, по прежнему, навещал наших питомцев каждый день, чтобы покормить их, проследить чтобы не болели, и рассказать им про житьё бытьё обо мне и вообще, что там происходит  за оградой. Сами охотиться они не умели, да их этому никто и не обучал. Но, некоторые инстинкты, всё же, в них просыпались. Васька, например, полюбил выслеживать и гоняться за мышами, бурундуками и белками, водившимися в наших лесах в изобилии. Он легко лазал по деревьям, подкарауливал диких голубей и других пернатых но, всю свою добычу никогда не ел, а приносил и аккуратно складывал рядом с тяжёлой входной калиткой. Амур любил покупаться в озере, где гонял местных бобров, а затем полежать на солнышке, на песчано-галечном берегу, вытянувшись во всю свою длину. Он не проявлял к охоте никакого интереса, и только если какие-нибудь бродячие собаки, свои сюда не совались, или полоумная лисица, или наглый барсук появлялись у ограды, пролезть через неё они не могли, - Амур внезапно выпрыгивал из засады и мощно бил своей лапой по решётке.
        Они, по-прежнему, постоянно были вместе. Вместе ели, спали, гуляли, и в прятки теперь играли вдвоём. Хитрый Васька улучал момент и, втихаря, быстренько исчезал в лесной чаще. Минут двадцать-тридцать Амур выжидал, не появится ли его напарник самостоятельно,  а  затем,  озабоченный  его  долгим  отсутствием, отправлялся на поиски. А Васька, шельма такая, заберётся на дерево повыше, но чтоб ему видно было побольше и подальше, затаиться и ждёт, когда же Амур его отыщет. Тигр находил Ваську быстро, но делал вид, что это не так, и несколько раз проходил мимо, а потом укладывался под деревом и что-то там рычал на своём языке, - мол, всё, нашёл, спускайся! Иногда Ваське удавалось перебраться или перебежать на другое дерево, но это лишь на небольшое время откладывало его «поимку». Кот не спеша спускался вниз, и мордой, и всем телом тёрся об Амура, выказывая, тем самым, всяческое к нему расположение. А Амур придавит того слегка лапой и оближет своим большим розовым языком, а потом вместе идут на водопой.
        Однако, дважды в неделю, в среду и в воскресенье, мне всё же разрешали навещать моих лохматых друзей, и ещё один раз, дополнительно, в любой день месяца, если я показывал заметные успехи в своём обучении, а экзаменовали меня в конце каждого месяца. Полагаю, не надо объяснять, что успеваемость моя была безупречной! Я просто не мог подвести своих любимцев, зная с какой надеждой и с каким трепетом они ждут встречи со мной, как они будут этому рады, собственно, как и я сам!  Удивительно, но они всегда точно знали, когда будут эти самые дни недели для встречи. Они конечно, понятия не имели что такое среда или воскресенье, но отсчитывать после встречи три дня, а потом два и так далее, вполне умели и делали это безошибочно. Даже когда я внезапно появлялся в свой дополнительный день, чему мы все втроём были ещё более рады, это не сбивало их со счёта.
        На зиму, когда озеро замерзало, его берег перегораживали и поилку для них устраивали прямо в домике. Первую зиму Амур чаще прогуливался один. Ваську теперь никто не выводил, как раньше, и он мог себе позволить поваляться побольше в тепле, а бывало, в наглую, выезжал на природу верхом на Амуре. Но, уже на следующую зиму и далее, они вполне освоились и, как нам всем казалось, вполне свыклись со своим положением. Как потом выяснилось, - мы ошибались…
          На третий год, как Амур с Васькой наслаждались (как нам казалось) своей вольной жизнью, в седине июля, прошла над нашими местами страшная гроза. Гром гремел и молнии сверкали так, как ранее никто, даже из наших старожилов, и не помнил, а ветер был такой силы, что с корнем валил деревья десятками. Вот и с внешней стороны вольера, у дальней его стороны, та, что ближе к озеру, завалилась высокая сосна и рухнула на его изгородь. Если бы, это сразу заметили, то в жизни двух лохматых друзей всё пошло бы по другому…
          Но, сразу после грозы, двое суток шёл сильный дождь, и ежедневный обход смотрители не делали, да и звери из своего тёплого уютного убежища не вылезали. Дядя Арсений, по-прежнему, ежедневно  приходил  к  ним,  чтобы  покормить  и  осмотреть.  Дождь закончился внезапно, поздним вечером, тучи резко ушли, и полная луна осветила окрестности.  Любопытный Васька не утерпел, и, не дождавшись, когда местность обсохнет, сунулся в ночной лес. Он то, первым и обнаружил, что сосна, упавшая с внешней стороны на высокую  металлическую  изгородь,  надломилась  и  верхняя,  самая ветвистая, её часть, опустилась с изгороди до самой земли уже внутри вольера. По ней, Васька спокойно вскарабкался до верха изгороди, и, также без труда, по стволу сосны спустился на землю, но уже с другой стороны, - вот она, долгожданная воля…, и пропал!
          Только утром, при обходе, смотрители обнаружили поваленную на изгородь сосну, и убрали её, распилив на небольшие брёвна. Верхняя же её часть, полностью  лежала на земле, и возле неё лежал Амур. Видимо, он по запаху выследил маршрут своего малого друга и попытался проследовать вслед за ним, но под его массой верхушка сосны не выдержала и полностью отломилась от  ствола. Зная прежние, Васькины повадки, буквально все с надеждой, трое суток ожидали его возвращения, но, особенно Амур. Он, будто предчувствуя, что с Васькой что-то не ладное, буквально рыскал по всему вольеру, прыгал на изгородь, пытаясь видимо или перелезть через неё, или вообще завалить. Ночевал он теперь только у того места, где Васька перебрался через решётку и покинул его. Все трое суток ожидания, он ничего не ел и отбегал только на водопой, а когда я или дядя Арсений приходили к нему, он сразу направлялся к этому месту, всё время оборачиваясь и следя за тем, что мы шли за ним, а если кто-то из нас, вдруг, почему-то замешкался, - он недовольно рычал, возвращался и чуть ли не подталкивал нас к своей цели.
          Через три дня, отец распорядился, и была устроена сплошная облава, в которой участвовали даже бабы из близлежащих деревень и сёл.   Ваську нашли мёртвым, с проломленной головой на границе с чужим родовым имением. Видимо он забрёл сюда, не зная (да и откуда он мог знать, он же дикий зверь), что эта уже не наша территория. Людей он не боялся, вот он к кому-то и сунулся, а тот, со страху, и долбанул его каменюкой по голове, а затем волоком оттащил на границу. Отец не стал устраивать разборок, но с этим соседом всяческие отношения, которые и раньше-то приятными не назовёшь, - прекратил, и даже дорогу, которая шла от нас в столицу и частично через земли этого соседа, переделали, в объезд (получилось даже лучше, дорога стала заметно короче).
          Долго думали, показывать ли Ваську тигру. Он, по-прежнему, метался по вольеру, и ничего не ел.  И, вообще, перестал кого-либо к себе подпускать.  Наконец, отец, как я его не уговаривал и не умолял отдать Ваську мне, чтобы похоронить, решил вернуть Ваську Амуру. Его завернули в небольшой коврик, и хотели было занести в вольер через калитку, но, Амур, видимо учуяв запах мёртвого Васьки, кинулся на решётку с такой силой, что никто не решился зайти внутрь. Тогда, Ваську завернули в ковровый рулончик, сделали две верёвочные петли, и  на  двух  концах,  опустили  за  изгородь.  Амур,  тотчас  же,  с диким рыком кинулся к рулону. Он осторожно, зубами ухватил конец рулона, с той стороны, откуда чуть торчала морда мёртвого Васьки, и оттащил его в кусты ветвистого орешника. Увидеть их теперь, можно было только взобравшись на изгородь, что было не безопасно, и буквально за три часа, напротив, за ограждением, выстроили высокую деревянную вышку.
        Когда на неё взобрались, то увидели, что рулон с Васькой, уже был развёрнут, а Амур, прижавшись к нему, как бы пытаясь согреть, вылизывает его мёртвое маленькое тело. Ни в этот день, ни на следующий, ни потом,  Амур никого к себе с Васькой не подпускал, каждый раз, грозно рыча, однозначно давая понять, что каждого кто слишком близко приблизится, он просто порвёт в клочья, - его дружба с людьми закончилась!  Мы, с дядей Арсением, несколько раз пытались хотя бы покормить или попоить Амура, но всё безрезультатно. Амур поднимал свою большую голову, рычал, оголяя мощные клыки, и этот рык ничего хорошего не предвещал. Да и мы, не то чтобы сильно побаивались, но, зная, что отец выставил у ограды и на вышке охотников с приказом немедленно стрелять в тигра, если возникнет малейшая нам угроза, не хотели такого конца для Амура.
        Прошло больше недели, но в поведении Амура ничего не менялось и все наши усилия как-то помочь ему закончились ничем. Настали сухие, жаркие дни. Тело Васьки начало разлагаться, но Амур по-прежнему не отходил от него, каждый раз утыкаясь в него мордой, как бы прося его, чтобы тот наконец-то встал и ожил. Прошло ещё несколько дней. Амур уже не мог подниматься и всё заметнее слабел. Он прижал своей мощной лапой тело Васьки подле себя, чтобы никто не смог забрать его мёртвого маленького брата, едва дышал и лишь иногда открывал глаза. Дело шло к неизбежной развязке.
       Видя мои страдания, я теперь каждый день ревел, жалея и Ваську, и Амура, и себя, - матушка уговорила отца, и он выписал из столицы двух известных ветеринаров, имевших большой опыт работы с цирковыми львами и тиграми. Они, вместе дядей Арсением, стали дважды в день усыплять Амура и вводить в него какие-то пищевые питательные растворы и бульоны. Над местом, где лежали тигр с Васькой, возвели большой навес от дождей, которые, по всем приметам, ожидались со дня на день. Дело вроде бы пошло на поправку. Амур стал вставать, но по-прежнему никого не подпускал и от Васьки не отходил.  Забрезжила слабая надежда, хотя врачи каждый раз говорили, что они впервые встретились с таким явлением, и уверенно ничего не обещали.
        Приближался конец августа, и тут, ближе к полудню, отец, неожиданно, пригласил меня к себе в кабинет, что само по себе было крайне редким событием. Он объявил, что моё домашнее образование закончено, документы мои рассмотрены, и что я зачислен в первую Санкт-Петербургскую военную гимназию (ранее и позже, - кадетский корпус),  -  выезд  завтра.  Сказать,  что  это  известие  было  для  меня полной неожиданностью нельзя, но я полагал, что при сложившихся обстоятельствах мне разрешат дождаться полного выздоровления Амура. Однако, отец был не преклонен и сборы начались немедленно.
        Я не спал до глубокой ночи, и, соблюдая все меры предосторожности, на которые был способен в своём юном возрасте, втихаря (тайком), выбрался из дворца и направился к вольеру. Было тихо, ветер слегка шелестел листвой, а неполная луна то появлялась из-за туч, то пряталась за них. Я перелез через ограду с противоположной стороны от вышки и, стараясь максимально не шуметь, направился в сторону навеса. Сердце моё колотилось и от страха, что может произойти, и от мысли, что будет, если отец узнает о моём самоуправстве, и от неистребимого моего желания, может быть в последний раз, встретиться со своими друзьями детства и попрощаться с ними перед отъездом.
          И вот, я уже вижу крышу навеса. Как назло, в этот момент, очередная туча закрыла луну и я остановился. Когда луна вновь открылась, я увидел стоящего передо мной, буквально в метре, Амура, - страха не было. Мы, молча, стояли напротив друг друга минуты две, у него были такие уставшие и тоскливые глаза… Я тихо, едва слышно позвал его. Он ткнулся в меня своей огромной мордой на уровне груди, затих, и я обеими руками стал гладить его большую голову. Амур развернулся, дождался, когда я положу свою руку ему на спину, и направился к Ваське. Под навесом было едва видно, но можно было различить сильно исхудавшее тельце мёртвого Васьки, сквозь поблекшую шкуру и шерсть которого, заметно проступал скелет. Он лежал, вытянувшись, на большом листе жести, с аккуратно завёрнутыми краями, видимо, чтобы тигр случайно не порезался о его края.  Амур носом, а затем лапой пододвинул Ваську поближе ко мне.
          Бедный, несчастный Васька… Слёзы сами, непроизвольно, потекли из моих глаз. Я опустился на колени и тихонечко погладил его, мы все трое молчали. Я не помню, сколько прошло времени…, поднявшись с колен, подошёл к Амуру, - пора было прощаться. Он проводил меня до того места, где ранее встретил и остановился. Было ясно, что дальше он не пойдёт и Ваську не оставит. Что-то внутри меня говорило, что мы видимся с ним в последний раз. Я прижался к Амуру, обняв его за голову, и чтобы уже не разреветься в голос, резко повернулся и почти бегом отправился в обратный путь.
          Также крадучись, я пробрался в свою комнату, упал на койку и сразу заснул. Завтракали втроём, - матушка, отец и я. Матушка была нарядна, крайне приветлива и всё пыталась доложить мне в тарелку чего-нибудь вкусненького, а у отца я заметил свежие царапины на шее и на кистях обеих рук. Я уже было хотел спросить у него, откуда они, но посмотрев в его глаза, я понял, что он знает о моём ночном похождении, и не просто знает, а скорее всего и сам его сопровождал. Гораздо позже, когда у меня были уже свои дети, до меня дошло, каких  душевных  и  физических  трат  ему  стоило  дать  мне,  своему единственному сыну,  такую рискованную возможность, ночью, в одиночку, попрощаться со своими лохматыми друзьями. Я виновато опустил свои, ещё слегка припухшие от слёз, глаза и быстренько закончил завтрак.
          В столице, в военной гимназии, жизнь закрутилась с такой стремительность, что о своих подопечных я мог позволить себе вспоминать только перед сном (на это отец видимо и рассчитывал), но это было практически каждый день. Новые люди, новые друзья, форма, жёсткий распорядок, практически ни минуты свободного времени, много физической подготовки, а ещё надо познавать новые предметы и учиться не абы как, а хорошо, а иначе стыд и позор! Письма из дома приходили редко. Отец и ранее не позволял меня лишний раз баловать, а теперь уж и подавно. Письма писала матушка, а отец лишь приписывал несколько строк, добавляя, что особых улучшений с Амуром нет, но надо надеется!
          Как- то в конце октября, меня вдруг, неожиданно, вызвал к себе директор нашей военной гимназии генерал-лейтенант Евгений Карлович Баумгартен, участник и герой Кавказкой войны. Не имея ни какого понятия, зачем вызывают, но будучи уверенным, что просто так это делать столь знаменитый и грозный генерал делать не может, - я прибыл к нему в огромный кабинет для доклада. Выслушав стоя мой рапорт, генерал, без каких-либо объяснений, прямо заявил, что он, за мои успехи и прилежание в учёбе и службе награждает меня трёхсуточным отпуском домой, не считая времени на дорогу. Ответив «Рад, стараться!», я чётко, как учили, развернулся и вышел из кабинета генерала, где в приёмной меня уже ждал ротный командир.
          Сборы были не долги, я, толком-то и попрощаться ни с кем не успел, все были на занятиях. Ротный выправил мне документы и сопроводил до центральных ворот, за которыми меня уже ждал, присланный отцом, дилижанс (в народе их прозвали, - нележанцы), запряжённый, попарно, четверкой лошадей. Приехал за мной дядя Арсений. Как я рад был его видеть…! Мы тронулись, и после первых же расспросов о родных матушке и отце, я, конечно, поинтересовался, а как там поживает Амур. По грустному и печальному лицу дяди Арсения, я сразу понял, что мои самые худшие опасения свершились. Он, не спеша, поведал мне, что буквально через две недели, после моего отъезда, столичные ветеринары что-то там не рассчитали с дозой снотворного, и Амур, уснув, больше уже не проснулся. Сообщать мне об этом сразу не стали, и отец, используя свой авторитет в столице, выхлопотал для меня этот внезапный отпуск.
          Весь оставшийся путь до дома мы, молча, ехали, молча ели, а тут ещё зарядил холодный осенний дождь (здесь и пригодилась четвёрка лошадей), - тоска зелёная, и я уснул. До дома добрались под утро следующего дня. Дождь продолжал идти, может не так интенсивно, было прохладно, и дядя Арсений с трудом меня растолкал.  Остановились  у  центрального  крыльца.  Поднявшись  в  парадную  и, расцеловавшись  с родителями, я упросил отца, сразу, не откладывая, проводить меня к могиле Амура и Васьки.
          На месте их бывшего домика, на большом, цельном и диком, почти чёрном, камне, метровой высоты стоял огромный тигр, на всех своих мощных четырёх лапах, развернувшись всем корпусом влево. Длинный хвост его изгибался внутрь, а большая голова Амура, открывая широкую грудь, была на максимально повернутой назад шее, обращена к загривку.  На спине тигра стоял Васька, с поднятым вверх хвостом и тянулся своей мордочкой к носу Амура, едва-едва не касаясь его. 
          Дождь продолжал моросить, скрывая мои слёзы. Отец положил свою руку мне на плечо, чуть притянул к себе и сказал, - «Крепись, сын!», и я понял, - моё детство окончательно закончилось.

Конец.
Июнь – Июль  2020 г.