Глава 48. Слет олигархов

Люди Абдуллаева привезли Виктора домой под утро, часам к четырем. На черном хаммере. Отдельно пригнали и его машину. Схватив под руки, они втащили его в лифт и там держали, прижав к стенке на вытянутой руке, боясь, что после трясучки в автомобиле ему захочется блевануть. Мутным взглядом обводя своих спасителей, Виктор хорохорился, мотая головой: «Ребяда, се в поряде… я сам...» Ноги не слушались, но голова понимала, что выпил, что уже дома и... что не надо звонить в дверь — можно разбудить Иринку и домочадцев.
— Тс-с-с! — Виктор попытался найти указательным пальцем свой рот.
Сопровождающие его поняли, подождали, пока он отыщет в кармане ключи, и помогли открыть дверь.
Иринка, услышав скрежет ключа в замке, бросилась к двери и распахнула ее.
— Ой!... Ну слава богу, живой! — и, заохав, она побежала в холл показывать место, куда Виктора положить.
Уложив его, оставив ключи от машины, бригада сопровождающих удалилась...
— Ириш... извини, ну пожалста, извини... — Смутно различая черты своей верной подруги жизни, Виктор попытался сразу за все извиниться, а самое главное за то, что весь вечер развлекался в бассейне с нимфами. Хорошо, что речь была несвязная, иначе дорого бы ему обошлась минута откровения.
Ирина принялась снимать с него одежду, но он ей не дал:
— Ириш, ну подожди, ну сейчас, ну не спеши же, я только немного отдохну и сразу в ванную, под душ… Ну только чуть-чуть. Дай-ка мне эту бандуру, — он потянулся к телевизионному пульту, — я тока новости посмарю...
— Какие новости, Витя?! Четыре часа утра!
— Последние новости часа... Иришк, ты мне пока в ванну воды налей, пжалста!
Он включил телевизор и усилием воли попытался удержать глаза открытыми. Изображения он поймать не смог — оно странно перескакивало, как в старинном кино, кадр за кадром… Постепенно глаза закрылись, и непонятные кадры телевизионного экрана сменились другими — наглая рожа Абдуллаева с размазанным по рту жиром, его ладонь с горсткой плова возле самого лица Виктора, улыбающийся Женька, абдуллаевский хаммер с выглядывающими из него странными типами, нимфы, добродушное лицо Стрельцова, шикарная люстра, снова Абдуллаев и его голос: «Скоро, скоро будут перемены! Ест, ест люди!»… Это «Ест, ест люди!» звучало так, будто кто-то хочет есть людей. Лицо Абдуллаева вдруг расхохоталось, хохот превратился в рычание, а сам Абдуллаев превратился в тигра…
— Витенька, давай, давай, просыпайся... Пойдем в ванную, там тебе станет лучше...
Виктор снова открыл глаза — сердце распирало от благодарности жене, которая в этот раз спасла его от лап страшного зверя. Он послушно поднялся и через пять минут уже постепенно приходил в себя в горячей ванне.
Утром предыдущего дня, выполняя данное Стрельцову обещание, Виктор пошел на встречу с Абдуллаевым, чтобы снова склонить перед ним голову, принять новые подарки в виде заводов и денег и доказать, что готов верой и правдой служить и отрабатывать доверие. Но на душе было тяжко. Сердце распирало от желания мстить, и он боялся, что не справится, не сможет скрыть от Абдуллаева своей ненависти и будет в два счета раскрыт.
Но все получилось как-то само собой. Абдуллаев обрадовался ему, как сыну, сдержанность принял за почтение. При встрече он обнял его, сказав, что окончательно решил делать ставку на него: «С понедельника ты мой заместитель во фракции, а сегодня гуляем! Но сначала чуть-чуть поработаем...» Примерно час после этого он вводил Виктора в курс дела, объяснял ху из ху и как нужно себя с ними вести. Еще четыре часа они колесили по Москве и встречались с разными деятелями, которым Абдуллаев представлял Виктора как своего человека. Потом они отправились за город, где их ждала большая мужская компания. Там снова были знакомства, Виктора уже немного отпустило, и он смог вести себя более раскованно — запросто заводил разговоры с высокопоставленными ребятами из бизнеса, из прокуратуры, ФСБ, СК, из городской администрации. Были там и несколько судей российского масштаба, двое футболистов сборной и несколько известных мужичков из шоу-бизнеса...
Гуляние проводилось в заведении закрытого типа — только для VIP-персон и, естественно, только для лиц мужского пола. Обслуживали их официантки в одних передничках и с кокошниками на головах. Сначала был «час аперитива», когда присутствующие с удовольствием приняли в себя первую волну алкогольной атаки. Спустя какое-то время девочки посбрасывали свою скромную одежду, превратились в нимф и попрыгали в бассейн, а оттуда пальчиками принялись зазывать всех в «болото разврата», как назвал бассейн сидевший неподалеку от Виктора судья, который вскоре сам сбросил с себя все лишнее и с улюлюканьем, с разгону, бросил в воду свое тучное тело.
— Виктор, дорогой, расслабься, сегодня отдыхаем! Выбери себе девочку, поразвлекайся. Любая твоя, какая хочешь!
— Да к-как-то не то, Василий Магомедович, у меня все-таки жена, семья...
— Ну и что! Жена!.. У меня три жены! И ничего, сидят себе, ждут дома, когда я приду и приласкаю одну из них... ха-ха-ха... если силы останутся. Хотя давай сначала випьем! Випьем за твое новое место, но уже под большим солнцем!
Они выпили за место под солнцем, потом за само солнце, потом еще за что-то, еще и еще. После этого Абдуллаев дал сигнал, и три роскошные нагие красавицы обступили Виктора со всех сторон, вытащили из-за стола, раздели в танце и утащили с собой в болото разврата…
После развлечений, уже около девяти вечера, пришло время для горячего, и все дружно закричали: «Плова! Плова!» Абдуллаев в этом обществе слыл хозяином плова, поэтому ему и Виктору на стол было поставлено самое большое блюдо с пышущей на нем горой вкусного яства. Блюдо принесли двое официантов, одетых под арабских хакабедов, вокруг которых, пока они несли, увивались в танце восточные девушки в эфирных одеждах. Когда роскошное блюдо воцарилось на их столе и верные слуги удалились, Абдуллаев стал время от времени поднимать руку и называть имя кого-нибудь из присутствующих. Названный подходил к нему, становился перед ним на колени, целовал, как священнику, руку и получал из его рук прямо в рот горсточку вкусного плова. Потом подходил другой, третий, четвертый и так далее. Некоторые не подходили, но их и не вызывали, они по рангу явно не уступали Абдуллаеву и брать из его рук плов не могли по статусу. Все это выглядело как игра, как шутка, как забавный ритуал, в конце которого Абдуллаев, не требуя от Виктора становится на колени, сам поднялся, подошел к нему с очередной горсточкой плова и стал приноравливать ее к его рту... Виктору ничего не оставалось как открыть рот и позволить себя накормить. Абдуллаев радостно засмеялся, потом опять всей пригоршней зачерпнул плова и затолкал его в рот уже самому себе.
Когда в разгар пловьего чревоугодия и запивания его каким-то красным изысканным вином они остались снова вдвоем, Абдуллаев вдруг притянул Виктора к себе и сказал почти шепотом на ухо:
— Только тебе! Скоро будет перемена, скоро все снова поменяется. Ест люди! Ест люди!
Он наполнил высокие бокалы до краев.
— Давай випьем, Виктор, за новое время, которое идет!
Наутро голова не болела, и это было лучшим доказательством, что в высшем обществе плохую водку не пьют. Свежая голова позволила ему сразу сконцентрироваться на главном, что он вынес из вчерашнего дня – а именно сообщение Абдуллаева о готовящихся переменах. Вскочив с постели, на быструю руку сделав гимнастику и искупавшись, Виктор, еще до завтрака, отправил связному смс о том, что у него есть важное сообщение. Через час у них состоялась встреча, а в час по полудню уже сам Стрельцов ехал в Кремль со свежей новостью. Он спешил, потому что в час тридцать Волин ждал и Сергея Суворова, главного координатора волинской разведки и контрразведки, с докладом о том, что происходит в стане олигархов.
Суворов принес запись прослушки вчерашней встречи олигархов, которая состоялась в загородной резиденции Дубенко. До того как они надели наушники, на вопрос Волина, кто присутствовал, Суворов ответил:
— Дубенко, естественно, Крышкин, Чувалов, Сидоров, Лаврушкин, Потапкин, Гебелис, Песиков, Бриллиантов.
— Бриллиантов? Значит, начинают и гвардию подтягивать?
Пустили запись… в наушниках зазвучал знакомый женский голос:
— До каких пор мы должны терпеть бесчинства Волина. Он нам не подчиняется, сконцентрировал власть в одних руках, расставил везде своих людей. За маленькие провинности бросает людей за решетку. Так и до нас доберется. Пора принимать меры! И этот его Замятнин... Я уж не говорю про Завального… Вася бы никогда такого не простил...
— Мы как будем высказываться, какой-нибудь порядок будет? Ну, там председательствующий... Или как? — послышался негромкий голос Крышкина.
— Сергей Емельяныч, ну что вы, ей-богу? Что тут вам — Дума, что ли? Протокол еще начните вести... Говорите, что у вас есть, без всяких заморочек.
— Что я могу сказать? Я тогда предложил... вы не захотели...
— Ой, Сергей Емельяныч, прошу вас, только без мелодрам. Говорите, что у вас есть по существу.
— Ну, что я могу сказать?.. Объективности ради должен сказать, экономика несколько оживилась. Но цена какова?! Много уважаемых людей арестованы и под следствием. Какой-то тридцать седьмой год, ей-богу. Но полным беспределом стало то, как он обработал Думу!
— Это ваш прокол. — Волин бросил вопросительный взгляд на Суворова. Тот шепнул: «Чувалов». — Нельзя распускать своих людей. Скажите спасибо, что еще вас не удалили с поста председателя Думы... Дума, Сергей Емельяныч, вам не личный огород! Это очаг демократии! Как вы могли упустить над ней контроль? Вы подвели всех нас!
— Вина моя, — сказал тихо Потапкин, явно желая погасить разгорающуюся ссору. — Это я предал дело Василия Васильевича, когда поддержал кандидатуру Волина на этот пост... А вы меня от уважения послушались…
— Да какое там уважение, Дима, — перебила его Дубенко. — И вообще, давайте не искать виноватых. Что вы думаете, Дима, по существу.
— Ну, кто же знал?.. Волин все перевернул... Даже если не брать меня, ну, что он снял меня с поста председателя Совета Министров, да у меня и не клеилось уже... без Василия Васильевича не идет. Но ведь кроме меня-то... Убрал профсоюзы, поставил угольщиков, извините, раком... Выпустил либералов на улицы... Начал национализировать промышленность. Добрался и до высшего образования — отменил назначение ректоров. Студенты тащатся от него... Слухи дошли, что и к спорту подбирается… Тренерам уголовную ответственность за допинг! Где это видано! У нас отобрали все силовые министерства... Минобороны и МВД теперь за него горой. Там идет невиданная чистка! Заставил министра обороны всю армию в кратчайшие сроки переводить на контрактную основу. А это опять же молодежь, они будут носить его на руках! И так про него уже песни поют по подворотням... Юстиция — тоже его. Прокуратура — понятно. ФСБ дрожит. В Следственном комитете оглядываются. На их совести дело Василия Васильевича... А оно стоит! Никаких следов... Нам не на кого опереться! Остается надежда только на вас, Виктор Петрович... Вы что сами-то думаете? Вы же друг Василия Васильевича, жизнью за него рисковали?
— Я прежде всего солдат… — Услышав сипловатый голос, Суворов шепнул: «Бриллиантов!». Бриллиантов откашлялся. — …но мне далеко не чужды интересы российской элиты и прежде всего тех, кто стоит на позициях Василия Васильевича Сытина. Мое положение стало двусмысленным. Формально я подчиняюсь президенту. Президент не умер! По крайней мере, его никто мертвым не видел. Должен ли я при этом подчиняться Волину, который ведет себя как вероотступник?! Я не знаю, как быть, и склонен встать на сторону тех, кто не нарушил своей присяги президенту.
— Кого вы имеете в виду? – раздался суховатый голос Лаврушкина, — никто из нас присяги президенту не давал. Мы просто его соратники, товарищи.
— Ну, ясно... просто к слову пришло… Я имею в виду тех, кто готов принять на себя ответственность за управление страной.
— Опять двадцать пять, — проворчала Дубенко, — выходит, придется снова раскидывать мозгами, искать подходящих людей на пост президента.
— А сколько у вас под ружьем? — звонко спросил кто-то. Волин уточнил: «Песиков?» — на что Суворов утвердительно кивнул. — Как быстро вы можете подготовить их выступление? Нам нужно иметь ясное представление о ваших возможностях...
— Нет, нет, Дмитрий Владимирович, даже и не думайте, я лично против вашей кандидатуры, — произнес Крышкин.
— Я тоже буду возражать, — вторил ему Потапкин. — Вам рано еще входить во вкус...
— И я, — послышался голос Дубенко.
— Да что вы в самом деле, — слегка повысил голос Песиков. — Я и не собирался. Просто, раз мы обсуждаем, я хочу узнать у Виктора Петровича, сколько у нас боеспособных преданных солдат.
— С чеченским контингентом сто тысяч подготовленных штурмовиков мы найдем.
— Нет, нет, Виктор Петрович, я прошу вас, давайте обойдемся без чеченцев, — быстро сказал Лаврушкин. — Нам еще резни в центре Москвы не хватало. А потом их вообще из Москвы не выгонишь. Московский халифат устроят. Аллах акбар!
— Тогда тысяч пятьдесят.
— Ничего себе! Так, выходит, вся наша гвардия в основном на чеченских штыках и держится? А где же пресловутые четыреста тысяч гвардейцев? — Это снова был голос Дубенко.
— Вы же спросили о самых надежных... Все-таки гвардия у нас призывная, а не профессиональная. В ней всяких людей навалом. К тому же надо признаться, что у Волина немало сторонников как в армии, так и на воле...
— Виктор Петрович, что за терминология?..
— Ну да, имею в виду — на гражданке…
— Господин Песиков, разбудите Гебелиса. Он проспит новую эру России.
— Борис Алексеич! Борис Алексеич!.. Извините, вы заснули...
— Что за глупости! — Голос Гебелиса звучал испуганно. — Просто устал и… задумался. Я все слышу, будьте уверены. Потапкин говорил про свою вину. И я согласен, он виноват, не разобрался, не проверил и подсунул нам Волина.
— Все понятно, — Дубенко продолжала оставаться в статусе ведущего собрание. — Скажите, каково положение в Газпроме, и что вы вообще думаете о ситуации?
— Пока что прямых угроз не было. Напротив, отношение подчеркнуто уважительное. Но в воздухе витает, что можно ожидать всякого...
— Давайте-ка, Борис Алексеич, без эмоций, витает у него...
— Ну, назначили мне нового кадровика, новую главную делопроизводительницу, а, да! еще нового руководителя охраны, так что ничего особенного, все спокойно...
— Как же «все спокойно»?! Да вас обложили со всех сторон и роют на вас компромат. Готовьтесь, что в любой момент вас вызовут к Волину на ковер. Вы переписали свой Борисгоф на сына?
— Н-н-нет...
— Ну, что же вы блеете!.. Извините, Борис Алексеевич, но я вынуждена прибегнуть к такому тону! Как бы не пришлось вам досыпать свой сон в местах не столь отдаленных. Я прошу вас всех, господа, приведите в порядок свои дела. Нельзя давать повода Волину разрушить наше единство. Он так с нами со всеми по одиночке расправится.
— Галина Ивановна говорит правильно, — поддержал ее Лаврушкин. — У нас-то с Песиковым не такие уж хоромы с авуарами, как у других, но абсолютно всем, и нам, и вам, надо сделать чистое досье, и чтобы комар носу не подточил. Придется на время стать бедными, чтобы выглядеть честными...
— Ну-ну, не будем меряться авуарами, — вильнул Песиков. — Хотя я тоже соглашусь с Галиной Ивановной. Хочу еще вот что сказать, если позволите, конечно...
— Говорите, говорите, Дима...
— Уже подошло время собирать фонд спасения и готовить военных. Пятьдесят тысяч так пятьдесят. И пятьдесят — огромная сила! Но нам надо очень серьезно ко всему отнестись. На войне как на войне! Нужен фонд, нужен штаб, нужен главнокомандующий...
— Вы, Дима, опять за свое, найдется, кому думать по поводу фонда, штаба и главнокомандующего.
— Штаб, считайте, уже есть, — вмешался Чувалов. — Вот все мы и есть штаб, думаю, других участников нам не надо. Выберем из нас всех троих достойных для триумвирата...
— Стоп, стоп, стоп! — отреагировала Дубенко, — Это что, опять хунта?.. Может, нам легче тех заговорщиков из-под стражи освободить? Все-таки там целый маршал сидит и к тому же министр обороны! Правда, у них уже нет той силы… И деньги Волин уже у них отобрал. Слышали, наверное, как он договорился с заграницей, если страна раскрывает авуары и передает их России, десять процентов остается им. Сейчас попрут деньжищи, миллиарды печинские! Никак это вы его надоумили, господин Лаврушкин?
— Меня-то он как раз и не спрашивает. Посадил ко мне замом своего человека, вы, наверное, слышали, некто Иванов. Вот неуемный, все копает, все роет. Перелопатил всю документацию по экономической части международных соглашений, ищет дополнительные протоколы. Ничего, пусть ищет, все равно не найдет! И мы прятать умеем!
— Мы, кстати, ничего не знаем про дополнительные протоколы, — заметил Крышкин.
— А вам и не надо знать. Василий Васильевич держал это под личным контролем.
— Значит так. — Было слышно, как Дубенко ударила кулаком по столу. — Сергей Петрович, дипломатия дипломатией, но после того, как мы восстановим нормальную жизнь в стране, попросим вас без обиняков все выложить — где, что, сколько... Придется поделиться!
— На худой конец это так и будет, Галина Ивановна, но мне все же хотелось бы дождаться Василия Васильевича...
Запись длилась около двух часов. Не дожидаясь конца ее, Волин дал знак, и Суворов со Стрельцовым сняли наушники.
— Думаю, что достаточно. Ваше мнение?
— Я бы назвал это представление не столько сговором, сколько обменом мнениями, — сказал Стрельцов. — Но мнениями людей, недовольных нашей политикой. Может быть это когда-то и кончится сговором, но пока что видно, что им договориться трудно. Проблемы лидерства тоже налицо. Никто не хочет пустить другого стать первым.
— Беспокоит появление в их кругу Бриллиантова. Он достаточно туп, и если ему кто-то внушит, что своими действиями он спасет Родину, то может предпринять нечто непредсказуемое, — добавил Суворов.
— Согласен. У нас что-нибудь на Бриллиантова есть?
— Предостаточно. Начиная с питерских времен... Не говоря о том, что было после.
— Хорошо, подготовьте мне материалы на завтра, я познакомлюсь, и будем вызывать. А я подумаю вообще, что нам делать с национальной гвардией. Что-то не очень клеится — армия жандармов и свободный человек. Или одно, или другое… Что вы думаете о Песикове, Михаил Иванович?
— У Песикова есть все данные быть лидером, умный, организатор неплохой, а вот влияния пока маловато. Но амбициозный! При Сытине не успел набрать веса, ни финансового, ни политического, и, конечно, мечтает его набрать сейчас, тем более что понимает — вокруг него сплошные говорильщики. Сейчас ему не дадут выскочить вперед, Дубенко и Крышкин костьми лягут. Но действовать он продолжит, и если кто-то и займется промыванием мозгов Бриллиантова, то, скорее всего, именно он. В тандеме с Бриллиантовым он будет опасен.
— Ясно. А вот от Лаврушкина мы сегодня узнали большую новость. Иван, выходит, зря перелопачивает документацию. Сергей! Мне понадобятся материалы на Лаврушкина. Придется с ним поговорить. Не хотел пока что их трогать, но вынуждают... Но с Лаврушкиным разговор будет позже. Нельзя их сразу будоражить.
— Петр Алексеевич!
— Да, Сережа!
— Меня еще кое-что беспокоит. Там ведь был Сидоров... А не издал ни единого звука. Я прослушал всю запись до конца. Ни одной реплики, ни слова.
— А вот это уже серьезно! Сидорова надо взять под особый контроль!