глаза горгоны

ГЛАЗА ГОРГОНЫ
В глазах профессора Манка отчетливо читалось презрение, едва завуалированное воспитанностью. Анри пожал плечами. Учитель не отличался сдержанностью, но в разговоре с ним всегда подбирал выражения. Вот и сейчас он вздохнул и, чуть дернув щекой, продолжил:
- Вы, мой юный друг, не понимаете главного,- в его голосе уже не звучали нотки усталости,- мне, ученому, глубоко безразлично все, что происходит за стенами моей лаборатории. Эти политики, журналисты, олигархи – это все игры задержавшихся в развитии мальчиков. Меня волнует только результаты моей работы. А вот сам процесс, поиск новых решений, все то, что называют наукой... Это другое, это мой элексир жизни, если
хотите, своеобразный наркотик. Я не могу сидеть перед телевизором или листать газеты, даже женщины...
Анри незаметно перевел дыхание. Манк не пропускал ни одной, хотя бы чуть-чуть выделявшейся из общей массы, студентки. О его сексуальной энергии и неутомимости по всему Парижу ходили легенды.
-...интересуют меня только, как катализатор моего состояния. – Профессор щелкнул пальцами,- ну, может быть, они чуть расцвечивают мою жизнь. Сама же она только движение к цели. И сейчас, простите меня, но ваши рассуждения о человечестве, это уже из области морали, а я физик-экспериментатор. Меня, и я всегда надеялся, что и вас, интересует нечто другое.
Торсионные поля,- Манк пожал плечами,- это не ящик Пандоры, как вы изволили выразиться,- это панацея, да, я не боюсь этого слова. Панацея. Если мы научимся ими управлять, то сможем, грубо говоря, сбегать в следующий век за лекарством от рака. Или, если это еще кого-то интересует, посмотреть в реальности на последний бой Спартака. Сколько жизней спасет наше открытие, сколько радости познания принесет...
Профессор резко повернулся в сторону окна, забранного матовым стеклом, потом положил ладонь на локоть своего ассистента:
- Анри, если вас не затруднит, принесите мне чашечку кофе. Сегодня что-то душно. И эти окна. Какой идиот вставил в них такое стекла? Раньше я любовался сочной зеленью прелестной лужайки перед институтом, а сейчас, глядя на них, я чувствую себя подопытным кроликом. Да, не берите кофе в среднем автомате, он, почему-то, отдает металлом...
Ассистент вышел из кабинета.
Манк вернулся к своему столу и, резко щелкая компьютерной мышкой, отдал команду увеличить на три процента мощность, подаваемую на генератор торсионных полей. Пару секунд он смотрел на экран компьютера, потом, ощущая незнакомое давление в груди, поднялся, подошел к окну, одним движением распахнул его створку и невольно отшатнулся. В уши ворвался дикий рев толпы. На долю секунды ему показалось, что он сходит с ума, затем мелькнула мысль о студенческой шутке и только потом он замер.
Сотни распяленных в крике ртов. Не рты, а черые беззубые провалы изрыгали ни на что непохожий вой. Лица!.. Это были не лица... Бледные с зеленоватым, красным, черным оттенком. Маски! Он подумал, что это могут быть маски. Но он видел глаза! Горящие от гнева. Сатанеющие от боли! Человеческие глаза. Это были люди. Люди, подобных которым он никогда не видел. Иссушенные, скрюченные пальцы на поднятых костистых руках. Он отчетливо различал их. Сутулые спины, покатые, незнакомо вывернутые плечи. Рванина. Они были одеты в отрепье. Один взгляд на это вызывал омерзение. Они кричали! Толпа. Только сейчас он смог разглядеть, что
большая часть из них были босыми. Они топтали грязь. Черная, вязкая грязь. Ему показалось, что он слышит, как она чавкает под их ногами. В некоторых местах профессор даже разглядел большие кучи конского навоза. Это удивило и немного отрезвило его. На асфальте Парижа он никогда этого не видел. Кино?!.. Но куда девалась зеленая лужайка перед институтом? А дома?! Где стройные многоэтажки юго-запада столицы?! Он видел справа край низкого строения, выложенного из грубоотесанных каменных валунов. Но Париж! Его Париж? Чушь! Бред!
Сейчас Манк понял, что еще удивляло его. Запах. Нет вонь. Через тонкую капроновую сеть, защищавшую лабораторию от насекомых, он чуствовал резкий чад факелов, острый запах застарелой мочи, тошнотворную сладость гниющего мяса и еще многое такое, от чего ком подкатывался под горло.
Вдруг он увидел спину. Между ним и орущей толпой стоял человек в кожаной куртке, наискось пересеченной широким ремнем. Потом Манк выделил целую группу людей, отбращенных к нему спиной. Это была редкая неровная цепочка, стоявшая шагах в двадцати от толпы и, почти на таком же расстоянии от него. Когда на голове одного из них он увидел, металлический шлем, то решил, что это солдаты. Да это были воины. В их расслабленных позах чувствовалась уверенность обытных бойцов. У некоторых в руках были короткие копья. У всех на бедрах висели мечи. Часть из них была без ножен. Он даже увидел пару кинжалов, засунутых, у кого слева, у кого справа, за пояса.
«Они защищают меня? - Подумал он и тут же отбросил эту мысль,- дикость, от кого меня защищать?
Только сейчас он обратил внимание на то, что в нескольких шагах перед цепочкой стоял еще один человек. Его голова была покрыта красным беретом. С правой стороны он бы увенчан соколиным пером. На поясе в кожаных ножнах висел длинный меч.
«Офицер,- решил профессор,- интересно, а почему ни у кого нет огнестрельного оружия? Раннее средневековье?.. Что я вижу?..»
Мужчина резко вскинул руку, плащ слетел с его плеча. Профессор увидел, что рука, затянутая в перчатку, с тыльной стороны покрытую стальными кольцами брони, указала на кого-то. В этот же миг один из воинов стремительно метнулся в толпу. Взлетел сверкающий клинок. Рев на секунду стих, и тут Манк увидел, что в небольшом кружке пустоты стоит тело без головы. Голодная, распяленная пасть толпы лязгнула зубами, но воин уже вернулся на свое место. Только сейчас обезглавленной человек, на плечах которого еще держался плотный плащ, стал медленно оседать в грязь. Чья-то грязная нога пнула небольшой круглый предмет, и судорога рвоты пригнула Манка к полу. На этом «мяче» виднелись широко распахнутые глаза.
«Господи, я схожу с ума! Это галлюцинации!»
Но любопытство, которое оказалось сильнее тошноты, заставило Манка поднять голову и вцепиться в подоконник. Офицер, там, за окном, резко вскинул вверх правую руку. Тот час над ним и его воинами пронеслись стрелы. Они влетели в толпу. И каждая нашла свою жертву. Ученый автоматически оглянулся – стрелы, казалось, летели из-за его спины. Он увидел голубой отсвет экрана своего компьютера на белой стене лаборатории. Профессор снова взглянул в окно. Толпа резко отшатнулась и мгновенно исчезла. Ее место занимали десятки закованных в броню воинов. Манк готов был поклясться, что ему секунду назад перед ним были истерзанные, изломанные страданиями нищие люди. Он даже видел с десяток трупов, только что упавших в грязь. Через них переступали и медленно шли вперед совершенно другие люди. Это было войско. Снова запели стрелы. В этот раз они отскакивали от наступающих. Лишь несколько человек остановились и только один упал.
Офицер оглянулся. Плотно сжатые губы почти растянулись в улыбку. Скулы были очерчены резко. Высокий лоб. Прямой нос. Темные глаза смотрели куда-то над головой Манка. Было не похоже, что он с кем-то прощался, но в них было что-то обреченное. В этот раз ученый не оглянулся. Он знал, что они оба видят разные картины. Офицер сделал короткий шаг назад. Цепочка, без единого звука, преобразилась. Теперь она напоминала два небольших полукружья. Правое, последним своим воином, упиралось в низкое каменное строение, на которое Манк уже обращал внимание. Последних бойцов левой цепочки он не видел. В центре, в соединении полукружий, своеобразным живым связующим их кольцом встал офицер. Он снял свой берет, медленно, словно к нему не приближалась опасность, расправил перо и так же медленно вернул свой убор на голову. Его правая рука упала вниз и мгновенно взлетела вверх уже удлиненная мечом. Он протянул его жало вперед, и Манк различил, как ему показалось, одно слово: «merde» дерьмо.
«Французский! Господи, соотечественники... – что-то, похожее на радость, шевельнулось у него в груди,- надо крикнуть! Спросить... Кто? Что? Я не понимаю...»
На большее у Манка не хватило сил. Он впервые чувствовал незнакомый ступор во всем теле. Мысли едва шевелились и только сердце разбегалось в его груди.
Никто не нарушил линию, никто не вышел вперед. Войско, осыпаемое стрелами, медленно приближалось. Офицер взял меч обеими руками и взмахнул им над головой. Уже через секунду оружие вращалось с такой скоростью, что сверкающий диск окружил воина. Что-то коротко крикнули обороняющиеся бойцы. Им ответили нападавшие, и обе группы столкнулись. Резкий, сухой стук металла заставил профессора зажать ладонями уши. Падали воины. Брызгала кровь. Мечи с вязким всхлипыванием
аступавших вдруг отошел от места боя, зажимая левой рукой обрубок правой, из которой бил темный фонтан.
Манк судорожно сглотнул слюну, горечью наполнившую его рот, и удивился. Полукружий, защищавших его, уже не было. Небольшой треугольник, составленный из пяти бойцов, с острием – офицером в берете, подтапливался морем нападавших.
Голова, все еще увенчанная соколиным пером, медленно повернулась, и Манка опалило холодом. Это была нечеловеческая улыбка. Так мог улыбаться еще непогребенный мертвец. В нем было превосходство человека, дошедшего до самого конца своего пути и заглянувшего за край этого мира. Ни страха, ни отваги, а превосходство, поднявшее его над противником. Он был мертв и ничего не чувствовал, а они считали себя живыми, и он убивал их. Даже когда воин остался один и десяток копий жалил его со всех сторон, он убивал врагов.
Профессор на секунду закрыл глаза и тот час вздрогнул от торжествующего рева. Последняя преграда утонула в море смерти.
«Они пошли на штурм,- ужас охватил Манка,- это последний рывок, сейчас они будут здесь»!
Судорога перехватило его горло и дикая боль рванулась из локтя в грудь. Шатаясь, ученый дошел до угла, где стояло его любимое кресло, и тяжело опустился в него.
Сквозь пелену боли он увидел, как из окна высунулся кончик стрелы, потом медленно вытянулось древко, высвободилось оперение. Манк понял, что стрела направлена в его грудь и надо отшатнуться, но не смог и пошевелиться...
Тихо щелкнула дверь, и в комнату, держа в вытянутой руке чашечку кофе, вошел ассистент Манка.
- Ну и вонища,- молодой человек, не глядя поставил напиток на стол, и морщась от отвращения, стремительно подошел к окну и закрыл его.- Эти машины превратят наш город в помойку.
- Профессор,- ассистент оглянулся,- я принес ваш кофе.
- О, Боже, профессор!
Молодой человек кинулся к лежащему в кресле Манку и, увидя его белое лицо и широко распахнутый рот, закричал:
- Помогите!..
Полиция прибыла через полчаса.
- Воздух, на анализ,- коротко бросил, вошедший первым, комиссар.
- Это что, исторический музей ?
Анри, понявший, что полицейский обращается к нему, развел руками:
- Я тоже удивился и могу поклясться всем, чем хотите, что этого предмета в лаборатории Манка никогда не было. Он вообще, кроме физики,
ничем не увлекался. Более того, сюда, кроме меня и самого профессора в это время никто не мог войти. Эта часть лаборатории, отделена от всех остальных комнат стальной перегородкой с электронным замком. Его код знают всего пятеро.
Ученый взглянул в сторону мертвого учителя.
- Теперь – четверо.
Комиссар кивнул:
- Мы еще подробно обо всем поговорим.
Осмотр комнаты не обнаружил ни проникновений, ни отдушин. Как не было и следов прибывания посторонних. Пуленепробиваемые стекла были целы, тонкая капроновая защита от насекомых не нарушена.
Разговор в полицейском комиссариате был длинным и, по мнению Анри, беспредметным. Два офицера, допрашивавших молодого ученого, пытались уличить его во лжи, договариваясь чуть ли ни до того, что он убил своего учителя.
Ассистент, как человек, привыкший мыслить логически, указывал им на две странности, взволновавшую его. Во-первых, едва выйдя за порог лаборатории, чтобы принести кофе, Анри почувствовал незнакомые ему головокружение и дурноту. Во-вторых, когда он возвращался, дверь открылась только с третьей попытки. Сначала он не мог даже провернуть ручку. Потом ему показалось, что легкая, пластиковая дверь, вообще, стала чем-то монолитным. И только затем, она легко, как всегда, открылась.
Офицеров интересовали их взаимоотношения, взгляды на жизнь, предметы споров и темы дискуссий. Потом они принялись за самого Анри. Они попросили ученого рассказать о себе, начиная с раннего детства. И кто знает, как долго бы продолжался этот бессмысленный разговор, если бы в комнату не вошел комиссар. Он отослал своих подчиненных и, не глядя на ученного, принялся доставать бумаги из своей папки.
- Итак, вашего учителя никто не убивал и умер он от обширного инфартакта. Наши врачи говорят, что это могло быть результатом сильного стресса. У него в крови море адреналина. Может быть чего-то испугался. Кстати, мы посмотрели запись камер наблюдения. Они стоят в ваших коридорах. Вы действтельно брали кофе и три раза пытались открыть дверь. Там есть одна странность – в это время камера, которая работала в лаборатории, снимала пустоту. Она запечатлела последние секунды жизни профессора Манка. Там видно, как падает его голова. Комната была пуста.
Комиссар казался человеком усталым и, почему-то, немного растерянным.
- Стрела в его груди едва пробила кожу и нанесла ему рану, которую и лечить-то не надо. Так, царапина. Один раз йодом помазать. Сама стрела, по мнению наших специалистов совершенно новая. Вот только с материалом некоторые странности. Наконечник сделан из металла, выплавленного
кустарним способом, и едва обработан. Его возраст,- он задумался, потом пожал плечами,- чуть ли ни тысячу лет. На вид железяка новая, а спектральный анализ?.. Древко... Простая ветка. Но в ней нет привычных нам веществ. Они объяснили мне, что уже пару сотен лет наша вода, воздух, загрязнение окружающей среды – все наложило отпечаток на фауну и флору. А это дерево, оно не такое. Чистое какое-то. Они не знают. Вроде все обычно, но они не встречали. Я попросил своего помощника съездить к одному специалисту по средневековому оружию.
Комиссар кивнул на телефон.
- Он позвонит, как только этот историк сможет хоть что-то сказать.
Полицейский взглянул в глаза ученого.
- Вы что-то говорили о торсионных полях. Я читал о Филадельфийском эксперименте. Это что действительно правда и мы можем создать?..
Резко зазвонил телефон. Комиссар кивнул и поднял трубку.
- Да... Я... Что, одиннадцатый век? Вы уверены? Она же гибкая. То есть, я хочу сказать, что древко новое. Мастер? Вам известен мастер?..
Комиссар осторожно положил трубку на место и они встретились взглядами.
«Господи,- подумал Анри,- неужели удалось?! И Манк... Где же он был? Что видел?.. Какой ужас мог потрясти его до самой смерти»?!
-И что же вам неймется?- В голосе полицейского Анри услышал отвращение,- вы сделали атомную бомбу и едва не разнесли весь земной шар. А что же теперь?! Куда и в какую историю вляпался ваш профессор? Куда следом за ним пойдут другие? Что это будет – каменный век, или времена динозавров?! Что остановит вас: гибель цивилизации или что-то другое?
Борис Майнаев