Глава 49. Молчание Сидорова

Сергей Сидоров на собрании олигархов молчал. Если бы он знал, что его молчание есть кому слушать, то обязательно бы где-нибудь поддакнул или развил бы какую-нибудь никчемную идею. Если бы он только знал, что своим молчанием совершает прокол... Как опытный чекист он понимал, что только полдела иметь план, вторая половина состоит в том, чтобы запутать следы и не дать противнику разгадать себя. Олигархов ему удалось ввести в заблуждение своим молчанием, которое означало, что он уступает им ведущие позиции, ни на что не претендует и согласен со всем, что будет предложено, а вот Волина он этим молчанием насторожил.
Не подозревая о волинской прослушке, Сидоров мысленно потирал руки, предвкушая удачу. Сердце согревала спрятанная за пазухой козырная карта. Мистер Икс, лучший из сытинских двойников Иннокентий Константинович Спесивцев, был у него в руках. А эти пустозвоны пускай рассуждают о том, как они будут отбирать власть у Волина. Только им его не переиграть. Кишка тонка! А про него, Сидорова, небось думают, что он вывалился из колесницы. Пусть думают... А он сам, безо всякой помощи, вернет народу Сытина, без жертв и переворотов.
Эту гениальную идею подал ему помощник. В желании услужить бедолага подписал себе смертный приговор. Предложив выставить вместо Сытина его двойника, он по своей инициативе разыскал тюрьму, где содержались «Сытины», устроил им побег и даже обеспечил доставку всех троих в резиденцию Сидорова, но при этом превратился в опасного свидетеля. Вскоре с ним произошла трагическая случайность — утонул у себя в ванне после загульной вечеринки.
Сидоров разместил их в подвале своего особняка, расположив в разных концах огромного подземелья. К ним он не подпускал никого. Никто не должен был знать о его плане. Он сам спускался к ним в подвал, приносил еду, выносил мусор и ведерки. Даже запах человеческих испражнений не казался таким отвратительным, когда он тешил себя мыслью о предстоящем триумфе.
Радость распирала душу. Эти чертяки так были похожи на исчезнувшего президента, особенно один из них, что доставляли ему истинное упоение, когда, проводя с ними «беседы», он орал на них, издевался или прикладывал руку. Казалось, он орет на самого Сытина. Первое время он держал их, как говорится, в черном теле — стращал, бил, рисовал плохие перспективы. Никак не мог решить, оставлять ли тех «Сытиных», которые похуже, или пустить в расход, полагаясь лишь на одного — абсолютную копию Сытина. Однако всякий раз отказывался — а вдруг что-то пойдет не так.
После издевательств, следуя неизменному чекистскому правилу, он резко сменил гнев на милость и стал проводить с двойниками спокойные, почти дружеские беседы, объясняя, что случится с ними и их близкими, если они не будут беспрекословно и во всем ему подчиняться. Больше времени он уделял, конечно, Иннокентию. Этот тип был настолько похож на Сытина, что Сидорову иной раз казалось, не сам ли это Вася, впавший в глубокую амнезию… Тем лучше! Зная по досье, что двойника зовут Иннокентием Спесивцевым, он нарочно называл его Василием Васильевичем, чтобы приучить и его, и себя к дрессировке. Частенько переходил и на дружеский тон, называя его при этом просто Васей, а себя заставляя называть Сережей.
Прошло около трех недель. Время поджимало. Сидоров хотел успеть до новогодних праздников, чтобы любимый президент россиян поздравил бы свой народ с наступлением очередного года. Как всегда. И уже в январе все забыли бы это наваждение, этот кошмар октября, ноября, декабря...
— Ну что, Василий Васильевич, поговорим о деле?
Спесивцев, имевший уже достаточный опыт «службы» в ФСБ, знал, что лучшим ответом на этот вопрос будет молчаливое согласие.
— Сначала политинформация. Ведь вам наверняка никто не говорил, что произошло в стране, когда вас бросили за решетку. Так вот, голубчик Василий Васильевич, в стране, по сути дела, произошел государственный переворот. Сначала исчез Сытин. Такова официальная версия. Просто р-раз! — Сидоров щелкнул пальцами в воздухе, — и исчез! Под эту дудочку была разыграна целая комедия с заговором против законной власти, оклеветали маршала Аргачала, Печина, Ванько и бросили за решетку. Выгнали коммунистов из парламента. К власти пришел некто Волин, который якобы был доверенным лицом Сытина, хотя, скорее всего, он и убрал президента. Одним словом, к власти пришел диктатор, и очень возможно, что все это могло бы кончиться огромной национальной трагедией. Если бы не… Одним словом, у нас с вами шанс спасти страну.
Иннокентий был ошеломлен. Он сидел, выпучив глаза, и не верил своим ушам. Привыкший к тому, что в ФСБ любят придумывать сказки и вешать лапшу, он вглядывался в лицо Сидорова и к своему ужасу констатировал — в этот раз ему говорят правду. Речь лилась без запинки, говоривший не закатывал глаза к потолку, не вертел в руках ручку...
— Мы с вами вернем Сытина народу. Вам придется стать настоящим Сытиным, спасенным из лап узурпатора Волина. Спасенным мною и отрядом героев. Вы сядете в президентское кресло, ну а я, как вы понимаете, буду вам помогать управлять нашей огромной страной. Но сначала мы устроим явление Сытина народу. Вам понятно?
— П-понят-но, — снова, как когда-то, смиренно повторил Иннокентий.
— Я очень надеюсь, что вам понятно. Скажу откровенно: вы мне понравились больше других двойников. Но если вы не согласитесь, мне придется предложить этот ангажемент другому, а от вас, уж не взыщите, придется освободиться, к сожалению.
Иннокентий очень хорошо понял смысл последней фразы...
— Почему откажусь? Я не отказываюсь! К тому же я видел этих двойников... Да они совсем не похожи!
Сидоров тонкорото усмехнулся этой чрезвычайной иннокентьевой прыти и добавил для дополнительного эффекта:
— Похожи, похожи...
С этого момента неожиданно исчезнувший для всей России президент Василий Васильевич Сытин постепенно стал возвращаться к жизни в лице своего лучшего двойника, но пока для одного лишь Сидорова. Из подвала его перевели на первый этаж, где он опять-таки был взаперти, с решетками на окнах, но уже в гораздо более комфортных условиях.
Время от времени Сергей Иванович предавался мечтаниям, переносившим его в то очень близкое будущее, когда Волина выдворят из Кремля, и туда войдет он со своей марионеткой. Ликующий народ в упоении будет благодарить Бога и его, скромного русского олигарха, героя, спасителя нации, за то, что ему вернули любимого президента и спокойную, надежную жизнь. А через некоторое время, например, через год, когда «президент» начнет вдруг чахнуть от неизвестной болезни и всенародно объявит своим наследником его, вот тогда придет его час, его день, его время... Тогда и выборы можно будет проводить честные, открытые. Тогда весь народ в едином порыве...
На подготовку Иннокентию было дано десять дней. За это время ему следовало обрасти усами и бородой, еще больше отощать, чтобы, чуть подретушировав лицо под следы от побоев, можно было подготовить впечатляющее видеообращение к народу Российской Федерации несчастного президента, только что вызволеного горсткой героев из волинского плена. Кроме того, ему надлежало досконально познакомиться по фотографиям с людьми близкого и приближенного круга Сытина и запомнить, как и с кем себя вести. Любимую женщину президента Сидоров тоже показал Иннокентию, естественно, тоже на снимке, и настоял, чтобы лжеСытин начал отношения с ней холодно, поскольку, бог знает, какие интимные особенности Сытина ей были известны, из-за которых двойник сможет быстро погореть...
Час «Ч» приближался. Иннокентий делал успехи. Сидоров был доволен, но по мере приближения решительного дня и часа в его душу прокрадывалась тревога. Она напирала, теребила и мучала, напуская одну за другой волны плохого предчувствия и досадно бубня: «Ну куда ты прешь, Сережа? Это же не твое! Тебе не потянуть! Это ж целая Россия! Какой из тебя самодержец?! Одумайся! Остановись!» Но останавливаться не хотелось. Соблазн легкой удачи манил. Усилием воли Сидоров отбрасывал неприятные мысли, упрекал себя в минутной слабости и обращался в душе к чекистским богам, прося у них твердости духа, холодности ума, горячести сердца. Чистоты рук он не просил, зная, что, возможно, ему еще придется их не раз замарать.
И чекистские боги помогли. Волину и его «опричникам» так и не удалось застать его врасплох, преждевременно открыться, сделать неверный шаг. На собрании партактива депутатского корпуса ему удалось незаметно для посторонних глаз сунуть Абдуллаеву записку. Именно из нее партбосс узнал, что пришло время перемен, что олигарх ему доверяет и рассчитывает на него. В записке он приказывал срочно найти просторную пятикомнатную квартиру близ Министерства обороны, заселиться туда с четырьмя-пятью верными людьми и ждать со дня на день его прихода с условленным звонком в дверь: четыре коротких, интервал, два коротких, один длинный. Записку надлежало немедленно уничтожить.
В день начала операции Сидоров чувствовал себя торжественно и возвышенно, как суворовский солдат перед боем. Выспался сам и дал поспать Иннокентию, а поднявшись, сделали вместе ободряющую гимнастику. После того, как привел себя в порядок, и оба позавтракали яичницей, Сидоров принялся за подопечного. Сначала сделали видеозапись «Обращения к народу» обросшего и измученного «пытками» президента, после чего сразу же Иннокентий был подвержен бритью, дабы сделать «Сытина» снова узнаваемым для всего народа. Как профессиональный брадобрей Сидоров кружил вокруг своего арестанта с опасной бритвой, мастерски сбривая с его лица растительность до идеально гладкой кожи, приговаривая: «Лицо, Василий Васильевич, в нашем деле очень важно. Когда вы выйдете к людям, вас должны все узнать. Любой нюанс может смутить, вызвать подозрение». Помассировав ему лицо, он взял машинку и сделал идеальную стрижку а-ля Сытин. После этого заставил «Васю» поулыбаться на зеркало и поделать разные многократно отрепетированные физиономии, приготовленные для всевозможных ситуаций. «Отлично! Отлично!» – то и дело повторял Сидоров.
Весь день они провели как старые друзья, шутили, вспоминали истории из старой жизни. Там, где «Вася» немного подзабывал, Сергей его приятельски поправлял, шутливо намекая на возраст. Поговорили о внешней политике, о партнерах на Западе, на Востоке. Поиграли в немецкого канцлера — канцлером был Сидоров и пытался говорить с «Васей» на ломаном русском, а «Вася» поправлял его, объясняя ему значение этих же слов на немецком. Поиграли и в Мудрина, которого Иннокентий-Сытин резко отчитал за то, что тот предал их старую дружбу и пошел служить Волину. Наконец они разыграли и сценку в Министерстве обороны, где собеседником Василия Васильевича был министр, а он как Верховный главнокомандующий требовал от него выполнения своих приказов, пугая Конституцией. Часам к семи вечера, после легкого ужина, сели поиграть в шахматы. Шахматы всегда помогали Сидорову успокоить нервы. Когда Иннокентий играл совсем слабо, партнер добродушно подсказывал ему правильный ход.
Вдруг Сидорову приспичило, что он должен разобраться с прочими «Сытиными». Видимо, посчитал, что это укрепит его дух перед предстоящим, сделает его твердым и непреклонным. В самый разгар очередной партии он вдруг встал и стремительно вышел из комнаты, ничего не объяснив Иннокентию. Ощупывая в кармане любимый «макаров», он спустился вниз и направился к двери второго по похожести двойника Сытина. Тот в этот момент, по-видимому, спал, но, лишь услышав звук ключа в замке, сразу же вскочил с нар, с трепетом ожидая чего-то плохого. Олигарх наконец открыл дверь, включил свет и уставился на беднягу взглядом повара, выбирающего себе курочку для ужина. Второй по похожести «Сытин» дрожал как осиновый лист, не зная, что и думать.
Олигарх так постоял минуту или две, держа руку в кармане брюк и наслаждаясь тем, как дрожит несчастный. «Все-таки и этот здорово похож. Этого нельзя, пока нельзя… А вдруг Иннокентий в какой-то момент даст слабинку», — к счастью для двойника под номером два, Сидоров стрелять отказался, развернулся, громко хлопнул дверью, выключил свет и снова заскрежетал ключом в замке.
Третий был лишним. Сидоров достал из кармана пистолет и решительным шагом двинулся в противоположный конец подземелья. Одна за другой зажигались лампочки по мере его продвижения по длинному коридору, создавая эффект ритуальной торжественности. С такой же твердой решимостью он отпер дверь и приказал человеку, лежащему калачиком на нарах, встать. Меньше всех похожий на Сытина двойник послушно встал. Сидоров поднял пистолет на вытянутой руке. Мгновения, равные вечности, текли в сознании бедного двойника. Он не вынес их тяжести и рухнул на колени, то ли от того, что не было сил стоять, то ли с последней мольбой о пощаде.
Странно, но в сознании Сидорова те же самые мгновения тоже текли, как вечность. К своему ужасу, Сидоров понял, что он, суровый и опытный чекист, не раз нажимавший на курок, когда того требовала Родина, сейчас этого сделать не может. Перед ним на коленях стоял Сытин и молил о пощаде… Холодный разум подсказывал, что это не президент, а всего лишь его двойник, какой-то никчемный человечишка, но душа металась, стремясь отвести пистолет в сторону. В этот миг Сидоров понял, что все время с момента их первого знакомства до странного исчезновения президента, весь темный путь вхождения Сытина в царство и царствование именно он, Сергей, был настоящим покровителем Васи, его старшим братом на нелегком жизненном пути. Именно он, а не наоборот, как считают все. Сколько раз в трудные моменты он оказывался рядом, успокаивал, внушал уверенность в успехе... А как Вася плакал перед ним, когда уже прогнали Борю, а у него ничего не получалось, не было и обнадеживающих вестей из Америки... И глаза были беспомощные, несчастные, как сейчас... И Сидоров дрогнул.
— Сергей Иванович, я вас заждался, — произнес Иннокентий, когда олигарх вернулся в комнату и снова присоединился к шахматной игре. Натуральный сытинский голос звучал строго и с легкой обидцей, что было очень удачной находкой Иннокентия.
— Здесь я, здесь. Извините, Василий Васильевич, выходил тут... надо было... — подыгрывая ему, ответил Сидоров.
Ближе к ночи он позволил Иннокентию подремать там же в холле, на широком мягком диване, укрывшись пледом. Но в два тридцать по полуночи разбудил его, сообщив, что через пятнадцать минут они выходят. Побросав в багажник заранее приготовленные чемоданы и сумки, Сидоров усадил на заднее сидение Иннокентия, сам сел за руль и выехал в густую ночь. Спустя полчаса машина Сидорова подъехала к телецентру. Он вышел буквально на несколько секунд, оставил у входа пакет, быстро вернулся к машине и отправился в направлении, известном только ему.
...Услышав шум отъезжающей машины, полицейский с автоматом выскочил из проходной. Желтый пакет перед дверью нельзя было не заметить. Полицейский известил о нем своего начальника, а тот в свою очередь, как это предписывала инструкция, вскрыл его. Пакет был адресован генеральному директору ВГТРК, а в нем находился обыкновенный DVD-диск.