сны. 3. 0

Может быть померещилось. Или звонкий и едва приглушённый ладонями металлический стержень ключа проворно скользнул в личинку дверного замка и нервно заёрзал внутри не находя выхода. Затем послышался отчётливый щелчок. Как взведённый курок. Один. Два. И на цыпочках, точно крадучись у стены, кто-то заходит в комнату. Очень тихо. Можно обернуться и даже не заметить едва уловимого движения воздуха. Но остаётся странное и стойкое ощущение, что нечто кроется в тени (за сдвинутыми шторами, в незапертом шкафу между вещей,  у ножек кровати) и, затаив дыхание, продолжает наблюдать. За мной. Пока нагревается огненный шар над городом.
И полдень уже в разгаре.
И в мусорных баках искорёженные банки от газировки, просоленные пакеты от чипсов и смятая бумага от сэндвичей с сыром. А летнее солнце безжалостно плавит асфальт с въевшимися старыми бензиновыми пятнами. Стоянка у заброшенного мотеля всё также продолжает пустовать, как и днём раньше. Как и неделю назад. А проезжающих машин недостаточно, знаешь ли, для того, чтоб в носу свербело от резиновой вони стёртых покрышек и взвинченных струек пыли. Тяжёлые шторы не двигаются, а мутное марево висит над раскалённой и высушенной землёй. Словно весь мир вокруг превратился в удушливую пустыню.
И жар, пышущий, неистовый жар рвался наружу из тела, словно тебя поместили в скороварку, когда доходишь до точки, когда из носика чайника начинает сочиться пар и глубинный свист начинает вырываться под давлением наружу. Я поднимаю отяжелевшие веки, но всё вокруг ещё в плывущем тумане и кружится. Чёртова карусель! Мокрая одежда настырно липнет к коже, а капельки пота холодеют на лбу. Сквозь шторы проникает оранжевый и густой свет, такой же горячий, как оплавленный воздух в комнате.
Где я? В раскалывающейся на части голове был прежний бедлам и неразбериха, но обстановка напоминала дешёвый мотель – старая невзрачная мебель, грязный затёртый пол, ветхие светильники и телефон со сколотой трубкой на тумбочке. Как я здесь оказался? Перед глазами всё та же пелена и кроме ужасной усталости ничего не приходило на ум. Разве что, может, долгая дорога за рулём, мелькающие указатели, рёв мотора и жуткий пожар в груди, словно грудную клетку раздирает вспыхнувший коктейль Молотова. Солёный вкус крови на губах. Сплошное чёрное пятно воспоминаний с редкими вспышками.
Я повернулся на кровати и моя ладонь коснулась случайно чего-то холодного, просто ледяного по сравнению с тем жаром, что источал я сам. Вспышки прошлого, как отдельные фотокарточки пронеслись перед моими глазами: девушка у окна, автобусная станция с суетящимися людьми, падающие из рук чемоданы, детский крик, вспорхнувшая в небо стайка голубей, чернеющий дым над крышами многоэтажек, одинокая пальба и хлопающие по асфальту куски града размером с бейсбольный мяч, потом темнота – мы гуляем с ней по песчаному пляжу, и морская волна слизывает наши следы, её волосы порхают на ветру, затем море уходит, она стоит в самом конце  длинного причала, подпёртого высокими сваями и уходящего далеко в соляные дюны, я пытаюсь её позвать, но мой язык немеет и глупо болтается как резиновая побрякушка – мы бежим по серым бетонным улицам, мы прячемся в старых дворах – стрелка спидометра склоняется всё ближе к северо-востоку, указывая на рассвет, хлопающие двери номера, смятая постель, я тону в её волосах.
Она лежала, повернувшись ко мне спиной. Её гладкая кожа казалась идеальной в этом мутном оранжевом свете, заполняющем номер. Кончики моих пальцев коснулись плавного изгиба её спины где-то между лопаток, но она никак не отреагировала. Сколько прошло времени? Кажется, время просто застыло в этом забытом Богом мотеле. Прошёл час или десять минут, или сутки – определить это представляло собой невыполнимую задачу, словно время утратило свою привычную измеримость и текучесть, и стало сплошным оранжевым пожаром в моей голове и повисло в густом и тяжёлом воздухе номера.
Я хотел назвать её имя, но не мог вспомнить, как собрать буквы в слово, и только беспомощно открыл рот в жалкой попытке, но звук застрял комом в горле и наружу сквозь слипшиеся губы просочился лишь неприятный хрип. Каждое движение, каждый вдох отдавался нестерпимой болью в теле, в ушах был сплошной белый шум, похожий на помехи в телевизионной передаче, а комната покачивалась из стороны в сторону и мелкая рябь пульсировала по стенам небольшими волнами в этом застывшем на месте мире.
- Эрика. – наконец, с величайшим трудом выдавил я из себя и сделал попытку перевернуть девушку к себе лицом, но её тело вело себя как-то странно, голова резко качнулась ко мне, и, убирая с лица спутанные волосы, я встретился с безжизненным и неподвижным взглядом, взглядом мертвеца, взглядом куклы. Я машинально отдёрнул дрожащую руку назад, словно коснулся чего-то запретного, и отшатнулся прочь от кровати. Не могло быть сомнений. Она мертва. Эта мысль подобно сверлу электродрели вонзилась в висок, разрывая нейронные сети в мозгу и перемалывая отдельные вспышки памяти в сплошную кашу. Я терял контроль. Моё тело отказывалось мне подчиняться. Я упал на пол, сотрясаясь в диких судорогах, точно через меня пропустили ток в тысячи вольт. И чёрное непроницаемое пятно полностью закрыло ускользающее в бесконечность сознание, я нёсся в полнейшем мраке в самые глубины самого чёрного дна, в средоточие абсолютной пустоты и одиночества.  Огромная Вселенная сжалась в одну точку невозврата. И жуткий глубокий космос остался без звёзд и ориентиров. И больше – ничего.