Заброшенный

Заброшенный

 Корабль резко затрясло и закачало из стороны в сторону, будто на огромных волнах. Леонидов открыл глаза, и выглянул в иллюминатор. Он увидел только тьму. Сплошной безграничный мрак бесконечной ночи. Даже кажущиеся здесь столь яркими звёзды не рассеивали темноту окружающего пространства, а только подчёркивали её разбросанными по чёрному полотну одинокими пятнами света.
 …Заброшенный. Леонидов чувствовал себя заброшенным неизвестно куда. И брошенным, и всеми забытым. Это чувство угнетало его здесь так, как никогда прежде. Даже несмотря на то, что он не был на корабле один. Помимо него здесь находились сорок три человека разных рас и национальностей. Японцы, китайцы, индусы. Британцы, немцы, норвежцы. Больше всего, разумеется, американцы. Русскоговорящим был только он.
 Конечно, Леонидов отлично знал английский язык. Без его знания он и не смог бы оказаться на этом корабле. Поэтому он мог общаться со всеми другими участниками экспедиции. Но не хотел. Не желал видеть никого из них.
 За прошедшие три месяца Леонидову осточертели их лица, их голоса, само их присутствие. Он так и не сумел привыкнуть к ним, и это гнетущее чувство заброшенности в чуждую ему среду день ото дня лишь острее терзало его изнутри. Так же как он так и не смог привыкнуть к этим качкам корабля. Он понимал их причины, он понимал и их относительную безопасность для такого судна, как это. И, несмотря на свои знания и понимание, каждый раз вскакивал и смотрел в иллюминатор, опасаясь увидеть ужасное, и, - как ему зачастую казалось, - неизбежное. Но видел только тьму.
 Прошлый экипаж не вернулся из экспедиции. У него не было шансов. Их корабль просто разорвало на куски. Все пятьдесят три человека погибли. На выяснение причин и доработку ушло целых десять лет. Энтузиазма заметно поубавилось, как у спонсоров, так и у добровольцев экспедиции. И Леонидов знал, на что шёл.
 Также он знал, что нужен в этой экспедиции. Всё знал и всё понимал, но ничего не мог поделать: он ничего не хотел и не верил в успех. Леонидов ожидал только, когда наступит тот час этой безрассветной ночи, когда их корабль также уйдёт в небытие, оставив их – и его - имена на памятнике несбывшихся надежд прогресса и чаяний человеческого разума.

 Раздался стук, и через минуту в его тесную каюту вошла средних лет женщина. Судовой медик Пак Ханьюл.
 - Как вы себя чувствуете, Леонидов?
 - Лучше. – Собственный голос показался ему самому слишком резким и грубым.
 - Заметно. – Чуть улыбнулась доктор, присаживаясь на кровать. – Но нужно удостовериться.
 Пока она измеряла температуру тела, давление, осматривала глаза и слизистые, Леонидов, понизив голос, спросил её:
 - Почему у меня постоянно болит голова и клонит в сон? Прежде я не наблюдал за собой подобного.
 - Это нормальная реакция. Многие жалуются на сонливость и снижение работоспособности.
 - Нормальная? То есть, я в порядке, так же, как и остальные?
 - В относительном. Здесь никто не может быть в полном порядке. - Снова улыбнулась краями губ кореянка. - Вы же понимаете, какой это стресс для организма и, в том числе, для… психики. У многих также наблюдается повышенная тревога, некоторым снятся страшные сны, чего, по их словам, не было с детства. Тоска опять же.
 Выждав паузу Леонидов спросил ещё тише:
 - Вы сделаете со мной то же, что с тем бедным индусом?
 Доктор пристально взглянула на него сквозь стёкла очков:
 - Я пока не знаю.
 - Но всё же, вы можете это сделать? – Настаивал Леонидов.
 - Динамика выздоровления положительная. – Серьёзно ответила врач. – Я надеюсь, вы поправитесь. У вас более твёрдая психика, чем у Махавира.
 - Да, я пока ещё не пытаюсь разбить иллюминатор, чтобы выпрыгнуть наружу.
 - Вы понимаете, что это не было бы разумно.
 Выждав паузу, Леонидов заметил:
 - Но мне бы очень хотелось выпрыгнуть отсюда.
 - И оказаться дома?
 - Да, дома.
 - Вы знаете, что это невозможно.
 - Более того, я знаю, что, возможно, никогда не вернусь туда, даже если наша миссия окажется успешней,чем предыдущая.
 - Вернётесь. Но не сразу. Пройдёт год или, быть может, два.
 Леонидов молчал и по детски-печальным глазам, контрастирующим с его суровым северным лицом, становилось ясно, что он не разделяет оптимизм доктора.
 - Вам нужно заняться работой, чтобы отвлечься. Физически вы в норме, - доктор собирала инструменты в сумку. – Чтобы выйти из состояния охватившей вас апатии вам необходимо увлечь себя делом.
 - Я выполняю свои обязанности каждый день. Первые две недели, пусть даже месяц это было интересно: проверить показания всех датчиков. Отметить рост растений. Наблюдать за поведением собаки, кошек и подопытных крыс. Но сколько времени мы уже в пути, показания не меняются – они стабильны. Растения растут. Животные чувствуют себя как будто обычно. Всё это рутина, которая кажется ненужной и даже излишней. Каждый день здесь одно и то же: ничего не меняется, ничего не происходит. Даже день и ночь не сменяют друг друга. Я чувствую себя брошенным в тюремный каземат. В эту тьму, вдали от людей, от мира, от родины, в конце концов.
 - Вы не оторваны от людей, но вам нужно почувствовать своё родство с этими людьми. Почувствовать себя частью даже не семьи – единого  организма. Знаете, как муравьи: оказавшись изолированным от своих сородичей муравей просто умирает, потому что не мыслит своего существования сам по себе, без общего для всего муравейника дела.
 - К сожалению, я не муравей, но и я умираю. Вдали от родных, от семьи. И как ваш муравей, я чувствую здесь себя ненужным, лишним. Заброшенным.
 - Заброшенным... – Повторила доктор. – Опять это слово.
 Леонидов пожал плечами.
 - Вы нужны нам. Вы – опытный геолог, и ваши знания в разработке глубинных месторождений нам просто необходимы. Не сейчас, но позже вы будете незаменимы.
 - Даже если мы доберёмся до того места, где мои знания незаменимы, я уже не смогу воспользоваться ими. За это время я окончательно сойду с ума, и начну биться головой об иллюминаторы.
 Леонидов нервозно рассмеялся.
 - Очень жаль, – Доктор мягко, но твёрдо взяла руку Леонидова и ввела в вену раствор из маленькой синей капсулы. – Что мы потеряли и вас.
 Леонидов упал спиной на кровать с широко открытыми глазами. Казалось, он всматривается в бесконечно чёрное пространство за толстым стеклом иллюминатора.
 - Сколько их ещё не выдержат этого чувства оторванности от жизни и мира, этого ощущения заброшенности в никуда к тому дню, когда мы достигнем цели нашей экспедиции? – Провожая звёзды за окном, подумала вслух Пак Ханьюл.

 Три долгих месяца оставалось до прибытия корабля на Марс.

31 июля 2019