Скорый из прошлого. Гл. 7. 5. Сказочная лебёдушка

       В парильне всеми мыслями и действиями Степана овладел пьянящий азарт профессионального банщика, а невольная досада на дерзкую Карину мгновенно улетучилась. Он надел фетровую шляпу и оглядел «поле боя». На полках, широких, под прямым углом друг к другу и покрытых втрое сложенными льняными простынями, смирно возлежали возлюбленная Анфиса, значительно разомлевшая, и явно непочтительная к нему «сидорова коза». С ехидным любопытством она одним глазком следила за ним и тётей из-под своей огромной шляпы, тоже фетровой.

       Капельки пота крошечными бриллиантами возникали на бывшей знаменитой доярке и соскальзывали с боков на влажную простыню. Степан взял в каждую из рук по разлапистому дубовому венику и, слегка смочив их в тазу с водой, шагнул к Анфисе. Ласковый дождик посыпался на неё с веников. Вот он поднял их высоко, к самому потолку парильни, зачерпнул там вдоволь горячего пара, переместил его плавным движением плотно на ноги — один раз, другой, третий... десятый. Чуть подольше — для «глубокого сугреву» — обхаживал бёдра. 

       Степан сноровисто перемещал веники над распаренной и раскрасневшейся Анфисой туда-сюда, сюда-туда — от пяток к лопаткам, от лопаток к пяткам, и пот лил с него в три ручья, но отдыхать было некогда.

       — Я тоже так хочу! —  взвизгнула Карина из-под фетровой шляпы. 

       — Не спеши поперек батьки в пекло! — отважился нагрубить Степан. — Разогревайся, как следует.   
   
       — Ты не батько мне, ты мамкин сожитель, — тут же получил сдачу.

       А Степан не огорчился. Нет времени огорчаться. Он взглянул на термометр, брызнул водой раз-другой на кирпичи. Воздух круто запарился и вспенился. Приказав Анфисе перевернуться на спину, профессиональный банщик вениками увлёк жар и пар с потолка на неё, распрекрасную и драгоценную. И снова — туда-сюда, сюда-туда. Наконец, он скомандовал прямо-таки по-генеральски:

       — Анфиса, за мной, шагом марш, в моечную!

       Вывел её, обалдевшую от парного удовольствия, точнёхонько под опрокидывающуюся купель, и несколько вёдер воды с шумом выплеснулись.

       — Пить хочу, волшебник... — прошептала Анфиса.

       — В термосе чай ароматный заварен. Пей вволю и отдыхай, а я к ней. Небось сомлела с непривычки.

       — Ты её недолго и пожалостливей, чтобы с первого разу худо не было.

       — Угу, пожалею, — буркнул себе под нос и вслед громко распорядился: — Воду не забудь перекрыть, когда бадья до краёв наполнится!

       Карина смирно лежала на полку лицом вниз, давясь от смеха. Ей нестерпимо хотелось ещё поиздеваться над профессиональным банщиком. Из-под шляпы донёсся до слуха Степана её смешливый голос:

       — Пойду сегодня гулять и рассказывать всем встречным.

       — И о чём же? — он всерьёз насторожился.

       — А о том, что вы с мамочкой Анфисой давно обманывал Аглаиду. С первого приезда к нам. Я тогда была ещё маленькой, но хорошо помню.  Видела и слышала, как вы... И не раз. Получается, что вы обманщик и... блудник...

       — Ах, ты!!! — захлебнулся Степан от негодования.

       Гуляли веники по ней беспощадно, то и дело круговыми движениями выхватывая пар и жар из-под потолка, а насмешница лишь повизгивала от удовольствия:

       — Кажется, банька остыла..
             
       Он рванулся к термометру, брызнул с веников водой на камни. Зашипело-поехало. «Ну, сейчас мало не покажется...». К ней, а она уже возлежит на спине, лицо шляпой прикрыла и посмеивается:

       — Всё расскажу, всем расскажу...

       К опрокидывающей бадье такой и вышла — тоже распаренная, раскрасневшаяся, дальше некуда. Умиротворенно отдыхавшая на лавке Анфиса поперхнулась чаем:

       — Доченька, да ты в своём ли уме? Разве с первого разу можно так распариваться? А если тепловой удар, тогда что? Степан, а ты куда смотрел??

      — Он на меня смотрел, мамочка, как старый-престарый евнух. Не переживай. Мы же тут все свои.

       — Карина, ушам своим не верю. Никогда бы не подумала — такое с тобой и от тебя.

        А она ловко опрокинула на своё тело, в полосочку да в крапинку, бадью с водой, и, в простыню укутавшись, чаю попросила.

       — Пусть пьёт вволю, — обратился Степан к Анфисе примирительно, успокаивающе. — А с тобой пойдем на процедуры. Медком тебя нежить буду...

       Вновь оказавшись в баньке, Анфиса всей чувствительной кожей впитывала ароматный мёд:

       — Нам бы с тобой в ранней молодости надо было соединиться неразлучно. Банька, телевизор, все удобства с канализацией. Не хуже, чем в городе. Я бы деток нарожала, и воспитывали бы мы их в нравственной чистоте, как вот я Карину. Правда, никак в толк не возьму, почему она сегодня дерзить вздумала? Волнительно что-то у меня на сердце.

       — Волнительные мысли у тебя от глубокого прогреву. На людях она не такая ведь.

       — Да я знаю... А люди... Не поймёшь, кто, с кем и почему... Ох, и времечко антисоветское постигло!

       — А мне без разницы — советское или антисоветское... Ты лучше скажи: чувствуешь приятность в теле от медовой процедуры?

       — Чувствую, соколик, чувствую. Хорошо-то как!

       В парильню вошла Карина и молча улеглась на свой полок. Всё же утомлённый от нескончаемых банных трудов, Степан незаметно от Анфисы посматривал на племянницу, а затем и вовсе отправил свою возлюбленную под опрокидывающуюся бадью с полезным советом вволю попить чаю. Он шагнул к «змеюке молоденькой», нагнал вениками пару да жару, а потом стал нежить мёдом с таким подозрительным рвением и опьяняющим вдохновением, что Анфиса могла бы одновременно и приревновать племянницу, и по-бабьи позавидовать её превосходному самочувствию в парильне.

       Уже скоро Карина, в свежей простыне, вновь жадно пила чай, ароматный, на травах, сидя рядышком с Анфисой, разомлевшей от банного счастья. И тут Степан «безжалостно» отправил обеих в парильню на заключительную процедуру. Они послушно улеглись на прежние места, а он, раз-другой поддав им вдоволь жару-пару, махнул через Анфису на верхний полок. Когда пребывать там стало невмоготу, он оттуда ретировался и сходу — за веники. И снова — наверх. Из-под одной из фетровых шляп послышался тот же смешливый голос:

       — Дядя Степан, а пусть мамочка вас тоже медком. Мамочка, не откажи.

       Анфиса и не была против:

       — Ложись, соколик, вместо меня. Ух, как же ты потрудился сегодня! Сбросила я лет двадцать.

       — Ой, мамочка, роди меня обратно, — рассмеялась Карина. — Я тоже сбросила двадцать. Дядя Степан, сейчас и я тебя медком. Можно?

       В ответ виртуозный банщик промолчал, поскольку сполна заслужил полное отдохновение. Плевать ему отныне на все остроты и проделки дерзкой девчонки. Свою задачу он выполнил блестяще, не считая некоторых ошибок, вовсе не досадных.

       Могло создаться впечатление, что Степан мертвецки уснул, оказавшись на нижнем полку в горизонтальном положении. На самом деле, он  неизбежно провалился в услужливую память. Перед его мысленном взором возникали и возникали возлежавшие на полке многочисленные женщины, которых он отпарил, «отпроцедурил» за два года бескомпромиссной работы банщиком. Блаженно улыбнулся он, припоминая, как длинноволосая русалка прошептала: «Позвони мне, позвони...». Назвала номер телефона — до сих пор помнит волшебную цифирь. И дачу загородную помнит, и всё то, что неизбежно было на даче. «Есть что вспомнить, жизнь не зря прожил... И впереди не худшее её продолжение в этой избе до самой глубокой старости. Брошу я свою Аглаиду, как пить дать, брошу. Хороша Анфиса! А эта молодая змейка, ух, какая! Пусть радуется, что ещё совсем молода, а я с такой «зеленью» не ведусь на беспорядочный образ жизни...».

       Под бадью с холодной водой они сплочённо встали втроём. Степан плавно потянул за верёвку. Анфиса и племянница восторженно завизжали. Одной бадьи было явно маловато, и тогда Степан, долго не раздумывая, принялся поливать Анфису и её племянницу из шланга. Благо, напор воды был на редкость сильным. Пронзительно вскрикивая, они поворачивались к нему так и сяк, а он оглушительно хохотал:

       — Это вам, бесстыжие, душ шарко!!! С лёгким паром, с молодым жаром!!!

       Они долго пили чай втроём. Роза и Степан опрокинули по рюмочке самогонки. Карина наотрез отказалась от алкоголя, даже запах нехитрого домашнего зелья ей был противен. Она заметила, что мамочка дышит неровно к профессиональному банщику, и равнодушно сказала:

       — Прогуляться хочется до мороженки. Наверное, два вафельных стаканчика слопаю зараз. Вам принести?

       — Ой, не надо! Отдохнуть бы часок в постели, а то и вздремнуть. Пойдём, я тебя провожу и денег дам. Кого встретишь из подруг, угости. Не жадные мы.

       На пороге избы она приобняла дочку-племянницу:

       — Ты уж погуляй подольше, ладно? Степана не хочу огорчить. Хороший мужик. Приманить его хочется так, чтобы бросил он Аглаиду. Хозяин в нашем доме нужен. Так что угощу его банным ликёром. Градусов под семьдесят, крепенький, домашний.

       — Мамочка, я не маленькая и всё отлично понимаю. А самогон у тебя всегда со знаком качества, хотя я его ни разу не пробовала.   

       — Так давай! На радостях. Одну граммульку.

       — Не надо, мама. Отдыхайте. Возможно, надумаю пойти на речку с подружками. На всякий случай, купальник одену.

       Карина шла по знакомой улице, мечтая о том, как уедет после школы в большой город и удачно выйдет замуж. В селе ей делать нечего да и неинтересно. Тут и женихов достойных не сыскать. Она несколько обеспокоилась, вспомнив, что в баньке дерзко разговаривала со Степаном. Надо быть с ним миролюбивей, а то ведь он и Аглаида могут передумать взять её к себе на постоянное жительство.

       Возле полуразрушенной церкви — на неё с высокого постамента по-прежнему устремлял свой зоркий и аналитический взгляд вождь мирового пролетариата — Карина  повернула к памятнику. За ним — киоск с мороженым и  убедительная реклама: «Вкусно и сладко съедим без остатка!». От киоска ей навстречу двинулись Лёха и Тишка.

       — Хочешь, мороженкой угостим? — Тишка заулыбался во весь рот.
 
       — Свои деньги имеются.

       — Всё ещё, красуля, обижаешься?

       — И не подумаю. Только зря стараетесь. Я не вашего поля ягода.

       — Так уж и не нашего, — ехидно хихикнул Лёха. — Не захочешь по-доброму, подкараулим.

       — Я же сказала: тётя Анфиса вас на вилы. Лучше не связывайтесь.

       — А мы её припугнём или прибьём. И никуда ты от нас не денешься.

       — Придурки больные, дайте пройти!

       — Глянь ты на неё, обзывается... А ещё комсомолка...

       Парни расступились, и Карина гордо отправилась покупать мороженое. Лёха присвистнул вслед от восхищения:

       — Не идёт, а нагло дразнится. Ишь, какие булки... Если в селе не уступит — а ведь не уступит! — приговорю её в Речовске. А пока пусть взрослеет.

       — Куда ей ещё взрослеть?! Я бы и сейчас в охотку.

       — Ну, ты круглый идиот. Тебя же посадят. Соображаешь за что?

       — Да понял я, понял...
 
       Карина уплела за обе щёки два сливочных мороженых в вафельных стаканчиках и осталась пребывать в рассеянной мечтательности на одной из лавочек рядом с Доской почёта — уже без фотографий, но со славословием : «Слава передовикам сельского хозяйства!» Мысли Карины были об одном: скорей бы получить аттестат зрелости, а там — взрослая жизнь. Кто он, красивый и богатенький жених, и как с ней познакомится? Может, будет она, раскрасавица, сидеть точно так же на лавочке, но только в Речовском городском парке, и вдруг услышит:

       — Девушка, разрешите угостить вас мороженым в вафельном стаканчике?

       — Нет, не так! Он будет скучать на лавочке, а я пройду мимо с мороженым, и тогда...

       — Карина, вот ты где! — ватага мальчишек и девчонок обступила лавочку. — Куда ты сегодня пропала?!

       — Да я дома была. Тётя Анфиса нагрузила меня всякими делами. А вы куда чалите?

       — На речку собрались. Айда с нами!

       — Как раз об этом подумала. А кто хочет мороженки? Я угощаю...

       С речки она пришла нескоро. Анфиса тотчас сообщила ей, что дядя Степан отъехал домой в добром здравии и отличном настроении, пообещав возвратиться для строительства «удобств по-городскому», и поинтересовалась заблаговременно:

       — Поедешь со мной на стан рано утром?

       — Конечно, мама. Могу помочь тебе и тёте Раисе управиться с делами.
         
       — Не надо. Ещё успеешь наработаться — годы-то молодые! А я и Рая сами управимся, с юных лет навыкли трудиться сноровисто.  Да и от стада-то осталось всего ничего. Я вот чём: Степана провожала и что-то шибко вспотела. Надоть ополоснуться в баньке, а потом будем ужинать. Воду подогрела.

       — Тоже ополоснусь. На речке с девчонками дурачилась, песок чувствую на коже, вывалялась в нём. 

       В баньке Роза вновь восхитилась физической красотой дочки-племянницы:

       — Ты и в детстве не была гадким утёнком, а сейчас и вовсе сказочная лебёдушка. Ах, зефирка ты моя ненаглядная...

       — Конечно, мама, я очень красивая. По-моему, в меня все сельские мальчики влюблены.

       — С ними держи ухо востро. Обманщиков, типа Лёхи и Тишки, полно. Убить их мало только за одну Алину.

       — Не беспокойся, мама. Я помню...

       На полевом стане Карину больше никто не беспокоил особым вниманием — некогда, надо дела делать. Да и самостоятельная она давно — не заблудится и не пропадёт. Как повелось, она досматривала сны в домике отдыха доярок, затем съедала солидную порцию любимой манной каши на сливках и говорила Анфисе:

       — Пойду на ту сторону кустарников гулять и загорать.
            
       Там Карина раздевалась до купальника и в изящной соломенной шляпке вальяжно шла к знакомой речушке, затем чуть вверх по течению до того укромного места, где не было ни одной живой души, а лишь дно — песчаное и прогретое на мелководье жарким солнцем. «Зефирка» комфортно ложилась на влажный песок. 

       Вокруг сновали крошечные рыбёшки, и Карина ловила их ладошками. Оказавшись вне воды, они беспомощно трепыхались на ладони и погибали. От этой забавы Карина испытывала странное удовольствие.

       Возвратившись к своему платью и холщовой сумке с лимонадом и пряниками, она загорала на старом тётином халате среди высокой травы и полевых цветов в томной мечтательности о её будущем женихе, сказочно богатом.

       Иногда она высоко поднимала голову — не забрёл ли кто сюда по нечаянности? Нет никого. Степь да степь кругом, если не считать совсем небольшое стадо колхозных бурёнок вдалеке с тем же пастухом, но уже без любимого коня.

      Продолжение: http://proza.ru/2021/05/08/1120


Рецензии