Поверь, что кончится проклятая война

       Сашка скомкал исписанный листок бумаги и с силой швырнул на пол.
    – Зачем? Зачем ты это сделал? – Таня подобрала скомканный листок и сунула в карман белого халата:
      – Это же стихи... Твои стихи. Это же память...
      Саша потёр через бинты ногу и сморщившись от, пронзивший ступню боли, со злостью сказал:
      – Да кому они нужны эти стихи? – он поднял на Таню глаза :
      – Кому? Ответь! Кому они нужны?
      – Мне. – чуть слышно прошептала она: –Мне нужны.
       Сашка снова потёр ногу, подтянулся выше, сел и, притянув к себе здоровую ногу, похлопал по краю кровати.
       – Сядь – сказал он Тане.
       Таня осторожно присела на самый краешек кровати, так, чтобы видеть Сашкино лицо.
       – Вот когда война началась, помнишь?
      Таня сглотнула слюну и молча кивнула. В голове застучало и сердце забилось сильнее от нахлынувших воспоминаний.
     – Так, вот. – продолжил Саша:
     – Ты тогда ещё совсем девчонка была, восьмой класс заканчивала, а я ушёл добровольцем, сразу.
      Таня, вдруг, рассмеялась так громко, что четверо раненых, спящих на соседних  кроватях, повернули на них головы.
       – Тоже мне, велик был! – Таня улыбалась: – Год техникума, а уже взрослый. Тебе ж тогда семнадцать было, сейчас девятнадцать. – на мгновение она вдруг замолчала, притихла, а потом, вспыхнув, как пламя в печи, продолжила:
       – Сашка, ты посмотри, что делается! Раньше казалось, что время летит. Летит, так, что не остановить... А теперь оно, словно застыло, в одночасье... Не идёт... Как так??? Скажи мне!
       – Это у тебя оно стоит, потому, что ты тут, в больнице, а у меня бежит, потому, что каждый день я кого - то теряю... Каждый новый день, страшней предыдущего...
     Вот ты говоришь, стихи тебе мои нужны. А я ведь о добром писать - то разучился... Всё война, война, друзья - товарищи, которых вернуть нельзя. Вот только если на этот лист, в строки...
      Тань, я же раньше и подумать не мог, чтоб убить кого смочь...
      Так, чтоб руки не дрожали потом...
       Вообще, чтоб убить...
       Суметь...
       А теперь знаю...
       Могу, да ещё и радость такая охватывает, что страшно мне становится, Тань... Не от того, что убил, а от того, что радость... Неправильная...
      Таня притихла, молча слушала Сашку, слёзы в глазах её блестели, а руки непрерывно мяли край белёного халата.
      – Таня, Таня, где ты? – в дверь вбежала Юлька, проворная, такая же юная как Таня "сестричка": – Ты, что тут расселась? Там раненых привезли. Быстрее. Быстрей.
     Таня вскочила и они с Юлькой выбежали в дверь палаты.
      А Сашка взял листок и быстро - быстро начал писать. Иногда он закусывал карандаш и поднимал глаза в серый потолок, а потом снова начинал быстро - быстро писать. Потом на мгновенье, взгляд его останавливался на наглухо заколоченом ставнями окне и тогда, взгляд его становился пустым и безучастным, но через мгновенье, он, видимо, поборов свои мысли снова возвращался к листку.
       Когда Таня зашла в палату, Сашка, крепко спал, подложив под щёку кулак. На его, ещё совсем мальчишеском лице играла улыбка. В руке его был зажат свёрнутый лист бумаги. Таня, аккуратно вытащила его из Сашкиной руки и прочитала верхнюю строку:
  Тане. "Поверь, что кончится, проклятая война!!!"
      Таня свернула листок и сунула в карман, потом поправила Сашкины светлые, непослушные, сползающие на глаза волосы, подоткнула под него одеяло, и тихо тихо вышла из палаты...