Мария Андреевна

         Источник Доброты Первейший Образец
 
Пелагея, Борис, Мария….»   Мария - это  третье дорогое имя, которое я пишу в  записках об упокоении. Сколько раз слезы выступали и выступают у меня из глаз при одном воспоминании об этом необыкновенном человеке, которого Бог дал мне узнать, соприкоснуться с ним, быть рядом, наслаждаться его добротой и любовью. Более того, этот человек был мне родным – это моя тетя по отцу Лебедева Мария Андреевна.
 
Родилась она в 1909 году в Петербурге и  была первым  ребенком в большой семье. Отец ее,  Иванов  Андрей Иванович, согласно найденным в последнее время по интернету документам был купцом 2-ой гильдии, имел в С.-Петербурге ресторан на углу улиц Витебской и Мясной и ещё имел земли в Ярославской губернии. Но он в 34 года скончался от тифа, оставив пятерых детей. Моя  бабушка после  смерти мужа вынуждена была уехать в 1919 году  с детьми из Ленинграда  к своим родителям в деревню Новая Тверской губернии. Семья тети Маруси, насколько я знаю,  потом жила в деревне Высочки Талдомского р-она, потом они  жили в  Талдоме, а в 1958 году  переехали жить в  Дубну.

Мария  была  красивая, высокая, стройная, светлоглазая, с правильными чертами лица. Волосы у неё были светлые, мягкие, слегка волнистые. Есть несколько типов красоты человеческих лиц - есть красота  холодная, есть добрая красота, а есть красота благородная. У тети Маруси была благородная красота. На ее красивом,  интеллигентном  лице  всегда  была  печать   света, любви,   внимания и мысли. Она и  была настоящим интеллигентом, несмотря на то, что ей не довелось получить образования. Она являлась живым подтверждением того, что интеллигентность определяется не образованием, а понятиями высшими, духовными.

Лицо у ней было овальное, с красивым и высоким лбом, нос правильной красивой формы, прямой, зубы ровные, белые,. Уголки ее губ были  чуть-чуть опущены вниз, но это не придавало ее лицу мрачного или недовольного выражения, тем более, что эта легкая и такая милая приспущенность уголков губ ее была мне заметна  лишь при улыбке - улыбка была  приятная, сердечная, теплая.

Мне не довелось видеть ее унылой, ничего не замечающей вокруг себя,  я никогда не видела никаких  гримас на ее  лице,  Я не помню ее смеха,   в отличие от улыбки, которую  видела часто. Брови и ресницы она имела светлые, но она не выглядела белобрысой, ей  это было очень к лицу, и  она никогда не употребляла косметики.

У нее были очень красивые большие руки с прямыми и  длинными пальцами.  Она не была суетлива, ей была свойственна обстоятельность во всем, даже в мелочах, но при этом было полное отсутствие занудства и скуки.

Осанку она имела прямую и правильную. Она никогда не смотрела на людей свысока, хотя бы из-за своего роста. Её взгляд был добрым, внимательным, любящим. Все было благородно, правильно и  разумно в ней.

Речь ее была уважительна и красива, она говорила просто и вместе с тем очень интересно, делая ненавязчивые ударения в словах, подчеркивая свою мысль.

Говорить тихо, невнятно, шепотом или что-то мямлить было совсем не свойственно моей  тёте.

Она никого не осуждала, не сплетничала, но была доброй и простой. Её дом был всегда полон народа не только по причине многодетности семьи - она вырастила шестерых детей, -  он был полон народа по причине ее всеобъемлющей любви к ближнему, причем любви настоящей, любви действенной. Люди тянулись к ней, и она постоянно кому-то помогала, кого-то привечала и  утешала. Она всегда с интересом расспрашивала человека о его делах и всегда искренне радовалась успеху его и огорчалась при неудачах или беде, и всегда  старалась чем-то помочь и утешить.
 
У нее постоянно кто-то бывал в доме:  родные и чужие,  друзья и знакомые,   подруги детства и соседи,  дети и друзья детей.  И всех она любила и на всех источала  любовь свою, и для каждого находила добрые слова, и поэтому каждый, пришедший в ее дом, начинал чувствовать себя, по словам моего мужа "главным",  будь это взрослый или ребенок. Это необыкновенное чувство своей значимости приобретал всякий человек, кому посчастливилось хотя бы раз переступить порог ее дома. И с возрастом эти её качества не умалялись.

Как бы она себя с годами плохо ни чувствовала, стоило только  позвонить в ее дверь - она тут же поднималась,  лицо ее озарялось улыбкой,  и  она без всякого притворства была рада пришедшему  человеку.  После участливых вопросов к человеку о его «житье-бытье», и всех выражений любви, следовало приглашение на кухню «пить чай». Это выражение «пить чай» было неизменным, как было неизменным и то, что при этом на столе  оказывалось всё из того, что было  у нее в буфете, на плите, или в холодильнике. Все это без всякой суеты и неудобства, красиво, просто и непринужденно оказывалось перед тобой, сопровождаемое теми же словами участия, любви и признательности, которые всегда были на её устах. Всем  было  хорошо, тепло  и уютно в ее доме.

Детей она называла "правильным  именем" -  Галя, Виктор, Лида, Нина, Коля, Наташа - даже своего умершего во младенчестве первенца она вспоминала не иначе как "Анатолий" - не помню, чтобы она произнесла чье-то  имя с пренебрежительными или ласкательными суффиксами. Взрослых же людей она называла только  по  имени-отчеству. Всё происходящее рядом с ней всегда было красиво, ровно и надежно.

Она стремилась, чтобы дети были дружны между собой - прививала им любовь и добрый  взгляд на жизнь, она ненавязчиво учила, как надо жить и радоваться жизни,  показывая как  в жизни  много хорошего.

Эпоха, в которой  довелось жить и семейные обстоятельства не позволили получить образование, но она была не хуже  людей  с дипломами и к ней люди тянулись. У неё не было времени читать книги, но  она многое нужное знала, и у неё  было чему поучиться. В  молодости ей пришлось поработать председателем колхоза, с должности  которого ее потом сняли, потому что, однажды, из опасения, что всё зерно приедут и заберут,  она  раздала его колхозникам. Она всегда отличалась  самостоятельностью.  Хорошо, что не посадили её в тюрьму. Спасло, видимо, что было известно ее  бескорыстие - подробности сейчас уже не у кого узнать. После этого она работала в колхозе счетоводом. Передо мной ее старинная фотография: моя тетя в белом свитере и черном жакете, взгляд прямой, ясный, но с оттенком печали, светлые косы уложены «корзиночкой».

Я узнавала у сестер, а были ли попытки у тети Маруси получить образование? Оказывается, были.  Она с семьей переехала было куда-то в Москву или в ближнее Подмосковье и уже хотела начать  учиться, но свекровь  настроила своего сына вернуться в деревню, говоря ему, что «в Москве у тебя уведут Маню-то, возвращайтесь  лучше обратно», что он и сделал, настоял на возвращении, и ей пришлось последовать за ним. Она любила своего мужа Александра Семеновича, и он тоже  любил и уважал свою жену, и было за что.

Недавно я спросила у Нины,  двоюродной сестры, а пела ли тетя Маруся?  Поющую тетю я никогда не слышала и  не могу даже это представить. Дело в том, что я ни разу не видела ее расслабленной или отдыхающей, а  помню только трудящейся и  неравнодушной. Её сердце всегда было направлено  к чужим людям - это я видела  постоянно. На мой вопрос Нина ответила, что «у  мамы был очень хороший голос  и в молодости она пела в церковном хоре».

Прекрасная семья, прекрасные и дети, и о каждом из них можно было бы написать немало   добрых  слов.

Уже нет на свете и супруга моей тети - Александра Семеновича. Он умер в 1997 году, пережив свою  Марию на 9 лет. На его поминках собралось много народу - и родные, и друзья, и соседи, и на поминках Александра Семеновича опять вспоминали   Марию Андреевну - так как она напоминала многим каким должен быть Человек, Женщина и Мать.

Хочется отметить, что поистине волшебное  чувство своей значимости, который приобретал любой человек, оказавшийся с ней рядом – это  было постоянным явлением возле святых старцев из-за их большой любви к ближнему!
 
          Господь да упокоит рабу Божию Марию в селениях праведных,
                где все святые упокоеваются.
2007 год