А в чём смысл?

Каждый из нас когда-нибудь умрёт. И самое неприятное, что мы знаем это если не с рождения, то уже с раннего детства. Когда-то Афанасий Афанасьевич Фет написал пронзительные строки: «Не жизни жаль с томительным дыханьем, Что жизнь и смерть? А жаль того огня, Что просиял над целым мирозданьем, И в ночь идёт, и плачет, уходя». И это, конечно, самое трагическое в бытии, изначально обречённом на своё прекращение. Но есть кое-что и ещё помимо собственного финального небытия – мучительная бессмысленность всего, что мы делаем здесь, на земле в пределах отпущенного нам срока.
 
Это хорошо понимают монахи, отрекающиеся от всякой привязанности ко всему земному. Их выбор предельно логичен, последователен и достоин уважения: если всё земное и материальное тленно и заведомо обречено на распад, то в нём нет никакого смысла и никакой ценности. Если вообще в чём-то есть смысл, то только бессмертном и вечном бытии духа, и только ему есть смысл посвящать свою жизнь и усилия. Если вечной жизни нет, то тогда вообще ничто не имеет и не может иметь смысла. По формулировке это почти что знаменитое пари Паскаля.
 
Другая крайность, ныне столь активно проповедуемая всевозможными «психологами» и подражателями восточных учений – это осознанная бессмысленность жизни, принятие факта отсутствия в жизни цели и смысла как данности и концентрация на «проживании момента».
 
Между этими двумя крайностями лежит попытка едва ли не большинства людей просто изгнать мысль о смерти и, тем более, о её неизбежности и неминуемости из собственного сознания, просто не думать об этом вообще и «сделать вид», будто смерти нет, и жизнь впереди бесконечна. Увы, этот метод не работает. Ужас неминуемого конца,  а главное – ощущение бессмысленности всего делаемого в жизни, изгнанное из сознания, поселяется где-то гораздо глубже, откуда его уже не выковырнуть, и отравляет оттуда существование.
 
Повторю: тот ответ, который на этот вопрос дают монахи, представляется мне наиболее последовательным и бескомпромиссным. Но он не для всех. Далеко не каждый человек способен и готов отречься от всего земного и разорвать с ним узы привязанности. Для многих людей, в том числе даже верящих или хотя бы допускающих возможность загробной жизни, жизнь земная, тем не менее, имеет самостоятельную ценность и требует ответа: какой смысл в том, что я делаю здесь, на земле пока жив?
 
Я допускаю, что то, о чём я здесь говорю, актуально не для всех людей, возможно, что лишь для некоторых. Однако я не сомневаюсь, что найдётся немало тех, кому эти мысли  и чувства окажутся созвучны.
 
Учёный, которому интересно не просто открыть что-то новое для себя, но и важно увидеть публикацию своего открытия. И не только, а, возможно, и не столько чтобы поделиться своим знанием с коллегами, но и для того, чтобы ощутить: вот то, что от меня останется и сделает мою жизнь ненапрасной. Я умру, но плод моей мысли, отпечатанный на бумаге, будет ещё долго, может быть – неограниченно долго жить в библиотеках и архивах. И в некотором смысле в этом открытии, в этом запечатлённом движении моей мысли, буду жить я, мой образ. А, значит, я всё-таки умру не весь, хоть что-то самое важное от меня останется.
 
Писатель, ровно с тем же чувством держащий в руках экземпляр своей изданной книги.
 
Коллекционер, для которого его коллекция – не просто обратимое и выгодное вложение капитала, а смысл и страсть всей его жизни.
 
Фотограф, который не просто создаёт красивую картинку для текущего потребления (удачно продать или на стенку повесить), а пытается зафиксировать и сохранить окружающий его мир таким, каким он уже через секунду не будет.
 
Генеалог, собирающий по крупицам историю своего рода и документальные свидетельства жизни своих далёких предков.
 
Что их всех объединяет? То, что смысл жизни для них неразрывно связан с надеждой и упованием на то, что их статьи, книги, коллекции, фотографии переживут их самих, а не будут безжалостно выброшены на помойку после утилитарного использования. Жизнь должна иметь некий «сухой остаток» – то, что от неё остаётся, когда она сама кончается. И этот «сухой остаток» не может сводиться к какой-то прагматической утилитарной функции, потому, что он – не средство, а конечная цель, задающая жизни смысл. Если такого смысла нет, то зачем вообще всё?
 
Этот вопрос актуален не только на уровне индивидуального, но и на уровне общественного бытия. Не только «зачем я живу, что лично от меня останется в вечности?», но и «зачем мы все живём, что от нас ото всех в итоге останется такого, что оправдывало бы наше существование и придавало ему смысл?». Не так давно одна моя хорошая знакомая столкнулась с крайне неприятным событием: из библиотеки, в которую она записана, списали несколько её любимых с детства редких книг. Списали – и, вполне возможно, утилизировали. Это событие стало для неё отнюдь не бытовой неприятностью из разряда невозможности просто перечитать любимую книжку, а поставило вопрос глобально: если книги со временем уничтожаются, то тогда ЗАЧЕМ ВООБЩЕ ВСЁ? Какой смысл во всём, что мы делаем? Что мы как народ, как цивилизация, как человечество в целом создаём такого, что со временем не будет списано и сдано в утиль? Это хорошо понимали представители древних цивилизаций, ценой колоссального труда воздвигшие монументальные памятники собственному существованию. У нас сейчас технологические возможности несоизмеримо больше, но мы не используем их. Вернее, тратим на бессмысленное сиюминутное потребление – вещей, услуг, информации. Мы изобрели интернет – и чем он заполнен? Текущей коммуникацией, мемчиками, рекламой. За столько лет мы даже не подошли к тому, с чего по уму следовало бы начинать – к проекту единой общемировой цифровой библиотеки, объединяющей и депонирующий все мировые книжные и архивные фонды, и единой общемировой базы знаний.
 
Я хотел бы всего лишь как можно нагляднее донести простую мысль об актуальности проблемы высоконадёжного бессрочного (условно «вечного») хранения информации – как сугубо частной, так и общественной – вплоть до глобального, общецивилизационного уровня. О том, что это одна из фундаментальных человеческих потребностей – потребность иметь цель и смысл в жизни – и на уровне отдельно взятой личности, и на том уровне, который объединяет людей в социум сознанием общих целей, ценностей и смыслов. Известный психолог и создатель логотерапии Виктор Эмиль Франкл по этому поводу писал: «Эйнштейн как-то заметил, что тот, кто ощущает свою жизнь лишённой смысла, не только несчастлив, но и вряд ли жизнеспособен. Действительно, стремление к смыслу обладает тем, что в американской психологии получило название "ценность для выживания"». Речь идёт о сохранении исторической памяти и культуры – как на микроскопическом, «атомарном» уровне личной и семейной истории, так и на уровне национальных культур и человеческой цивилизации в целом.
 
Для реализации такого проекта уже сегодня есть все необходимые средства, ресурсы и возможности. В техническом отношении его реализация не представляет никакой сложности. Память принципиально запечатлена в двух основных формах: в конкретных материальных предметах (когда информация принципиально неотделима от своего уникального носителя, как, например, экспонат в музее) и в форме, независимой от конкретного индивидуального носителя (например, фильм, записанный в аналоговом виде на киноплёнке и в оцифрованном виде на магнитном диске, остаётся тем же самым фильмом – носитель может быть заменён, а информация при этом останется той же самой, а в цифровом виде – так и АБСОЛЮТНО той же самой). Таким образом, вопрос бессрочного («вечного») сохранения информации (в том числе, индивидуальной и исторической памяти, научных, технологических, культурных достижений человечества) решается всего лишь созданием высоконадёжных материальных и информационных хранилищ. Технически, экономически и организационно – это простая и решаемая задача, хотя и имеющая свои нюансы, которые я весьма подробно освещал в специально посвящённых этим вопросам статьях. Проблема лишь в осознанности нашего запроса. В коллективном понимании того, что это нам надо, мы этого хотим, и в этом действительно нуждаемся для того, чтобы не чувствовать с такой остротой горечь бессмысленности собственного существования.
 
Когда эта наша глубинная потребность будет осознана и оформлена в социальный запрос (а потом и экономический спрос), дальнейший прогресс в этом направлении неизбежно пойдёт быстро и бурно. Начиная от новых, поистине революционных технологий в сфере разработки вечных (практически без кавычек: прогнозируемый срок жизни сопоставим с возрастом не то что Солнечной системы, а самой Вселенной!) носителей цифровой информации, которые технически уже созданы, но никак не могут перейти от стадии лабораторных образцов к стадии массового производства, и заканчивая космическими программами «резервного депонирования» всех достижений человеческой культуры и цивилизации за пределами Земли, а, возможно, и Солнечной системы.
 
Но для того, чтобы начать, всех этих революционных прорывов не требуется – они как раз придут как следствие. Начать можно уже сейчас, на том технологическом уровне, который уже давно имеется в наличии. Это вопрос исключительно осознания потребности и коллективной самоорганизации. Если вы чувствуете, что это важно для вас, – присоединяйтесь!