***

Ещё темно и в доме предрассветная тишина, а они уже спорят, сидя с ногами на смятой постели 

-А я говорю, что это моё дело и тебя оно касаться не будет! - кричит женщина.

-Как это не будет?- шёпотом отвечает он.

-Очень просто, не будет.

-Это ты сейчас так говоришь .

-И всегда скажу. Я его для себя хочу.

-Ты через месяц придёшь ко мне! С ним!

    Оба на коленях, в молитвенной позе. Их тени, причудливо размазанные по стене светом настольной лампы, качаются, как деревья на ветру.

- Как ты не понимаешь, мы, МЫ не можем позволить себе ребёнка! 

-Другие могут

-У них родители, квартиры свои, а у нас что?

-Не ори, люди спят.

-Я не ору. Ты посмотри,- он обвел рукой маленькую бедно обставленную комнату. - посмотри на это, как тут можно жить втроем. Ты что, матерью одиночкой хочешь?

-Не хочу, да видно буду. И вообще давай поспим хоть немного. Утро скоро.

-Ложись,- он подвинулся к краю, уступая ей нагретое место. -Ноги какие холодные. Ты спи, я сейчас .

-Угу.

-Может ещё покрывало сверху?

-Нет. Уж какой ты заботливый.

-Да как же, замёрзла же,- отвечает он, делая вид, что не заметил  насмешки.

    На кухне щелкнул выключателем, прикрыл дверь, чтобы свет свисавшей на шнуре лампы не падал на кровать. Распахнул холодильник, достал откупоренную бутылку водки, плеснул в стакан

...стакан наполовину полон, или…

    Кто он теперь, оптимист, пессимист?

    Опрокинул в себя горькую, холодную. Выдохнул медленно, боясь обжечь связи.          Нет, она еще и издевается: “какой заботливый”

   Он понимал это, конечно, у неё было право родить и нянчиться со своим ребенком, но знал, одна не справится, начнёт тянуть деньги, подавать в суд на алименты ... А ведь так хорошо жили. 

 
 

    Снова отвернул бутылочную пробку, подошёл к окну, отхлебнул, стараясь не задеть донышком по стеклу.

   Низкое небо тёмной свинцовой плитой лежало над городом,, но слева на востоке всё шире и шире расходилась, светлела полоса зари. Глотнул ещё и в этот раз подействовало по-настоящему, согрело, отпустило.

    На молоденькой травке газонов и порыжевшей шиферной крыше трехэтажки напротив льдисто поблескивал иней. Денёк будет собачий , если верить прогнозу ,  с дождем и ветром, хорошо что на работу не надо, спасибо вам, майские. Мама сказала бы - слава богу.

    И зачем ей дался этот ребёнок? 

    Откуда он вообще взялся, всегда береглись...

    Неудержимо клонило в сон, казалось, рухнет сейчас, бутылкой в руке

    Мама всегда обижалась на это, какая бы не была ссора, он шел к себе и засыпал. Падал на старый жесткий диван, вместо того чтобы идти и просить прощения, даже если был не виноват. Эх, мама.

   В комнате он постоял у постели, прислушиваясь к её сонному дыханию - спит.    Ничего, Катенька, мы с тобой еще днём поговорим, завтра тоже, сама поймёшь 

   Спал долго, снилось что-то хорошее, из детства - зеленые джунгли, белые слоны, а когда проснулся, Кати не было рядом. Сначала позвал, потом заглянул на кухню и в ванную. Заметил, что исчезли все её вещи, кроме мелочей, вроде мыльницы, зубной щётки. 

   Он искал Катю везде - у подруг, её двоюродной сестры, даже, на всякий случай, проверил пустой университет, съездил в студенческое общежитие, пропахшее гнилой сыростью от протекающих потолков.

    Потом уже бесцельно ехал по городу в тарахтящем троллейбусе, неспешно катившем вниз, к набережной, вдоль старых желтых домов с белыми разводами лепнины.

   Он сошел на остановке "Речной порт", спустился по лестнице к безлюдному бульвару. Злой восточный ветер, гонявший по чёрной волжской воде белую пену барашков, тут, на открытом месте, валил с ног. Пусто на реке, пусто на набережной и в душе тоже, а под жёлтым занавесом заката медленно сползает к дальнему берегу тусклое солнце.

   Несколько раз за бессонную ночь, он поднимался, проверял телефон, боясь, что мог прослушать звонок, хотя тот был установлен на полную громкость, отпирал дверь, заглядывал в почтовый ящик... Ничего от неё не было ни утром, ни на следующий день.

   Он видел её только один раз, три года спустя, из окна забрызганной осенней грязью маршрутки. По узкой дорожке вдоль каменного забора детской больницы она катила коляску и не нужно было иметь медицинский диплом, чтобы понять, ребёнок этот, с безобразным лицом, вывернутыми ноздрями, низким лбом, над которым рыжели жёсткой медью курчавые волосы, родился уродом.