Модистка, гл. 26

  Николай был в пути уже полдня. Коляска катилась среди лугов, перелесков, небольших рощиц, и снова лугов. Погода разгулялась, солнце нещадно палило с высоты голубых небес; не видно было ни единого облачка на чистом его небе, было тихо, не чувствовалось даже легкого дуновения ветерка. Только в воздухе раздавались пения птиц, жужжание пчел да шелест крыльев бабочек и стрекоз.
 
  Рубашка Николая давно взмокла и прилипала к спине, по лицу струился пот. «Надо бы сделать отдых, —  подумал Николай, — лошадь вся потная».

  Вдали забелела березовая роща, а дальше, вправо от нее блеснуло серебром озеро.
  «Вот, где мы с Орликом устроим привал! — радостно воскликнул он и направил коня прямо к озеру.

  Вскоре они достигли его. Николай быстро распряг коня, скинул с себя всю одежду и, оставшись в чем мать родила, ввел коня в воду, войдя в нее по пояс. Орлик тотчас с жадностью припал к воде, он пил долго, останавливаясь на мгновенье, чтобы передохнуть и снова припадал к ней. Николай терпеливо ждал, когда конь наконец утолит жажду, вымыл всего его со щеткой, и пустил в поле.

  «Пусть полакомиться молодой, сочной травой». А сам нырнул в воду. Как долго он находился в этой освежающей живительной влаге, наслаждаясь и радуясь ее удивительному свойству, моментально утолять усталость, возвращать бодрость, силу и радость жизни, он не знает.

  Он плавал и кролем, и барсом, затем переворачивался на спину и долго лежал без движения, устремив взгляд в голубое небо. Наконец, насладившись вдоволь, он вышел на берег. Орлик ходил невдалеке и щипал траву.

  Николай лег тут же на берегу закинув руки и, положив их под голову, блаженно закрыл глаза. Так он лежал еще неопределенное время, без с мыслей, и желаний наслаждаясь отдыхом. Вскоре глаза посоловели, стали слипаться, сон начал одолевать им, но он, сделав над собой усилие, поднялся.

  «Пора ехать, надо до вечера добраться до деревни, не ждать, когда стемнеет». Быстро одевшись, он пошел за Орликом, запряг коня и пустился в дальнейший путь.
 
  Деревня эта стояла особняком на значительном расстоянии от других деревень имения. Она была всего в сто крестьянских изб. Неширокая речушка пробегала с одной ее стороны, за ней тянулся неизвестно как далеко — сплошной лес.

  Народ ее живя вдали от всех, селений, чувствовал себя здесь свободно. Был трудолюбив, смирен и покладист. Господа в нее отродясь не заезжали из-за дальнего ее расположения, приказчик и тот наведывался нечасто, поэтому появление барина, шагающего по деревне рядом с лошадью, было для жителей, неведомым событием.

  Крестьяне пугливо кланялись и старались скорей ретироваться, не зная, как расценивать приезд молодого барина и чего ожидать от него.
Ребятишки бежали за ним следом, разглядывая его, кожаный тарантас и дорогую сбрую на лошади, перешептываясь между собой, делясь впечатлениями.

  Николай остановился у дома, который был обнесен высоким забором, такой дом мог принадлежать зажиточному крестьянину или старосте. Уже надвигались сумерки и надо было позаботиться о ночлеге. Он стукнул два раза кольцом в дверь калитки. На его стук никто не отозвался, если не считать собаки, которая лениво раза два тявкнула.

  — Эй хозяева! — крикнул он, — есть кто дома? Теперь собака залилась хриплым лаем. Скрипнула дверь и на крыльце появился седой, как лунь старик.
   — Что надо, мил человек?
   — Переночевать с дороги не пустите?
   — Откуда ты и чей будешь?
  Старик направился к калитке. Несколько минут глаз его внимательный   рассматривал через щель Николая, затем дверь распахнулась.
  — Барин! — воскликнул он, — если бы вы не были так похожи на Афанасия Николаевича, не признал бы за своего барина; ведь из всех господ я только одного его и видел.
Кем же вы им доводитесь, позвольте полюбопытствовать?
  — Я внук его, сын Николая Афанасьевича.
Старик тут же отвесил низкий поклон и, выпрямившись, проговорил:

  — Как вас по имени кличут?
  — Николаем, зовите.
  — Добро пожаловать в избу, Николай Николаевич, располагайтесь и чувствуйте себя, как дома. Коня вашего распрягу, накормлю, определю в конюшню, будьте покойны.
 
  Он завел его в просторную, чистую комнату и крикну:
  — Устинья, принимай дорогого гостя!