Шапка Мономаха - 5

В понедельник Зелинский решил не злоупотреблять любезностью директора и приехал в институт своим ходом, на автобусе. Зайдя по пути в кабинет Окунёвой и Буре, чтобы поздороваться, он увидел, что дамы куда-то собираются: ученый секретарь поспешно складывает в папку бумаги, а заместитель директора прихорашивается перед зеркалом.

- А вы разве на директорат не идете? - удивленно спросила Татьяна Георгиевна. - Вас не предупредили? По понедельникам у нас директорат.

- Это я виновата, - оторвалась от бумаг Буре. - Забыла предупредить. Пойдемте, уже опаздываем. Портфель можете здесь оставить, потом заберете.

Виктор Андреевич поставил свой портфель рядом со столом Окунёвой и они все втроем вышли в коридор.

Директорат происходил в кабинете директора. Белотуров восседал за массивным столом, за его спиной находилось широкое окно, выходящее в небольшой скверик. На полированной поверхности стола ничего не было кроме телефона и сувенирного письменного прибора в виде орла, сидящего на каком-то камне. К столу примыкал в виде ножки буквы «Т» другой стол, узкий и длинный; по обе стороны этой «ножки» стояли стулья, на стульях сидели люди. Буре и Окунёва заняли свои места, Зелинский тоже примостился, для него подали дополнительный стул из приемной. Среди присутствующих он увидел уже знакомых ему Лабухову, Чипуренко, Зверева, Тимухина и еще двух-трех незнакомых лиц

- Ну, вот, теперь все в сборе, - произнес с иронической усмешкой директор. - В следующий раз прошу не опаздывать. Прежде всего хочу представить нового члена нашего коллектива. - Он посмотрел на Зелинского. Тот послушно поднялся. Все присутствующие приковали к нему взгляды. - Зелинский Виктор Андреевич, доктор физико-математических наук из Владивостока. Он известный специалист в области физики твердого тела, у нас будет руководить лабораторией, которой руководил Ханбатыев, а в ближайшее время будет назначен заместителем директора по научной работе.

Тут все посмотрели на Окунёву (кроме, конечно, ее самой и Любови Марковны). Ведь заместителем по науке была Окунёва: это что ж, Зелинский будет вместо нее?
- А теперь давайте по порядку, - продолжал Белотуров. - Любовь Марковна, что у нас нового?

Любовь Марковна раскрыла папку, зачитала последнее письмо, пришедшее из Академии. Письмо касалось проведения совместных исследований с институтами Академий Польши, Венгрии и других бывших соцстран.

- Но нас это не касается, у нас нет никаких совместных исследований, - безразличным голосом подытожила она.

Зелинский поднял руку.
- Вообще-то у меня есть договоренность с поляками, - заметил он негромко, однако к нему сразу прислушались. - О проведении расчетов для Института электроники в Варшаве. Может быть, это подойдет?

- У вас есть официальный договор? - обернулась к нему Буре.
- Нет, но если надо — сделаем.

- Конечно, надо. - Ученый секретарь посмотрела на директора.
- На ловца и зверь бежит! - улыбнулся тот. - Вас нам сам Бог послал, Виктор Андреевич! Конечно, договор надо оформить. - И уже прежним деловым тоном продолжил: - Что у вас еще, Любовь Марковна?

- Еще вот из Владивостока, из Президиума бумага пришла. Пишут, что мы должны организовать Совет молодых ученых. Во всех институтах есть, у нас нету. Не знаю, как быть, у нас молодых-то один Паша у Лабуховой.

Тут все посмотрели на Лабухову, а она возразила:
- Ну да! Еще Вадим Скоробогатов есть. Про него забыли?

- Точно! - обрадовалась Буре. - Значит создадим, а Пашу председателем назначим.
- Почему Пашу? - насторожилась Лабухова. Ей заранее не по душе было отвлечение ее сотрудника на какие-то сторонние дела.

- Потому что он здесь, под рукой. Где я буду этого Вадима искать?
- Вопрос закрыт, - подал решающий голос директор. - Совет молодых ученых создаем, председателя молодые ученые выберут сами. Татьяна Георгиевна, у вас что?

- У меня сегодня ничего, - ровным голосом ответила Окунёва. - Хотела бы только напомнить, что скоро заканчивается срок подачи заявок на гранты РФФИ, а никто еще не подал.

- Это безобразие! - возмутился директор и нахмурился, и стал похож на рассерженного гомеровского Зевса, восседающего на Олимпе. - Вам что, нечего подать? Какие же вы ученые, если заявку на грант подать не можете?
Все удрученно молчали.

- Сергей Викторович! - Белотуров гневно обратился к Чипуренко. - Почему вы не подаете?
- Так там вроде фундаментальные требуются, у нас, в общем-то, прикладные, - резонно возразил тот.

- У почему тогда с заводами договора не заключаете? С Комсомольском!
- Стараемся. Пока не получается.

- Плохо, значит, стараетесь! - Из глаз Зевса летели молнии. - Ехать надо в Комсомольск, на завод идти!
- На завод не пускают, у меня допуска нет.

«Странно это, - подумал Зелинский. - Можно подумать, Белотуров не знает, что на оборонный завод так просто не попадешь. Интересно, у него самого-то есть допуск? Если есть, то ехать надо ему. Да и вообще, это именно директорское дело — контакт с Комсомольском. Тем более, что он там работал, его там знают».

Тут Лабухова вмешалась, взяла огонь на себя.
- Анатолий Кузьмич! Конечно, Сергей не виноват. Особенно с РФФИ. Я в прошлом году подавала заявку, ее отфутболили, хотя у меня, вы знаете, и публикации приличные. Два раза одно и тоже подавать нельзя, а новых идей пока не появилось.

Белотуров слегка сдулся, спокойный тон Лабуховой притушил его огонь. Желая как-то разрядить накаленную им же обстановку, он обратился к Зелинскому:

- Вот видите, Виктор Андреевич! Это наша главная беда. Новые идеи нас редко посещают. Но путем анализа я пришел к синтезу: от вас как от нового человека мы ждем новых идей.

Зелинский пожал плечами, улыбнулся. При чем тут анализ и синтез, он не понял. По-видимому, это такая присказка у Анатолия Кузьмича. Остальные присутствующие на нее тоже не отреагировали: наверное, привыкли, как и к показному гневу директора-громовержца.

- Все свободны, - мирно закончил заседание громовержец. - А вас, Виктор Андреевич, я попрошу остаться.

«Это уже подражание Сталину!» - внутренне усмехнулся Зелинский, но виду не подал, улыбнулся уходящей Лабуховой и остался сидеть, где сидел, но потом пересел поближе к директору.

- Я вот что хочу с вами обсудить, - начал Белотуров, когда дверь за последним членом директората затворилась. - Окунёва, конечно, нервничает. Виду не подает, но я-то ее знаю, она моя ученица, можно сказать, у меня на руках выросла. Я, конечно, обещал сделать вас замдиректором, и я, конечно, это сделаю. Но как быть с Татьяной?

- А нельзя ли сделать так, чтобы у вас было два зама по науке? - предложил Виктор Андреевич. - Я знаю, в других институтах бывает по два зама.

- Бывает и по три, - согласился Анатолий Кузьмич. - Но это в больших институтах. А у нас, сами видите, институт маленький. Вот я и не знаю, как быть.

Зелинский задумался. Он в замы, в общем-то, не метил. Ему просто была нужна работа в институте, должность завлаба его вполне устраивала.

- Знаете, Анатолий Кузьмич, - сказал он. - Если вам не разрешат иметь двух замов, пусть Окунёва остается на этой должности. А я буду просто завлабом. Она ведь вас устраивает?

- Меня-то она устраивает, да вот Ладонников укоряет. Что, говорит, у тебя за институт? Зам по науке - кандидат, ученый секретарь — вообще без степени!

- У Любови Марковны нет степени? - искренне удивился Зелинский. - Это действительно нонсенс.

- То-то и оно! - грустно промолвил директор. - И доктор я единственный. Теперь хоть вы появились.
- А Ханбатыев почему ушел? - не удержался от вопроса Виктор Андреевич, хотя уже и знал отношение Белотурова к своему предшественнику.

- А он еще не доктор! - вместо ответа возразил Белотуров. - Его еще не утвердили. Надеюсь, и не утвердят, не пропустят в докторский клуб. Мошенник он, а не доктор! Заказал результаты, заплатил — и защитился! Так любой дурак может.

- Заплатил через институт?
- Нет, конечно! С какой бы стати институт все это оплачивал? Все из своего кармана.

- Да, это странно, - согласился Зелинский. - Обычно так не делается. Но в наше время… - И ему снова захотелось встретиться с необычным человеком с татаро-монгольской фамилией. Но в теперешнем разговоре надо все-таки расставить точки.

- Так что, повторяю, Анатолий Кузьмич, сильно Ладонникова не сердите, если он на двух замов не согласится, пусть остается Татьяна Георгиевна.

- Я вас понял, - грустно кивнул Белотуров. - Но мне пора уже и о преемнике подумать. Татьяна когда еще доктором станет, а вы уже доктор...

- Ну, об этом вам еще рано говорить, - прервал его Зелинский. - Я думаю, вы на этом посту еще много пользы принесете. - И меняя тему, рассказал о своем визите к ректору пединститута. Белотуров охотно подхватил:

- Чудесный человек Константин Константинович! И докторская у него прекрасная. Он в ДВГУ защищался. Между прочим, как и вы, по физике твердого тела. Но, говорят, в последнее время прикладываться начал. - Анатолий Кузьмич сделал выразительный жест. - То ли у него с женой нелады, то ли с министерством. Ходят слухи, пединститут хотят с «политэном» слить. Но пока это только слухи.

- В этом есть своя логика, - заметил Зелинский. - Политэн» назвался классическим университетом, а в нем на самом деле одни технические специальности. Честно говоря, на месте министерства я бы из пединститута делал университет, а не их политехнического.

- У них свои аргументы, - уклончиво возразил Белотуров. - Но вы пошли правильным путем. Кадры для себя надо готовить самому. Как говорил Мичурин: «Мы не можем ждать милостей от природы. Взять их от нее — вот наша задача!»

«Сейчас этот девиз звучит не однозначно. - подумал Зелинский. - С природой мы натворили много бед. Какие уж там милости!» Но оспаривать мнение собеседника не стал. Только спросил, будет ли возможность открыть в институте аспирантуру по физике твердого тела. То есть, по физике конденсированного состояния — так в недавние годы переиначили его научную специальность. Оказалось, что проблем нет. Надо дать задание Любови Марковне, она оформит заявку и пошлет ее в Академию.
На этом они и расстались. То есть, Виктор Андреевич направился в библиотеку, посмотреть, чем она богата, и взять книги, рекомендованные Белотуровым. А Белотуров остался в кабинете, за пустым лакированным столом.


Прошли три дня, заполненные чтением мудрых, древних книг, а на четвертый день Виктор Андреевич получил свой компьютер, чему, конечно, изрядно обрадовался. Модельер-расчетчик без компьютера — это все равно как ковбой времен «фронтира» без пистолета. Правда, на заре своей научной деятельности аспирант Виктор Зелинский, которого в те времена Андреевичем никто не величал, неделями крутил ручку «Железного Феликса», то есть, арифмометра, с могучей помощью которого и была сработана его первая научная статья. Но арифмометр — он ведь тоже компьютер, вычислитель по-русски. Сейчас огромное большинство пользователей компьютеров даже не отождествляет иностранное слово «компьютер» с русским словом «вычислитель», для них это либо шикарная игрушка, либо пишущая машинка, либо, в лучшем случае, устройство для обработки информации. А тут еще и Интернет, Всемирная Паутина, дающая возможность почти безграничного общения. Однако создавался-то компьютер для проведения сложных и трудоемких вычислений! Для решения задач механики, физики и прочей математики. Начиная занятия со студентами, Виктор Андреевич всегда старался подчеркнуть, что он постарается научить их использовать компьютер по его прямому назначению, для решения сложных математических задач.

Тут уместно привести остроумное суждение одного польского коллеги Виктора Андреевича, Ярослава Ольского, с которым он работал в Германии. Ольский любил повторять: «Компьютер — он глупый! Сам он ничего не соображает, и ничего делать не умеет. В него надо вставить программу и дать команду».

Виктор Андреевич занимался моделированием взаимодействия атомов, которое описывается уравнениями квантовой механики. У него имелись программы, составленные на основе этих уравнений, — его собственные и других авторов. Программы эти, в виде файлов на дискетах, он привез с собой из Владивостока, и теперь занялся установкой их на новом компьютере. Мы с вами, естественно, не будем их обсуждать на страницах нашего повествования, я лишь скажу, что программы эти довольно громоздкие и их установка и отладка требует немало времени, поэтому Виктор Андреевич занимался этим весь день и почти весь день не выходил из своей каморки, дверь которой держал открытой для доступа воздуха. Мимо ходили (туда-сюда) сотрудники, с любопытством останавливались, наблюдали, как пялится в экран монитора новый сотрудник с невнятными полномочиями и непонятным статусом, и шли себе дальше.

Однажды остановился Чипуренко, стоял минут пять, смотрел. Потом подошел ближе и спросил:

- А зачем дверь открыта?
- Чтоб кислород заходил, - мельком глянув в его сторону, объяснил Зелинский.
- А если я зайду?

Зелинский оценил юмор и оторвался от экрана.
- Ну зайдите.

Чипуренко вошел, остановился у порога.
- Я слышал, вы моделированием занимаетесь, атомы гоняете?

- Есть такое, - лаконично, давая понять, что не настроен на долгий разговор, ответил Виктор Андреевич. - Интересуетесь? Если не ошибаюсь, Сергей Викторович?

- Он самый, запомнили. А я вас все к себе хотел зазвать.
- Спасибо, обязательно побываю, - заверил Зелинский. - Может быть, даже завтра. А сейчас, извините, мне надо закончить, а то забуду что-нибудь, и все насмарку, придется заново устанавливать программу.

- Лады! - простецки кивнул в знак согласия Чипуренко. - Заметано! - И ушел, напевая: «Хорошо живет на свете Винни-Пух!..»

«Забавный тип! - подумал Виктор Андреевич, возвращаясь к своим занятиям. - Надо Лабухову о нем расспросить. Или Буре. Лучше Лабухову, с ней как-то проще общаться, Любовь Марковна какая-то резковатая, безапелляционная. Может это у нее опять же комплекс проявляется, как у рентгенщика Здруя. Интересно, какое у нее образование? Как она в ученые секретари вышла?»

Но вскоре он отошел от посторонних мыслей, углубившись в процесс установки умных программ.

К Лабуховой он зашел на другой день, утром, чайку попить. А у нее как раз сидел Чипуренко. О чем они беседовали, Виктор Андреевич не узнал, так как при виде Зелинского Сергей Викторович быстро встал и удалился, даже оставив недопитым чай. Паши не было, но была вторая Наталья. Она тоже сидела за чайным столиком. Уже было очевидно, что это у них такая традиция — утренний чай, за которым, по-видимому, обсуждались детальные планы на наступивший день. Перед Зелинским тоже поставили чашку.

- Надо вам, Виктор Андреевич, завести свою чашку, - деловито посоветовала помощница Лабуховой. - У нас здесь у каждого своя, вам из гостевых приходится пить.

- Хорошо, я принесу, - пообещал Зелинский. Он заметил у нее на кофточке, под воротником значок в виде парашютика и спросил:
- Это у вас брошка или вы прыгаете?

- Отпрыгалась, - вздохнула аспирантка. - Семнадцать прыжков, хватит! У меня дочуре три года, боюсь ее без мамы оставить.

- Страшно было?
- Первые два раза — страшно, потом привыкла, в соревнованиях даже участвовала.

- Уважаю! - с чувством произнес Виктор Андреевич. - В юности на планере летал, а вот прыгать не доводилось
- Планер — это тоже серьезно, - кивнула бывшая парашютистка. - Тоже можно больно упасть.

Зелинский глотнул чаю, посмотрел на Лабухову.
- Наташа, а что вы скажете о человеке, который только что ушел?

- О Чипуренко? - подняла брови Лабухова и пожала плечами. - Человек как человек. Иногда рубаха-парень, иногда хамоватый, иногда душка. Как все мы. Закончил «Политэн», по специальности — автодорожник, но вот в науку потянуло, прибился к Белотурову. Занимается искрой, защитил диссертацию. Что еще? - Она опять пожала плечами. - У нас тут еще Мухин есть, тоже политэновец, но постарше, тоже с искровым воздействием возится. Так вот с Чипуренко у них жуткая конкуренция, почти война. Занимаются почти одним и тем же, но между собой не общаются, у каждого свои установки, свои секреты. Даже на свои комнаты цифровые замки поставили! Как в режимном заведении.

- Даже так? - удивился Зелинский. - Дикость какая-то! А что же Белотуров?
Лабухова усмехнулась.

- По-моему, Анатолий Кузьмич это поощряет. Ему удобно, чтобы они соперничали. То одного похвалит, то другого поругает. Разделяй и властвуй, как говорится!

Зелинский задумался. «Значит, автодорожник! Это даже не технарь, это скорее строитель. А вот электроискровым воздействием занимается, кандидатскую защитил. Незаурядная личность!»

- Я смотрю, тут у вас много людей из «Политэна», - заметил он. - Вот Тимухин еще. Что вы о нем скажете? Мне он, кстати, на татарина похожим показался.

- Он из Крыма, из Евпатории. Он не признается, но, наверное, действительно с татарскими корнями. А что? Вы татар не любите? Может, и евреев?

- Упаси Бог! - смутился и запротестовал Зелинский. - У меня и в мыслях такого нет! Я нормальный человек, прекрасно понимаю, что не бывает дурных и хороших наций. К тому же, в нас, в русских, столько всяких кровей намешано, что смешно говорить о каком-то национализме или шовинизме. Просто у каждой нации есть свои особенности, свои традиции, свои ценности, и если знаешь происхождение человека, его корни, это помогает понимать его поступки.

- Так вот, чтобы вы знали, у меня бабушка по маме была еврейка! - с забавным, почти детским вызовом объявила Наташа. - Правда, дед по папе был то ли бурятом, то ли якутом. Ханбатыев меня за свою почитал. А себя он именовал потомком хана Батыя.

- Вот видите! Много у нас таких потомков хана Батыя и других ханов, и даже с русскими фамилиями, так что это ничего не значит. Я например, иногда люблю называть себя почти поляком, вроде даже от какого-то шляхтича род Зелинских пошел. Ну и что? Разве что польский гонор иногда у меня проскакивает. А знаете, что такое «гонор» в переводе на русский? Это просто «честь». И в девизе моего предка-шляхтича звучало: «Честь выше жизни!»

- Классно! - с чувством одобрила Лабухова и уважительно-внимательно посмотрела на нового завлаба. - В этом что-то есть. А у Тимухина действительно чувствуется какое-то скрытое татарское коварство, он всегда себе на уме. Но вы в прошлый раз обо мне хотели поговорить. Тоже про мои корни?

- Да нет, - успокаивающе улыбнулся Зелинский. - Я про вашу тематику. Скажите, пожалуйста, какие «каменюки» вы с сажей отжигаете? Какие там основные оксиды?

- Да мы разные берем, из разных месторождений. Из Приморья в основном вольфрамовые руды, из Бурятии и Хакасии — молибденовые…

- А какие лучше восстанавливаются?
- Пожалуй, молибденовые. А что?

- А то что вам сам Бог велел повернуть вашу тематику в сторону разработки катализаторов для сжигания сажи, для улучшения горения бензина и дизельного топлива! Это в наше время гораздо востребованнее, чем переработка минерального сырья. Сейчас у нас переработка сырья не в фаворе, сырье выгоднее сразу за рубеж гнать, в тот же Китай. А машин с каждым днем все больше и больше, загазованность растет. Если мы предложим хорошие катализаторы, нас на руках носить будут!

Лабухова смотрела на Зелинского с недоверием. Такой поворот тематики как-то не приходил ей в голову, она привыкла слушать Белотурова, своего учителя: «Минеральное сырье, минеральное сырье! На Дальнем Востоке мы должны заниматься минеральным сырьем!» А ведь, действительно: сколько лет им занимаемся, а никто нашими результатами не заинтересовался. Даже Институт горного дела.

- Надо подумать, - сказала она. И посмотрела на Наталью. - Наташ, оксид молибдена кто-то изучает как катализатор?
- Кажется, да, - подумав ответила та. - С какими-то примесями. Я встречала такие работы.

Лабухова вернула взгляд к Зелинскому и повторила:
- Надо подумать!

- Подумайте! - кивнул он. - Во всяком случае, это современно, перспективно. Особенно, если мы сможем получить результаты на наноуровне.

Лабухова засмеялась.
- Ну уж скажете! Сразу и нано! У нас в институте и слов таких никто не знает.

Зелинский широко улыбнулся, довольный произведенным эффектом.
- Всё когда-то познается впервые. Ничего страшного в таких словах нет. У меня три года были гранты по наноструктурам. Сейчас это обыденное дело. Как говаривал мой давний владивостокский шеф, сейчас этим не занимается только самый ленивый.

- А знаете, Виктор Андреевич, - вдруг вступила в разговор вторая Наталья. - Мне кажется, что мы уже получаем наноструктуры. По крайней мере, на снимках, которые мне на электронном микроскопе сделали, ясно видны частицы размером гораздо меньше микрона.

Она поднялась, прошла к своему столу, открыла одну из лежавших на нем папок и протянула Зелинскому фотографию, на которой он увидел друзы неких кристаллитов, напоминающих шестигранные карандаши. Приведенный внизу масштаб указывал, что диаметр «карандашей» - где-то 300-500 нанометров.

- Что за материал? - спросил он, продолжая изучать фотографию.
- Чистый вольфрам, - ответила аспирантка. - В литературе такие вытянутые кристаллиты называются «усы».

- Где делали снимок?
- Во Владивостоке, в геологическом институте.

- Знаю. У них хороший микроскоп, контраст здесь очень четкий. И как вы получаете такие «наноусы»?

- Это целая история, - ответила за свою сотрудницу Лабухова. - Сложная химическая процедура, а в качестве кристаллической затравки берется никель. Но интересно, что почти одновременно с нами точно такие же вольфрамовые усы получили китайцы, вакуумным испарением. Они нам даже письмо прислали, предложили подать заявку на совместный проект.

- Даже так? - удивился Зелинский, возвращая фотографию Наталье. - Так что же вы сидите? Надо подавать. Конечно, я по своему опыту знаю, что в Академии международные проекты проходят очень туго. У них там лимит, деньги ограничены, и, разумеется, академики их между собой, между своими заявками, делят. Но пока судь да дело, надо в РФФИ подать. Вырастить вольфрамовые усы — это большой фокус! В РФФИ должно пройти.

Натальи переглянулись.
- А что? - сказала начальница. - Давай, Наташа, подавай. От своего имени. Пашу впиши для коллективности. Молодежные проекты легче проходят. Будет здорово!

- Ну вот! - улыбнулся Виктор Андреевич, поднимаясь из-за чайного столика. - Не зря посидели, поговорили. Есть однако и от меня польза!

- Большое вам спасибо! - серьезно поблагодарила Лабухова. - Свежий взгляд он и в Африке свежий взгляд. Если грант пройдет — с нас причитается.

- Ни цента! - шутливо ответил он. - Это просто моя работа! Вы про катализаторы не забудьте подумать.

- Да уж не забуду! - И вид у нее сделался озабоченным, углубился.

А Зелинский уже шагал по коридору, прикидывая в уме, сумеет ли он смоделировать рост вольфрамового «уса» на монокристалле никеля. Раньше ему не приходилось иметь дело ни с никелем, ни с вольфрамом, но в этом проблемы не виделось, металлы как металлы. Проблемы могут возникнуть из-за несоответствия кристаллических решеток. Ну что ж, проблемы существуют для того, чтобы их решать!