Расплата

– Тебе самому-то жить не тошно? – усталая женщина в замызганном переднике визжит так, что стены вибрируют в такт ее крику. – Мало тебе того, что столько жизней загубил, так еще и мою хочешь поломать? Я же видела тебя с ней! Своими глазами видела!
Высокий светловолосый человек в форменном кителе угрюмо смотрит мимо нее в стену.
– Сколько раз тебе повторять? Не было ничего. Я пытался ее приободрить, поэтому и взял за руку. Потому что иногда людям нужно сочувствие. Сочувствие, понимаешь? Помочь я не всегда могу, но хотя бы так.
– Понимаю, что ты НКВДшник, вот что я понимаю. И что вы, собаки последние, людей со свету сживаете. Что обезумевших от голода на смерть отправляете. Что за горсть зерна для детей – расстрелять готовы.
Мужчина медленно переводит взгляд небольших серых глаз на жену.
– Немедленно закрой рот. Закрой свой поганый рот. Я милиционер, а не НКВДшник. И порядок должен охранять. Если каждый будет казенное себе присваивать, как фронт обходиться будет? Все на нужды фронта мы сохраняем. А тебя я вообще подобрал, когда ты одна с довеском осталась. Когда сестра твоя умерла, оставив меня один на один с твоей ненавистной рожей. Я в память о ней только за тебя так глотку грызу, а то давно бы уже на самотек все пустил. Слышишь, ты, жалкая ее копия?!
Глаза женщины наполняются слезами. Волосы растрепаны, фартук сбивается на одну сторону.
- А парнишку того ты тоже ради порядка в тюрьму отправил? Который кусок хлеба голодной сестренке украл? Зато теперь этим хлебом верхушка партии живот набивает. А ты цепной пес их верный.
Мужчина бьет ее по щеке наотмашь.
Уголки губ у женщины нервно дергаются. Глаза мгновенно  высыхают. Она теребит подол фартука. Хочет что-то сказать, но сдерживается.

********

- Вы, Алексей Юрьевич, понимаете, наверное, последствия от такого поступка?
Генерал уже немолод. Он внимательно разглядывает лицо капитана. Тот стоит по стойке смирно, ни один мускул на его совершенно обычном лице с небольшими серыми глазами, не дергается.
- Аморальное поведение недопустимо для советского человека. Советского военного. Особенно сейчас, в это тяжелое для страны время, когда враг стоит у ворот.
- Товарищ генерал, я никогда бы не позволил себе того, в чем меня обвиняют – Алексей рапортует четко, не торопясь, но, в то же время, в его голосе чувствуется смятение. – Этот донос – ложный. Скажите, кто это? Кто на меня донес?
- Сам знаешь. – генерал пристально смотрит на подчиненного.
- Пожалуйста, дайте шанс доказать, что я невиновен. Я Родине всегда верен был, все ради страны делал. Никогда вопросов лишних не задавал. Неужто теперь из-за одной анонимки утратил доверие?
Генерал смотрит на него задумчиво, но не зло. Изучает долго. Потом, прямо в душу заглядывая, произносит:
- Тебе ли не знать, скольких судьбу одна анонимка решила. Я лично тебе зла не желаю. Но закон есть закон. У тебя теперь два пути есть: либо в тюрьму, либо 3 месяца в штрафной батальон. Он все ошибки смывает. 

********

В окопе холодно и сыро. Темнота. Не шелохнется ничего. Страшно. Завтра бой. Они пойдут первыми. Проштрафившиеся. Враги государства. Сколько останется в живых на этот раз?
Алексей прикрывает глаза. Уже второй раз перебрасывают их с одного фронта на другой. Это бесконечное адское колесо никогда не сломается. Почему он еще жив? С призыва прошло уже два месяца. Из всех, кто поступил с ним в его первую штрафную роту, в живых остался один он. Выживших после очередной мясорубки присоединяли к другому штрафбату и бросали в новую. Это его вторая.
- Эй, товарищ! – окликает его новый сослуживец. – Закурить не найдется?
Алексей делится с ним остатками махорки.
- Тебя за что сюда?
- Хлеб украл. Сестре. Для себя бы никогда воровать не стал. Но она маленькая, не мог видеть, как от голода превращается в тень. Меня в тюрьму отправили, а я оттуда попросился на фронт. Хоть Родине долг отдам. А тебя как угораздило?
Алексей молчит. Долго молчит. Потом тихо говорит:
- Нагрешил много. Вот и расплачиваюсь. За кровь на своих руках. За то, что не понимал многого. За то, что жену свою не любил.
В на секунду озаряющем темноту пламени спички он может рассмотреть собеседника. Молодой парень, ребенок еще почти. Рыжие вьющиеся волосы обрамляют по-детски еще пухлое лицо. Смелый, наверно, раз в таком возрасте – а уже в командиры выбился. Если бы не он, Алексей, не сидел бы парнишка сейчас тут, в окопе, как пушечное мясо. Жил бы с сестренкой своей.
В памяти всплывают слова жены: «Зато теперь этим хлебом верхушка партии живот набивает». В тепле сидя, набивают. А они, преступник и палач, бок о бок сидят в окопе в ожидании смерти.
Парень ничего не говорит. Алексей радуется, что ночь, и парнишка не узнает его. В уголке его серого глаза на секунду виден отблеск маленькой прозрачной слезы. 

********

Больно. Это все, что Алексей чувствует. Пытается открыть глаза – но перед ними только красные пятна мелькают. Голова тяжелая, гудит, словно огромный колокол, по которому звонарь бьет с неистовой силой. Он пытается отползти чуть в сторону, приподнимается на локтях и обводит мутными глазами поле боя. Совсем рядом с ним сраженный в грудь, падает рыжеволосый мальчишка. Алексей, собирая волю в кулак, подползает к нему и пытается понять, жив ли тот. Резкая боль пронзает его спину. Такая может быть только от штыка, догадывается Алексей. По телу разливается тепло. Звуки становятся словно отдаленными. Как будто бы не с ним это происходит. Голова падает на грудь парнишке.
В кармане напитывается густой красной кровью маленький кусочек хлеба, прибереженный с утренней пайки.