В жизни всякое бывает

 В конце шестидесятых, а точнее весной 1968 года, я был призван в ряды Советской Армии. Это теперь забирают, а тогда именно призывали, оказывая почет и уважение на глазах у всех односельчан, в большом и светлом сельском Доме культуры, с духовым оркестром, приглашёнными ветеранами Великой Отечественной войны.

На просторной сцене нас стояло восемь щуплых, долговязых парней. Председатель колхоза "Буревестник" Иван Петрович, здоровенный мужик, долго жал каждому новобранцу руку, давал напутствие, просил не осрамить односельчан, верой и правдой исполнять свой воинский долг.

Партком и комитет комсомола каждому из нас вручили по симпатичному чемоданчику с нехитрым набором призывника: зеркало, бритвенный станок, одеколон Шипр, носовые платки, носки. Все было простым и доступным, но в то же время, имело какой-то особый смысл: мы, сельские мальчишки, переступали в тот вечер черту,
которая разделяла спокойную, привычную домашнюю жизнь и новую, неизведанную и
непонятную армейскую службу.

Давно, лет двадцать назад задумал я написать повесть о моей службе, о её необычности и особенности. Много лет прошло с той армейской поры, а я отчётливо
помню каждый её день, имена своих сослуживцев и командиров. Написав первые пятьдесят с лишним страниц, я осознал, что большого желания продолжать
работу над повестью у меня нет...

Уже пожелтела от времени бумага, на которой я писал начало повести, но причину отсутствия желания я так и не понял. Скорее всего, мне не хочется закончить повесть о своей одной из самых ярких и интересных страниц жизни, хочется оставить её открытой. Поэтому остановлюсь на одном трагичном случае произошедшем со мной во время службы.
 Скажу сразу: служба моя началась не совсем обычно, можно сказать, неудачно.
Я и ещё человек сто пятьдесят таких, как я, были направлены на формирование новой воинской части. В городе Наро-Фоминске, в шестидесяти километрах от Москвы, разворачивался батальон спецсвязи. А новая часть - это сплошные "нет"!
Нет обустроенной территории, нормальных бытовых условий, офицерского состава, традиций и, наконец главное, отсутствие переменного личного состава, то есть рядовых и сержантов. Вот и выходило, что первая половина нашего батальона это наш призыв, а другую половину должны были составить военнослужащие со всего Московского округа. Возникает законный вопрос: кто из командиров отдаст хорошего солдата? Никто! Вот и стало стекаться в наш новенький батальон всякое отребье, бездельники и самовольщики. Одним словом, полукриминальный сброд.

При таком контингенте в нашем батальоне, да, собственно, как и в других частях, процветала дедовщина. Например, меня били только лишь за то, что в отличие от них, служивших по три года, мой призыв впервые был призван на два года службы.


Был  среди "стариков", почти мой земляк, родом из соседней области - младший сержант Виктор Шкиленко, который  выделялся ростом и силой. Вёл он себя вызывающе, иногда был дерзок и груб, но радистом был неплохим. Его боялись не только мы, салаги, но и те, кто был старше нас. Именно он будет главным героем случая, о котором пойдёт речь.

Наша служба шла. Мы привыкали к распорядку дня, требованиям командиров,
к учебным занятиям, дурости и наглости "стариков". В то время, кроме службы в воинских частях, была обычная практика шефствовать над колхозами и совхозами.
Как правило, активность в отношениях начиналась в период уборки урожая.
Был и у нас свой совхоз "Зареченский", располагавшийся в двадцати километрах от нашей части. Совхоз занимался выращиванием различных овощей для москвичей. На его обширных полях в изобилии росли капуста, картошка, помидоры и огурцы. Многие десятки тонн этой продукции прошли через наши, солдатские руки. В качестве компенсации круглый год в нашей солдатской столовой были свежие овощи.
 В сельхоз работах совхоза принимала участие и местная молодежь. В основном, это были девчонки. Да это и понятно: им было приятно находится рядом с молодыми, здоровыми парнями. Звенел их задорный смех, шутили, возникали симпатии. Одним словом, наша дружба росла и крепла.

Как-то осенью, когда основные работы были выполнены, нас пригласили выступить с концертом для местного населения. Талантов в батальоне хватало: и певцы, и танцоры, и стихи прочесть было кому.

На уборку урожая выезжали с нами и "старики", но работали они спустя рукава, больше общались с девчонками. Бывал там и Виктор Шкиленко.
И что-то они однажды не поделили с местной немногочисленной "братвой".
Большой драки не было, а так чуть потолкались и разошлись. Но что разговор не окончен, понимали обе стороны.

Стали подбирать состав концертной бригады. Этот Виктор Шкиленко
вызвался собрать зрителей и организовать группу поддержки. Он отобрал человек пятнадцать крепких ребят, а начальнику клуба, худощавому лейтенанту-очкарику,
до всего этого не было дела: он целиком был погружен в концертную программу.

Как только мы вошли в фойе местного Дома культуры, я понял: большой драки не избежать. Здесь было много парней и не молодых хлюпиков, а крепких и приблатнённых парней. Наши участники концерта прошли за кулисы.
Зрители постепенно заполняли зал. Тихий, теплый вечер опускался на поселок.
Виктор во главе с группой поддержки остался в фойе.

Я прошёл вместе с участниками концерта - мне досталось читал стихи, причем, в самом начале программы. Уже через полчаса я освободился и вернулся к ребятам.
В просторном фойе стоял шикарный бильярдный стол, а до призыва в армию я отлично играл в эту замечательную игру и сейчас горел желанием сыграть хотя бы одну партию. Обстановка явно накалялась. В воздухе висело напряжение. Один из местных все время пытался зацепить, вывести из равновесия Виктора, но он пока не поддавался на провокацию.

Когда я появился у стола, один из местных предложил нам с Виктором сыграть.
Но сама игра никого не интересовала: все ждали начала драки. После очередного удара я передавал кий своему напарнику Виктору, он мне шепнул:

- Когда все начнется, позови наших.

Драк я никогда не любил, да как-то и не принято было в нашем большом селе драться. Жили мирно, ссор и обид, практически, не было. После очередной выходки задиры (наверное, ему была отведена эта незавидная роль) Виктор не выдержал,
нанёс ему удар, который был такой силы, что несчастный задира перелетел бильярдный стол и с грохотом отлетел в дальний угол...

Это стало сигналом для всех! Наши ребята-солдаты, находившиеся в фойе, пошли в рукопашную: били всех подряд, не разбирая. Я проскочил за кулисы и заорал:

- Наших бьют!

Концерт прервался. Солдаты выскочили на шум драки. Народ повалил из зрительного зала, тут же попадая в толпу разъяренных дерущихся. Понять происходящее и как-то повлиять на ситуацию не было никакой возможности.

Солдаты были более организованными, а в руках у них были, как нагайки, ремни, которыми они рубили направо и налево, повергая в ужас и бегство  местных драчунов, некоторые из которых по абсолютно гладким колоннам забирались
на второй этаж, ища спасения.

Когда участники побоища высыпали на улицу,новенький штакетник которым был обнесён
Дом культуры, выломали в считанные минуты и сразу пустили его "в дело".
Дрались так, что некоторые местные пытались закопать себя в кучу  угля,
который был приготовлен на зиму, но их попытки были тщетны.

Начальник клуба, бледный как полотно, метался среди дерущихся, просил прекратить это безобразие, но только спустя полчаса пыл драчунов стал угасать, местные разбежались, приходило осознание происходящего. Виктор быстро собрал всех в автобус и мы, не дожидаясь прибытия милицейского, а ещё хуже армейского патруля, уехали в часть. Прибыли мы на место после отбоя. К счастью, никто из наших сильно не пострадал. Были синяки, раны от гвоздей, у одного были сломаны пальцы левой руки. Ночь была тревожной. Мы с нетерпением ожидали утра следующего дня и прибытия компетентных органов по нашу душу. Но день прошёл как обычно: нас никто не вызывал, никаких разбирательств не было.

Что докладывал начальник клуба нашему командованию мы не знаем, но близкий к лейтенанту по клубной работе ефрейтор рассказал, что он представил зачинщиками драки местных, нам пришлось лишь обороняться.

Спустя месяц, за успехи в боевой и политической подготовке и в связи
с Пятидесятилетием образования ВЛКСМ я был награждён Почётной грамотой.

И теперь, по истечении пятидесяти лет с тех событий, висит на стене моего служебного кабинета та дорогая моему сердцу грамота вместе с грамотами Министра внутренних дел и Губернатора региона.