Облака в серебряных рубашках

                ОБЛАКА В СЕРЕБРЯНЫХ РУБАШКАХ
                рассказ   
    - А Оля спутала козу с мышью,  - сказала она  с весёлыми искорками в глазах. – А что, и та и другая белые, в чём разница?
 Все хохотнули. Мы сидели в парке на скамейке возле пруда, и пили коньяк. Коньяк этот был с шоколадными ноткам, с чудесным ароматом.
 - Ты приняла козу за мышь, или мышь за козу? – спросил мой друг.
 - А что? - ответила я. – Просто какой-то рекламщик огромного роста, одетый в костюм некоего белого существа, какой-то гибрид козла и мыши, и эта козломышь вальяжно разгуливала по парку.
 - Нет, это была коза, - сказала моя подруга. – Типичная коза.
- Тот, кто создал сей костюм, видимо, насмотрелся фантастических фильмов, - ответила я.
- Ну, выпьем за фантастику наших дней, в которых разгуливают козломыши и мышекозлы, - сказал мой друг, поднимая пластиковый стаканчик.
   Мы беззвучно чокнулись, и глотнули нежную обжигающую жидкость.
 - А знаете что, друзья, у меня здесь всегда вдохновение, да! Люблю это место, здесь аромат счастья! – сказала я.
  - Почему? Загадка какая-то, - сказала подруга. – Нет, Оль, вот объясни, почему?
 - Загадка насиженных мест, - ответила я. – Гляньте-ка на пруд, в нём отражаются резные ставни старинных облаков, над ним летают чайки, апрель разбил белую копилку зимы, и солнце выплеснулось и зажгло весну, превращая её в лето!
 - Ничего не понял, - сказал друг. - Эх, писательша ты наша поэтская. За это надо выпить.
  И он разлил по пластиковым стаканчикам остатки коньяка.
 - За что за это? – спросила подруга.
 - За облака, - сказала я. – И за весну летнего типа.
 - Нет, пусть он сам скажет. Так за что мы пьём?
 - А, - махнул он рукой. – Просто пьём.
- Правда, - сказала я. – Почему надо обязательно пить за что-то? Пьём просто так.
 - Просто так неинтересно, - сказала подруга. – Просто так нельзя. Не положено. Давай, говори тост!
  - Поздно, уже всё выпили, - сказал мой друг.
  - Ну, тогда иди за шампанским! – потребовала моя подруга. – Ты должен реабилитироваться. Да, да, и не возражай!
«Как это грустно, - подумала я. – Так хочется тишины и созерцания. Хочется молча бродить возле пруда… Но дружба – это святое. Куда я без них, без него и без неё? Без них будет какая-то незаконченность, эскизность».
  - Ну, так я пошёл. За шампанью, - хмельно качнувшись, сказал друг.
Но идти ему не хотелось. Снова опустился на скамейку, вытянул длинные ноги в джинсах, задрал вверх круглое красноватое лицо, такое добродушное, простецкое, с носом уточкой, забавным таким носом с приплюснутыми ноздрями, и пригладил короткие волосы.
 - Ну? – спросила подруга, такая же длинноногая и тоже в джинсах.
Ветер запутался в длинной гриве её густых пегих волос. Она сощурила глаза.
 - Шампанское уже заскучало и стало киснуть, - сказала она.
 - Здесь так хорошо, так уютно, - стал оправдываться друг. – Но желание дамы закон. Иду-иду.
  Он поднялся со скамейки. Вздохнул. И направился к извилистой дорожке.
  - Вот так-то, - сказала подруга, сильнее щурясь от солнечной яркости, и мелкие морщинки вокруг глаз разбежались по её лицу.
  «А у меня ещё нет морщин, хоть я и старше, - удовлетворённо подумала я. – Ну, вообще-то, есть, но самая малость. Почти нет. Только в уголках губ проскальзывают». И я снова бросила взгляд на длинное, с крупными чертами, лицо подруги.
  Над нами пролетели две чайки и сели на пруд рядом с серыми утками.
  Подруга проводила их взглядом и сказала:
 -  Ишь, шустрые какие. Притворяются утками. Думают, их не вычислят.
 Но тут крупный селезень стал гнать их, клевать в хвост. Чайки обиженно взвились и умчались на другой конец пруда. Там вальяжно плыли две диковинные оранжевые утки с почти лебяжьими шеями. Видимо, из зоопарка прилетели. Они на чаек не отреагировали.
   Мой друг неспешно плёлся в магазин. Из парка выходить не хотелось. Но надо. И тут над ухом просвистела пуля. Секунда – и вторая промчалась над правым плечом! Друг присел. Послышалась автоматная очередь. Он зажмурился. На него посыпалась земля. Открыл глаза – он в окопе, в руках – винтовка. Вокруг – солдаты в гимнастёрках и пилотках, и он сам так же одет, но одежда не современная, а как в документальных фильмах про 1941 год. «Ух! Война, та, Отечественная! Разгар боя! Опять эта хрень!» - мелькнуло в мозгу. «В прошлый раз я воевал в каких-то средних веках! И почему я вечно в самую заваруху попадаю, и всегда я простой воин, нет чтоб командиром быть, маршалом, князем каким-нибудь! За что мне эта хрень??? Почему??? Бесовщина какая-то!» Тут прозвучал сигнал – в атаку, все стали выскакивать из окопов, все помчались вперёд. Друг тоже побежал. В  метре от него разорвалась бомба. Он шарахнулся в сторону, присел, зажмурился. Рядом оглушительно бабахнуло. Он подскочил и вытаращил глаза. Взметнувшаяся очередным взрывом земля медленно оседала. Прямо на него двигался танк. Друг в ужасе бросился назад и свалился в глубокую воронку.
   - Ну так открывай давай, что тормозишь? – раздался знакомый голос.
   Друг вздрогнул и оглянулся. Он восседал на скамейке возле пруда с бутылкой шампанского в руках. По обе стороны от него были женщины с пластиковыми стаканчиками в руках.
 - Оль, он у тебя какой-то тормоз, - сказала подруга. – Пощекочи его, что ли.
 - Милые дамы, я так рад вас видеть! – ошарашено произнёс друг, и принялся открывать бутылку.
 - Ну что ты возишься, дай мне, - подруга выхватила у него шампанское и сноровисто откупорила.
  Пены оказалось не так уж много. Мы подставили стаканчики. Вино было кислое.
  - В сущности, наш мир кислый, - сказала я. – Он прокис.
 - Ты хочешь сказать, что мир несчастлив? – ответила подруга. – Что в мире нет счастливых людей?
 - Есть, конечно, - сказал друг. – Должны быть. Мир стремится осчастливить всех.
 - А вот и нет, - ответила подруга. – Мир только на словах стремится осчастливить всех, а по факту всеми силами не допускает этого. Ведь счастливый человек никому не интересен: ни маркетологам, ни политикам, ни психотерапевтам.
 - Не согласен, - сказал друг. – Почему это? Неужели счастье никому не нужно? Оно необходимо!
 -  Да, конечно. Счастье! Его власть предержащие хотят только для самих себя и своих близких, - сказала подруга. -  Вот они-то и счастливые. И то, весьма относительно. Кто имеет много денег, тот имеет много проблем. Так что, вот. А народу они создают всевозможные препоны. И не понимают, что в окружении несчастных людей они сами попадают в сети этого несчастливого мира. И мир этот им угрожает.
 - А почему они не хотят счастья другим? – спросил друг. – Зачем?
 - Ну, как зачем. Затем. Это им важно. Ведь счастливым человеком нельзя манипулировать, конечно же. Его невозможно вывести из себя, запихнуть в рамки, навязать чуждые суждения. Нельзя заставить делать ненужные, неоправданные шаги. Счастливый – значит свободный. Свободный от страхов и предрассудков, от чужого мнения и моды. Такой человек дорожит своей свободой и не нарушает свободу ближнего. Он самодостаточен и спокоен. Он сам выбирает свой путь, - сказала подруга.
-  Целую лекцию прочитала, - сказала я. – Небось, была недавно на каком-то семинаре.
  - А давайте выпьем за счастье! – воскликнул мой друг. – Мы ведь счастливые? Независимые бодрые пенсионеры.
  - Зависимые, к сожалению, - сказала я. – Мы же зависим от Пенсионного Фонда, от Правительства, ну и ещё от чего-то.
 - От чего ещё? – спросила подруга. - От погоды, что ли, от климата? – она усмехнулась.
 - Угу. От климакса, - пошутила я.
 - А в принципе, мы счастливые, - сказал мой друг. – Ну, в данный отрезок времени. А там видно будет. Вот мы сидим на берегу пруда, нам хорошо, вкусно, никуда спешить не надо, любуемся чудесным видом. А ведь помните, сколько трудов, забот, и даже иногда мучений было раньше, когда были молодые, сильные.
  - Да, мы заслужили эту свободу, - сказала я. – Но шампанское кислое.
 - Я такое люблю, - сказала подруга. – Это «Брют». Хороший напиток. В нём мало сахара,  лёгкое.
 - Смотрите, а ведь мы сидим в одинаковых позах, - заметила я. – И от наших ног идут тени, как крылья, разбитые о дорожку.
 - Ага, только крыльев нам не хватает, - сказала подруга. – Сейчас допьём шампанское и взлетим.
   Друг хохотнул.
 Я смотрела, как наши вытянутые ноги продолжаются тенями-крыльями, так причудливо, забавно, и улыбалась. Я полностью погрузилась в созерцание.
 - Оль, ну ты звонок-то починила? – спросила подруга.
 - А? – вздрогнула я.
 - Ты что, спишь, что ли? – спросила подруга.
 - Нет, думаю.
 - О чём?
 - О звонке, - пошутила я. – И о них.
 - О ком? – спросил друг.
 - О узбеках, - ответила я.
 - Что? Какие ещё узбеки? Ты чего? – спросили одновременно подруга и друг.
 - Очень красивые парни, им лет так под тридцать, - ответила я. - Деловые, энергичные, и не пьют.
 Я вздохнула.
  - Высокие. Один похож на итальянца, брюнет с правильными чертами, второй восточного типа, обаятельный, открытый.
 - При чём здесь узбеки? – Спросила подруга.
 - Вопрос был о звонке, - сказал друг.
 - Они его починили, - сказала я. – Бесплатно.
  Когда-то, в юные годы, я – начинающая журналистка – была командирована в Ташкент. Город поразил меня восточной экзотикой, чудесной ласковой жарой, сочной красотой базаров, и разнообразием типажей! Такие колоритные и разные люди, каких только образов нет! Столько плотской роскоши! Я совершала экскурсии в Джизак, в Самарканд, и мне казалось, что это – сказочная страна Аладдина. Сказка, которую я так любила в детстве!
  Ну, это в прошлом. А сейчас было так. Я, нищая писательница, симпатичная одинокая пенсионерка, хозяйка убитой панельной двушки на последнем этаже, обнаружила, что мой сосед, пожилой профессор, исчез, его однокомнатная квартира продана кому-то неведомому, и там вовсю идёт ремонт. Шум, пыль, штробят стены – меняют проводку. И правильно, дом-то старый, 80-х годов. Именно тогда, в начале 80-х, я и купила здесь квартиру. В новом тогда кооперативном доме. На свой первый гонорар за книгу, вышедшую в самом престижном в то время издательстве, я ещё получила тогда премию за лучшую книгу года. Гонорар по тем временам был весьма солидный. Хватило даже паркет покрыть лаком. Но это было ещё тогда. А сейчас – вот так. Какие-то рабочие парни мелькают, дверь соседская распахнута. А ещё – у меня уже несколько недель не работает дверной звонок. Я всё удивлялась, почему это соседка с нижнего этажа стучит, а не звонит. Потом поняла. Заглядываю в распахнутую дверь и зову электрика. Выходит высокий парень невероятной красоты. Голливуд отдыхает! Не пойму, откуда такой? Оказалось – узбек. Да, такие бывают. Он мне за несколько минут починил звонок и спросил, нужен ли ремонт. Да куда там, какой ремонт, квартира конечно убитая, но денег так себе, только на жизнь. Дальше – ещё интересней. Это уже через неделю. Звонят мне в дверь, открываю. И вижу двух молодых парней в пыльных джинсах и футболках, заляпанных краской. Это те самые рабочие узбеки. Второй – чуть пониже, мускулистый, более восточный, и тоже колоритный. Первый говорит:
  - У нас для вас подарок. Вот, смотрите.
 В коридоре стоит прекрасная серая металлическая дверь. Я растерялась. Моя-то обшарпанная, но привычная, с самых первых дней существует. Но эта - шикарная!
  - Это мы в банке дверь меняли, - пояснил он.
  Супер! У меня банковская дверь! Круто! Это, наверно, к деньгам.
 - Замок нужен. Мы вам купим. И глазок.
 - Ой, спасибо, ребята! Вот неожиданность-то! За новый замок и за глазок я заплачу. Купите!
   Таким образом, моя квартира начала преображаться. Всё сдвинулось с мёртвой точки. Пошли перемены. Постепенно, понемногу. С ребятами я подружилась. Мускулистый широкоплечий Хаким угощал меня пловом, я такую вкусноту ела лишь много лет назад в Ташкенте. Он оказался весьма открытым и разговорчивым парнем. Рассказывал, как сам строил дом, показывал фото этого большого двухэтажного жилища, фото мамы, жены, и двух маленьких дочек. Видео свадьбы. Всё было очень интересно. Говорил он с сильным восточным акцентом, это было очень мило. В стародавние советские времена все малые народы отлично знали русский язык, легко было общаться, но сейчас всё иначе. В парке есть рабочий Рустам, тоже из тех мест, из Узбекистана, так тот говорит без акцента, и знает шесть языков, вообще полиглот.
  - А дом у меня этажа внизу три комната, кухня там есть и ванная, туалета, и вторая этажа три комната, - рассказывал Хаким, сияя лицом и глазами.
  - А, так два этажа и шесть комнат? Это те, что на фото, такие большие? Там ещё огромная веранда? – переспрашивала я.
  И снова рассматривала фото и видео в его смартфоне.
   Мы сидели у меня на кухне и пили крепкий чай. Ребята заходили ко мне принимать душ, так как в соседской квартире ничего не осталось, всё перекочевало на помойку. Там были лишь стены, которые парни тщательно выровняли и поклеили, и только что сотворённый дубовый паркет. Приносили мне постирать одежду – у меня же стиральная машина, а на руках им трудно, очень грязная, в строительной пыли и краске, да и негде им стираться, и некогда.
  Я вслушивалась в говор Хакима, и мысли мои улетали в тот большой кишлак с просторными саманными домами, сделанными своими руками, окружёнными глинобитными дувалами, с большими садами, там, где виноградники вьются, где растёт инжир, и крупные сочные яблоки, и много всего вкусного! Хаким уже в который раз подробно описывал, как он делал кирпичи, смешивая навоз, солому и глину, как строил дом, а стены в нём живые, дышащие, тёплые, и когда гость там, в комнатах, курит, то табачный дым тут же уходит сквозь стены, и в доме сохраняется свежесть. У него восемь братьев, почти все женатые, с детьми. И на праздники собирается вся семья, вся родня, друзья, соседи. Столы накрываются во дворе, веселье, пир, плов в огромном казане, кумыс, танцы. Там, в кишлаке, нет сирот и одиноких стариков. Там большие семьи. Но чтобы кормить родных, надо работать в России, много работать. Ведь там негде. А деньги, они, ох, как нужны! Там у многих иномарки, почти у всех смартфоны, в домах телевизоры, стиральные машины, интернет. Не шути, цивилизация, она и туда проникла.
   - Ну надо же, твоя мама рожала аж девять раз! – восклицаю я.
  - Да, - говорит он.
  - Но ведь это же больно!
 Мне страшно подумать, как такую боль можно терпеть снова и снова. И как растить стольких детей! Хотя, у них там проще, вокруг все свои, дети бегают по саду, никаких маньяков, все друг дружку знают. Хоть кишлак очень большой, но все знакомы.
  Я задумалась. Вот у нас в России много мёртвых деревень. А у них есть ли мёртвые кишлаки? Уверена, что нет. И у них много детей. Это от климата зависит, или от религии? Они очень религиозны, и по Корану им надо иметь столько детей, сколько Аллах пошлёт. А также, нельзя пить спиртное и есть свинину. (Про спиртное пророк Мухаммад говорил: «Все опьяняющее - хамр (алкоголь), а всякий хамр запретен». А так же, в Коране говорится, что: свинина называется нечестие, и употребление свинины в пищу грех). И то и другое очень вредно для  - как считают некоторые западные учёные – «репродукции и генофонда». Но не все мусульмане придерживаются этого правила. Многие работали в России, стали такими же, как мы, переняли наши привычки.
   Ну, я отвлеклась. Итак, я, мой друг и моя подруга… Да, мы сидели на скамейке возле пруда, пили шампанское, закусывали вкусными свиными рулетиками, и философствовали.
   - Как-то всё стремительно меняется, - сказала я.
  - Уже изменилось, - сказал мой друг.
  - И продолжает меняться, сказала я. – Столько новых понятий приплыло с Запада. Коучи всякие.
 - Это гуру, - сказал мой друг. – Учителя.
 - Какая разница, - сказала я.
- Огромная, - сказала моя подруга. – Гуру учит духу, а коуч технологии.
 - Кстати, о коучах, - сказал мой друг. – Вот когда я был ещё совсем маленький, заметил странный ритуал у собак: при встрече нюхать друг друга под хвостом. Зачем это они? – спросил я у папы. И он мне рассказал: "Давным-давно собаки хотели попасть на Луну. Они решили запрыгивать друг дружке на спины и таким образом выстроиться башней до самой Луны. Но когда они почти до неё добрались, какая-то собака внизу пукнула, и все рассыпались. Теперь они ходят и ищут, кто это был". Звучало правдоподобно. Не знаю, придумал папа это сам или где-то услышал, но мне история запомнилась. И до сих пор, как вижу знакомящихся на улице собак, думаю: всё ещё не нашли, всё ищут
- Скорее всего, твой отец был гуру, - сказала я со смехом.
- Так давайте выпьем за мудрость всех учителей, гуру, коучей, святых старцев, - сказал мой друг.
 - Ага, и за учительницу математики в восьмом классе, - продолжала я смеяться.
- Зачем всех в одну кучу, так нельзя, - сказала моя подруга с ироничной улыбкой.
  Мимо прошли две молоденькие женщины в хиджабах, одна с коляской, вторая – беременная, и со стайкой темноволосых ребятишек. Они расположились на соседней скамейке. Ребятишки затеяли шумную игру.
   - Мир изменился, - сказала подруга.
В пруду отражалось небо с облаками, окутанными серебристой дымкой.
 - Ой, смотрите, смотрите, облака в серебряных рубашках! - сказала я. – Они упали в пруд!