Те, кто не знает

– Дорога!
– Асфальт!
– Туннель!
– Лестницы!
– Не хочешь ли сказать,  мне предстоит нечто на букву «ы»?
– Почему нет? Непременно яркое!
– Тогда пусть имярек будет «ынаковость».
– Мне кажется, сейчас для нее наступает время!
Отмеряя  старческими тесными шажкам темную улицу,   двое, поддерживая друг друга под руки, плыли в неизвестное. Где-то, глухо, впереди, угадывался подземный туннель, не освещенный ничем, кроме половинки спелой равнодушной луны. В его внутренность заглядывала сырая мартовская ночь, трогая ступени большими влажными пальцами.
– Ынаковость... И в чем же, драгоценная? – приостановившись на мгновение, заглянул под капюшон своей соседки высокий седобородый старик. Подол его длинного пальто, ласково прикоснувшись к подолу соседки, отстранился, смутившись.
– В чем? Да  хотя бы в твоей бороде! – засмеялась  женщина, и морщинки у уголков ее  светло-серых глаз живо вспорхнули вверх. – Она у тебя – серебряное руно. Такое – еще поискать!
– Ты слишком высокого мнения о ней. Все это проделки упрямой старости. Зря мы старость  придумали. Без нее  лучше было бы!
– Ни за что! Чтобы я и не стала свидетельницей твоих жалоб на артриты и сердцебиение?! Таскать тебе пилюли по утрам и следить, чтоб ты их запивал свежим кефиром!  Слушать  милые старческие занудства и иногда поддакивать. Нет, ты не лишишь меня удовольствия! По крайней мере, не сейчас.
Сероглазая седовласая хрупкая женщина на мгновение прильнула к плечу спутника, разгладила сухой птичьей кистью лацканы, поправила строгий геометрический шарф и бережно выложила на него концы густой, в серебре, бороды.
Он взял ее под руку и они поплыли дальше. Спустились в туннель, шли, прислушиваясь к мокрому звуку шагов, отскакивающему от стен, и ритму собственного, уплотненного прожитыми годами,  дыхания.
Наконец, лестница вверх, к темному небу с печально-красивой луной.
– Значит, теперь моя очередь? – отозвалась женщина внезапно помолодевшим голосом.
– Очевидно, так, драгоценная, – спокойно возразил бодрый мужской баритон.
– Ынаковость. Значит, дальше будет... тротуар!
– Руль!
– Легковые!
– Ездят!
– Тихо!
– Окна!
– Аккуратные!
– Ели!
– Иглы!
– Нет, погоди, ты что, специально? – засмеялся мужчина. – Опять на «ы»?
– Считай, тебе не повезло, – задорно улыбнулась женщина и подмигнула дынному полукругу, тихо зревшему в небе. Теперь двое, мужчина и женщина средних лет, шли по высокому тротуару, мимо шептавшихся с дорогой машин, всклокоченных весенними ветрами голубых елей. В спины и с боков  на них поглядывали правильные, кое-где освещенные глазницы окон.
– Тогда пусть это будет Ынаковка!
– Ынаковка! Чудное имя для города! И возможно, как раз то, что надо!
– Твой ход, драгоценная!
– Апельсин!
– Новое!
– Есть!
– Торт!
– Тирамису!
– Увлеченно!
–Особенная
– Ясность
–– Стой, дорогая.  Зайдем-ка в это как нельзя кстати кафе  – угоститься твоим любимым тирамису. 
–  Не успели сказать, и вот уже. А я как раз проголодалась.
Над входом неоново светлела вывеска «Апельсин», грела пространство  округлыми желтыми буквами,  отскакивала от мокрого  асфальта волновыми бликами.  В зале – ни души. За стойкой официанты увлеченно читали: кто телефон, кто айпад, кто – книгу.
Двое присели за столик, небрежно скинули пальто на бархатные спинки, улыбнулись подбежавшему к ним молодому брюнету с синими папками-меню.
– Не надо, молодой человек, мы уже знаем, – подняв моложавое умное лицо, объяснил мужчина.  – Нам два тирамису и два кофе со сливками.
– Может быть, что-то еще желаете?
– Нет, благодарим! – отозвалась женщина.
Брюнет ушел, женщина протянула  изящные ладони  к подбородку мужчины и, погладив слегка седеющую щетину, нежно, с сожалением, произнесла:
– И все-таки с бородой лучше.
– Нет-нет, мы решили в обратную сторону, помнишь? – взяв ее ладони в свои и поцеловав их, произнес мужчина.
– Помню... А я-то, наверное, тебе сейчас больше  нравлюсь.
– Ты мне нравишься любой.
– Ну еще скажи – особенно старухой, – засмеялась женщина и кокетливо тряхнула рыжеватой копной. И помолчав, добавила с воодушевлением:
– Здесь удивительно прозрачный воздух. Такой, будто в нем ни пылинки сомнений, не находишь?
– Мы озвучили особенную ясность. Кажется, она проявилась именно здесь. Вот и эти ребята, словно сговорившись, читают слова, а о чем? Может, как раз о ней, замечательной простоте жизни? Когда мы будем, как они, нам тоже откроется нечто, вот увидишь.
– Не перестаю удивляться твоей вере, дорогой. Ты ведь знаешь все. И продолжаешь творить так,  словно есть еще что-то от тебя скрытое. Или это надежда?..
– Ладно, признаюсь. Я надеюсь. Впрочем, так же как и ты. Может, нам удастся стать теми, кто не знает?
– Еще пару ходов, и мы это узнаем, – засмеялась женщина.
Им принесли пирожное и кофе. Дымящийся, убегал его аромат к деревянным балкам на потолке, скрывался в складках бархата на мягких диванах. Они молча пили, отправляя в рот по кусочку сливочно-кофейную сладость.
Затем вновь вышли в сырой мартовский вечер, и побрели вперед.
– Твой ход, драгоценная.
– Была ясность. Значит, теперь – троллейбус!
– Сквер!
– Рыжий!
– Йорк!
– Кот!
– Тепло!
– Озорное!
– Единодушие!
К остановке подъехал неуклюжий синий троллейбус. Оба вошли, уселись на кожаные сидения у запотевшего окна. Сырая ночь сквозила через люк и щели, прокрадывалась в самые потаенные уголки сознания, вспыхивала встречными фарами, неоном городских вывесок, ожерельем высоких фонарей под мартовским небом.  Ни души, лишь водитель и они в стареньком пыхтящем троллейбусе, едущие в неизвестное.
Забытая в дворовой тиши остановка. На улицу из троллейбуса вышли двое молодых людей, тонкая девушка, рыжие пряди длинных волос живописно выбивались из под капюшона светлой зеленой куртки. Высокий худощавый парень в темном коротком пальто взял спутницу за руку, и оба шагнули в уютный сквер. На деревянной скамейке в пятне оранжевого фонаря уютным комочком грелся черно-белый кот.
– А вот и наш шахматный котяка! – воскликнула девушка, озорно улыбаясь.
У подъезда старого пятиэтажного кирпичного дома послышался хриплый обиженный лай.  Через несколько секунд на площадку перед ними выскочил  рыжий, с красным бантом над бровями, йорк. Покружив между деревьями, подбежал к парню и, бодро, несколько раз прогавкав для приличия, стал ластиться у ног. Девушка взяла в руки сонного кота, а парень подхватил йорка.
– Видишь... опять не вышло...  не вышло нам не знать, – грустно проговорил парень. – Этого придется вернуть соседке. Опять она забыла дверь прикрыть входную, сбежал от нее.
– Погоди, мы еще не добрались до дому! – воскликнула девушка.
– Кажется, мы найдем там то же, что в прошлые разы, – с сомнением  произнес парень, пока они входили в темный, пропахший сонной старостью, подъезд.
– А может быть и неееет, – многозначительно пропела девушка.
Дверь соседской квартиры оказалась полуоткрыта. Парень острожно пропихнул притихшего йорка в полутемную щель и прикрыл за собой.
– С этим разобрались, – усмехнулся он. – Хорошо, что хозяйка уже спит, избавились от ненужных разговоров. А с этим что делать будем?
Парень наклонился над девушкой и слегка почесал за ушком жмурившегося кота у нее на руках.
– Шахматиста берем к себе! – скомандовала она, поднимаясь обшарпанными ступенями пролетом выше.
Парень достал из кармана связку ключей. Открылась обтянутая коричневым дермантином дверь, они вошли в темную прихожую. Щелчок выключателя, и вот уже над головами вспыхнула дешевая, в мутных стеклянных плафонах, люстра. Кот, сонно воровато озираясь, прокрался вдоль стен изучать жилище.
– Закрой глаза! – проговорила девушка взволнованно.
– Нет, погоди... так не выйдет. Давай вместе глаза закроем! – прошептал парень, схватил за руку подругу и вместе, на ощупь, они прошли в зал.
– На счет девять, вместе! – так же, вполголоса, взволнованно продолжил парень.
– Раз, два, три, четыре, пять... шесть... семь... восемь... девять!
Вспышка света. Окна, стены, кот Шахматист исчезли, исчез пролет темной лестницы, спящая соседка, йорк, деревянные скамьи, двор. Исчезла дорога, длинный неуклюжий троллейбус, мокрый асфальт и неон вывесок, ароматный кофе в «Апельсине» и пирожное тирамису. Исчез долгий тротуар посреди ночи, полувызревшая луна, сырой подземный переход. Исчезла ночь с ее красноречивым  молчанием. Исчезли они, когда-то бывшие здесь, в городе на букву «ы». Исчез и сам город, названный среди прочих слов, чьи последние буквы рисовали следующие слова.
Сияло светлое, мягкое солнце. По одуванчиковому полю бежала рыжая пятилетняя девочка, хвостики с бантиками, платье – голубой ситец, светлые носочки в зеленых сандалиях.
Смуглый худощавый мальчик лет восьми сидел на пригорке, наблюдая за девочкой. В руках его был небольшой воздушный змей, еще не распускавший зеленых крыльев.
Когда девочка была уже рядом, он соскочил с места и крикнул:
– Эй! Подожди!
Девочка остановилась, с любопытством разглядывая подошедшего к ней.
– Хочешь змея пустим вместе? – спросил он, показывая игрушку.
– Хочу, – сразу отозвалась она, озорно улыбаясь.
– Пошли, – сказал он.
– А тебя как зовут? – спросила она.
— Меня?.. – удивился он. – Меня – Саша...  А тебя?
– И меня Саша, – засмеялась девочка, схватила мальчика за руку, и они вместе побежали в поле ловить теплый солнечный ветер крыльями зеленого змея.



апрель-май 2021