Он скучал

Повеяло лёгкой прохладой. Утренний ветерок колышет занавески. "Душно, откройте! " чередуется с настойчивым "Дует! " Я не обращаю на это внимания, мне хочется высунуть руку в окно, но боюсь. Всё время кажется, что если я сделаю это, то рука непременно зацепится за ветку дерева или электрические провода. Брр...

Такое я испытала почти тридцать лет назад, когда родился Борис. Поднималась на "Орбите" советских времён и вдруг поняла, что эта железяка меня не держит. Никак. Совсем. То есть я на кресле, которое бултыхается в воздухе, в руках железяка, а она просто поднимается вверх, когда захочет. И вовсе не когда я захочу или против. Эти три минуты в воздухе по орбите скрипящей карусели мне показались вечностью... Но я знала, что надо выжить. Ведь внизу, в коляске, меня ждал чудесный малыш. Борька хохотал, глядя на клоуна, продающего сладкую вату и воздушные шары, а я была счастлива, что здесь, на крепко держащей меня земле, больше не надо испытывать эту холодную дрожь во всём теле.

Моими попутчиками на сей раз оказались рыженькая с лёгкими конопушками молодая женщина и трёхлетний мальчик, тоже конопатенький.

Я помогла им устроиться и уступила нижнюю полку. Сразу познакомились, и, когда Тёма перестал возиться и уснул, мы с Тоней решили попить чайку.

Стараюсь каждый раз заказывать чай, особенно нравятся неизменные тяжёлые металлические подстаканники. Очень атмосферно.

- У меня в училище была преподавательница, и она очень помогла мне, - глаза Тони наполнились теплом. - Знаете, мне всегда нравились её уроки, хотелось говорить с ней на разные темы.
- В то время мне было тяжело на душе... Подружки бегали по клубам и вовсю встречались с мальчиками, а я чувствовала себя отвратительно. Ещё в роддоме отказавшись от ребёнка, не находила себе места. Родителей у меня не было, помочь было некому, я металась и не могла успокоиться. Все разговоры о парнях раздражали, хотелось забыться...
- Я рассказала историю с сыном Ульяне Семёновне, призналась, что хочу вернуть его... Она очень обрадовалась, сказала, чтобы поторопилась, ведь он так ждёт меня. "Но как он меня ждёт, если не видел почти с самого рождения?" - "Он тебя сразу узнает, вот увидишь!" - Ульяна Семёновна торопила, а потом и я уже поняла, почему, ведь Тёму могли усыновить другие люди, потому что... он лучше всех на свете!..
- Сынуля так часто капризничал первое время, что я уже на него обижалась... А ещё... хватался за платье и шёл за мной, куда бы я ни пошла. Ульяна Семёновна говорила, что сыну много надо рассказать мне, просто он ещё не знает столько слов; что боится меня потерять опять.

- Да, он скучал, - повторила я.

Я увидела Тоню через пару лет из окна вагона. Их уже было четверо; Тёма скакал вокруг коляски с малышом, которого он хватал за пальчики; Тоня влюблённо смотрела на лопоухого молодого папаню, тот важно, как карету, катил коляску перед собой; картина эта была достойна кисти современного Перова или Репина...