Болгарская тумбочка

Болгарская тумбочка стояла в длинном узком коридоре коммунальной квартиры. Она была ничья. Оттого, что была ничья, была очень не ухожена: с потёртыми, несколько щербатыми боками, с дверцей, у которой вместо замочной скважины зияла дыра, она сиротливо стояла под стеной в середине коридора, несколько ёжась от своего непритязательного вида.

«Теперь и не докажешь, что я из благородной древесины ореха, прочной, добротно-тяжелой, с неповторимым узором природного рисунка», - размышляла тумбочка в длинные зимние вечера, после того, как неугомонные многочисленные жители растекались по своим комнатам, старые половицы уже не скрипели, а детвора засыпала, оставив свои нехитрые радости в виде трехколёсного велосипеда, кустарного самоката и потрёпанного старого футбольного мяча у стены в коридоре.

Поверхность тумбочки никто не чистил, она с каждым годом становилась всё темнее и мрачнее. Соседи не дружили друг с другом, во всяком случае, их женская половина. Дети охотно играли вместе, хотя старались особенно не показывать дружеское расположение перед родителями, и, как только мамаши скрывались за дверью комнат, игра у них возвращалась в нормальное мирное русло.

Очень редко приходили гости, это случалось в дни рождений или по праздникам. Чаще это были подруги жён одной или другой стороны. Семья, которая жила по левую сторону коридора, принимая гостей, старалась не шуметь, хозяйка управлялась быстро, аккуратно и без особых затей - здесь ценились не столько сами блюда, которые на самом деле были вкусны, сколько манера их подачи, сервировка, посуда, скатерть и прочие атрибуты изысканного застолья.

А хозяйка из квартиры справа готовила для своих гостей еды в пугающих количествах, шумно, самозабвенно, словно в последний раз. Если месилось тесто или мариновалось мясо, то делалось это в больших эмалированных тазах, всё кухонное пространство оккупировалось надолго, не давая «условному противнику» возможности даже вскипятить на плите чайник. Осада заканчивалась шумным уходом гостей, правда, кухонное пространство пока было захламлено грязной посудой и занято, но включить одну конфорку всё-таки удавалось.

На лице у хозяйки справа появлялась многозначительная улыбка, ей казалось, что победа в кухонной войне находится в прямой зависимости от количества принятых гостей и приготовленной еды. После, еды оставалось много, поэтому, всю последующую неделю меню завтраков, обедов и ужинов семьи, проживающей справа, составлял всё тот же знакомый перечень блюд, однообразный до тошноты, но съеденный до последней фасолины и кусочков мяса.

Обычно, приход гостей к семье, проживающей слева трудно было предугадать, так-как прелюдии, особенного кухонного ажиотажа, не наблюдалось. Хозяйка справа оценивала это как удар в спину, вражескую вылазку, и в отместку закатывала вселенскую стирку: выносила кучу грязного детского белья в коридор, водрузив её на болгарскую тумбочку, далее, ходила с ворохом постельного белья взад-вперед из своей комнаты в совмещенную ванную комнату, делая труднодоступным не только проникновение вражеских гостей в туалетную комнату, но и даже  прохождение по коридору.

Редко кому удавалось попасть в вожделенный туалет, а если и удавалось, то смельчакам приходилось, под аккомпанемент деловито гудящей стиралки «Риги», с трудом дотягиваться до крана, чтобы вымыть руки, при этом боясь, что будет забрызган мутной водой с резким запахом жавели, которую надрывно, остервенело, устав от своей механической юдоли, честно крутила машина. Ароматные прописанные детские штанишки и колготки оставлялись на потом, мылись в конце, чтобы вдоволь испортить атмосферу гостеприимства соседям. Если это происходило в холодный период года, при плотно закрытых окнах и дверях, то было ужасно.

В запасе существовал еще один козырной ход, который использовался тогда, когда материала для стирки было маловато, зато он исполнялся с особым злорадством и приводил гостей противника в замешательство. Никогда не догадаетесь, что это могло быть! Мамаша справа сажала на горшок сына, а потом этот зелёный эмалированный горшок, на своём веку помнивший розовые попки нескольких поколений семьи, выносился и без крышки ставился на болгарскую тумбочку...

Здесь его преднамеренно забывали, хотя ванная комната чаще всего была свободна. Если везло, то хозяйка слева выходила за чем-то в коридор, и запах заставлял её тут же найти газету или лист картона, чтобы прикрыть это безобразие...
В такие дни болгарской тумбочке бывало очень неловко, стыдно, она хотела исчезнуть, разбиться на мелкие кусочки-поленья, сгореть и не видеть, до чего может довести женщин бытовой цугцванг...

Самые счастливые дни у болгарской тумбочки были когда одна из семей уезжала куда-нибудь на отдых. Тогда в квартире воцарялся мир, воздух терял свой электрический заряд, становясь лёгким, свободным, наполненным светом, счастьем и любовью. Для тумбочки, во всяком случае. Но, это было довольно редко...
Судьба старой болгарской тумбочки разрешилась неожиданно. Как-то, молочник, который приносил молоко и мацун для семьи слева, зацепил взглядом тусклую тумбочку, и спросил, «захотят ли хозяева её выкинуть или дать кому-то?», на что получили ответ: «да она мало кому нужна!».

Пожилой молочник с крестьянской прямолинейностью сказал: «мне бы она пригодилась». «Забирай!» сказала семья слева, тут вышла в коридор хозяйка справа и тоже кивнула головой в пластмассовых бигудях: «забирай!». Общие знакомые всегда получали ложную информацию о мирном сосуществовании в квартире, «бои» предназначались только для лиц, известных одной из сторон.

Был произведён беглый осмотр внутренности тумбочки, на свет божий взволоклись ненужные зловещие черные целлофановые мешки, набитые такими же мешками разных размеров, пустые коробки, не выброшенные сразу, но так и не сгодившиеся. Ничего нужного, один хлам.

Как всякий прямолинейный человек, молочник тут же организовал переезд болгарской тумбочки к себе в деревню, подключив к процессу водителя, своего кузена, доброго малого с трехдневной щетиной на лице. Тумбочка была в незнакомо приподнятом настроении, ведь она была в центре внимания. Её дружно обхватили четырьмя крестьянскими руками и перенесли в утробу старенького развозного фургончика с добрым названием «Ераз» - мечта, сон...

Всё остальное было нереально, как в сказке. Болгарскую тумбочку сначала вымыли мыльной водой, протирая мягкой губкой, щекотавшей её бока, высушили, а потом на сухую тряпочку молочник нанёс небольшое количество использованного машинного масла и протёр до блеска всю тумбочку как снаружи, так и внутри. Повозившись, молочник установил в некрасиво зияющем отверстии, захватанном пальцами прежних хозяев, замочную скважину, прекрасно подходившую по размерам.

Через пару часов, красивая болгарская тумбочка в стиле бидермейера, с текстурой орехового дерева украшала большую столовую нашего молочника, что продолжает делать и по сей день, хотя спокойно и солидно могла бы украсить домашний интерьер какого-нибудь австрийского или немецкого бюргера.

В буквальном смысле грязное прошлое осталось позади, лишь иногда зимой, когда хозяева засыпают, она вспоминает свою прошлую жизнь - скрип старых половиц, шум играющих в коридоре детей, остервенелые выходки странных враждующих женщин; задумываясь о глупом торжестве бессмысленности, уносящей силы, средства и крадущей время длиною в жизнь...

7 мая 2021