Комната с занавешенными зеркалами

В предрассветной дымке настежь открытого окна было отчётливо слышно уныло-монотонное карканье вОрона. Период гнездования.
Несмотря на то, что лёг спать я довольно поздно (часу в третьем ночи), я лежал с чувством выспавшегося, после трудной недели, стахановца. Свежесть нового весеннего утра взбодрила меня, из чего я понял, что дальнейшие попытки уснуть будут тщетными. Ничего не оставалось, как предаться размышлениям. Начатые обрывки стихов, «зависшие» в компьютере, до сих пор вызывали во мне только чувства, сродни отбыванию обязательной воинской повинности, со всеми её тяготами и лишениями у городского повесы, изнеженного и капризного. Оставалось одно: предаться мыслям под монотонное карканье из безбрежного пространства Родины, ограниченной проёмом окна. С недавнего времени я ощутил в себе неуверенную тягу к написанию прозы. Новшество творческой деятельности притягивало меня и, в то же время, отталкивало множеством ярких авторитетов, представленных в прошлом и в современности. Неуверенность сковывала мою волю, но всё моё внутреннее содержимое постепенно закипало и приближалось к точке своего апофеоза. Тема. Я понял: для мощного взрыва прозаики мне нужна была тема. Фантазии у меня было не занимать, пальцы в рот не клади…  И она пришла.
Мне захотелось отразить ущербность нас и нашего бытия, вывернуть наизнанку исподнее и показать всем нам – ВОТ КТО МЫ СО СТОРОНЫ, и как мы стали такими. Тему ущербности мне подсознательно указало монотонное карканье вОрона.
Свою идею я решил выразить через одежду. Простые вещи, которые мы носим в повседневной жизни, и по радостным праздникам, в унылую, дождливую осеннюю погоду или в жаркий летний день.
Я мысленно отправился в самый центр своего, относительно небольшого провинциального городка, в самый обычный полдень, среди недели.
В центре жизнь бурлила всей своей непредсказуемостью сюжетов. Первым, кто, чуть не сбив меня с ног, вихрем пронёсся и исчез в подворотне, был молодой, ладный с виду парень, лет тридцати, статный, с рубленными и изящными чертами лица, смоляными курчавыми волосами, спадающими на плечи. Но что мне сразу бросилось в глаза – некий комичный антураж: дорогой, твидовый,
пиджак, в крупную клетку был хорошо подогнан и отутюжен. А вот с брюками была явно проблема – нелепо короткие и мятые штаны смутно мне напомнили времена моей юности. Но самое главное – была обувь. Она была абсолютно разная!!! Левый и правый полуботинки, хотя и приблизительно были одноцветными, но явно из разных пар и даже фасонов. Носков, как привычной для нас части одежды, не было вообще. Завершал всю нелепость облика потёртый временем и домашними животными головной убор «котелок».
Осмыслив увиденное, я присел на свободную скамью, в тени куста жасмина, и пристально стал вглядываться в прохожих. Всё увиденное мною сначала развеселило меня, а потом погрузило в размышления.
... Передо мной неспеша проходили люди и всем своим внешним видом раскрывали свой внутренний мир, и своё близкое жизненное окружение, которые я читал, как книгу. Я с изумлением смотрел на молодую, школьного возраста, девчонку, в ярких лакированных туфлях, на платформе, «резанных», варёных джинсах и спортивной курточке с одним рукавом. В двух шагах позади её, шёл задумчивый, интеллигентного вида, пожилой мужчина… босиком, в шляпе, держа под мышкой портфель без ручки. Мой пристальный взгляд стал «врывать» из толпы шикарные фраки с вырванными клоками кримплена, дамские шляпки с уродливыми безликими и бесцветными розами, зонты «со спицами через одну», дырявые дамские сумочки,  обувь с явной пересортицей и разноцветьем, велосипед без педалей,  детскую коляску с колёсами разного диаметра и прочие, удивительные своей нелепицей типажи сограждан.
Причину всего этого «парада» я понял почти сразу. Люди, их слабости, изъяны воспитания, язвы порока, ущербность похоти, предательства друзей, измены супругов, ложь, скаредность, неверие, гнев, трусость, высокомерие – всё это отражалось через призму моей прозорливости на их внешнем облике.. Картина всего увиденного мной была удручающей.
Я мысленно вернулся в свою комнату. Встав с дивана, я молча одел своё, свисающее до пят, рубище, поцеловал и аккуратно заправил под грубое сукно нательный крест и в одной тапке, мимо занавешенных зеркал пошёл на кухню ставить старенький, но начищенный до блеска медный самовар.             
Карканье вОрона прекратилось.