15. Двое на костылях из одной деревни. История ком

Забавные истории из жизни комсомольских дев

От     http://proza.ru/2021/05/08/173


           В некоторое замешательство был введён однажды хирург анадырский травматологии. Ещё несколько дней назад санавиация доставила к нему из тундрового посёлка молодую особу со сложным переломом ноги. Перед этим долго стояла непогода, и пока авиаторы пытались пробиться на вызов, перелом её начал срастаться неправильно. Пришлось ломать и восстанавливать заново. Загипсовали  бедняжку по самый пояс и отправили на костылях к месту ночлега: - где-нибудь да устроится (таков уж был обычай гостеприимства этого города).
          А тут появляется она - и вроде бы не она - но уж без гипса и с переломом лодыжки.

- Что это за дела?  Макаренко?
- Нет. Но из одной деревни.

          И это правда! Да не вся. Мало того что «деревня» у этих девиц одна, так и вина за столь массовый  там травматизм  вроде бы как ложится на одного персонажа.
         А дело было ранней весной, когда снег ещё и не думает таять, а белые ночи уж вовсю разгулялись, инфицируя людей флюидами безумства. И стар и млад теряют тогда предрасположенность спать в ночные часы, и начинают чудить на просторах среди гор и долин. Можно со всей дурью уйти за полночь в тундру на десяток километров и там, часа в четыре утра, встретить жителя посёлка, возвращающегося с прогулки. Но это случается если существо доведено до крайности своими гормонами, взбунтовавшимися под воздействием высокоширотной солнечной активности. (Не это ли причина, по которой перелётные птицы возвращаются из тёплых краёв на далёкий север для того лишь чтобы дать потомство и поставить их на крыло перед дальней дорогой снова на юг.  На юге бы и размножались раз за разом, существенно сберегая энергию для более целесообразных занятий. Ан нет! Всё летят  и летят – глупые птицы под прицел  зело возбудившихся охотников. Даже и  самых непутёвых из них, более склонных не к рекордам добычи, а медитациям в роде этого:

Я гол был как сокол. Но соколом едва ли
Меня все сущие  бы языки назвали –
В краю, где царство птиц..

Весеннею порой над розовой землёй летит за клином клин,
Спеша к подножью гор. Здесь Время-господин
- Собрав гонцов планеты пред собой –
Владеет царством дней, забывших о покое,
Когда ручьи свой  тайный ток откроют.

Хоть всё ещё бело от - ставшим грузным – снега.
А тело уж томится вязкой негой,
Почувствовав едва жаровню под собой.

А в небе из яйца вселенского желток
Стекает в день за днем с востока на восток
Чтоб сумрак в полчаса закончил округ свой

Вскипает тотчас  дух, истомой тая.
И - на крыло! - испуганная стая,
Из края в край долин свой совершать облёт,
Чтоб снова опуститься в  синий лёд.

Скорее расплавлять его собой!
Ведь там,  в гнезде, яйцо плодотвориться просит.
Что жизнь уже начавшуюся носит.

А я же замер в вожделении. Такой,
-Убийство совершить! - мой замысел жестокий.
На белых простынях страны несказанно далёкой.

Там я в своей руке сжимаю ствол. Ружья!
Иначе бы зачем стоять на берегу ручья?

Весь в напряжении  готов вступить в не равный бой…

Увы тебе,  постыдный наш боец, -
Ушёл за молоком твой номерной свинец.
Лишь пух лебяжий опадает пред тобой!

Казалось – ты смущён. Однако же – не так!
Глядишь ты счастливо в след  неудавшихся  атак.

          Но больше люди чудят не уходя из дома. То есть собираясь в компанию, да вытворяя шалости что дети малые. Там и первый предупредительный сигнал о возможности травматических последствий был   подан кое кому из таких баловников совсем недавно.

         Дяденька, возрастом в четверть века, да при весе тела, уже приближающимся к избыточному, вздумал представить себя – вообразите! - слоном. На четвереньках бегал он вдоль по коридору  от входной двери , да на кухню и обратно, голосом своим издавая трубные звуки. На призыв этот его откликнулась подруга слоновьей жены. Эта шалунья вскочила ногами на широкую спину баловника и, уподобляясь цирковой наезднице, собралась было изобразить что-то такое из себя изящное. Но не удержалась, да упала.  Болезненно вскрикнув, она тут же вскочила на ноги да и протянула слону свою ручку в странном изгибе
-Дёргай!

         Если бы подобное приказал кто-либо другой...  Но то была наша боевая фельдшерица и уж она-то немало изуверского совершила над своими пациентами, случалось и прямо на глазах у  того слоноподобного товарища.

-Дёргай!
Дёрнул.
И - сустав на месте. Этим бы и успокоить судьбу.

         А тут накануне так дунуло с океанской стороны, что домик её занесло по самую крышу. Вот и приказывает мне моя - уже не на шутку воцарившаяся - владычица: – Иди, откопай Верку.
         Иду. А там - снегу надо перекидать не меньше десятка кубов. Начну-ка я с того, что прокопаю траншею к двери, а уж потом расширю выработку. Сказал и сделал. Дверь теперь свободна. Завтра ещё поработаю.
         Но сегодня же вечером Верка бежит от соседки (ходить шагом было для неё в тягость) да напрямик  - бултых! - в траншею. Перелом!

          А тут снова пурга; и санавиация пробилась только через пару недель.
Да и то не, как обычно, вертолётом – а «Аннушку» виртуозно вписал пилот в  пятачок со сложным подходом. Ну да тут целая история - её можно прочитать на   http://proza.ru/2018/02/06/1325 , впрочем, можно и не читать, потому как результат один:  Верка эта загипсованная  - теперь уже в городе где-то приютилась.

                А у нас день Победы. Если честно сказать: - о той победе, если кто из нас если и задумывался, то не глубже чем о стоянии на Угре, Ледовом побоище, или ещё о чём-то ещё более отстранённом от реальности времён.   Уж вот такими патриотами мы были. Да с нас никто и не спрашивал об этаких качествах. Хотя где-то в возвышенных кругах трещали об этом  без умолку. Другие претензии были к нам – да уж и такие пропускала наша молодость сквозь себя без следа, словно нейтринное излучение в толще недр. А Родиной, естественно принятой по рождению, для нас была вся от края и до края  эта прекрасная земля, нам даденая без каких-либо условий для  сумасбродств расцветающей жизни. Но день этот, если уж он установлен нерабочим в удачную пору – почему бы и не отметить? Тем более что природа тому благоприятствует.

                Традиционно в эту пору она оставляет в прошедшем хрустящий  сугробами дубак Первомая, и устанавливает нам совершенную теплынь, обещающую совсем скоро безумство растаявших сугробов, предстающих миру бурлением вод самого даже мизерном водотока. Теперь же по набрякшему снегу мы выходим  компаниями в излюбленную нашу долину, где на горном склоне устроена нами база спортивно-гастрономического досуга. Там в снегу выкапывается котлован, да возжигается костёр, да шашлычок, да к шашлычку, да горные лыжи, да захватывающая дух скорость скоростного спуска.
                Склоны уже отмякли от зимней скованности и допускают возможность управлять телом по всем правилам горнолыжного искусства. Вот и моя царствующая особа своевольна: -Хочу!
- Ну ты же никогда ещё не ставала на лыжи с жёстким-то креплением.
-Да тебя-то кто тут спрашивает? Уже - в ботинках, и поднимается по склону.
- Ну хоть высоко-то не забирайся!  Вот  такова и была ошибочная стратегия увещевателя.

        Теперь уж строптивица лихо мчится вниз, да всё напрямик. Мчится и падает. А автомат крепления ботинка к лыже не срабатывает:  примёрз, видимо, стопорящий шарик.
-Ай! Ой!

        Снегоходом везём пострадавшую в посёлок, а оттуда уж санбортом под очи изумлённого городского травматолога:
-Теперь на костылях, голубушка, походим!

       И вот после очередного хирургического осмотра от больницы вверх по Ленина, прямо по среди улицы, ковыляют на костылях две невеликие фигурки женского облика, изумляя своим видом впечатлительных жителей.

- Девушки, вы что из какой-то горячей точки? Герои-интернационалисты?

     Тоже мне – нашлись, шуты гороховые!

Продолжение на