Янтарное сердечко

     И что у нас за погода! С утра – солнышко, в обед – тучки. Возвращаешься с работы – дождик. А я зонтик поленилась взять. Ничего, от метро пойду не пешком, через дворы, а объеду вокруг, на трамвае. По времени получится тоже самое, зато не намокну. Но пока  еду на трамвае, дождь усиливается, и я с грустью понимаю, что пережидать его придется в близлежащем магазине, иначе я рискую раскиснуть.
   
 В магазине бродят такие же страдальцы, с тоской поглядывая на окна. Я пристраиваюсь в стеклянном тамбуре, чтобы выскользнуть сразу, как только дождь стихнет. Я раньше почти каждый выходной ходила в этот магазин. В этом самом тамбуре стояла опрятненькая старушка и что-то продавала: старые книги, лаковые туфли на старомодных каблуках, чеканку с изображением Сергея Есенина.

На каждого входящего в дверь она смотрела с такой надеждой, что я, забежав однажды сюда случайно, не выдержала и купила у нее книгу очерков об истории ленинградской организации ВЛКСМ. Она вся разрумянилась от радости и долго смахивала невидимую пыль с серой обложки, прежде чем передать книгу мне, а потом так бережно пересчитывала вырученные деньги, что у меня запершило в горле, а в глазах появились слезы.

В следующий раз я купила у нее Есенина. Туфли мне были не нужны, впрочем, как и все остальное, поэтому я ей однажды просто сунула деньги, а на ее попытку вручить золушкину обувку, отрицательно покачала головой. Она таким же жестом вернула деньги, и уставилась мимо меня скорбным взглядом. Туфли пришлось взять. Потом я таким же образом приобрела настольную лампу со сломанным выключателем, войлочные стельки, кипятильник на один киловатт и книгу об освоении целины. Когда гора купленных вещей стала занимать угрожающе много места в моей крошечной прихожей, я решилась заговорить с ней.

- Жить как-то надо, - сказала она мне в ответ. - А пенсия маленькая.
- Вы одиноки, у вас нет близких?
- Почему нет, - вроде даже обиделась она, - дочь и внуку шесть лет.
- А дочь кто по профессии, почему вам не помогает?
- Так она у нас экскурсоводом работала, иностранцев возила, да попала в аварию, теперь без работы. Лечится. Вот мне и приходится.

Она скорбно покачала головой:
- Жалко мне вас. Наше поколение счастливее было.
Я посмотрела на ее узловатые пальцы, на скудный скарб, аккуратно разложенный на продажу и сказала :
- Не надо никого жалеть.  Если хотеть и хоть что-нибудь для этого делать, каждый  может стать счастливым.
Она недоверчиво покачала головой.

А я в тот раз впервые ничего не купила. Просто на следующий день спросила у Юрочки (так между собой мы называем нашего начальника отдела ):
- Юрий Васильевич, я слышала, что вы для своего знакомого ищете переводчика? У меня есть предложение…
Через месяц Юрочка мне сказал:
-А твоя протеже оказалась просто находкой. Берут ее в штат, а работу пока на дом будут возить.
Старушка со своим скарбом исчезла, я отнесла все покупки на помойку и перестала ходить в эту сторону, пока сегодня непогода не загнала меня сюда.
   
 Дождь барабанил сильно и монотонно, демонстрируя свою основательность, меня начало познабливать, и я решила, презрев непогоду, идти греться в горячем душе. Храбро вышла на улицу и, через минуту, промокла до нитки. В туфлях плескалась вода и стремительно вытекала обратно, по спине текли холодные струи, зубы начали выбивать дробь, и мне стало жалко себя: замерзшую и одинокую на этой серой улице, залитой неласковым питерским дождем.

Неожиданно кто-то тронул меня за локоть. Я неохотно оглянулась. Передо мной, в длинном, до пят, блестящем от воды дождевике, стояла старая знакомая и что-то протягивала мне на ладони.
- Я больше ничего не покупаю! Мне ничего не надо! – сердито закричала я, вырывая локоть.
- Это вам от нас. Просто так. На счастье.
Она сунула мне в руки какой-то камешек и мгновенно исчезла за стеной дождя, словно приснилась.

Я посмотрела на свою ладонь. Там лежало наивное сердечко из медового янтаря. И дождь словно залюбовался его золотистым  цветом, притих и даже потеплел. Я улыбнулась и спрятала теплое сердечко в своих пальцах.