4. 6. Снова в путь

Лечение, помноженное на молодость, помогало. Отца начали готовить к выписке. Чтобы сделать рентгенснимок, свозили в Советск, за сорок с лишним километров.

От городка веяло стариной, основательностью.
Отец, жадно интересовавшийся историей, мог узнать, что Кукарка (так называлось до революции поселение, заложенное в конце XVI века марийцами) была крупным ремесленно-торговым центром Вятской губернии. Славилась плотничеством, изготовлением телег, саней, плетёных корзин, валяльным и гончарным производствами, камнерезным промыслом, изделиями из кукарского кружева.

После революции городок радиофицировали, открыли второй кинотеатр, основали детскую школу искусств. Учительскую семинарию преобразовали сначала в педагогический техникум, а позднее – в педучилище. В годы войны в его зданиях разместились два госпиталя.

В рентгенкабинете одного из них, обслуживая сорвижских пациентов, обмолвились, что заместитель Сталина Молотов родом из Советска.

Здесь наверняка имелся военторговский магазин, и раненые заглянули туда.
Ходовым товаром были конверты, карандаши, открытки. Покупали лезвия и кисточки для бритья, карманные зеркальца и расчёски, нитки с иголками, пуговицы, зубной порошок и зубные щётки. Выбирали кисеты для табака, трубки. Приобретали носовые платки, носки, одеколон, зубную пасту, бритвенные приборы, папиросы.
Кое-какой мелочёвкой обзавёлся и мой отец.

Он собирался на фронт.
Можно было оформить отпуск и заскочить в родные места: дорога пролегала через Рузаевку. Да вот беда – некого проведывать, остались в Петровке лишь дальние родственники, седьмая вода на киселе.

В начале апреля было в тех краях довольно прохладно, температура едва ли не каждой ночью держалась ниже нуля, днём – редко достигала четырёх-пяти градусов.
 
Попутчиков на Южный фронт оказалось немало.
«Не то чтобы добровольно рвались опять на передовую, – пояснял собеседник Владимиру Першанину, – а просто подходил срок, врачи включали их в список вылечившихся, и они собирали вещички, не выискивая всяких хитростей, чтобы остаться подольше в тылу» [347].

Того, кто выше по званию, назначили старшим. Ему вручили требование на проезд и продовольственный аттестат на всех, а каждому – две справки: о ранении и пребывании в госпитале – «со штампом госпиталя и печатью» [348].

Выдали сухие пайки: суп-концентрат гороховый, каша-концентрат пшённая, ржаные сухари, кусковой сахар, «ржавая» солёная селёдка или жёлтое от времени свиное сало, чай.

С великим трудом отцу подобрали шинель, гимнастёрку, брюки, сапоги.
Читаем справку 1943 года из Кировского областного архива: «Раненые при выписке из госпиталя обмундировываются в помятое, грязное, заношенное и заштопанное обмундирование с разноцветными заплатами. Офицерам вместо сапог выдаются обмотки и ботинки, вместо шинелей – пиджаки» [349]...

В начале апреля команду выздоровевших, накормив завтраком, отправили на подводах в Котельнич. Колёса по самую ось утопали в грязи: средняя температура воздуха не опускалась ниже нуля, срывались небольшие осадки.

В городе прошли по булыжным мостовым в райвоенкомат, где получили предписание и проездные документы. Помощник военного коменданта вокзала помог отправиться через Горький на Пензу.

В пути штудировали газету не первой свежести с итогами зимней кампании Красной Армии.
Было чему порадоваться: наши разгромили немецкие войска под Сталинградом, на Северном Кавказе и Кубани, нанесли тяжёлые поражения врагу в районе Среднего Дона и Воронежа, ликвидировали плацдармы на Центральном фронте и в районе Демянска, прорвали блокаду Ленинграда...

Снова отец миновал родные места – Саранск и Рузаевку. Подышал воздухом на одном перроне, покурил на другом.

Навстречу шли санитарные поезда, изредка – эшелоны, везущие вражескую технику на переплавку.

В Пензе была пересадка.
В местном санпропускнике, неподалёку от вокзала, прошли обязательную для военнослужащих санитарную обработку. Пока отец и попутчики мылись в бане, одежда и пожитки прогревались при высокой температуре.

«Комендант пензенского санпропускника, – пишет Беляев, – лично проверял всех поименно (по списку) и двигаться дальше, без этойгигиенической обработки, было невозможно. Войска шли сплошным потоком, и санпропускник работал круглые сутки» [350].

Здесь наконец-то поели горячего. На каждой крупной станции имелся продовольственный пункт, где, по словам Лебединцева, «можно было получить продовольствие в виде сухого пайка или горячую пищу в столовой по продовольственному аттестату, выдававшемуся всем командированным» [351].

Никто не оставался без горохового супа-пюре и пшеничной каши. А находили продпункт легко, по запаху хлеба и селёдки...

Помощник военного коменданта станции Пенза-1, убедившись в наличии справки из санпропускника, посадил отца с товарищами в эшелон до Лисок.

Проехав Пензенскую и Саратовскую области, они оказались на воронежской земле.
 
В июле 1942-го немцев остановили на правом берегу Дона. Не сумев захватить город Свобода с железнодорожным узлом Лиски на левом берегу, противник превратил их обстрелами и бомбардировками в руины.

Военная комендатура находилась в одном из уцелевших помещений. Тщательно изучив документы, команду выздоровевших отправили дальше на юг.

Пересекли по мосту Дон. Проехали освобождённое в январе Евдаково. Проскочили Кантемировку, недавно бывшую перевалочной базой снабжения немецкой армии. Всюду следы боёв, разрушенные хаты, земля испещрена траншеями и воронками.
 
Прошли по краешку Луганщины. Дальше Ростовская область, после станицы Мальчевской – Миллерово. Заняв город в 1942-м, гитлеровцы превратили его в крепость: окольцевали траншеями, окружили минными полями, улицы перегородили баррикадами, но удержать не смогли.

Здание вокзала на станции Каменской лежало в руинах, почти ничего не осталось от Лихой и Зверева, проплыли развалины Красного Сулина.

Смотреть и делать что-либо на станции Шахтная, да и в городе Шахты, было нечего. Немцы, отступая, не только затопили угольные шахты, но и взорвали общественные здания.

Километрах в 25 от Шахт лежал Новошахтинск.
9 апреля 1943-го туда добирался генерал-майор Сергей Сергеевич Бирюзов, новоиспечённый начальник штаба Южного фронта.
«Весна 1943 года на Дону была особенно дружной, – вспоминал он уже маршалом. – Сразу как-то грачи загорланили, скворцы запели, зелёным ковром украсились луга, деревья зашумели молодой листвой» [352].

На фасаде одноэтажного строения № 17 по улице Фрунзе Новошахтинска  висит мемориальная плита: «Здесь в 1943 г. находился штаб Южного фронта».
Этот дом с блиндажом во дворе,  а также два соседних, 15-й и 19-й, где кроме штаба размещалось и командование фронта, еще в 1960 году были включены в реестр объектов культурного наследия. Ныне они отнесены к объектам федерального значения.

Я немало удивился, прочитав на официальном сайте администрации Новошахтинска, что штаб перебрался сюда 24 апреля 1943 года.
Между тем, судя по хранящимся в ЦАМО  фронтовым документам, он  оказался здесь не позднее 4 апреля. Да и Сергей Семёнович Бирюзов, получивший назначение сюда 9 апреля, в тот же день,  как он признается в мемуарах,
появился в Новошахтинске и встретился с командующим – Федором Ивановичем Толбухиным.

Спустя неделю после Бирюзова мог бы и отец доехать до Новошахтинска, трясясь в кузове попутки под пасмурным небом и на северо-западном ветру, пронизывающем до костей. Он заметил бы, как до него углядел Бирюзов, что здесь «и подъездные дороги лучше (приведены в порядок специальными подразделениями), и регулировщиков с флажками встречаешь чаще, и линий связи значительно больше. Да и машины снуют беспрерывно. А на окраине города, задрав к небу стволы, стоят батареи зенитных орудий» [353].

Между тем отцу и его товарищам не нужен был штаб Южного фронта, его отдел кадров занимался командирами полков и выше. Судьбы тех, кто назначался на должность ниже, определяли кадровики армий, дивизий и полков.

ПРИМЕЧАНИЯ
347. Першанин В. Н. Указ. соч. С. 44.
348. Кожин Ю. А. Указ. соч.
349. Блог А. Рашковского / Жизнь и работа эвакогоспиталей в годы войны.
350. Беляев В. И. Указ. соч. С. 9.
351. Лебединцев А. З., Мухин Ю. И. Указ. соч.С. 125.
352. Бирюзов С.С. Когда гремели пушки. М.: Воениздат, 1961. С.145.
353. Там же.