Из Сборника Импрессионе

                КОНТРАДИКТОРИЯ ПОКОЛЕНИЙ

        Я не понимаю говора современной молодёжи: то щебечут птичьим языком электронных гаджетов, то общаются только аббревиатурами.
Но и молодёжь иногда нас не понимает. Вот Поля, пристаёт к бабушке: «Почему деда зовёт тебя Лапудай?» Бабушка отсылает её ко мне, а я теряюсь в догадках: откуда она взяла это? Наконец, доходит: когда мы с бабушкой сидим рядом (в кино, в автобусе), я люблю, чтобы она держала меня под руку. И говорю ей: «Лапу дай!» Кстати и бабушка не чужда разговорных инверсий. В похожей ситуации она говорит мне: «Оттопырь крыло!» и я делаю руку кренделем, оставляю локоток, и она просовывает под него свою тёплую ладонь.
               
   
                17.09.2017
               
                КРЫЛЬЯ

I

        Человеки рождаются с крыльями. Все.
Другое дело - не каждый знает, зачем ему крылья даны, а некоторые даже пытаются от них избавиться.
Конечно, если крылья видны или некрасивы, хочется их прикрыть: кто носит пальто, не снимая, кто изобретает различные накидки, накрылки – это люди-жуки. Обычно они и по жизни жучки – тащат по мелочи, скрывают что-то, обманывают, даже любят – мелко. И точат, точат, точат всё вокруг: дружбу, документы, скрепы, основы. На небо поглядывают с зубовным скрежетом: во-первых, не достать, во-вторых – не жуётся.
У светлорождённых людей крылья не видны. Но они растут вместе с человеком, крепнут и скоро начинают помогать своему хозяину в меру его общественной пользы. Крылоносец даже не всегда понимает, кто или что облегчает ему жизнь. Не понимает, но пользуется, и когда пользуется не так, как надо, или не во благо другим людям, крылья сохнут, порой даже отваливаются напрочь, человеку уже никогда не взлететь в небо - он вливается в сообщество страдающих на Земле до самой смерти.
         Если же человек прожил жизнь светлую, полезную, пусть даже полную страданий, крылья, окрепнув, распрямляются, и, когда придёт пора пускаться в последний путь, - уносят человека ввысь, за небо, Туда!
Но и Там не прекращается служение человека. Правда, уже в другом качестве и другим идеалам. Ведь если оттуда доходят какие-то    сведения, значит, их кто-то приносит?
        И если и на этом поприще человек отличается, то сначала становится Человеком, потом Личностью, потом  Учителем. Эти  нетелесные существа и ношу нам передают не телесную: мысли, идеи (а их воплощение - прогресс – это уже наша интерпретация их сути, мера грубости которой есть мера нашего понимания мироустройства).
И, наконец, …А, впрочем, что мы знаем о ПОТОМ и НАКОНЕЦ? Легенды говорят, что высшей наградой в том мире является дополнительная пара крыл.
А ведь на иконах мы видим и шестикрылых существ! Есть с кого брать пример и на кого равняться!

                Награждать Крыльями –
                прерогатива Высших сил.
                Нельзя покушаться на
                чужие прерогативы!


                П

        Крылья - отличительный атрибут праведности, признания, святости - издавна признавались людьми разных стран и народов.
Греки оставили нам трогательный миф о неудачно взлетевшем Икаре. Но этот поэтический миф – приукрашенная, совсем не соответствующая истине, и потому вредная,  история.
        Искусный ремесленник и строитель Дедал не только высекал статуи и строил красивые здания. Везде, куда его приглашали для работы, он кутил, веселился и щедро делил с местными женщинами своё семя. Странно, что Икар был единственным его сыном, скорее, он был единственным, которого мы знаем.
И не хотел бежать Дедал с Крита: платили ему хорошо и жил он в своё удовольствие. Платили, правда, только за работу, а хотелось уже и отдохнуть от дел - да не на кого было понадеяться: Икар в тени знаменитого отца рос порядочным шалопаем.
        Тут-то и задумал Дедал интригу-афёру: решил сделать Икару чудо-крылья, выдать его за Посвящённого и наслаждаться затем спокойно своей старостью, живя за  счёт приношений благочестивых горожан новому идолу.
        Задумано – сделано! Уже через неделю из лучшей меди выбил он тончайшие перья небывалой красоты, а через две недели молотки ремесленников, нанятых местными олигархами, стучали по многим дворам: Икар проболтался, и многие состоятельные горожане стали срочно сооружать своим чадам рукотворные махалы. Уже и программа праздника с показом полётов составлялась, и наиболее горячие головы обещали не просто полёты, а лёт с поворотами, стаей, клином и перестроениями.
        И только Дедал, стуча за высокими стенами своим неутомимым молотком, не ведал, что его идея украдена, переврана, опошлена и потеряла смысл. А когда узнал – плюнул, но молоток из рук не выпустил: не выкидывать же прекрасную работу! Пришлось примириться и заявить Икара на предстоящие полёты.
        Празднество состоялось в очередные римские календы. Расфранчённые юноши собрались на площади, слуги держали поодаль прикрытые тканью тюки. По сигналу распорядителя покрывала были сброшены и глазам толпы открылись изготовленные конструкции: изящные и не очень, воздушно-ажурные и тяжеловесно-солидные, клёпаные и клееные, обтянутые кожей, тканью, перьями, бумагой и даже … паутиной. Крылья Икара оказались самыми красивыми. Медь, обработанная огнём, отливала всеми цветами, искусная ковка придавала тонкому металлу объёмную красоту, блестели золотые аграфы-грифоны. Народ шумно восхищался одними мастерами и порицал других; шутки, порой довольно едкие, одних заставляли стискивать зубы, других – широко улыбаться и щедро делиться с льстецами, а заодно и с городскими попрошайками, содержимым своих кошельков.
        Объявили полёты. Надо было разбежаться и пролететь вдаль площади пару стадий. Юноши-состязатели сбрасывали верхние одежды, оставаясь в лёгких набедренных повязках, и, опоясав себя сбруей крыльев, выстраивались в линию. По сигналу старейшины линия сломалась – спортсмены начали предполётный разгон. Как начали, так и кончили: ни один не поднялся в небо. Кто-то споткнулся под тяжестью непосильной ноши, кто-то зацепил концом крыла соседа - и оба оказались на земле, а того, с паутинными крыльями, остановило пущенное из публики яблоко, пробившее обшивку сразу обоих крыльев. Многие и не рассчитывали на полёт, лишь бы публике показаться: ведь крылья так красиво трепетали в такт бегу! А некоторые не взлетели, потому что даже не знали, что крыльями надо махать!
        И только Икар, мощно взмахнув крылами, оторвался от матушки-земли и тут же рухнул: скрепы из воска не выдержали тяжести крыл, сопротивления воздуха и внезапного порыва мускулистых рук.
         Сломав при падении ногу, он на всю жизнь остался хромым и гонимым. Икар озлобился. Неудачники, быстро пережив свой позор, насмехались над ним, мальчишки показывали на него пальцами, а супруга критского вельможи, в свите которой он играл первые роли, быстро отказала ему от места. Тут-то он и запустил в мир жалобную историю, сделав себя её несчастным героем. Сработало: недоброжелатели умерли в безвестности, а сказка прижилась, сохранив нам имена несчастного Икара и его отца.

               
                Любое поражение можно
                обернуть себе на пользу.
                Дымка времени туманит 
                даже  мозги Богов, а Боги
                - не злопамятны!
 

                Ш

        После Дедала мода на крылья пошла не только среди людей, но и среди демонов и нечистой силы. Вот маленькая историческая справка (В. Орлов. Альтист Данилов, М., Астрель):
        «… Летел он, прижав руки к туловищу, вытянув ноги, но и без особых напряжений мышц. Никаких крыльев у него, естественно, не было. Да и кто нынче осмелился бы их надеть! Мода на них давно прошла, даже тяжёлые алюминиевые крылья от реактивных самолётов, из-за которых страдали и плели интриги всего лишь пятнадцать лет назад, никто в эфире уже не носил…
        … Потом увлеклись крыльями, и Данилов одним из первых пошил себе крылья, глазеть на них явились многие. Каркасы из дамасской стали Данилов обтянул прорезиненной материей, материю же эту он обложил сверху павлиньими перьями, а снизу обшил чёрным бархатом и по бархату пустил дорожки из мезенских жемчугов. Крыльев он пошил восемь, два запасных и шесть для полётов, чтобы было как у серафимов…
        … Потом кто-то нацепил на себя алюминиевые плоскости – и начался бум. Что тут творилось! Многие знакомцы Данилова доставали себе удивительные крылья – и от «Боингов», и от допотопных «фарманов», по четыре каждый, и даже от не существовавших тогда «конкордов»…
        … Нет, Данилов тогда не суетился. Он скромно достал крылья от «Ил-18», ими и был доволен».

                Изучать (и преподавать) Историю
                следует не по датам событий, а по
                их причинам, следствиям  и
                допущенным ошибкам.
                Только тогда она превратится
                в  информацию, которая, по меткому
                выражению лётчика-испытателя
                Марка Галлая, является матерью
                интуиции – алгоритма решения
                практически всех
                жизненных задач.

               
                11.12.2009

                МАТЕРИАЛИСТ ПЕРЕКОВАЛСЯ

Я придерживаюсь теории, утверждающей, что фамилия человека отражает его внутреннюю сущность, и доцент Грязнов был редким исключением из этого правила. Он был чист не только внешне, но бел и пушист внутренне, не верил ни в Бога, ни в Черта; ни рекламе, ни Правительству, короче – был сугубым материалистом. Этому способствовала и преподаваемая им дисциплина, связанная с металлом – веществом «весомым, грубым, зримым», не допускающим в использовании никаких побочных толкований своей сути.
К нашему рассказу непосредственное отношение имеет реклама достижения чистоты с помощью призываемого в критические моменты мужика, непонятно почему называемого «Мистер Мускул». Помните, чуть что, хозяйка пожамкает друг по другу грязными кухонными причиндалами и сквозь стены мгновенно появляется этот мужик с лакейским вопросом: «Чего изволите?»
Обычно на работе наш доцент был общителен и информативен, но в этот раз – молчалив, причем молчалив не от занятости, а от каких-то внутренних переживаний. Сначала мы вежливо не замечали его состояния, потом оно стало нас интриговать, затем мы уже завелись сами и начали медленно проводить психически-воспитательную работу, но кроме загадочной фразы «Он явился!» ничего не добились. Через неделю подобного воздействия любопытствующего коллектива на выпавшего из нормального имиджа коллегу все же удалось узнать, что случилось.
Накануне очередного семейного праздника в семье доцента случилась запарка, перешедшая в легкую семейную перепалку с поиском виноватых. Резерв времени был истрачен нерационально и доцент, в запальчивости, предложил жене вызвать «этого идиотского мужика из телевизора». Жена, с криком: «Вот и вызову, раз ты ничего не можешь сделать!», почикала ножом о скалку и … оба упали в обморок. Очнулись они от стука гостей в дверь, - в квартире было чисто, а на кухне вкусно пахло жареным мясом. Гости веселились, а хозяевам не терпелось уединиться и обсудить причину обморока.
Доцент уверял, что мужик в самом деле появлялся. Это подтверждал и пришедший наутро солидный счет, с припиской, что на первый раз предоставляется значительная скидка.
        Жена клялась, что никого в квартире не прятала и мужика видела впервые.
        От повторных вызовов решительно оба отказались.
        Через неделю квартира доцента была красиво и начисто ограблена.
        Теперь доцент верит в Бога, Черта, Рекламу и даже – Правительству, особенно когда оно обещает повысить зарплату преподавателям.

               
                21.07.09



                МИМИКРИИ

                1

Мимикрии, мимикрии…  То богомол сучком прикинется, то моль -кусочком коры, то крокодил – бревном плавающим. Если у вас есть время смотреть телевизор, то вы больше меня об этом знаете. А вот мимикрия в обществе – это да! Объяснить это лишь Ницше по плечу, а я просто так, без философии, приведу несколько примеров…
Подарили мне диван: серенькая обивка, красные борта, вдоль стены как влитой встал. Не мебель, а член семьи. Я с него и не слезал: сидел на нём с книгой, смотрел ТВ, жевал что-то, чтобы в кухню не ходить и спал днём (врачи советуют, да и самому нравится) и ночью. А чтобы всё в стиль было, купил под новый год комплект постельного ивановского белья: на сером фоне красные розы, так и манит поспать. Сплю, сплю, а простыни – как новые, только помялись. А какая экономия электричеству – уже июнь, а я стиральную машину ещё не включал!
Год прошёл. А я всё экономлю: только нитки какие-то порой с сиденья смахиваю. А тут друг пришёл и спрашивает: «А что это ты на голом диване спишь?» Глянул я, да и обомлел. Действительно – сплю на диванной обшивке, простыни истлели. А розы откуда? Оказывается, полиняли с простынь, краска плотно на шершавую обивку легла и держится крепко. Я попробовал – не оттирается. Ну, я и подумал, пусть так и останется, будто я сидушку диванную ивановским ситцем застелил. Мимикрия!

                2

Теоретическим обоснованием бытовой мимикрии является известное выражение: Ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак. Каждый читающий наберёт кучу примеров из собственного опыта, использующих этот признак.

                3

Основным средством мимикрии в жизни людей являются маски (как вещи, так и способы действия). А самым ярким и наглядным примером мимикрии является театр, имитирующий все проявления общественной и личной жизни в искажённом, изменённом (ради достижения цели, намеченной постановщиком) цели.

                4

Очень большое значение наличию и использованию маски придаёт философ Фридрих Ницше (Ф. Ницше. По ту сторону добра и зла, ИД «Азбука классики», Санкт-Петербург, 2007, с.53): «Всё глубокое любит маску… Есть факты такого деликатного свойства, что мы хорошо делаем, когда заваливаем их грубостью и делаем их неузнаваемыми; существуют деяния любви и искреннего великодушия, после которых можно только посоветовать взять палку и отколотить очевидца: этим можно замутить его память…. Люди стыдятся более всего не самых постыдных вещей; не  одно только лукавство  скрывается под маской – в хитрости бывает много доброты. Я могу себе представить, что человек, который должен скрывать  что-нибудь драгоценное и  легкоуязвимое, стал бы катиться через жизнь грубым и круглым, как старая неуклюжая железная бочка, - это требует  утончённость его стыда».
         Ницше, кстати, замечает, что в роли маски может выступать и речь человека, защищающего свои «нежные решения на … путях, до которых достигают не многие и о существовании которых самые близкие ему люди не должны знать… Такого рода скрытный человек…. хочет и способствует тому, чтобы вместо него в сердцах и головах его друзей ходил не он сам, а его маска».
         Разведчики и шпионы годами живут в таких своих «масках».

 


                МИСТИКА

Я – взрослый человек, поживший, прошедший то, что можно, пожалуй, причислить и к огню, и к водам, и к медным трубам. Мне не надо доказывать, что я убеждённый реалист, давно не верящий ни в чудеса, ни в счастливые окончания сказок, ни в незаслуженные победы.
        Но иногда жизнь подносит сюрпризы необъяснимые, которые ставят меня в тупик, обнуляют ранее полученные знания. И причины этих сюрпризов иначе, чем мистическими, не назовёшь.
И добро бы эти казусы удивляли только меня и моё окружение – это не мешало бы моей жизни, а даже украшало её. Но порой эти проявления корректируют и направляют мою судьбу по совершенно другой траектории! Вот несколько примеров.

        Как у множества пожилых людей – у меня вставные челюсти. И порой они у меня начинают болеть! Именно они! Не дёсна, на которых они крепятся, а именно эти белые кусочки пластмассы, пластмассой же соединённые. Болят они так явственно, что я мог бы указать, какой конкретно зуб, вернее – протез какого именно зуба, болит!
         Когда заболело в первый раз, я удивился. Поболело, но скоро и перестало, ушло и удивление, и я скоро забыл об этом. Но вскоре зубы, вернее, протезы, стали болеть регулярно, хоть и непродолжительно. А когда длительность боли возросла, вместо удивления жизнью меня стала осаждать мука-мученическая.
Во время одного из приступов я снял протезы и положил их на тумбочку. Ощущения изменились! Боль не прошла, но теперь она концентрировалась не в теле, а где-то вне, но рядом! И не в протезах, лежащих на кружевной салфетке, а где-то в воздухе, между нами. Мистика!
         Оригинальные идеи француженки-врача Лиз Бурбо дали толчок возможным объяснениям, но увязать возникновение этих фантомов с реальными чувствами, распознать посылаемый ими сигнал моему мозгу я тогда не смог.
Прошли годы, приступы стали гораздо реже, но иногда всё же повторяются. По-моему, через какое-то время после моих раздражительных «наездов» (случается!)  на кого-то из близких. Казавшиеся мистическими выводы  Л. Бурбо подтверждаются!

         Разницу между мистикой и реальностью проиллюстрирую следующими ситуациями.
         Первая – случилась, когда мы жили ещё в Каретном переулке. После очередных посиделок, что после окончания института возникали у нас довольно часто, мы с женой пошли провожать друзей. Посадили их на 15-ый троллейбус, бегавший тогда по Бульварному кольцу через Арбат, где они жили, до Лужников, и пошли к дому.
         Между громадой МУРа и угловыми, ожидающими слома, старыми домиками, где доживала последние года вкусно пахнувшая керосиновая лавка, тянул к небу чёрные ветки небольшой сквер, замыкаемый с тылу домом, где тогда квартировал всеми обожаемый Игорь Ильинский. Синие мягкие сугробы, огромная луна над тёмными кронами, любимая женщина рядом – что ещё нужно молодому парню для счастья? От его сиюминутного избытка я слепил снежок и запустил его в небо. Затем – второй, третий … и, холодея изнутри мерзким ознобом, обнаружил, что с одним из снежков соскочило и улетело в никуда обручальное кольцо. Расстроились, конечно, сильно, но – начали искать.
         Перерыли все вероятные  места падения снежков – безрезультатно. Вымокли, замёрзли, да и луна куда-то сгинула, и темнота делала поиски практически безнадёжными. Решили прервать их до утра, вернувшись в сквер раньше первых дворников.
         Не проспали! Пришли, порадовались, что ночью не было снегопада, и приступили к поискам – целенаправленным и планомерным. Сориентировались «на местности» (как сидели, куда глядели, где стояли, куда пуляли), просчитали возможные траектории полётов кольца в комке снега и без оного, и начали копать. И практически сразу, через десять-пятнадцать минут в очередной пригоршне снега блеснула желанная находка! Было радостно, но не чересчур – результат был стопроцентно просчитан. Никакой мистики: нужно было «перелопатить» тонны снега, что мы и начали делать, а что нашли быстро – так считать надо уметь!
         А вот в двух других ситуациях мистика не только определённо присутствовала, но и привела к ожидаемому результату, причём - кратчайшим путём!
         Зима 44-45 годов. Мы в эвакуации на Северном Урале, в начинающемся городке, который на картах ещё числится как Турьинские рудники. Мама работает завхозом в новой школе (которую, кстати,                построили пленные фрицы – уже были такие. и копошились по разным стройкам под присмотром не особо строгих конвоиров). Там же, при школе, мы и жили вчетвером (мама, сестра Роза, я и брат Кешка) в однокомнатной крохотной квартирке с  ещё более крохотной кухоньке и совсем махонькими двумя чуланчиками. В одном, проходном, стояла раковина, в другом, тупиковом – унитаз.
В силу жизненных обстоятельств (мать-завхоз, жили при школе) технологию организации учебного процесса мы с братом знали не только внешне, через уроки, но и изнутри. Одной из ответственных деталей этого процесса было обеспечение его точности, и поминутная точность эта должна была обеспечиваться часами, которых у невоенного населения в то время поголовно не было.
Практически накануне первого звонка кто-то (шефы?) подарил школе  часы. Трофейные, снятые со сбитого самолёта, мы их называли «штурманские». Заводились они и переводили их стрелки головками со стороны циферблата, и нас с братом особенно поражало, что их стрелки в темноте светились мертвенным зеленоватым светом.
        В те времена семейную музыку обеспечивали аппараты, которые, в честь владельца фирмы Патэ, назывались патефонами. Главной частью патефона была головка, чувствительная мембрана которой соединялась с иголкой, скользящей по бороздкам звукозаписи. После прослушивания головку бережно снимали и укладывали в специальную коробочку с бархатистой перегородкой внутри. Такая коробочка у нас была, и мама пожертвовала её «обществу», вырезав в бархатистой перепоночке отверстие по размеру «тульи» точного штурманского инструмента.
С утра коробочку относили в вестибюль, где стоял стол  дежурной технички, которой и вручались часы, для отсчёта срока урока и продолжительности переменки. Вечером  часы опять прятались в коробочку, и мама бережно уносила их в наше жилище, где они и хранились до следующего утра. Нам пользоваться ими в квартире запрещалось, даже открывать коробочку было не велено, но этот запрет мы выполняли не всегда: надо же было убедиться, что свет от стрелочек ещё струится!
        И вот однажды, в середине дня, часы пропали!  Без следа! Коробочка стояла закрытая, но – пустая. Это была катастрофа! Мама ходила бледная, держась руками то за голову, то за сердце. Дежурная, тётя Эмма, плакала и уверяла, что никуда не отлучалась, и не могла вспомнить, кто к ней сегодня подходил. Остальной персонал попрятался в преддверии грядущих разборок.
 Увидев расстроенную маму, я спросил: «Что случилось?» «Часы украли!» - всё, что смогла она выдохнуть. Я дико посмотрел на неё… и побежал в конец коридора, в мальчиковый туалет.
        Вдоль  узкой комнатки туалета стояли три унитаза, объединённые общим помостом на высоте сидений. Сам помост держался на четырёх поперечных рамах, и спереди досками зашит не был. В полной уверенности, что именно это и необходимо делать, я стал заглядывать под помост. В первых трёх отсеках ничего не было, а в четвёртом, на балочке, повёрнутые бочком, чтобы было менее заметно, стояли часы. Согнувшись, я втиснулся под помост, схватил их и побежал к маме.
        Ну и где тут материализм? Чего я в туалет попёрся? Кто или что меня, достаточно брезгливого, надоумило под унитазы заглядывать? Мистика, чистая мистика!
        Кстати, в краже никто не признался. Руководство меж собой решило, что украл часы кто-то из пришлых рабочих  (в этот день они в школе что-то ремонтировали) и достаточно квалифицированно спрятал их в туалете. Надежда была на то, что позже, может быть через несколько дней, их можно будет вынести прочь, обоснованно полагая, что в день похищения посторонних на выходе могли и обыскать (время было военное, лихое, и с демократическими правами не очень-то и считались).

        Другой случай настолько похож на предыдущий, что я не буду его детализировать.
        Мы живём уже в Москве, на улице Корчагина, в своей квартире на восьмом этаже большого дома. Вернулись из театра. Таня сняла пальто, шапку и, глянув в трюмо, обнаружила, что потеряла из уха серёжку. В театре? По дороге? Искать бесполезно.
        Я к тому моменту пальто успел снять – и даже одевать его не стал. Быстро спустился вниз, моля Бога, чтобы проходящий транспорт колёсами не смёл потерю с дороги. Я был уверен, что серёжка лежит посреди полотна напротив остановки автобуса. Там она и оказалась. Мне даже искать её не пришлось, так открыто она лежала. Если бы пешеходы, шедшие за нами, глянули вниз – они бы заметили её и подняли обязательно!
        Почему я был уверен, что найду эту, дорогую для нас, вещь и, главное, откуда я знал, где она лежит? Мистика чистой воды.

        В последние десятилетия нас «познакомили» с экстрасенсами. Сначала как с чудом, потом – как с распространённым состоянием человеческого сознания, в зачатке свойственного практически всем людям. В том числе – и мне. Только вот, почему оно проявляется не постоянно, хотя ситуаций, где предвидение (ох, как нужно было!) не проявлялось? И моменты, когда оно так ярко проявилось, были, по большому счёту, не такими уж экстремальными. И десятилетия между ними?

        И, наконец, о Мистике с большой буквы, о необъяснимом явлении высшего пилотажа.
        По образованию я – технарь, специалист-теплоэнергетик. Интерес к надёжности энергоснабжения заставил сначала заниматься экономикой, потом - медициной, которая, с её современной парадигмой, оказалась неспособной до конца разрешить возникшие вопросы, полез глубже – в теорию мироздания, теологию, энергоинформационные технологии. Там надо было столько перелопатить, что на занятия по технической специальности ни времени, ни сил могло и не хватить.
        Долго мучился, и решил обратиться за советом к Высшим силам – попросил дать мне какой-нибудь знак.
Ближайшие дни ничего не принесли, но однажды, открыв запертую на ключ дверь в квартиру, я обнаружил внутри  обрывок книжной страницы, заткнутый в щель между панелями обивки коридорной стены. На обрывке речь шла об энергоинформационных делах: ответ Высших сил был очевиден!
        На всякий случай спросил жену, не она ли ткнула листочек в щель? Нет, не она, категорически не она! Дошло почти до ссоры, - поверил, тем более, что важность этого знака я ей не расшифровывал.
Книгу, из которой был вырван листок, определить было не сложно – один из выпусков серии книжек супругов Тихоплавов по современной метафизике. Самого тома на виду не было видно, хотя остальные лежали на обычном месте. Через несколько дней, впрочем, нашёлся и он – завалился за батарею отопления. И опять, на контрольный вопрос жене последовал её категорический отказ: не брала, не видела, не знаю!
        Естественно, о своём запросе я никому не говорил.

        Я – взрослый человек, поживший, прошедший то, что можно, пожалуй, причислить и к огню, и к водам, и к медным трубам. Я долго считал себя убеждённым реалистом, не верящим ни в чудеса, ни в счастливые окончания сказок, ни в незаслуженные победы. Но сейчас я с большим скепсисом отношусь к своим прежним верованиям. Как писал Лев Кассиль: «Наука имеет много гитик!»
               
                16.03.2014


                НАМОЛЕННОЕ МЕСТО

Понятие «Сёла и деревни Подмосковья» потеряло свой социальный смысл. Они остались лишь как административные названия. Куда ни приедешь – высоченные металлические заборы, за которыми хоромы, дворцы, добротные усадьбы, которые на зарплату не построишь, и … ни души. Только цепные псы гремят своими кандалами и заходятся в лае на невидимых путников, проходящих по ту сторону забора. Эти владения - не жильё, а, большей частью, схроны материального воплощения наворованных или наспекулированных денег, гигантские копилки практически неиспользуемой  недвижимости. Воскресные наезды хозяев скорее преследуют не желание отдохнуть, а желание убедиться, что «сундуки заперты». Эти поездки – синдром «скупого рыцаря», стремящегося тайно насладиться своими богатствами, и лишний раз «пересчитать» свои деньги.
        Настаёт утро понедельника и растёкшиеся по сельским весям нувориши вновь (вот причина пробок!) устремляются в столицу, где деньги скупо зарабатываются, но легко воруются и накапливаются.
Таблоиды Симферопольки неоднократно зазывали нас посетить некий монастырь, да всё не складывалось. Однажды мы даже свернули к нему, подъехали, полюбовались снаружи, но цейтнот и неподобающие для посещения монастыря одежды вернули нас в машину и вновь вывели на главную дорогу.
В этот же раз, хоть опять были ограничены временем, мы решили обойти монастырь вокруг и затем на машине проскочить этот район «насквозь», надеясь выскочить на магистраль существенно ближе к Москве, поклявшись, что всё-таки мы найдём время и познакомимся с этой обителью никуда не спешащих людей поближе и поподробней. А пока, вздохнув, от монастырских ворот мы свернули направо, на незнакомую дорогу.
Светлое впечатление ещё владело нами, и когда минут через десять дорожный щит указал нам поворот к находящейся в двух километрах церкви Преображения Господня, руки сами повернули баранку по стрелке.
Асфальт кончился почти сразу, за мосточком через бурливую, довольно чистую речушку. Пошли заборы повышенной высоты железного качества, к которым больше подходило уральское наименование «заплоты». Поверх них видны были только крыши, формы и качество которых говорили о нехилых доходах хозяев. Асфальтированные дворы высовывали свои гладкие языки к разбитой, в ухабах и лужах грунтовке, мечущейся меж них вправо-влево по направлениям, которые никак не подходили под понятие «улицы». Следуя им, мы упёрлись в КПП с пёстрым шлагбаумом, по обе стороны которого крыльями невода высились глухие ограды. Выскочивший навстречу служивый был ретив, но, удивительно, трезв и вежлив. Поняв, куда нам надо, он показал едва видный замызганный въезд в проулок, куда следовало свернуть. Вновь пошли глухие заборы, обочины без тротуаров и оплывшие сточные канавы. Впрочем, мостки через них и наглухо запертые ворота были в большом порядке.
         Дорога, тем временем, пошла вверх, вокруг стало суше, поместья пошли попросторнее. Меж ними стали попадаться ухоженные зелёные полянки, искусственно облагороженные валунами, цветниками и, иногда, неуклюжими сооружениями, объединяющими «в одном флаконе» очаг, мангал, плиту, гриль, вертел и, наверное, что-то ещё.
Наконец колея вывернула в частый, уже облетевший, березнячок. Молодые стволики стояли так густо, что человеку меж них протиснуться было нельзя. Вот над березнячком сверкнул крест, потом выросли два окисленных до черноты медных купола и сквозь переплетение тонких веток зажелтели стены самой церкви. Ещё через минуту машина выкатилась на вершину холма, прямо к ограде ладного, удачно поставленного храма. Выше было только голубое небо – редкость для последних осенних месяцев.
Мы вышли из машины в безмолвие и тишину. По случаю буднего дня ворота были заперты, сквозь кованные звенья ограды проглядывалась чистая, ухоженная территория в цветниках, слева – захоронения опочивших церковнослужителей под крестами, позади которых проглядывали две-три колоды обомшелых саркофагов.
На противоположном склоне под высокими, чёрными, старыми липами располагался старый погост, обочь которого, вокруг церкви, шла поросшая травой неширокая дорожка. За липами и березнячком с нашего края виднелись окрестные лесистые холмы, осенние пажити, ивняки над невидимой отсюда Лопасней и впадающими в неё речушками и ручьями. И стояла непривычно густая тишина. И её не портили ни хриплый сип огромной собаки у стоявшего поодаль домика священника, ни стук молотков возившихся у ограды тройки молодых ребят-ремонтёров. Купол неба вбирал в себя земные звуки, уносил их куда-то вверх и там растворял их в голубом безмолвии, что помогало измотанным  Душам прийти в себя, отдохнуть, очиститься и подготовиться к возвращению к неотвратимой в Миру суете.
 Это намолённое место было просто наполнено покоем. (Потом мы узнали, что оно и впрямь намолённое. Первая деревянная церквушка была построена здесь, на месте духовных подвигов преподобного Давида Серпуховского, основателя Вознесенской Давидовой Пустыни, ещё в ХVІ веке, и окормлялись здесь духовно поколения родов Долгоруких, Голицыных и Орловых. Через 400 лет (в 1960 г.) уже неизвестно какой по счёту, каменный храм хотели снести, но отстоял его внучатый племянник А.П. Чехова).
        И уже не такими высокими казались заборы современных замков, не такими потухшими глаза людей и не такими безнадёжными всё время куда-то рассеивающиеся перспективы. И сама собой откуда-то изнутри всплывала мысль: может, люди бегут из города не для того, чтобы пристроить накопленные и нахапанные деньги, а чтобы быть ближе к этой святой простоте бытия, светлой истине, для приближения, для желанного приобщения к исконным обязанностям созидания и ответственности?
        Но языки асфальта, вылезающие из-под кованых ворот и заканчивающихся перед разбитой общественной дорогой, не давали этой мысли права на жизнь
               
                4. 11. 13.


                ПОДКАБЛУЧНИК

«В сто сорок солнц закат пылал», которым любовался НН со скамейки городского сквера. Неожиданно какая-то тень заслонила ему обзор. НН напряг взгляд и попристальнее вгляделся в возникшее препятствие. Им оказалась женщина, расценившая нацеленный на неё взгляд оскорбительным, «ощупывающим». Пришлось НН извиняться.
Оправдания долго не принимались, дело почти решил букет цветов, купленный на выходе из сквера. Потом, правда, букеты пришлось покупать всю неделю. К концу месяца дело кончилось свадьбой.
НН был застенчив и робок, слыл не лидером, а человеком «команды», поэтому практически всегда отставал на полшага от желаний жены и норм семейной жизни. Во времени эти полшага составляли от часа до недели, поэтому действительность его существования полностью отвечала максиме «Жизнь – это борьба». Развод такой ситуации неизменно определялся победителем, то есть супругой, и всё больше не устраивал НН. Однажды он проявил истинный героизм, сам ушёл из жизни, представ перед Господом Богом во всей своей духовной и нравственной наготе.
Господь наш мудр и милосерден, НН получил на выбор Сошествие в Ад или Репетицию новой семейной жизни. Как ни был робок НН, он выбрал второй вариант – ад страшил своей неизвестностью, а в семейной жизни он считал себя чуть ли не академиком.
Под именем ММ и в новом обличье он был представлен своей прежней жене, которой вскоре сделал предложение и вновь зажил семейной жизнью.
Озлобленная воспоминаниями о  прежнем браке, бывшая-нынешняя жена обрушила на ММ всю свою досаду, жажду мести, стремление к лидерству и самодержавной власти. ММ привыкал неделю, терпел месяц, боролся полгода.
К новогодним праздникам Господь получил от ММ заявление с просьбой поменять ему наказание на Сошествие в Ад.
Теперь он раз в день с удовольствием купается в кипящей смоле, раз в сутки сжигает её остатки на теле в адском огне, а остальное время любуется закатом «в сто сорок солнц».
А дважды бывшая супруга ищет, кому бы ещё заслонить горизонт…
               
                19.08.18.

                СЕДЫЕ КАМНИ

Живут ли люди несколько жизней? Помнят ли они о них? Мои сны убеждают меня, что это так.
Понятие «седые камни» я встречал в нашем фольклоре много раз и, положа руку на сердце, считал это тропом – красным словцом, пока не встретился с ними, не увидел их собственными глазами и не понял, что это не просто очень старые камни, а камни, много повидавшие и пережившие. Из тех, что я видел, таковы камни руин Валаама, первых зданий Петербурга, остатков Дрездена. Их отличие не только каменная седина их жизни, но и патина времени и опалявшего их огня…
Сон первый. Я в городе, по каким-то приметам идентифицируемом как Ленинград. Я - взрослый, пожилой, на какой-то экскурсии. Подходим к разрушенному зданию, выстроенному буквой П, со стороны одной из его ножек, которая, по словам гида, раньше была церковью. Сейчас оно разрушено, уже давно. Фундамент сохранился лучше, поверх него горы окаменевшего от времени щебня и седых камней, по впечатлению – измождённых, утомлённых долгим ожиданием чего-то, настолько долгим, что им уже безразличны непогоды, собаки, бомжи и туристы.  Оказывается, это здание когда-то было красиво интерьером, а подвал церкви славился изумительной акустикой: однажды один из посетителей грянул там «господи помилуй!», да так, что зазвенело всё в округе!
Сон второй. Я в городе, опять по каким-то приметам идентифицируемом как Ленинград. 
Наша компания молодых людей спортивна (боксёры?), общаемся тоже с такими же спортсменами, имеем значки ГТО, Осоавиахима, конечно –  все Ворошиловские стрелки. Время предвоенное, напряжённое, но настроение бодрое. Идём куда-то, что сейчас называется призывной пункт. Переходя широкую улицу, похожую на Невский, видим шапочно (по соревнованиям) знакомых спортсменов, наших спортивных противников, приветливо им машем. Почему-то приятно, что этот наш (последний?) путь видит кто-то знакомый. 
        На подходе к призывному пункту группа уже переодетых в форму (запомнились долгополые гимнастёрки) уже не молодых людей с винтовками, с примкнутыми штыками, занимаются отработкой штыковых приёмов.
        Входим в красивое здание, построенное опять же в виде буквы П, со стороны перекладины. Красиво и внутри. Проходным вестибюлем выходим во двор. Нас проводят в крыло, построенное в виде церкви, которая сейчас превращена в какое-то учреждение. Спускаемся в подвал, поражающий какой-то особой тишиной и очень чётким эхом от слов, произносимых даже шёпотом. Один из нас, шутя, гаркнул во всё горло «Господи, помилуй!» и я остолбенел. Я узнал это место, я понял, что я был уже здесь в будущем, я помню эту ситуацию!
        Который день хожу под впечатлением этих снов, пытаясь разобраться в них. В действительной жизни я не был в таком здании, в довоенное время я не был спортсменом, не призывался в армию. Город, где происходили эти события, неузнаваем как Ленинград, но уверенность в том, что это он, что улица – Невский, абсолютна, хотя все описываемые места и люди мне незнакомы.
        А почему «седые камни»? При вспоминании этих снов всплывают в памяти старые камни насильственных развалин, безразличные к сегодняшнему дню, но с упорной надеждой ждущие чего-то лучшего.
               
                11.04.2010

                СОВА

Многие люди по жизни встречались с необъяснимыми явлениями и, не найдя для их обоснованных резонов, объявляли их мистикой.
Но всё легко объяснить, если понять, что Мир соткан из множества одновременно существующих Вселенных, которые взаимопроникаемы, и это их свойство и регистрируется наблюдаемыми «мифическими» последствиями. Подобные длительные взаимодействия фиксируются учёными, политиками, пытливыми наблюдателями-обывателями через колебания климата, изменение напряжённости регистрируемых п;левых структур, вспышки миграционных потоков и другие проявления, а единичные и мелкие случаи остаются лишь в памяти непосредственных участников и случайных наблюдателей.
        Об одном таком случае я и расскажу.
Одна из моих родственниц коллекционировала брошки, значки и статуэтки сов. Их у неё было около пятисот, стояли они везде, даже в немыслимых закутках, но всех их хозяйка знала «в лицо», перебирала их часами холя и лелея, и, засыпая, одну из них обязательно клала под подушку «для хорошего засыпания и весёлых снов». При всех житейских передрягах это действовало безотказно: засыпала она быстро, спала легко, бодро просыпалась и бежала к своим маленьким друзьям с новыми порциями «холи и неги».
        Родственники, друзья и просто прослышавшую о её коллекции неравнодушные люди привозили, присылали, а то и просто оставляли у нашей калитки приобретённые в командировках, отпусках и прогулках «совиные» сувениры.
        Как-то я возвращался из очередной поездки по Пошехонью - сказочной берендеевской земли, гордящейся своими дремучими лесами, красной клюквой с обширных болот, размером с вишню, и белыми грибами чудовищных размеров, вызревающих до глубокой осени.
        Ехал я по вполне приличной, но малоезженой дороге: за три часа лишь пара легковушек встретилась мне, и никто меня не обогнал. Я не торопился, и когда на обочине обозначился старичок-лесовичок, торгующий деревянными поделками, я остановился, подивившись выбору места торговли: на пустынном шоссе вряд ли можно было собрать приличный доход с одиноких машин.
Под тяжёлыми елочными лапами уютно себя чувствовали свежесработанные кресла-качалки, затейливые подсвечники и люстры из причудливо изогнутых ветвей, скульптуры мастерской резки тепло отсвечивали под еловой тенью, а отполированные и покрытые лаком полочки и столешницы были выше всяких похвал. Я ходил, ахал, каждую вещь хотел купить, понимая, что и денег у меня мало, и места в тесной квартире, и просто потребности в них по большому счёту нет. За мебелью и деревянными скульптурами, в особом закутке, возле обросшего мхом пня я увидел целый «живой» уголок чучел мелких зверушек и птиц, среди которых выделялся волк с улыбчиво оскаленной пастью и закатившимися вверх оранжевыми глазами. Проследив за его взглядом, я вздрогнул: прямо над волком сидело чучело совы, вернее – филина, с огромными зелёными глазами, желто-костяным приоткрытым клювом и вихрастыми ушками по бокам огромного лба. Ещё не разглядев его подробно, я понял: я его куплю, сколько бы лесовичок не запросил. Старичок, на удивление, цену назначил вполне умеренную, и сделка состоялась.
        Дома подарок оценили, ахов и охов хватило до вечера, и чучело заняло почётное центральное место в стае сов-старожилов. При этом, мне показалось, зелень в его глазах потускнела, а сами они подёрнулись тусклой плёнкой.
Утром  посреди стаи сов филина не оказалось, обнаружился он восседающим  на полочке у входной двери, потесня бабушкины самовары. Глаза его при этом сияли чистой зеленью. В переносе чучела, его перестановке никто не признался, хозяйка посчитала это озорством и перенесла Филю на прежнее место. Но на следующее утро филин опять восседал рядом с самоваром, где толерантная хозяйка, не споря с таинственными силами, и определила ему постоянное место жительства. Там он и прижился.
        Я, конечно, не мог не попробовать докопаться до тайны незапланированных перемещений, и некоторое время тайком проводил ночные наблюдения, переставляя вечером чучело в разные уголки. Утром сова неизменно оказывалась у самоваров, ехидно кося на меня сияющим изумрудным оком. Когда и как он перемещался на выбранное место, я уследить не мог: то задрёмывал, то какой-то морок застил мои глаза. Со временем домашние привыкли видеть филина над входной дверью, мне надоело недосыпать, наблюдая за пернатым, и жизнь вошла в свою колею.
        Шли годы. Гордое пернатое превратилось в обыденность: даже пыль с него забывали сметать неделями. Но однажды …
Семья сидела за вечерним чаем, обсуждая дневные новости и впечатления. Внезапно раздался какой-то клёкот, от дверей вспухло облако пыли, из которого вымахнуло наше чучело с неистово горящими глазами. Гортанно клекотнув, оно расправило казавшиеся непомерно широкими крылья и тяжело вылетело в синюю ночь.
        Не сразу мы освободились от ступора, долго не могли найти значимых слов и сколь-нибудь подходящих объяснений. Впечатление было,  как если бы мы увидели перед домом приземление летающей тарелки или сообщение во всех СМИ об увеличении пенсий в пять раз!
Больше мы живого филина в образе чучела не видели и никому об этом событии не рассказывали. Да и кто бы нам поверил, а то и ещё хуже: в дурку бы упрятали.
Мистика!               
                16.06.2018

                СОКОЛЬНИКИ

Ноябрь. Чёрная осень. Облетевшие деревья напоминают вздетые к небу руки, в кистях которых тихо бродит сентиментальный ветер. Перебираемые им ветви нехотя пошевеливаются, будто пальцы перебирают невидимые струны огромной небесной арфы.
Серые облака осторожно садятся на обнаженные кроны, как на аппликатор Кузнецова, посмеиваясь над его автором, уверявшим, что будет немножко больно. Им, мягким и податливым, больно не было, но вдруг? Осевшие облака не могут двигаться дальше, они сочат скопившуюся влагу на пожухлую опавшую листву, искусственную подстилку газонов, асфальт аллей и засыпку физкультурных троп. Там вода накапливается, разливаясь, сливаясь, отражая суровьё неба, замыкая обозримую природу в некий зеркальный кокон из тёмных стволов и одноцветного неба, объединяющих этот великолепный мир, как ни странно, разноцветной водой.
Откуда же берётся цвет, позволяющей неокрашенной воде не только самой приобретать его, но и  дарить его блёстки и отблески и родителю-небу, и кулисам из бархата мокрых стволов?
        Не так уж и бесцветен этот осенний мир в предзимье. Рыжие остатки хвои на старых лиственницах соседствуют с пока ещё сочной зеленью подсаженных осенью их молодых сестёр. Медная жесть листвы дубняка просвечивает сквозь колоннаду чёрных стволов. Среди кустов вдруг обнаруживается  бордовый угол выставочного павильона.
        Всё это, смешиваясь, отражается и преломляется в косых плоскостях луж и линзах дождевых капель. Солнечные лучи, пытаясь прорваться сквозь мрачность облаков, проявляются на их изнанке светлыми пятнами. Их блуждание  разносит цветные оттенки по всему пространству окоёма.
        Кабы не сырость, проникающая сквозь одежду и обувь, не начинающий сочиться слизью нос, можно было бы часами наслаждаться этой затейливой игрой света, тени, цвета и мрака: не такая уж она чёрная, эта осень!
Но – Осень!
               
                15.11.2017

                СЧАСТЛИВЫЙ

        Присказка  «Родился в рубашке» пришла к нам из Православия. Так говорят о новорожденных ангелочках, ибо только они рождаются в рубашечках с кружевными щёлочками для прорезающихся крылышек. Простой народ заранее считает их счастливыми, и потому похожих на них новорожденных младенцев также наделяет заведомо счастливой судьбой.
        У героя нашего повествования было несколько имен. Родовое имя не менялось от поколения в поколение и отличалось только цифрой после него, поэтому оно звучало так: Децер Елакус IV. В вольном переводе с древненебесного оно означало «Заслуженно Избранный». «Деточка!» впал в сентиментальность увидев нового воспитанника Бэ Бэ Грогис, ветеран боевой сотни, ангел с наполовину потерянным в небесных баталиях крылом, много лет находившийся на заслуженном отдыхе и, для удовольствия, подрабатывающий муштровкой небесной молодёжи. С его лёгкой руки в высоких  небесных  кругах за неофитом и укрепилось это прозвище. Коллеги из Апостольской службы и другие шапочные знакомцы из прочих небесных канцелярий, кто про себя, а кто вслух, порой и при прочих небожителях называли его «Счастливчиком». Черноризные же Ангелы и другая мелкая населённость неба называли Децера Елакуса попросту Децем.
Пройдя необходимые ступени обучения, Елакус довольно быстро сделал карьеру и сейчас служил при Апостоле-ключнике Петре. Дец первым выслушивал претендентов на Рай и пересказывал Патрону их краткое резюме, подкорректированное своими рекомендациями. Только после этого Высокий Апостол решал, доставать ли из потайного кармана заветные, с истёршимися бородками, ключи или отправить страждущего путника по другим Инстанциям. При положительном мнении Пётр произносил старинную  ритуальную молитву Допуска в Рай и, перекрестив себя, своего служку и путника-кандидата, поручал Децеру отомкнуть заветный замок и открыть калитку на необходимую величину. Если абитуриент протискивался сквозь приоткрытую щель, он становился обитателем Райских Кущ и получал права на дальнейшее совершенствование Души.
        Пока Дец неторопливо исполнял процедуру,  Ключник отправлялся на привратную кушеточку анализировать правильность принятого решения, а попросту – дремать в ожидании очередного  пилигрима.
Ключи часто оставались у Деца, и в периоды затишья он частенько сам посещал Сады Эдема и беседовал с тамошними обитателями, которые не просто гуляли в своё удовольствие, а обучались и совершенствовались в духовном, моральном и предполагаемом профессиональном планах, а также выполняли необходимые уроки по обслуживанию и облагораживанию территории Места Обитания. Многое в Раю напоминало им оставленный в прошлой жизни пионерский лагерь, только отлично организованный.
        Два обстоятельства поражали Деца в этих прогулках: обязательная кучка душ  сразу за калиткой и обязательное большинство среди них  душ-россиян.
С этой флуктуацией Дец решил разобраться поглубже. Он исподволь расспрашивал бледных прикалиточных масонов, нравится ли им в Раю, почему они, прогуливая образовательные семинары, собираются здесь, о чём расспрашивают слегка обалдевших от счастливого поворота судьбы неофитов.
        Будучи по складу ума и полученной специализации аналитиком, Дец вскоре сформулировал для себя интересные выводы: хотя Души не имеют национальности, но бывшие русские обитатели Рая грустили об оставленной Родине, живо интересовались новостями оттуда и, после совершенствования и специализации, хотели бы вновь вернуться к «родным отеческим гробам».
        Души иноплеменников никогда не проявляли таких устремлений.
Такой «кунштюк» сильно заинтересовал Деца, и при очередных походах «в зону» он всё чаще старался затесаться в «придверную» компанию и слушал, слушал, слушал…
        Постепенно неиссякаемое любопытство к неизвестной стране переросло в неподдельный интерес, затем - в страсть, клокочущую внутри непреодолимым желанием посетить теперь уже почти знакомую страну, которую почему-то нельзя забыть и после смерти.
        Совсем не просто даже Ангелу высокого ранга преодолеть бюрократию небесной канцелярии и получить отпускной билет в Вещный мир. Прежде всего, следовало заручиться согласием Старого Ключника на временную замену его многолетнего помощника. Старик хныкал, что не привык к переменам, что боится новых служек, но со временем его удалось склонить к согласию. Дальше пошло легче.
        Полгода ушло на техническую подготовку, ещё столько же – на преодоление препон и рогаток Неботделснаба, отбояривание от навязчивых попутчиков и навязываемых соглядатаев, прохождение курса неофита-землянина, сдачу необходимых экзаменов, заполнение обходных листков и не вполне адекватные замены утраченного казённого имущества. Наконец Высокое благословение на удовлетворение «необязательной блажи», как выразился Апостол Серафим, ответственный за внешние связи, было получено. Осталось приодеться в соответствующие одежды, а  это тоже требовало изучения антуража, затрат, времени. Но  настал День….
Провожал Деца верный дядька Бэ Бэ Грогис, но не долго: летать ему с повреждённым крылом было трудно, он всё заваливался вправо, наконец, пыхнул что-то неразборчивое и отстал. Телепортация началась.
15 февраля 2013 года от рождества Христова в 9 часов 20 минут местного времени, как потом выяснилось – в районе Челябинска, что в России, раздался гром среди ясного неба, затем слева направо протянулся клубящийся след, уткнувшийся в озеро Чебаркуль. Во льду его образовалась аккуратная идеально круглая дыра.
        Это прилетел на землю Дец.
        Дрожащим и мокрым он выполз из дымящейся полыньи, наврав изумлённым рыбакам, что полушубок и валенки удачно сбросил под водой. Глотнув из поднесённой фляги живительной влаги, Дец заметался среди всё увеличивающейся толпы зевак и специалистов. Пожарным он объяснял свою МЧСовскую принадлежность, МЧСникам жаловался, что пожарники случайно окатили его водой, невесть откуда взявшимся археологам втолковывал о преимуществах зимнего дайвинга для их благородных поисков, а прочей публике и втюхивать ничего не надо было – они и сами были с усами! Два живых существа чуть не сгубили Децову миссию. Убогая старушка-богомолка вдруг обожгла его острым взглядом, но быстро потушила его и, непрерывно крестясь и шепча молитвы, убралась подальше, да шелудивая дворняга, храбро лаявшая на прочую публику, при встрече с Децем вдруг смутилась, поджала хвост и затерялась в толпе, предпочтя наблюдать дальнейшее сквозь частокол человечьих ног.
         В суматохе никто и не стремился опознать или задержать Пришельца, в отчётах о происшествии его отметили как деятельного неопознанного помощника и даже хотели чем-то заочно наградить, но не обнаружили никаких сведений о нём. Так он и стал – человеком «Как Все», а на Земле появился новый Счастливый.
               
                12.09.2016
               
                МАЛЬЧИК И СОБАКА

Мальчик упрямо шёл вниз. Он знал, что сегодня он там будет нужен.
Воздух становился плотнее. В нём вязли звуки, мысли, действия. Долины быстро наполнялись плотной синевой, а там, где было Большое озеро, тучи уже клубились и прирастали как бы взрывом, клубы которого становились всё шире, а остатки неба над ними наливалось тёмной зеленью.
Он уже прошёл луга. Всё чаще попадались ложбины, заросшие лесом, пошли сады, где сочные плоды призывно качались на гибких ветвях, но ему было не до них, хотя во рту уже было сухо и кисло, а на зубах хрустела появившаяся пыль. Он спешил туда, где беспечные люди не носили тяжёлых башмаков и даже лёгких одежд, а большую часть дня проводили в теплой воде, изредка выползая на валуны перекусить и погреться. Валуны были высокие и скользкие от налипшей тины, от уреза не было видно наступающего ненастья, и внезапно наступившая непогода могла принести беззаботно веселящимся людям большие несчастья.
Так и случилось.
        Когда он добрался до тёплых лакун, со склонов уже неслись холодные струи, набирая нехорошую силу и постепенно сливаясь в сплошную пелену.
Сначала он покидал купальщикам-мальчишкам на руки сухой земли, и, когда они осушили ладони, помог вскарабкаться на скользкие скалы. Потом бросил мужчине верёвку и подтянул его вверх (скаутская привычка – всегда носить с собой нож, верёвку и огниво). Толстушка, ожидавшая друга на плоской площадке, поняла всё вмиг и уже собрала вещи. Компания молодёжи после его криков засуетилась и поплыла к пологому склону, а вот одиночка-мамочка с малолетним отпрыском замешкались: малец не понимал, почему надо прерывать весёлое удовольствие и никак не хотел выползать на камни, а потом и мамаша обессилела его выталкивать. Пришлось спускаться к самому урезу, хватать их за руки и выдёргивать из воды, причём, пока мать пыталась встать на ноги, сын озорник опять прыгнул в воду. Вновь выудив малыша, пришлось немало времени потратить на его запаниковавшую мать. По камням уже мчались не только струи холодного воздуха, но и водные потоки от уже близкого верхового ливня, а женщина никак не могла принять устойчивую позу. Она уже не заботилась о ребёнке, не заботилась даже о себе, паника парализовала её разум и волю. Спасатель кинул ребёнка себе на спину, крикнув, чтобы тот держался покрепче. К счастью, дитя оказалось сообразительным и вцепилось в его одежду мертвой хваткой, позволив все силы бросить на спасение матери. Сначала он зафиксировал её на четвереньках, влепив оплеуху – заставил ползти её вверх, а там и на ноги поставил. Придерживая её одной рукой за талию, а другой, ухватив за шиворот испуганного дитятю, он дотащил пару до сухого места под навесом скалы, куда уже спрятались четверо спасшихся самостоятельно купальщиков.
В тот день он помог семнадцати соотечественникам.
Осечка случилась на восемнадцатом.
Восемнадцатый был тучен и пучеглаз. Ему не нравилось вылезать из тёплой воды в холодные потоки, он не чуял близкой опасности, бегемотом плавал вдоль скал и долго не откликался на зов. Когда же его удалось уговорить вылезти, береговые лбы-валуны были уже сильно мокры, холодны и скользки. Толстяк карабкался по ним, тяжело дыша и спотыкаясь, уже по щиколотку в бегущей воде. На самом взлобке он поскользнулся, упал на четвереньки, но как-то удержался, лягнув ползущего сзади Спасателя ногой в лицо. От неожиданного удара сознание на мгновение куда-то ушло, и вернулось, когда над головой потерпевшего уже сомкнулись волны.
        Спасатель выплыл. Выставив вперёд руки и ноги, он противостоял разбушевавшейся стихии, когда она била его о крутые бока валунов. Влезть на них в одежде и тяжёлой обуви было невозможно, и мальчик при каждом ударе так ставил руки-ноги, чтобы его чуть-чуть смещало в сторону: где-нибудь должна была встретиться ложбинка или уступчик. Уже на исходе сил он заметил косо уходящую вверх трещину, смог как-то зацепиться за её край, чуть передохнуть, а потом и выкинуть уже почти непослушное тело на берег. Отплевавшись и переведя дыхание, он отполз подальше, где и отдышался по-настоящему. Отжав блузу и вылив воду из ботинок, он выбрался по склону на верхнюю дорогу и, стараясь идти энергично, пошёл в сторону дома, куда и добрался к вечеру с температурой и ломотой во всём теле.
        Близких соседей у него не было,  с дальними он не общался, поэтому болезнь его, как и подвиг, остались не замеченными и не оценёнными.
Ан, нет! Слухи о неизвестном помощнике, трагически погибшем при недавней боре, долго циркулировали по побережью, и какой-то Доброжелатель на свои деньги поставил ему на прибрежных скалах, прямо над водой, небольшой памятник: собака вытаскивает из волн якобы выбившегося из сил мальчика. Собаки перед людьми тоже имеют выдающиеся заслуги и достойны памятника. Так и стоят они на урезе воды: и собака – друг человека, и человек – вечный должник собаки.
Сам спасатель не знает, что это памятник ему, но скульптура ему нравится, и иногда, когда нужда заставляет его спуститься в приморский городок, он заворачивает сюда выкурить трубку-другую и полюбоваться пылающим закатом, столь характерным для этих широт.
               
                29.01.2013


Рецензии