Берегиня

На работе у Ивана Затерина был завал. Предновогодняя суматоха только добавляла лишних хлопот.  Поэтому, получив от бабули странное смс, решил, что это чей-то дурацкий розыгрыш. Иван чертыхнулся и ещё раз перечитал сообщение:
«Ванечка, приезжай. Во вторник ухожу».
  «Куда ухожу? – удивился Затерин. – И почему во вторник?» Потом смутная догадка неприятно кольнула сердце. Может, ошибка? Да и не умела бабуля смс-ки набивать. Но это образное словечко «ухожу» уж очень в духе Прасковьи Олеговны. Да и телефон её.
Иван набрал номер бабушки. Длинные гудки и фраза на английском не удивили. Сроду она трубку не брала. Что же там случилось? Во вторник? А сегодня у нас понедельник… Затерин непечатно выругался и швырнул в ящик письменного стола незаконченный отчёт. Всё равно работать не сможет. Если бабуля сказала «ухожу», значит, так и есть. Прасковья Олеговна обладала каким-то мистическим умением знать наперёд, что должно произойти.  Её необъяснимый дар заглядывать в грядущее даже немного пугал. А потому Иван решительно направился в кабинет шефа.
– Владимир Сергеевич, тут такое дело. Мне срочно уехать надо. По семейным обстоятельствам. Отчёт я почти доделал. Вернусь – наверстаю.
Начальник неодобрительно хмыкнул, побарабанил пальцами по столешнице и, не глядя на Ивана, буркнул:
– Надо, так надо. Надеюсь, не подведёшь.
– Не подведу! Спасибо!
У самой двери Затерин едва не столкнулся с Крысовым. Вот уж говорящая фамилия. Юрочка действительно походил на крысу, юркий, шустрый, с длинным подвижным носом, с угодливой улыбочкой на тонких бледных губах, с прилизанными волосиками неопределённого серого цвета. Вот и сейчас, не иначе, подслушивал. Иван знал: Крысов только и ждёт удобного случая, чтобы занять его место.
– Куда это ты собрался? – Юрочка подозрительно уставился на коллегу пронзительными тёмными глазками, похожими на чёрные маслины.
– По делам. Срочно.
– В разгар рабочего дня? – Крысов озабоченно поцокал языком. – Нехорошо это, Ваня. Мы как на фронте, каждый человек на счету. А ты дезертируешь…
– Я спокоен за производство, когда на посту такие люди, как Юрочка Крысов, – с пафосом произнёс Иван и похлопал его по плечу.
– Шути, шути, – прокричал ему вслед Крысов и тихо добавил шёпотом: – дошутишься, сука.
Пробок на удивление не было, и Иван добрался до деревни за неполные три часа. Вот и знакомый зелёный заборчик, за ним уютный домик, из трубы вьётся дымок. Охваченный нехорошим предчувствием, Затерин выскочил из машины и бегом помчался к дому, утопая в высоких сугробах. Пинком распахнул калитку и едва не сшиб большого чёрного петуха, важно прогуливающегося по вычищенному от снега дворику. Петух шарахнулся в сторону, недовольно закудахтали куры, а Иван взбежал по ступенькам и распахнул дверь.
 – Ванечка! Внучок! – Прасковья Олеговна взмахнула сухонькими ручками и бросилась к нему в объятия.
Обнимая пожилую женщину, Иван незаметно перевёл дух. «Жива! Слава Богу!». Ноги от переживаний стали ватными. Поцеловав бабушку в щёку, Иван поспешил сесть на стул.
– Ты чего прямо в пальто? – улыбалась та. – Раздевайся, чай пить будем.
– Погоди. Дай в себя приду.
– А чего так торопился? Я же сказала, во вторник ухожу.
Затерин нахмурился:
– Это шутка? На умирающую ты не тянешь. Знаешь, сколько у меня сейчас дел на работе? А мне пришлось всё бросить и приехать.
– Работа, Ванечка, никуда не уйдёт, – вздохнула Прасковья Олеговна. – Один ты у меня внучок любимый. Другие племянники про меня и не вспоминают. Как же мне, уходя, тебя без благословения и помощи оставить?
– Ты действительно собралась помирать? – Иван недоверчиво хмыкнул.
– А как же, родненький, как чёрный петух пропоёт – так и уйду…
– Да глупости это, бабуль! – начал злиться Затерин, но, поймав укоризненный  взгляд женщины, стушевался и буркнул: – Пойду зарежу твоего глупого петуха, и никто не пропоёт. И вообще, чего у тебя куры на морозе гуляют? Они же перемёрзнут.
– У нас зимы сейчас тёплые, европейские, – улыбнулась Прасковья Олеговна, – им погулять на свежем воздухе пользительно. Через часок загоню. А петух мой зажиточный. Тут вчерась один городской приезжал, золотые горы мне за него сулил. Только нутро у него чёрное было, чернее, чем хвост у моего кочета. Отказала.
Иван снял пальто и шапку, повесил на вешалку. С тоской огляделся. Если бабуля права, то видит он эту знакомую с детства комнату в последний раз. Если бабушки не станет, то и дом этот ему ни к чему.
– А ведь ты продашь мой дом, – словно подслушав его мысли, сказала Прасковья Олеговна. – Знаю, продашь. Я не против. Вы, городские, любите дома, чтобы до небес. Скучно тебе здесь будет. Надеюсь, Игнату повезёт с новыми жильцами…
Иван помнил, что Игнатом бабушка величает домового. Тут у неё живности богато. Ещё банник был, Матвей, и прочие полезные духи. Затерин вымученно рассмеялся:
– А ты Игната со мной отправь. Как там у Горького было? Лапоть бросить и сказать: «вот тебе сани – поезжай с нами».
Бабушка печально вздохнула:
– Не уходит хозяин из дома. Да и не поедет он в многоэтажку. Пустое это. Анку  пошлю, она за тобой присмотрит.
– Анку? – поразился Иван. – Это куклу, что ли?
– Её, – ласково улыбнулась женщина, подошла к дальней стене и взяла с полки под божницей самодельную куклу. – Она за любимым внучком присмотрит.
– Да как она присмотрит? Ей смотреть нечем.
Действительно, у куклы не было глаз. Этот факт поражал Ивана с самого детства. Просто круглая тряпочная голова в белом платке. Однажды маленький Ванька вооружился фломастерами и решил нарисовать игрушке глаза. Схватил Анку в охапку, положил на стол и… словно вспышка молнии ударила в лицо. Прасковья Олеговна прибежала на рёв внука. Тот сидел под столом и дрожал. Женщина сразу обо всё догадалась. Аккуратно вернула куклу на место, а Ване строго сказала:
«Это тебе наука. Не бери чужое без спроса».
С тех пор Ванька стал бояться тряпичную куклу. Ему казалось, что слепая игрушка постоянно следит за ним. Да и бабушка объяснила, что Берегине глаза ни к чему, она душой видит. Постепенно детские страхи прошли, но неприятный осадок остался.
Прасковья Олеговна бережно вложила куклу в руки внука:
– Береги Анку, и она тебя беречь будет. Платьице время от времени стирай. Это её дом, а дом нужно в чистоте содержать.
Затерин вертел в руках куклу, гладил пальцами кружевной передничек, а сам думал: «Выброшу по дороге этот хлам».
Бабушка дала ему пластиковый пакет:
– Сюда Анку положи.
Иван хотел сунуть игрушку головой вниз, но, уловив неодобрение на лице бабушки, с преувеличенной аккуратностью поместил тряпичное изделие в пакет, словно это была хрустальная ваза немыслимой ценности.
– Мы почему с твоим дедом так справно жили, – говорила пожилая женщина, – в доме полно и ровно. Нас Анка хранила. Её ещё моя бабушка смастерила. По законам пращуров, без игл и ножниц. А внутри сук дерева священного.
– Бабуль, – не выдержал Иван, – ты, вроде, православная. В церковь по воскресеньям ходишь, свечки жжёшь, иконы вон у тебя на стене. Так чего во всяческие языческие бредни веришь?
– Цыц, балбес! – прикрикнула на него Прасковья Олеговна. – Не болтай о чём не понимаешь! Услышат тебя – обидятся! – И, видя, что внук насупился, уже мягко добавила: – Как же в Господа нашего не верить? Но и про заветы предков забывать нельзя. Лучше скажи, как у тебя с Оленькой?
– Никак, – отмахнулся Затерин. Говорить о бывшей невесте не хотелось. Похоже, разошлись пути-дорожки. Она теперь всё больше в сторону Крысова смотрит. Обидно, конечно, думал – любовь…
Время пролетело незаметно. За окном давно стемнело. Затерин чувствовал, что глаза слипаются. Сказывались суматоха и напряжённость последних дней. Да ещё эти ночные кошмары, из-за которых толком не выспишься. Под рассказ бабушки о несчастной девушке Анке, которую выдали замуж за нелюбимого богача, он незаметно задремал. Стал падать со стула, встрепенулся и услышал окончание истории:
– Умерла она от тоски. А потом явилась моей бабушке и сказала: «Буду отныне род наш беречь, а душа моя в кукле-обереге жить станет».
– Сколько времени? – спросил Иван, поглядывая на часы. – У меня, наверное, спешат…
– Скоро полночь, Ваня. Вижу, устаёшь сильно. Под глазами круги. Спишь, наверное, плохо?
– Плохо, бабуль. Кошмары замучили.
– Скверное дело. Баечник за тебя принялся. Извести хочет.
– Да какой баечник? – отмахнулся Затерин. – Крыса одна хитрожопая пакостит. На моё место метит. А начальник ему потакает. Чую, скоро выпрут меня с работы.
– Не печалься, внучок. Анка поможет. Пойдём спатки, я тебе мягкую перинку постелила.
– Анка-пулемётчица, – хмыкнул Иван. – Только я не Чапай…
Лёжа на кровати, Иван блаженно улыбался. Хорошо и спокойно, как в детстве. Бабушка сидела рядом и тихо говорила:
– Как усопну – уезжай. Не нужно меня хоронить. С деревенскими обо всём договорилась. Николаю Кузьмичу скажешь – он всё сделает.
– Не усопнешь, – бормотал Иван, – ишь чего выдумала… ты ещё на моей свадьбе не… не гуляла…
Чей-то звонкий крик ворвался в сознание. Тревожный, словно по нервам ржавым гвоздём чиркнули. Не сразу Иван сообразил, что это пропел петух. А когда понял, резко вскочил с кровати, босиком бросился в бабушкину комнату и… застыл на месте.

Обстоятельный дед Николай Кузьмич, неторопливо пересчитал деньги и больше половины вернул Затерину:
– Эти лишние. У нас здесь не город.
– На похороны приеду.
– Как знаешь. Только Прасковья не хотела. Говорила: не хочу, чтобы внук меня в гробу видел.
– Даже не знаю…
– А чего знать? Дело хозяйское. Только не хотела она.

Приехав домой, Иван не раздеваясь прошёл на кухню. Достал из холодильника бутылку водки и прямо из горла сделал большой глоток, скривился, вытер рукавом повлажневшие глаза и бросил в пустоту:
– Вот и нет тебя, бабушка! Кто мне теперь добрым советом поможет? Кто дурня уму-разуму учить станет?
Чувствуя, что ещё немного, и заревёт как ребёнок, с преувеличенной бравадой вскричал:
– Да не плачу я! С чего ты взяла?! Сам знаю, что все там будем! Ну-ка, чего за презенты ты мне наложила?
Он с грохотом ставил на обеденный стол банки с вареньем, маринованными огурцами и помидорами. Стеклянная бутыль, где на этикетке корявым почерком Прасковьи Олеговны значилось: «Святая вода». Раньше бы посмеялся, а сейчас только вздохнул и убрал в холодильник, пригодится. Шелестя пластиковым пакетом, извлёк тряпочную куклу и впился в неё злым нетрезвым взором:
– Берегиня, говоришь? А чего же бабушку не сберегла? Ей бы жить да жить, а ты…
Затерин ухватил Анку за тряпичную голову и с размаху швырнул в мусорное ведро.
– Завтра выкину! Сейчас сил нет!
Допил водку, стянул пальто и шапку, бросил на пол и, пройдя по одежде, как по ковру, направился в спальню. Упал на кровать навзничь и затих, чувствуя, как мокреет, пропитывается слезами подушка.
Во сне увидел печальное лицо бабушки. «Ванечка, как же ты так с Анкой? Нехорошо это...".
Иван хотел ответить, но знакомые черты Прасковьи Олеговны вдруг подёрнулись рябью, растворились в белёсом тумане, и на их месте из дымного омута вынырнула рожа уродливого старика с растрёпанной седой бородой. Красные нечеловеческие глазищи уставились на Ивана, полыхнули огнём, а безгубый рот растянулся в ухмылке: «Пора умирать, касатик».  Невидимая рука ухватила за горло, сдавила с такой силой, что Затерин, захрипел, задёргался, с ужасом понимая, что не в силах сопротивляться. Свет стал медленно гаснуть, пока не наступила кромешная тьма.
«Если я умер, то почему так жарко?». Ему казалось, что он лежит на раскалённых углях, ощущал, как от ожогов надуваются на теле пузыри, лопаются, пронзая тело невыносимой болью. «Я в Аду! В геенне огненной! Грешник! Грешник! Господи, прости меня и помилуй!».
Темнота медленно схлынула, забрезжил серый рассвет. Где-то на краю сознания Иван увидел чей-то силуэт. Он приближался, очертания стали чётче. Девушка. Совсем молоденькая, с распущенными пшеничными волосами, улыбается, а глаза… такие лучистые. Как у бабушки. Если бы не боль, сжигающая изнутри,  улыбнулся бы в ответ. Но сейчас он способен лишь прорычать нечто невразумительное.
Прохладная рука легла ему на лоб. И боль тотчас отпустила. Иван блаженно вздохнул. «Спасибо».
Затерин открыл глаза. Над ним белый потолок, яркие круглые лампы, слишком яркие, захотелось зажмуриться.
– Иван Алексеевич!
Требовательный голос заставил вздрогнуть. Затерин повернул голову и увидел мужчину в белом халате. «Врач? Похоже на то. Я что, в больнице?».
Он лежал на кровати в палате, из руки протянулся прозрачный проводок капельницы. Странно, чувствует он себя вполне сносно. Что же произошло?
– Доктор, я в больнице?
– А вы действительно ничего не помните? – усмехнулся врач.
– Абсолютно.
– Интересный случай. Вас доставили по «скорой» с коллапсом неясного генеза. Ранее подобное бывало?
– Не припомню.
– Вот и мне интересно. Кардиограмма вполне сносная. Кроме гипертрофии левого желудочка больше ничего не обнаружил. В крови только алкоголь и никаких ферментов. Тогда откуда коллапс и явные признаки гипоксии мозга? А ещё у вас синяки на шее. Колитесь, Иван Алексеевич, кто вас хотел жизни лишить?
– Никто, – напрягся Иван. Сразу вспомнился страшный старик из сна. Он протянул руку, пощупал шею.
– Осторожнее! – прикрикнул врач. – Капельница! – И вздохнул: – Я не полиция, мне можете не лгать. Впрочем, не хотите говорить – не надо.
– Никто не душил. Я просто спал, а очнулся здесь. – Затерин наморщил лоб. – Вы сказали «по скорой». А кто вызвал?
Эскулап пошелестел бумагами:
– Написано, «03» вызвали родственники.
– Но мои родственники живут в другом городе.
– Может, соседи? Какая разница? Главное, вовремя!
– Вовремя, – повторил Иван. – Сегодня двадцать девятое?
– Нет, уважаемый. Уже тридцатое.
– Как тридцатое? – встрепенулся Затерин. – Я здесь уже два дня?! Доктор, мне срочно нужно домой!
– Ради Бога. Завтра отпущу. Понимаю, Новый год и всё прочее.
– Сегодня! – взмолился Иван.  – Только сегодня!
Уйти из больницы удалось лишь под вечер. Получив у сестры-хозяйки свои вещи, Затерин первым делом проверил вызовы на телефоне. Так и есть: восемь пропущенных звонков от шефа. Чувствуя холодок в груди, набрал его номер. Начальник словно ждал его:
– Ты что творишь, Иван?! Ты нас всех подставил! Ты понимаешь, какое сегодня число?! Где твой отчёт?
– На работе. В моём столе. Там работы на пять минут.
– Нет его там! – взревел шеф. – Мы весь твой ящик перевернули!
– Как нет? – опешил Иван. – В красной папке. Там и флешка по проекту…
– Ничего нет. – подчёркнуто спокойным голосом ответил начальник. – Ни-че-го. Непонятно, зачем тебе понадобились такие подставы. Но я сделал выводы.
– Подождите, Владимир Сергеевич, я сейчас приеду, и всё выясним!
– Не нужно приезжать. Рабочий день закончился. Хорошо, что твой друг, Юра, в курсе всего. Без него бы не справились. Короче, завтра с утра передашь дела Крысову. А потом делай что хочешь. – В трубке раздались короткие гудки.
Иван вытер рукавом повлажневший лоб. Ну и дела. Куда могла пропасть папка с отчётом? И флешка… Это же работа за целый год.
От переживаний заболел затылок, давление, что ли, подскочило? Он сам не понял, как приехал домой. Из головы не выходил кошмарный сон, красноглазый старик, девушка… Может, права бабушка насчёт Берегини? Это она спасла его от потустороннего убийцы. Да нет, бред. Он же цивилизованный человек, современный. Какие, к чертям собачьим, баечники? Однако с куклой он некрасиво. Да, чучелко какое-то тряпичное. Но раз бабуля так любила её, значит, нужно оставить. Какая-никакая, а память о близком человеке.

Иван вошёл на кухню и заглянул в мусорное ведро. Туда он её зашвырнул.
 Анки в ведре не было. Затерин озадаченно поскрёб затылок. Он же помнил, как схватил куклу за голову и бросил в мусорку. Тогда где она?
Целый час Иван занимался поисками, рылся на антресолях, заглядывал в кладовки, отодвинул холодильник, вдруг завалилась? Кукла словно испарилась. Иван уселся на кровать и истерически расхохотался. «Вот ведь кретин. Совсем памяти лишился. Или он в тот день всё же выбросил мусор на улицу. Да нет, ведро наполовину заполнено. Если бы выбросил, было бы пустое». Затерин сжал виски руками. Мистика. Натуральная мистика. Или сумасшествие? Немудрено с такими жизненными напрягами. Невеста бросила, отчёт пропал, работы, похоже, лишился. Иван застонал. Сейчас бы напиться, нажраться вусмерть, пустить сопли и забыться в этиловом дурмане. А дальше гори оно всё синим пламенем. Но алкоголя в доме не было. Когда приехал от бабушки, выпил последнюю бутылку. Уже думал одеться и сбегать в магазин, но строго осадил себя: «Алкаш, что ли? По любому поводу надираться. Ты молодой, здоровый, найдёшь другую работу и… другую невесту». Невесту… Мысли об Ольге оказались последней каплей. На глаза навернулись слёзы. «Нет, я бы понял, если бы ушла к достойному человеку. Но Крысов… это же такое ничтожество. Как она могла?». Иван вскочил и забегал по комнате. Он то выкрикивал оскорбления в адрес несостоявшейся невесты, то просил у неё прощения. Грозил кулаками, потом неожиданно успокоился. Несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. «Всё. Хорош истерить, аж противно, как расплылся, словно кисель на плите. У Ольги своя жизнь, у него своя. Да и не такая она умная, как раньше думал. Дура, как все бабы. Крысов ей в уши надул, комплиментиками мозги запудрил, она и поддалась. Значит, не любила. Пусть катится на все четыре стороны. А с баечником этим он сам разберётся. Пусть только появится, нечисть! За бороду его и в унитаз!
Затерин расхохотался. «За бороду и в унитаз!».
Когда красные глаза взглянули на него из темноты, воинственный запал исчез. Старик смотрел на него и визгливо смеялся:
«Зря ты не умер, касатик. Сейчас бы спокойно было. Все заботы бы прошли. А теперь ты долго умирать будешь. От обиды и зависти усохнешь. Поверь, это гораздо больнее». 
За спиной урода вдруг образовался большой экран, словно полотно в кинотеатре. Старик ткнул в него пальцем, и Иван замер, поражённый увиденным. Незнакомая спальня. Тусклый абажур. На кровати сидит Юра Крысов, собственной персоной, а на коленях у него Ольга, хохочущая, раскрасневшаяся. На бывшей невесте красное платье. Иван помнил его. Да как не помнить, если сам дарил. Бархатное, с большим разрезом на левой стороне. Когда Ольга шла, полы расходились и открывали взору прелестное бедро, от вида которого у всех встречных мужиков дух захватывало. А сейчас в этот разрез пролезла рука ненавистного Крысова и гладит то, что принадлежало лишь ему, Ваньке Затерину. Даже во сне Иван услышал, как скрипнули от злости и отчаяния его зубы, как замерло и похолодело сердце. Броситься бы на негодяя, придушить, стереть в порошок. Да только недвижимо тело. Ни рукой ни ногой пошевелить не получается.
«Смотри, смотри, голубь, – хохочет старик. – Дальше самое интересное начнётся».
Нет сил смотреть, как подлец стаскивает одежду с любимой женщины, а глаза закрыть, зажмуриться – не получается. Даже заорать благим матом не выходит. Прав старик: такая мука почище смерти…
Только вдруг погас экран. А рядом со стариком та самая девушка возникла, что уже видел Иван. И знает теперь, что она и есть, Берегиня.
Протянула она ладонь раскрытую в сторону нечисти, и взревел баечник, разом вдруг уменьшился и оказался крошечным, горбатым, ничтожным. Забегал по комнате, когтистыми пальчиками воздух царапает и вопит:
«Не твой он ныне! Отказался от тебя! Прочь, Анка! Выбросил тебя! Отрёкся от рода! Отдай его мне! За него кровью плачено!».
А потом пропал баечник. Одна Берегиня осталась. А глаза её лучистые такими грустными стали, что Иван от непонятной жалости вскрикнул… и проснулся…
На часах два ночи. Когда успел уснуть только. Что же это такое, сны кошмарные. Ведь точно свихнёшься. Иван прошёл на кухню. Отыскал на полке сигареты. Давно не курил. Но сейчас понял – не успокоится иначе. Щёлкнул зажигалкой, выпустил в потолок сизый дым, размышляя. Что происходит? Если так будет продолжаться – точно умом тронется. И самое главное, непонятно, то ли мозги медленно отъезжают, то ли права была бабушка насчет духов, злых и добрых. Почему-то хотелось верить и в баечника, и в Берегиню. А если они действительно за него бьются, то как Анке помочь?
Затерин закашлялся. Обнаружил, что выкурил три сигареты подряд и даже не заметил. Открыл форточку. Морозный ветер взъерошил волосы, охладил разгорячённое лицо. За окном на ветвях деревьев висела полная луна. Тихо и величаво кружились снежинки. «А ведь сегодня уже 31 декабря. Новый год. Жаль, бабушка не дожила. Вот сейчас бы рассказать ей всё, точно бы научила уму-разуму. Да ещё каких-нибудь духов кликнула бы. Того же Игната. Неужели бы всей гурьбой не одолели злую нечисть?».
Во рту пересохло. Открыл холодильник и взял бутыль со святой водой. Сделал глоток. Вкусная, не иначе с родника. Спасибо, бабушка.
Стало прохладно. Затерин закрыл форточку, прошлёпал босыми ногами в спальню. Поставил бутыль рядом с кроватью. С головой накрылся одеялом. Вряд ли уснёт, хоть полежит. Скоро на работу, надо разобраться с пропавшим отчётом. А там, что Бог даст.
Ему казалось, что зазвенели серебряные колокольчики, тихо и грустно. А потом Иван увидел Анку. Она словно плыла по воздуху, на ней просторная белая рубаха, расшитая бисером. На пшеничных волосах в свете луны серебрятся снежинки. Как есть Снежная Королева. Только откуда в комнате снег и луна? Но это сон, а во сне удивляться не приходится.
Она остановилась рядом с его кроватью и печально вздохнула. И Иван решился. Вскочил и горячо заговорил:
– Прости меня, Анка! Сам не ведал, что творил. Ведь я думал, что это всё суеверия глупые, про духов разных. Запутался я! Что мне теперь делать? Посоветуй! Научи!
Голос Берегини был подстать колокольчикам. Такой же ласковый, мелодичный.
– Тебе не в чем виниться. Мир давно изменился, и вместе с ним изменились люди.  И мы уходим из вашего мира. Силы наши утекают. Мир Света слабеет, а Мир Зла набирает силу. И мне очень грустно…
– Я был дураком! Прости, что хотел выбросить твой дом! Я ничего не знал! Кто этот жуткий старик? Чего он прицепился ко мне?
– Твоя бабушка права. Он – баечник.  Он обрёл силу благодаря чёрной ворожбе. Чернокнижник преступил закон, нарушил договор. Как и я. Нас всех ждёт наказание. Только это уже неважно.
– Я ничего не понял. Какая ворожба? Какие законы?
– Пыталась помочь. Мы из одного рода. Но если я не нужна тебе – уйду…
– Стой! Ты нужна мне! Я же извинился! Вернись!
Но Анка стала медленно таять и вскоре исчезла. Лишь где-то под потолком тоскливо всхлипнул колокольчик.
«Бросила». Затерин сокрушённо застонал. «А если явится этот проклятый баечник?».
– Здравствуй, касатик, – старик был уже здесь. – Прогнал Анку? Молодец. Она слабый дух. Глупый и бесполезный.
Иван сжал кулаки и сам удивился. Раньше он мог лишь таращиться на беззакония нечисти, валяться безвольной куклой, а сейчас ощущает собственное тело. Он рассмотрел пришельца. Грязный горбатый старикашка, стоит босиком на кривых ножках. Хилый и плюгавый. Бородёнка топорщится, как драный веник. И этот мозгляк чуть не спровадил его на тот свет.
– Кто тебя натравил на меня, сволочь?
Если баечник и удивился, то не подал вида. Противно захихикал и протянул к нему когтистую лапку:
– Мы не досмотрели фильм про твою невесту. Хочешь увидеть пикантные подробности? Чую, как твоё сердечко заходится от ревности и леденеет. Скоро оно совсем замёрзнет. 
Затерин действительно ощутил неприятный холод в груди. Но вместе с этим в нём вспыхнула первобытная звериная ярость. Он подошёл к старику и без замаха ударил в челюсть. Тот высоко подлетел и грохнулся на пол. Испуганно засучил голыми пятками, силясь подняться. На роже у него было написано искреннее изумление.
– Как?! Почему?!
– Сон превратился в явь! – прорычал Иван. – Не ожидал, паскуда?
Баечник кое-как встал на карачки, тряс головой и шипел грязные ругательства.
Иван подхватил с пола бутылку со святой водой:
– Говорят, бесы не любят такое! Ну-ка, испытаем! – он щедро ливанул на старика святую воду. И тот заверещал, словно его обварили кипятком. Резво вскочил и бросился бежать.
– Стоять, гадина!
Баечник юркнул в угол комнаты и исчез. Иван последовал за ним. Он не удивился, когда оказался на улице. Они бежали прямо по воздуху, под ногами плыли крыши домов, лампы фонарей. Чему удивляться, если это сон. Но сон хороший, яркий и злой. Затерин почти ухватил злыдня за воротник, когда тот протиснулся внутрь стены какого-то дома.
 Они в комнате. И комната эта мрачная, как склеп. На полу в форме пентаграммы чадят чёрные свечи. Чья-то сгорбленная фигура уткнулась носом в потрёпанную книгу и бормочет заклинания. Так вот кто натравил на Ивана баечника. «Сейчас мы с тобой разберёмся, плесень!».
 Злой дух с воплем метнулся к чернокнижнику и попытался спрятаться у него за спиной. От неожиданности колдун вздрогнул и выронил книгу. На Затерина с немым ужасом уставились чёрные, как маслины, глазки Юрочки Крысова.
Иван громко расхохотался:
– Какая встреча! И почему я не удивлён?!
– Ваня? – Крысов побледнел. – Как ты сюда… почему?
– Сон стал явью, а явь сном! – прорычал Затерин. – Тебе ли этого не знать, кудесник! Значит, колдуешь помаленьку? Чертей на меня натравливаешь?
– Я не чёрт! – обиженно пискнул баечник. – Извините. Я пойду. – Он вдруг стал на глазах бледнеть, пока не пропал совсем.
– Ваня, это недоразумение, – запинаясь, начал Крысов. – Я сам не ожидал, что так выйдет. Случайно купил в букинисте книгу по магии. Думал, что ерунда, но решил попробовать…
– У тебя получилось, – зловеще процедил Затерин. – Почти убил меня. Но почти не считается. А вот у меня получится. – С этими словами он ударил сослуживца в живот. Тот согнулся пополам и упал. Свернулся калачиком, преувеличенно громко застонал. Но Иван не поддался жалости.
– Моё место занял – получи! Ольгу отнял – на, тварь! – Он бил Крысова ногами и чувствовал, что не может остановиться.
– Тебя посадят! – вопил Юрочка. – Убийца! Соседи услышат крики и вызовут полицию! – И он действительно заорал так громко, что Затерин едва не оглох. Иван нагнулся и ударил кулаком в лицо. Крысов хрюкнул и замолчал. Из носа потекла кровь.
– Не услышат, – переводя дух, прошипел Затерин. – Это наш сон. Здесь чужим не место. В жизни я бы не убил тебя. Но во сне, почему бы не раздавить липкую гадину? – Он вновь замахнулся.
– Это не сон! – всхлипнул Юрочка. – Здесь всё взаправду! Я не трогал Ольгу! Она даже не смотрела в мою сторону! Это баечник, он навёл морок. Он что хочет, может показать! Не было ничего у нас с Ольгой!
Иван подозрительно уставился на лежащего противника:
– Не врёшь, собака? Действительно не было?
– Мамой клянусь! – всхлипнул Крысов.
Иван усмехнулся: – Ладно, живи. Даже во сне об тебя руки марать не буду. – При этом Затерин с недоумением уставился на свои испачканные кровью кулаки: – Как всё странно. Сон, а костяшки болят. Или не сон?
Крысов не ответил. Он сел и, раскачиваясь из стороны в сторону, залепетал:
– Не хотел я, Ваня. Бес попутал. Книга эта проклятущая. Стал читать и не мог остановиться.
– Чем же ты этого старикашку приманил?
– Чёрного петуха подарил. У бабули твоей украл.
– Так это про тебя она говорила? Ну и гад же ты, Юрочка Крысов.
– Бес попутал! В книге вычитал!
– Ну, так сожги её! – рявкнул Иван.
– Да как же…
– Молча! Прямо сейчас! Рви страницы и поджигай! А не то – раздавлю, как жабу! – Затерин сунул кулак под нос сослуживца.
Тот надрывно всхлипнул и принялся торопливо выдирать из книги страницы, он мял их и бросал на пол. Вскоре образовалась высокая бумажная горка.
– Поджигай! – приказал Иван.
Древняя бумага горела хорошо. Языки пламени взметнулись до потолка, освещая комнату. На столе Затерин увидел знакомую красную папку. Так и есть: его отчёт. А вот и флешка с материалом по проекту.
– Приватизировал, значит, мои наработки? Тоже бес попутал?
– Попутал, – зарыдал Крысов.
– Ладно. Живи, гад. – сказал Иван, сунул папку под мышку и огляделся. Вроде через эту стену он вошёл, только сейчас пройти насквозь не получалось. Странный сон. То по воздуху бегаешь, а то вдруг сплошная реальность. Он бросил уничтожающий взгляд на деморализованного противника и направился к двери. Крысов, весь перепачканный в золе, смотрел ему вслед и плакал.
Уже на лестничной клетке Затерин обнаружил, что стоит босиком, в майке и трусах. Как выскочил из постели, так и погнался за баечником. А на улице ведь зима. Но не возвращаться же в квартиру подлеца Крысова? Иван махнул рукой и побежал вниз по ступенькам.
Он шёл по сугробам и отчаянно голосовал. Но таксисты удирали от него, как чёрт от ладана. Затерин продрог, замёрз, а до дома было ещё далеко. «Можно ли во сне подхватить воспаление лёгких? Или сон кончился?».
Рядом затормозил полицейский микроавтобус.
Пожилой заспанный сержант открыл дверцу:
– Не рано ли праздновать начал, гражданин?
Его напарник глядел на Ивана с суеверным ужасом:
– Мне даже смотреть на него холодно…
– Ззздасьте, рребята, – дрожащим голосом ответил Иван. – Ограбили меня. Вввсё сняли. Не пустите – замёрзну.
– Ограбили? – нахмурился сержант. – Ладно, садись.
Жёсткое кожаное сиденье показалось Затерину мягче любой перины. Он так и уснул, прижимая заветную папку к груди.

Проснулся… в своей постели. Он отчётливо помнил каждую деталь странного сна. Сна ли? Рядом на полу лежала красная папка.
– Ну и дела, – пробормотал Иван, вставая и надевая тапочки. На часах было десять утра. Затерин открыл ноутбук и за час закончил отчёт. Потом позавтракал, побрился и поехал на работу.
– Вы меня с ума сведёте! – накинулся на него начальник. –  На часы смотрел? Или ты теперь за правило взял являться на службу под конец рабочего дня?
– Вот отчёт, Владимир Сергеевич. Я сегодня его доделал.
– Молодец, – покачал головой шеф. – Значит, сам  утащил, а перед нами комедию разыграл.
– Утащил не я, а ваш любимчик, Юрочка. Хотел меня подставить и перед вами выслужиться.
– Вот как? – начальник, казалось, не удивился. – Ну, вы даёте. Не производство, а сумасшедший дом. Что у тебя с руками?
Затерин посмотрел на свои разбитые костяшки пальцев:
– Отчёт отбирал…
– Блин. Ну, вы даёте, – повторил босс и, не глядя на Затерина, бросил: – Крысов недавно звонил. Сказал, что увольняется. Это из-за тебя?
– Может, и из-за меня, а может, ему стало стыдно.
Начальник захохотал:
– Вы меня в гроб загоните. Иди уже.

После работы Затерин заехал в магазин. Купил торт, шампанское и большой букет алых роз. Подъехал к дому Ольги. Долго сидел в машине, теребил смартфон, но позвонить так и не решился. Вздохнул и поехал к себе.
До Нового года оставалось больше пяти часов. Иван поставил цветы в вазу, нарядил маленькую искусственную ёлку, сервировал стол и задумался. Вспомнились слова бабушки:
 «Береги Анку, и она тебя беречь будет. Платьице время от времени стирай. Это её дом, а дом нужно в чистоте содержать».
«Не сберег. Нет ни платьица, ни самой Анки…».
Зазвонил мобильник. Сердце радостно забилось, когда на табло высветился номер Ольги.
– Здравствуй, Иван. Я случайно возле твоего дома. Вернее… не случайно. Нам нужно серьёзно поговорить.
– Здравствуй, Оленька. Я ждал тебя.

Удивительно. Раньше Затерин не замечал. А сейчас понял. Ольга очень похожа на девушку из сна. Даже на волосах так же серебрится снег. Берегиня. Каким же ослом он был.
Ольга смотрела на него выжидательно, а глаза… такие лучистые.
– Иван, ты правда ждал меня?
– Всю жизнь.
– Да ну тебя, – Ольга смущённо рассмеялась. – Смотри, что у меня есть.
Она что-то вытащила из цветастого пакета, и Затерин вздрогнул. Долго смотрел на потерянную куклу.
– Откуда она у тебя?
– Ты не поверишь. Кто-то оставил её у моей двери. Я выхожу, а она стоит у стены. Посмотри, какая она забавная. Очень старая игрушка, от неё даже пахнет древностью.
– Старая. Её сделала моя прабабушка.
– Да ладно?! – не поверила Ольга. – Врунишка! Ты никогда не любил кукол!
– Не любил. А эту люблю. Теперь.
– Ты разыгрываешь меня, Ванька.
– У неё сзади под платьем три сучка, один выше, два – ниже.
– Точно! – Ольга широко распахнула глаза. – Значит, это ты принёс её к моей двери?
– Нет. Я думаю, она пришла сама.
Девушка странно на него взглянула и деланно рассмеялась:
– Ты сегодня такой загадочный. И слишком серьёзный. Я думала, ты бросил меня. Но ведь это не так?
– Я решил, что ты променяла меня на Крысова.
– Я?! На Крысова?! Это даже не смешно! Мне казалось, что ты охладел ко мне. Пыталась разжечь в тебе ревность.
– И тебе удалось.
– Прости меня, Ваня, я такая дура!
– Это ты прости меня.
Затерин обнял её и поцеловал.
Щечки Ольги раскраснелись.
– Плохо только, что у куклы нет глаз. Это как-то неправильно. Знаешь, у меня есть красивые голубые пуговицы…
– Берегине не нужны глаза.
– А как мы назовём её?
– У неё есть имя, Анка. Старинное славянское имя. Я расскажу тебе о ней. Расскажу многое. Возможно, ты сочтёшь меня психом, но я расскажу. Расскажу про добрых бессмертных духов, о которых мы ничего не знаем, потому что забыли заветы предков. Расскажу о Яве и Нави, о вере и о любви. О нас с тобой, если ты захочешь…
– Захочу, – одними губами прошептала Оля.
 Затерин кивнул, бережно взял куклу из рук невесты и поставил на книжную полку. Тихо сказал:
– Спасибо тебе, Анка. Спасибо за всё. Прошу тебя, никогда не покидай нас, берегиня…