Куковяка

Теперь-то я знаю, что сочетание именно таких звуков в самую точку попадает под характеристику той девочки, которая не умела врать даже в целях самозащиты. Была настолько простодушна, что выносила свои лучшие игрушки во двор по просьбе детворы, которая выманивала их, не заботясь о справедливости. Переезд из украинского села на Урал выбил у девочки почву под ногами, лишив её родного языка. Девочка потерялась в новой среде, потому ей и отводилась роль зрителя. Всегда и во всём.
Не важно, игрушки или нитки мулине, мамины пироги или папины удочки – из её рук выцарапывалось всё, что она выносила из дома в надежде обрести друзей. Но её не спешили принимать в игру. Она была чужая. Она говорила с украинским акцентом и не понимала, почему над ней смеются. Почему заставляют по несколько раз повторять одно и то же слово? Она так старалась говорить чётко и ясно, ей так надо, чтобы её ПОНИМАЛИ.
Поняла её сразу и безо всяких заморочек девочка из соседнего барака, которую Таиска видела всегда с маленьким ребёнком на руках. Девочка не играла с другими ребятами ни в мяч, ни в куклы, она нянчила сестёр. Одной было около года, другой два месяца. Иногда к ней подбегали игроки в поисках справедливости:
-      Алинка, скажи, чья подача была, а то Колька мухлюет!
Подача была ваша. Колька прав, ты что, забыл, что мяч попал в мою Ульянку?
Алинка, скажи им, что в «трои» так не играют, нельзя бить четыре раза!
В «трои» больше трёх бить нельзя. Валька вчера вам объясняла. Чё не понятно-то?
Однажды Таиска грустила, глядя в окошко. На улицу не хотелось выходить. Опять попросят вынести игрушки и посадят на стульчик, чтобы смотрела, как они играют. Таиска сама умела играть. На Украине без неё вообще ни одна игра не обходилась. Ни Клавка, ни Валька, ни Приська не играли в мяч, даже в футбол!
В окно было видно, девочка с необычным именем АЛИНА вынесла на прогулку сестричку Ульяну. Потом села на скамейку и поиграла с ней в «ладушки». Ульянка соскользнула с Алининых коленок и стала ходить возле скамейки. Тут мама принесла маленького ребёнка и подала Алине. Таиске очень хотелось знать, кто же это, мальчик или девочка? Любопытство заставило её выйти на улицу, но КАК узнать, кто же у Алины на руках? Делая вид, что ищет камешки, она всё ближе подходила к скамейке, на которой сидела Алина с ребёнком на руках.
Вдруг Алина прямо обратилась к Таиске, не заботясь о том, что они ещё не знакомы.
Можешь подержать? А то Ульянка обкакалась, её помыть надо.
И не дожидаясь согласия, подала ребёнка. Таиска присела с этой драгоценностью на скамейку. Пока она наслаждалась доверием девочки и гадала, кто же это шевелится в этом белом одеяльце, Алина помыла сестричку и вернулась к скамейке:
Не устала? Верка у нас тяжёлая! Давай, а то мамка скоро придёт, ругаться будет, что чужим отдаю! Тебя как зовут?
Меня? Тая.
А меня Алина.
У тебя есть братик или сестричка?
Нет.
А у меня целых три! Ульянка, Верка, и ещё есть Галька. Она в больнице лежит, мамка к ней пошла.
Большая?
Галька-то? Большая, ей пять!
К вечеру они  уже разговаривали так, будто знакомы сто лет. Прощаясь, Таиска
спросила:
Почему ты не просишь меня повторять слова?
А зачем? - удивилась Алина. - Ты же не маленький ребёнок! Это я Ульянку учу говорить, заставляю повторять слова, а тебе-то зачем повторять?
Ну, потому что я говорю не по-вашему.
Ты говоришь понятно, я сама говорю по-польски, чтоб мамку не сердить. А ты по какому говоришь?
По-украински. Теперь учусь говорить по-русски, а то скоро в школу. Ты уже учишься?
Нет ещё. В этом году пойду.
Так появилась у Таиски первая верная подруга.  Она понимала Таиску с полуслова, с полувзгляда, как будто считывала с души! Она же учила её житейским мудростям, о которых  Тая не имела представления!
В те редкие минуты просвета, когда мама освобождала Алину от забот о сёстрах,  им удавалось поиграть. Тая постигала магический смысл предложений во время игры: «Маша, тебе надо бульона»? Смысл был простой: на общей кухне готовили почти все мамы, и дети бегали тут же. Женщины делились тем, чем могли. Тае это было непонятно, её мама готовила дома, на плитке. Никакой «бульон» она не варила. Она варила борщ. Никаких «драников» мама не пекла. Мама пекла блины или оладьи.
Алина видела, что конкретно ей не понятно и толковала, просто и ясно. Однако, чаще приходилось играть без Алины. Тогда игра превращалась в сплошное страдание. Таиску по-прежнему не понимали, и не горели желанием учить, как учила Алина. Потребность в общении была нестерпимой. Таиска много читала, мама научила её в четыре года, но поделиться было не с кем. О чём бы она ни заговорила, её бесцеремонно перебивали. Выхватив одно слово из её речи при попытке рассказать что-либо, её тут же осмеивали, переиначивали слова, дразнили и отгоняли: чужая!
У Таиски никогда не возникало мысли пожаловаться маме! Она просто не догадывалась, что поделившись с мамой, можно избавиться от проблемы в два счёта. Поскольку дочь не жаловалась, родители и внимания не обращали, что девочке плохо, что её  душа постепенно сжимается, уходит внутрь. Когда становилось совсем невмоготу, доставала украинские книги и читала, забыв обо всём на свете. На улицу больше не тянуло. Алина не выходила. Таиска всё больше замыкалась в себе.
Потом появилась отдушина: папа купил радио. По радио передавали не только последние известия. По радио передавали концерты классической музыки. Таиска слушала и музыка превращалась в картины. Вместе с хором из оперы «Борис Годунов» она присутствовала  на площади, где юродивый просит копеечку, и улетала на крыльях ветра в родной край с хором из оперы «Князь Игорь». Руки сами собой принимались дирижировать, заслышав музыку. Теперь Таиске некогда было скучать! Жизнь была полна звуков! Музыка разворачивалась внутри. Но приходилось приглушать её, когда с работы приходила мама.
Кто знает, возможно человечество потеряло гениального дирижера только потому, что Таискина мама терпеть не могла классическую музыку. Однажды она пришла с работы уставшая и сердитая, потому что какой-то «онищенко» не закрыл наряды. Что это за наряды, которые должен был закрыть «онищенко», мама не объяснила. Зато устроила Таиске выволочку за то, что радио орёт на всю Ивановскую, и ей стыдно перед людями за Таискино махание руками. Девочка пыталась объяснить, почему она «махает» руками, ведь та музыка, которая звучит внутри тела, заставляет так махать! Таиска и не хочет махать, оно само вылезает из неё!
Глядя в отчаянные Таискины глаза, мама просто изумилась: « Что это за ерунда такая, ты что такое мелешь?! Какая такая музыка из тебя лезет»?! Было очень сложно сообразить, как объяснить маме то, что происходит внутри. Таиска просто завыла , бессильно заламывая худенькие руки. Мама хотела шлёпнуть её по плечу, но дочь неловко оступилась и упала. Маме стало смешно, она ведь не собиралась убивать дочку! Поднимая её с пола, досадуя на Таискину неловкость,  она в сердцах воскликнула: « Людские дети  со двора не сходят, а эта махает руками перед окном, со стыда сгореть! Иди руки мой, махальщица! Ужинать пора! У всех дети как дети, а это... куковяка какая-то»!
Тая плакала от обиды, она искренне не понимала, почему мама сердится и обзывает её таким словом, которое похоже на искорёженную железяку от бочки, да ещё и ржавую при этом. Ясно было только одно: раз Таиска не похожа на людских детей, значит она плохая девочка. Тая замкнулась ещё больше. Она не знала, что надо сделать, чтобы понравиться маме. Она стала чувствовать себя виноватой, потому что желание дирижировать не проходило, оно только усиливалось. Тае приходилось следить за собой, чтобы мама не  увидела, как движутся кисти рук под столом в такт музыке, звучащей по радио.
Папа заметил перемену и спросил, не заболела ли она? Таиска сказала, что болеть ей неинтересно, потому что мама заставит пить анисовые капли, а настроение  грустное из-за того, что  хочет домой, на Украину, где её никто не обижал и не отнимал игрушки. Папа пообещал отвезти её на родину следующим летом. Таиска повеселела ненадолго, и опять загрустила.
Она боялась школы. Там придётся разговаривать по-русски и над ней опять будут смеяться. Она стала повторять русские слова вслед за диктором радио. У неё было чистое произношение, но она не понимала значения этих слов. Появилась привычка спрашивать у папы по вечерам перевод незнакомых слов. Папа переводил и удивлялся, откуда дочь выкапывает такие мудрёные слова? Мама смеялась: «Ты же знаешь,у неё всё не как у людских детей»? Таиска прочно усвоила, что «людских детей» мама любит, а  её любить перестала.
Чтобы быть похожей на «людских детей», Таиска пыталась подстроиться к ребятам во дворе. Однажды она набралась смелости и попросилась к мальчикам играть в футбол. Её не приняли, но когда увидели, как она отпасовала мяч, улетевший за поле, из любопытства разрешили поиграть. Пока Вовка сбегает за хлебом. Весь день команда, за которую играла Тая, выигрывала. А на другой день после игры в футбол её избила проигравшая команда.
Извиняться приходили группами и по одиночке, кто с мамой, кто с папой. Таиска всех простила, но играть в футбол больше не стала. Она поняла, что мама ждёт от неё не этого, и потеряла к игре всякий интерес. Да с такими несправедливыми мальчишками и играть-то не интересно: если бы побили за проигрыш, тогда понятно! А то били за то, что играет лучше мальчишек. Она с тоской вспоминала матчи с Толькой. Сейчас Толька играет в футбол с Борисом, потому что терпеть не может сопливую Вальку. А Клавку бабушка и так не пускала со двора. Бедный Толька ходит теперь на другой конец села.
Воспоминания прервала мама, вернувшаяся с работы. Она принесла новые нитки мулине и сказала: «На улицу больше не пойдёшь. Будешь вышивать крестиком». И разложила перед Таиской дивную картину: Красная шапочка и Серый волк. А потом  папа принёс кошечку, чтоб не скучно было сидеть дома. Таиска назвала её Мявушка. Мявушка была очень послушной. Она разрешала заворачивать себя в одеяло, мыть в тазике. Была чистоплотной и игривой. Мявушка заменила Таиске друзей и подруг.  Жить стало веселей.
Иногда к окну подходила Алина с сестричкой на руках, девочки беседовали на разные темы. Так незаметно и подкралось первое сентября. Девочки пошли в школу. Алина была для Таиски добрым гением. Как она её оберегала, как заботилась о ней, как старалась загладить каждую неловкость в речи, если подружке не удавалось точно выразить мысль на русском языке! Как заступалась перед учительницей! Особенно перед учительницей.
От обиды за подругу, Алина дрожащим голосом говорила: «Знаете что, Нина Ивановна? Вот вы Таиску наругали за то, что она сказала на утку «качка», а это не правильно! Просто она не выучила это слово, а по-украински утка будет «качка», вот»! И Алина смотрела своими огромными серыми глазами на учительницу: вот, я сказала, как правильно, теперь можете наругать меня. Нина Ивановна виновато гладила Алину по голове: «Хорошо, садись на место. В следующий раз мы будем выяснять, как звучит эта буква по-украински, да»? Счастливая Алина победно смотрела на подружку.
Таиска умела быть благодарной. Лучшие игрушки отдавались Алине. Получив от мамы конфетку, она спрашивала: «А Алине»? Если у мамы больше не было, Таиска делила конфету пополам и бежала к Алине. Она помогала подружке нянчить малышек, мыть посуду, подметать пол.
Когда Таиска заканчивала второй класс, родилась сестричка Светочка. Таиска до самозабвения любила сестричку, взяла на себя часть забот о ней. Гулять, стирать пелёнки, учить и играть – стало её добровольной обязанностью. Дирижировать приходилось урывками: руки постоянно были заняты то малышкой, то делами. Всё реже они взлетали в такт музыке, зато крепко держали сестричку до самого детского сада.
А потом Таискиным родителям дали квартиру в новом районе. Подружки стали  реже  видеться. Постепенно дружба сошла на нет. Встретились они на детской площадке во время прогулки со своими детьми. Заговорили, как будто вчера расстались. Тае пришлось приложить много усилий для того, чтобы уговорить Алину бросить пить. У подруги оказалась неподходящая кампания, из которой вытащить Алину было трудно.
Через несколько лет, провожая Таю на север, она сказала: «Кто бы мог подумать, что у тебя такой сильный характер? Ты же была такой неженкой, дунь посильнее – упадёшь! У меня всё время было желание заслонить тебя. Твоя мама всегда говорила, что ты нитка, которая ходит за иголкой».
Тая улыбнулась в ответ. Пусть подруга думает всё, что ей нравится, лишь бы не пила. Уж она-то свою маму знает! Для неё Тая всегда была куковякой. Может, и к лучшему? Это слово было так непонятно и оскорбительно, что Тае всю жизнь пришлось доказывать себе и маме, что она – нормальная дочь, а не какая-то куковяка. Поэтому планка личностного роста поднималась всё выше и выше.
Случился какой-то парадокс: при внешнем комплексе неполноценности внутри вызревал железный стержень. Он очень помог Тае выстоять, когда пришло её время. И она узнала, что ничего случайного не бывает. Включая «КУКОВЯКУ».