ШШШ гороховый

Горохи от "стены"


– Посмотрим на вещи с другой стороны, – уговаривал Мориарти, подталкивая Холмса к обрыву...

Преодолевать – или принимать? Вопрос не так прост. На первый взгляд, как это я приму свою страсть, в меру с моего согласия погибельную, дорогую? Нет, буду бороться до конца, до истечения срока моего согласия. Принять?! Это ж, выходит, я права гражданства ей предоставлю, включая право наследования?
Брось, не обманывай себя и людей. Рёбра у себя пересчитал? Вот, то-то и оно... Страсть дана тебе не по твоей воле, или – упаси господи – согласию, а в сдерживание и в обуздание. Сдерживает она тебя, замыкает в узком и относительно безобидном пространстве. Где ты, может, и прирежешь кого – но так, немного: одного, двух... не больше.
А выпусти тебя, горюна, в пространство – да ты набонапартишь там, как слон в постыдной лавке...
А так – выпил, и Конфуций.

Кто знает, что он знает, не знает ничего. Кто знает, что он ничего не знает, знает всё. А одно на одно и выходит. "Хоть ты и седьмой, а дурак".
Кратима. Певческая вставка без слов в конце песнопения. "Исполняется на слоги: тэ-ри-рэм, то-ро-ро, нэ-нэ-на и др." Этакий великораспевный богослужебный скэт. "Кратимы выражают молитвенное состояние души на вершине вдохновения, когда уже иссякает всякое слово. Также они могут символизировать слышанные апостолом Павлом глаголы неизреченные." (архимандрит Симеон (Гагатик))
Ангелы, значит, поют. Как рассказывали мне в церковной лавке при храме, некоторым это пение слышится явно. "Подходит он к церкви – службы нет, а в храме поют! Ангелы... "Нэ-нэ-на, то-ро-ро... и др.
Я не слыхал. Врать не буду. Не овладевшие языком младенцы тоже выдают слоговые упражнения. Для младенцев – шаг к языку Пушкина и Толстой. А для ангелов? Не слишком просто – нэ-нэ-нэкать?
"Хоть ты и седьмой, а..." Чем выше, тем проще. Самое простое – сам Господь Бог, проще не бывает. А чем дальше от Него, тем всё усложняется природа творения, хоть ты ежедневно выдирай оттуда придаточные и обстоятельства, они нарастают с удесятерённой скоростью. Ибо, падаем. Несёмся вниз, словно кура с насеста.
А чего делать? А – ничего... Несись, кура, вниз.
Оно может и лучше ещё, чем возвернуться в начало начал, в простоту не тронутую воровством, и горланить в ангельском хоре, тэ-ри-рэм, то-ро-ро, нэ-нэ-на и др. И глазом только косить на грудь четвёртую в строю.
Задумайтесь над этим, Иванов. "Хоть ты и..."

Всё оставляет след, всё остаётся здесь – открыл самодеятельный поэт. Остаётся не только то, что принимаем, но и то, что отвергнуто, что отрицаем, что "нет, ни за что!" – вот это последнее особенно.
Принятое фиксируется в реестр, отвергнутое – заносится в два реестра. Сложные механизмы сознания, памяти, гораздо более сложные, чем компьютерное "есть тире нет", работают на выжженном поле – и оно окажется, спустя годы, плодоносным. А поле положительное – ну, положили... ну, сгнило, расточилось, ушло в элементы... всё.
Для целей и задач развития, для трансценденции (а.к.а. из штанов – выпрыгнешь!), даже пальцем в носу ковырять – нам важен опыт отрицательный, апофатический, опыт "не то, не то", квазиопыт, по своему объёму и содержательной ценности – куда до него скудному опыту домашней библиотечки!
Ну вырастут у тебя сорок ног. Запутаешься, как та сороконожка. А отрицающий уж давно – без ног вообще, на деревянной палочке, хвост привязан и глаза, "прошу заметить" (с), дикие, уж он бог весть где и чёрт знает кто...
И только: вжжжик...

В старом кино (первая часть не без мысли, последующие – эксплуатация тупых углов квадратуры круга) герою сообщают: The Matrix has you. После этого начинается эпическая битва с загадочной Матрицей. После этого – не вследствие этого, как известно... Ну а если? Что, если признание факта выводит факт из области предпросмотра в область актуального? Признал: да, я в Матрице, – и ты в Матрице. Не признавал, – подозревал, беспокоился, искал – но не признавал... и не был в Матрице. Матрица не организация сознания разве? Сунул кабель в разъём – и пошла цифра. Вынул кабель – пустой эфир, "шум", техконтроль пишет остановку, как результат – "накрылась премия в квартал". Не тот кабель, не тот разъём – вообще ничего нет... Матрица – делание? Метафизика, область незнаемого, но – делание, какие-то операции, реакции, синтез-анализ... Но будем помнить, что собственно делание начинается после того, как... А никак не в процессе. Вот, самое простое. Как мычание. Туда-сюда, обратно... детская считалочка... и в результате – что? Человек? Не-ет... Пока только лишь "смешение жидкостей", а человек – он родится спустя время, как человек... Вот так же Матрица. Сюжет? Форма организации представлений о мире? По Лотману – сюжет... Осмыслил, организовал мыслечувства в некую последовательность – и вот, ты в Матрице! Или в Лотмане. Как Иона в ките.
Вот такие, брат, индейские сказки. Вынь курьи перья из кудрей, причешись.

С годами всё, что меняется – это токсичность наших отходов.
Ну, когда довыпадут остатние зубы и перейдём на кашки и молоко (не из груди, из порошка), это понизит раздражение в природе.
Духоподъёмный метеоризм тоже не навсегда. Маразм! Вот ваше спасение от нас. Тогда вспомним гуление, пускание пузырей и бабака ав-ав. И ничего страшнее, чем "Мама дура – штык молодец", не выпишет рука (на стене).
Ты был взвешен и найден. Остынь.

Почему уходят в пустыню? Зачем? Там ближе к Богу? Бог везде одинаково близко (или одинаково далеко – как посмотреть), и тяготы пустынного жительства не много превосходят прелести человеческого общежительства. Там преодоление, и здесь. Такая же пустыня, но только заселённая, и тот же подвиг – но только сподвижники...
Не в этом ли причина? Та сила, что сбивает, что уводит с пути – пагубно преуспевает через моих сподвижников. Вычищаем, "легчим" разум от людей – да не собьют, не уведут, не соблазном, так состраданием... Но самых дорогих как вычистишь? Они часть моя, без них я не полон, не весь... Только тогда смогу избавиться от человека, когда сочту его за навоз, не более; вот тогда не дрогнет рука, не оскудеет воля.
И будет святость.

Печать – это дело такое... общественное. Русский писатель Борис Зайцев посетил Афон лет сто назад. Рассказывает в том числе и о печати. Монастыри св. Афонской горы управляются коллегиально Священной Эпистасией (она же Протат). Есть и своя печать. До сакрального момента припечатывания печать существует в разобранном виде – в кусочках, у каждого эпистата свой. Когда потребуется, кусочки из широких штанин извлекаются и собираются в одно целое ("свинчиваются"), печать исполняет свой долг, а затем опять расходится по карманам в монашеских штанах. Разные фрагменты, в разных карманах – а печать одна и делает одно общее дело.
Ну, за свободную печать?

Основу, суть всяческой культуры составляет символический обмен. Кого с кем, или чем? Символа с, по большому счёту, зоной смерти, поставляющей, редактирующей и удаляющий эти символы, назовём их обменными, в отличие от постоянных. И здесь бывает важно определить объектоподобный субъект обмена. Не вообще обмена, а своего, личного. То ли это лопух, "который вырастет". То ли это... что? А – не ведаю, имени не знаю и ни лица, ни спины даже – ни краем глаза... поэтому – трудновато-с...
С лопухом полегче. На него можно и свысока эдак: ну... ты!..
Но уже вопрос о продуктивности обмена при таком раскладе, полагаю, снимается сам собой.

Если в Боге всё уже совершилось, тогда в чём же смысл творения?


2021