de omnibus dubitandum 119. 485

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.485. ПРИФРОНТОВОЙ ГОРОД…

    По Екатерининской и Красной, главной улице города, резво катили экипажи и телеги: по неровной мостовой цокали подковы и дребезжали железные шины, поскрипывали деревянные колёса и хлопали кожаные крылья, звенели бубенцы и причмокивали извозчики.

    Между ними, жиденько трезвоня звоночками, нахально сновали молодые люди на  велосипедах. Изредка, рёвом мотора заглушая шуршание резиновых шин и отравляя уже знойный воздух удушливыми выхлопами, проносились легковые автомобили. Ещё реже проползали, гремя стальными колёсами, битком набитые вагоны трамвая с прикреплёнными наверху рекламными щитами.

    Голосили и, чуть не хватали за рукав, продавцы вразнос. Христарадничали нищие в солдатских обносках. Не давали проходу молоденькие цыганки в цветастых платках и платьях. Вопили, как недорезанные и, размахивали свежими номерами мальчишки-газетчики. Кое-где, спрятавшись в затхлую тень подворотен, заунывно тянули простую мелодию старики шарманщики.

    В людской поток, пёстрый и говорливый, вливались ручейки из боковых улиц и переулков. Пешеходы были одеты легко и просто, но среди них немало было изыскано одетых красивых женщин. Нередко над шляпкой плыл зонтик, но чаще мелькали светлые платки и косынки.

    Даже, на Красной, прямизной и бесконечностью походящей на петербургские проспекты, Врангель заметил приземистые ветхие домики, сдавленные двух- и трёхэтажными зданиями доходных домов. На боковых же улицах они преобладали.

    Почти все первые этажи на Красной занимали магазинчики и лавки — галантерейные, мануфактурные, бельевые, обувные, гастрономические, винные, бакалейные, колониальные, мебельные, ювелирные, книжные, аптекарские...

    Белые парусиновые тенты с трепыхающимися волнообразными краями укрывали витрины от палящего солнца. Двери неутомимо распахивались, впуская и выпуская покупателей. Многим оттягивали руки клеёнчатые сумки, сетки-авоськи и даже плетёные корзины, из которых высовывались сероватые свёртки и кульки.

    Но больших универсальных магазинов попалось всего два.

    Среди обывателей на каждом шагу встречались военные в самых разных формах, армейских и казачьих. То и дело бросался в глаза добровольческий шеврон. Теперь он окончательно почувствовал себя в своей тарелке, вернее — в седле. Шпоры позванивали всё громче, и сладкий этот звук, словно усиливающийся ветер, поднимал в душе волну радости.

    Смачно лузгая подсолнечные семечки (маслянки – по-местному), шлялись горьковские босяки-челкаши пролетарского вида. Асфальт тротуаров густо покрывали шелуха и мусор...

    Как в печальной памяти Петербурге после мартовского переворота [«Мартовским переворотом» сторонники свергнутой монархии называли события 2—3 марта 1917 г.: 2 марта в результате Февральской революции Временный комитет Государственной думы сформировал Временное правительство, а император Николай II подписал манифест об отречении от престола в пользу великого князя Михаила Александровича, который 3 марта отказался от власти в пользу Временного правительства], загаженном торжествующей «революционной демократией»...

    Ещё сильнее задевали «добровольческие» манеры офицеров.

    За редким исключением, словно не видя ни его генеральских погон, ни сбегающих в высокие узкие голенища двойных красных лампасов, они демонстративно смотрели на рукава. Не найдя добровольческого шеврона, честь отдавали вызывающе небрежно. Кто-то даже позволял себе уводить взгляд.

    Всё это совершенно не походило на уставное чинопочитание, требующее «есть глазами начальство»...

    Переходя на другую сторону Красной улицы, пропустил похоронную процессию. С десяток, а то и больше, телег со свежеструганными гробами медленно тянулись вдоль трамвайных путей, явно направляясь туда же, куда и он, — к Войсковому собору. На одной сидела, прижавшись щекой к крышке, молодая казачка, вся в чёрном. Выплакав уже все слёзы, тихо подвывала, пела.

    Прохожие замолкали и крестились, мужчины — снимая белые парусиновые картузы и соломенные канотье. Но особенно не любопытствовали: попривыкли за войну.

    — С-под Майкопа, верно, — вздохнул кто-то.

    — Мабуть, с-под Армавиру...

    От перекрёстка Екатерининской с Красной до Соборной площади оказалось всего два квартала. Посреди неё величаво тянулся ввысь войсковой Александро-Невский собор, золотом пяти шлемовидных куполов и белизной отштукатуренных стен подавляя стоящие по сторонам площади внушительные и красивые помещения гимназий и училища, построенные из огнеупорного кирпича. Севернее вздымалось прямоугольной гранитной глыбой, здание Зимнего театра.

    Не затихший ещё бабий вой сразу повернул сознание, едва приметил русский флаг над красивым двухэтажным особняком Богарсукова, выходящим фасадом на Соборную площадь. Перед ним замерли с заглушёнными моторами три легковых автомобиля.
Войдя под кованный козырек, легко поднялся по ступеням.

    У резных дубовых дверей вытянулись часовые: невысокие, но ладные кубанцы, одетые в серые черкески и черные бешметы. Высокие папахи черного курпея с алым верхом подчеркивали их значимость. Младший урядник, сосредоточенно хмурясь и шевеля полными губами, вчитывался в его раскрытую офицерскую книжку дольше обычного.

    Среди штабных сразу же нашлись старые знакомые: полковник Апрелев [Апрелев Георгий (Юрий) Петрович (1889—1964) — окончил Пажеский корпус в 1908 г. и Николаевскую военную академию в 1913 г. Участвовал в Первой мировой войне в рядах л.-гв. Кирасирского полка, ротмистр. В декабре 1917 г. вступил в Добровольческую армию, участвовал в 1-м Кубанском («Ледяном») походе, был тяжело ранен. С августа 1918 г. в чине полковника служил в штабе Добровольческой армии. В 1919 г. командовал Сводно-Уланским полком, с января 1920 г. — 2-м Сводно-кавалерийским полком, в марте был эвакуирован на Балканы. В эмиграции жил в Югославии, на Дальнем Востоке и во Франции. Служил директором Кадетского корпуса в Версале], бывший лейб-кирасир, и поручик Асмолов, бывший офицер его 7-й кавалерийской дивизии. Апрелев только-только оправился от пулевого ранения и вступил в должность начальника связи. А Асмолов пристроился в Разведывательном отделении.

    Оба — «первопоходники», как не без апломба стали именовать себя те, кто вступил в Добровольческую армию ещё в конце прошлого года и участвовал в Ледяном походе Корнилова на Екатеринодар.

    Деникин, сразу выяснилось, уехал с начальником штаба в Ставрополь. Так что принять его сможет не раньше завтрашнего. Раз так, поспешил дозвониться до квартиры Драгомирова. К его немалому удивлению, тот состоял в какой-то странной должности: помощник «верховного руководителя» армии генерала Алексеева по гражданской части.

    Драгомиров* обрадовался, но попросил зайти не раньше пяти часов пополудни. Потому у него нашлось время обстоятельно расспросить Апрелева и Асмолова...

*) ДРАГОМИРОВ Абрам Михайлович (?)(1868—1956)(см. фото) — из дворян Черниговской губернии, окончил Пажеский корпус в 1887 г. и Академию Генштаба в 1893 г. С началом Первой мировой войны был назначен начальником Сводной кавалерийской дивизии, с ноября 1914 г. командовал Сводным кавалерийским корпусом. За бои во время Галицийской битвы был награждён орденами Св. Георгия IV и III ст. С апреля 1915 г. — командир 9-го армейского корпуса, в августе 1916 г. был произведён в генералы от кавалерии и назначен командующим 5-й армией, с апреля по июнь 1917 г. — главнокомандующий армиями Северного фронта. С начала 1918 г., живя в Киеве, по заданию генерала М.В. Алексеева занимался вербовкой офицеров и отправкой их в Добровольческую армию. В августе 1918 г. прибыл на Дон и был назначен помощником «верховного руководителя» Добровольческой армии генерала М.В. Алексеева. С октября 1918 по сентябрь 1919 г. — председатель Особого совещания при главкоме Добровольческой армии и ВСЮР. С сентября по декабрь 1919 г. — главноначальствующий и командующий войсками Киевской области. В Русской армии генерала П.Н. Врангеля занимал должность генерала для поручений. В ноябре 1920 г. в составе Русской армии эвакуировался из Крыма в Турцию. В эмиграции жил сначала в Югославии, в 1931 г. переехал во Францию и поселился в Париже. С 1924 по 1939 г. — генерал для поручений при председателе РОВС.

    Хотя, по их рассказам, Добровольческая армия очистила от большевиков западную часть Кубанской области с севером Черноморской губернии и уже вступила в Ставропольскую, положение её остаётся чрезвычайно сложным. Боевой состав едва превысил 40 тысяч, а силы противника — Красной армии Северного Кавказа под командованием бывшего военного фельдшера Сорокина [Красная армия Северного Кавказа была сформирована большевиками в начале июля 1918 г. в Кубанской области и Ставропольской губернии из войск Кубано-Черноморской советской республики (бывшая Юго-Восточная революционная армия, созданная в начале 1918 г.).

    В неё вошли части 39-й пехотной дивизии, вернувшейся с Кавказского фронта, отряды местной Красной гвардии* и моряков-черноморцев, полков и отрядов, сформированных из иногородних кубанских крестьян, прежде всего фронтовиков и молодёжи.

*) Необходимо уточнить сообщение Муравина, что в Ростове-на-Дону приблизительно в марте 1918 г. группа, с его участием, приступила к организации интернациональной революционной армии ввиду того, что их «не удовлетворяла красная гвардия, не было в ней дисциплины». Интересным представляется состав группы и ее деятельность: «В эту группу входило 5 человек: некий Мельхер – офицер немецкий или австрийский, Мержанов, Айзенберг и Васильченко второй (он умер уже). Мы сделали доклад в ревкоме, нам отпустили средства. Главным образом к нам скоплялась пленная публика – немцы и австрийцы. Выпустили ряд воззваний и, всё это исчезло с лица земли, в истории этого нет. У нас доклад должен был быть на заседании революционного Донского Совета. Отряд организовать не удалось, мы организовали в казарме, какие-то казармы в конце города» [Архив Российской академии наук (далее АРАН). Ф. 359. Оп. 2. Д. 487. Л. 57–61]. В воспоминаниях упоминаются участники событий: Сырцов, Равикович, Семен Васильченко, Аарон Френкель.

    С 3 августа по 3 октября 1918 г. 11 армией командовал Сорокин Иван Лукич (1884—1918), казак станицы Петропавловской. Он окончил Кубанскую Войсковую фельдшерскую школу, и участвовал в Первой мировой войне на Кавказском фронте в рядах 1-го Лабинского полка (в 1917 г. — есаул).

    После Февральской революции примкнул к партии эсеров, вернулся на Кубань и в начале 1918 г. организовал казачий революционный отряд. С февраля — помощник командующего Юго-Восточной революционной армией, с апреля — помощник главнокомандующего войсками Кубано-Черноморской советской республики, в июне—июле командовал Ростовским боевым участком] — разведка исчисляет в 80—120 тысяч.

    Потому и идут такие кровопролитные бои за Армавир и Майкоп.

    Разведка, особенно агентурная, поставлена неважно. Россказни местных жителей да неохотные и путаные показания пленных — вот и всё, на основании чего приходится освещать войска и тыл большевиков.

    С немцами — откровенная, хотя и сдержанная, враждебность. Все их попытки наладить с армией «деловые» контакты Алексеевым и Деникиным отвергаются. Самая серьёзная угроза — их возможное продвижение от Батайска на Екатеринодар. Им как воздух нужен кубанский хлеб, и им ничего не стоит сговориться с Лениным и Троцким о совместных операциях против Добровольческой армии.

    В начале лета с Украины и из центральных губерний России в армию приезжало по несколько десятков добровольцев в день. В основном — офицеры, юнкера и кадеты. Сейчас этот поток почти иссяк: большевики ужесточили репрессии, а немцы, не иначе как по просьбе большевиков же, стали чинить всевозможные препятствия. Так что рассчитывать приходится только на местные источники пополнения: казаков и иногородних крестьян. Казаки многие вступают добровольно.

    А кубанских иногородних и ставропольских мужиков с трудом, но удаётся брать по мобилизации. С этими офицерам приходится повозиться: «старый режим» ненавидят всей душой, погоны надевают неохотно, о возвращении монархии и слышать не хотят, подавай им «учредилку», а с ней «землю и волю». Да и стойкостью в бою не отличаются.

    Снабжение армии — чисто случайное, в основном трофеями. А в распоряжении большевиков — бездонные склады бывшего Кавказского фронта. По счастью, их численное и материальное превосходство сводится на нет «революционной» дисциплиной, то есть полным отсутствием таковой.

    По составу армия — лоскутное одеяло. Есть чисто офицерские части, которые начали формироваться Алексеевым в Новочеркасске и Ростове ещё в ноябре. Немало смешанных — из добровольцев и мобилизованных, быстро растёт число казачьих — конных полков и пластунских батальонов [Пластунские — пешие батальоны Кубанского Казачьего Войска. Название произошло от слова «пласт» (лежащий пластом человек). Первоначально в Черноморском Казачьем Войске пластунами называли разведчиков, занимавших в камышах и плавнях Кубани выдвинутую дальше сторожевых постов линию засад с целью предотвращения внезапного нападения горцев]. Доля кубанцев уже превысила половину...

    Из названных ему дивизионных и бригадных командиров Врангель близко знал лишь начальника 1-й Конной дивизии генерала Эрдели [Эрдели Иван Георгиевич (1870—1939) окончил Николаевское кавалерийское училище в 1890 г. и Академию Генштаба в 1897 г. Участвовал в Первой мировой войне; с марта 1917 г. — командир 18-го армейского корпуса, с июня — командующий 11-й армией, был произведён в генералы от кавалерии, с июля — командующий Особой армией. За участие в выступлении генерала Л.Г. Корнилова был арестован и заключён в тюрьму в Быхове, в ноябре был освобождён и уехал на Дон, где принял участие в формировании Добровольческой армии. В 1-м Кубанском («Ледяном») походе командовал Отдельной конной бригадой, в июне — августе 1918 г. командовал 1-й конной дивизией, с апреля 1919 г. — главноначальствующий и командующий войсками Терско-Дагестанского края (Северного Кавказа). В ноябре 1920 г. в составе Русской армии эвакуировался из Крыма в Турцию. Жил в Париже]. Познакомились за два-три года до Великой войны, когда тот командовал лейб-гвардии Драгунским полком.

    Остальных — никого.

    Виделся мельком летом 17-го в Петербурге со штабс-капитаном Покровским [Покровский Виктор Леонидович (1889—1922) окончил Павловское военное училище в 1909 г. В 1912 — 1913 гг. учился в Петербургском политехническом институте в классе авиации, в ноябре 1914 г. окончил Офицерскую воздухоплавательную школу в Севастополе. Участвовал в Первой мировой войне; в 1915 г. — лётчик 2-го Сибирского корпусного авиаотряда, с января 1916 г. — командир 12-го армейского авиаотряда. В 1918 г. в чине капитана сформировал на Кубани добровольческий отряд, действовавший против советских войск в районе Екатеринодара. 24 января был произведён Войсковым Атаманом Кубанского Казачьего Войска А.П. Филимоновым в полковники и назначен командующим войсками Кубанского края, в марте был произведён в генерал-майоры. С июня — командир Кубанской конной бригады, с августа — начальник 1-й Кубанской казачьей дивизии, с января 1919 г. — командир 1-го конного корпуса, с февраля по август — командир 1-го Кубанского конного корпуса, был произведён в генерал-лейтенанты, с декабря 1919 г. по февраль 1920 г. — командующий Кавказской армией ВСЮР. В мае 1920 г., не получив командной должности в Русской армии генерала П.Н. Врангеля, эмигрировал. Жил в Париже, Берлине и Софии, активно боролся против демократических кругов казачьей эмиграции. Был убит 9 ноября 1922 г. в Болгарии при попытке полиции арестовать его], лётчиком. На войне тот прославился: первым на Восточном фронте угрозой тарана принудил австрийский «Альбатрос» к посадке и пленил двух лётчиков, не дав им испортить аэроплан. Теперь же, произведённый Кубанским Атаманом — не совсем понятно, правда, за какие заслуги, — в генералы, командует сформированной им 1-й Кубанской казачьей дивизией.

    Столкнулся как-то и со Шкурой в Карпатах, в 16-м. В чине есаула тот возглавлял партизанский отряд. Теперь, уже в чине полковника, формирует Кубанскую партизанскую бригаду.