III - Часть

Новое место, неожиданно  оказалось неожиданным. Это была самая воинственная деревня в округе. Насколько хватало зрения и слуха. И влиться в воинственную касту, или быть простым и осторожным мальчиком, по моему, выбора не было. Ты весел ты изобретателен, неугомонен и очень любознателен? Значит дорога уже проложена в лихую и приключенческую жизнь, точнее юность. Хотя, и правда в жизнь. Не только юность получилась кипящей и бурлящей, но и далее пошло не спокойней.  Как будто мы основной составляющей человека, не стали взрослыми мужиками. А остались пацанами.  Всё в жизни на пацанский манер. И рисковать и кайфовать. Всё от края до края. Ни отцами путёвыми не стали ни мужьями. Между собой теперь те кто живы не ладим, став к старости ещё более не выносимыми и не выносящими. Мы те, кто слишком много пережил, воевал и был победителем, за собой водил толпы доверяющих тебе людей на большие дела и кровавые драки, служил во всём, всем примером, носим старую казачью болезнь. Мы не смогли переключится на более ценные вещи, чем мы сами и то чем мы наполнили себя посчитав это достойным. Гонор, бравада, жестокость и излишняя уверенность в своей правоте, чувство что кто не пережил такое, не достоин себя вести ярко, и тот кто говорит что он такой, ещё не значит что он такой. Казаки не умеющих переключиться с войны на мир, и продолжающих дома лютовать, общим кругом приговаривали к смерти. Один мой знакомый, поведал мне о том, что прочёл в книге. Он медленно рассказывал и задумчиво смотрел в землю. Армия какого-то царя не могла взять город, который день. И пришло помогательное слово, от какого то мудреца:
- Окончи битву, и веди всех людей на водопой к реке. Всех кто лёжа будет пить из реки, отбери. Пусть тебя не смутит, что их будет значительно меньше. С ними ты возьмёшь город. - Царь так и сделал, и взял город. Остальные были, получается массовкой. Хотя их было наверняка очень много. Подумал, что на Алтае только и пил воду из реки. И по возможности всегда лёжа.  Но это было детство. Это не ратная усталость, не перевозбуждение, и не горящий город. Предполагать своё поведение и манеру пития, трудно. Но каждый мужчина, узнав эту историю, невольно думает как бы он пил. Горстями или лёжа. Наверное, некоторые кто всю жизнь пил лёжа, в тот день, почему то пил пригоршнями, а тот, кто всегда напивался с ладони вдруг лёг. А может только так. Без единого промаха. И без предположений. Когда речь идёт о тысячах, пару десятков можно оставить без внимания. Кто бился в меру своего предназначения, а кто случайно попал. Но исторически и литературно иные не сделав ничего невероятного, овеяны славой. И безвестны  шокирующие случаи. И те самые пару десятков среди многих тысяч. Но это только подтверждает, о силе времени и ничтожности нас.  Как давно живёт на земле человек? Сколько было всего? Надолго ли хватает моей писанины, и что нужного она принесёт? Миру? Человеку? Мне. Я и Мир и Человек. И если мене приносит пользу и спасает от нахлынувшего безразличия эта писанина я буду её писать.  Хочется писать естественно, но как творить с кляксами в мозгу: «Кому»? И: «Зачем»? Большие знания – большие печали. Всего не скажешь в меру разных сил, и сам не свят. Это тормозит ужасно.  Множество интереснейших сюжетов спят в моём мозгу потому, что в них есть некоторые несовместимости с высокой порядочностью. Это, наверное, сейчас каким-то образом лечится. Может об этих чувствах, надо было давно написать.  Произнести, чтобы услышать. Но уже написано и спето песен и рассказано про сделанных моей любовью и красноречием героев, которые в жизни крепко разочаровали.  Очень не уверен в том, что надо писать. Не уверен также в том, что писать не надо. Позовёт ли моя история за собой или остановит колеблющихся? Добро сотвориться или зло? Словно надобности уже всё равно нет, всё глобальное теперь уже случилось и происходит, моя рожь отшумела мощно на ветрах жизни, на остальное просто, сколько успею, посмотрю. В это время не нервничая, не думая тяжкие думы, ни кого не спасая и не заботясь, я бы хотел, словно кино посмотреть на развязку. Одним из пары тысяч на Планете уцелеть, и пару человек кого я назову, пусть уцелеют тоже.
В деревню, в которую мы приехали, было вбухано много труда, денег, и любви. Совхоз носил гордое дополнение – миллионер. Шахматисты, ВИА, духовой оркестр, танцевальный. Боксёры, футболисты! Урожай, птицефабрика, коровники! Все и всё лучшее, и самое причём. В масштабах СССР. На всё хватало и желающих и сил и времени и возможности. Очень мало было людей пассивных и нелюдимых. Возле многих домов стояли турники и голубятни. Народу было около полутора тысяч. Собак и кошек на улицах тьма. В каждой третьей семье, была корова. В каждой второй, и даже чаще, держали поросят. И разная мелкая живность была в каждой.  На Старый Новый Год, была самая яркая ночь в году. Так сильно рядились и так ярко шутковали на коляду! Почти все в вывернутых тулупах, размалёванные, пьяные, душевные и с гармонью. Но стоило хозяину не придать должного значения поздравляющим, они отшутят потом обязательно. Вплоть до туалета на печной трубе оказывалось. Но у иных кому надо  всё равно поставить, он стоял. Стало интересно и дорого братское единодушие и лихость. Мы подружились с Угловым Саней. И крепче дружбы я не знал. Он был на год младше  меня, но занимался боксом несколько лет, и в отца природно сильный и коренастый. Мы все дружили, и все неосознанно соперничали. Желая быть самым дерзким, самым везучим и самым умным. Такие понятия как полезный, и нужный, нас наверное тогда не доставали. Не дотягивались. С годами произошло опацанивание, и мы остались пацанами. Которым в своё, не наступившее время, необходимые вещи нужно было всё-таки осознать. Всё должно быть в своё время. Мясо не должно расти быстрее, чем кожа. Но будь мы другими, не было бы, о чём вспомнить с сожалением и гордостью. С таким слёзным сожалением, и с такой яркой гордостью. Мы очень много похоронили своих товарищей. Спутников и соратников. Чуть старше, чуть младше, ровесники. Племя духарей поредело по высшему решению. По особенному плану, была составлена многоходовая схема. Многоуровневым решением она попалила весь строй общества, и совсем скоро, сознание. Сильные, которые опасны, которые могут подняться и поднять, сами себя извели. Очень много сильного, и смелого народа в стране, в девяностые, делили сферу убивая друг друга тысячами по городам СНГ. Постепенно убрали всех народных героев и лидеров. Завели шантажную картотеку на каждого более-менее властного руководителя и лиц, которых надо сделать доверенными. При современных наркотиках нет ничего невозможного. Умельцы создадут акцию, какую надо. Вроде только по лёгкому вину, а куда понесло.  А понесло туда, куда запланировали враги. Воруй и получай, имей и не тоскуй, послужи только ещё немного, два миллиарда в день надо вывозить.  Но если что, имей всё в виду. А через буквально короткое время, то о чём страшно побоялся, что помутилось в рассудке, покажется детским садом. Ты становишься ихнем до смерти. Нам блохастым но гордым псам, не пристало этому горькому сословию служить. Тем более убивая свою Родину. Но издыхая от голода, или взвесив ситуацию, доломались почти все. Стали служить у них, с ними, и выбрали гнать, чем быть гонимыми. Но гнать своих, русских. Как и куда скажут в основном напальчники врагов. Которые ничего сами не решают, хотя имеют порой очень представительный вид. Генералы, министры, члены правительства. В котором, кстати сказать, ни одного Русского человека нет. А сейчас 2020 год. Но отвлёкся и отвлёк вас. А мы говорили о Сане Углове. Стоило ему остричь свои густые волосы на голове в седьмом классе, его перестали звать Угол. Он стал Лысым. Я учился на первом курсе в училище, а он в восьмом классе, когда приняли свой первый большой рукопашный бой. Парни из города дрались с Копченскими. То-есть с местными. Я завёлся когда всё началось и прыгнул в гущу не разбирая где кто. Сцепился с одним и почувствовал неимоверную силу мужика. Он словно разорвать меня собрался
взяв за гениталии одной рукой и двумя пальцами другой за глаза. Я был на нём но он бы закончил быстро если бы не Лысый. Нас не сильно помяли и мы не сильно зацепили до кого дотянулись, но эмоции захлёстывали с головой, наверное, целую неделю. Мы побились в массовой драке, со взросляком! Это было в соседней деревне на дискотеке. После мы ходили пешком восемь километров, и время и возможность всё обсудить что случилось и как будем действовать было предостаточно каждую пятницу. Водители наотрез отказывались ехать последний рейс в пятницу. Из за нас. Денег ни у кого нет, все выпивши и пьяные, дерзости и желающих схватится полный салон. А это порой сто человек. В пятницу в Копченке была дискотека, в субботу в Вешаловке, в Лубне. Какое то время была дискотека и на Северном Руднике.  Все мы живём на одной трассе, все соседи, все, если они одинаковы – братья. Но мы самые старшие.
Наши старшие дрались с соседями, непримиримое, наверное, было время. Мы были добрые, смелые, и очень весёлые. Мы очень крепко подружились с самыми активными подростками и с кем то из резких взрослых с соседних деревень. Мы нравились людям. Не важен пол и возраст. Не важно вспоминать на бумаге всё. Важно оставаться человеком. И когда ты за справедливость, за мир и за дружбу, найти единомышленников было не сложно. Тем более мы с Лысым играем и поём. Он на гармони, а я на гитаре. Почти все братания заканчивались под наши песни. Инструмент рождался, словно из под земли. Тогда у многих были, и почти все пацаны делали себе маленькие летние домики и те, кто играл, соответственно инструмент держал рядом. Эти теремки мы называли кильдимы. Не разбудишь не родителей, ни бабушку с дедушкой если придёшь среди ночи за гитарой. Так было одинаково везде. В училище мы учились с Саней в одном, и оба на шофёра-тракториста. Только я на год старше. Осенью только я уговорил Саню учиться в Дубраве, как на старом рынке увидел объявление о наборе учащихся в речное училище в горд Герой Волгоград.  Фотографии где мои ровесники в гюйсах и во фланках, в тельняшках и нарукавных нашивках, выглядели юными военными. Я и так мечтал о море и что когда ни будь может быть…. Когда может не случится. Вот оно. Бери. И я не получив от матери поддержки и понимания, срываюсь в бега. Метрику о рождении и комсомольский билет засунул в карман, и натреся у пацанов мелочи на билет, уехал в Волгоград и всё таки поступил. Правда опять на первый курс. Краснослободск. Рулевой-моторист. Когда я приехал на Новый Год домой, я первый раз ощутил себя таким нужным. Много народу требовало и просило вернутся. Лысый почти был сердит. И обвинял меня в том, что я уговорил его бросить четвёртое училище, в которое он только поступил, уговорить мать, отца, и когда с великим трудом он всё-таки перевёлся, я зачинщик просто бросил друга и убежал в Волгоград, моряк хренов. Я рассказал ему про Трунчика, про ещё драки и ситуации в которых не было ни одного товарища или земляка. Я ему очень подробно рассказал, как мне было тяжело и как я теперь брошу все, когда уже можно жить? Если бы ни волшебство моего разговора, меня бы изорвали в первые дни. Меня всю жизнь спасает умение правильно говорить. Я ни кому не поджигал, не подавал, не отдавал. Я приехал на праздники ещё с бланшем и зашитой рукой. Лысый был не поколебим. Он сказал, что я должен остаться. И я, поколебавшись пару дней, остался.