V Часть

В Волгограде, мы принимали присягу на берегу Волги, у самого героического спасательно-пожарного катера, «Гаситель». Который имел, пожалуй, самую легендарную судьбу не только среди катеров, но и среди кораблей, за время ВОВ. Мы практически ему и его погибшему экипажу, клялись, что будем достойными и честными людьми. Его всё-таки потопили в 1942 году под Сталинградом.  Тремя тысячами пробоин. Это была первая присяга в моей жизни. Весь первый курс, был построенный по группам, и юные моряки, сняв головные уборы и держа их на уровне печени в правых руках, повторяли огромным двухсот горловым ртом, слова присяги почти кричащего текст мичмана. Чайки кружились смотря внимательно на всё, и словно, контролировали нас. Был тёплый и солнечный день. Мне не зря тогда показалось, что чайки знают, где добро, а где зло. Однажды поэт Андрей Дружинин, из посёлка Михайловское на Чёрном Море, рассказал одну смешную историю. Он ловко схватил один раз чайку присевшую в Море на их яхту, и думая что сделает из неё чучело, засунул её в трюм. Она, видимо слыша его внутренние намерения, стала испуганно и очень громко кричать. Отец Андрея велел выпустить крикливую птицу и не заниматься ерундой. Пробыв в смертельном плену пару часов, чайка была отпущена. И началось то, о чём стоит задуматься каждому. Они два раза перекрашивали яхту, меняли паруса, сами пробовали менять внешность, но каждый раз выйдя в море, были обкаканы сотнями чаек. Они много пробовали по разному, но те словно по внутреннему навигатору знали и караулили их. Отмывать всё то, что они дарили молодому чучельнику, уже не было сил. Очень много вываливали на судно, и с головы до ног сами, и яхту в бухте, встречали громким смехом. Пришлось продать яхту. Дёшево и далеко.
И вот коли я остался в Частой Дубраве учиться на тракториста, мне нужно съездить и забрать свои вещи и гитару. Мы с Виталиком Бакулиным и поехали ранней весной. У матери я не взял ни копейки, потому что сестра рожала одного за другим, пока их не стало четверо, а муж забывал просохнуть и перестать забивать. Каждое второе воскресенье, когда полями проехать ещё или уже было можно, она возила на мотоцикле в их село, полную коляску кур, яиц, картошки, сливочного и постного масла, сухого и натурального молока и много разного другого добра. Я понимал, что любая копейка имеет маленький родной голодный рот. Потому мы и поехали по моей старой схеме. Натрясли на вокзале на два билета и отправились. Гуня был очень лихим и отважным пацаном. Правда, он учился в музыкальном училище, жил в Лебедяни, но всякую свободную минуту, он был с нами. Как он красиво играл на трубе вальс, и многое другое. Мы просто не понимали, зачем ему учится дальше? Мы тоже прошли духовой оркестр почти все, но как играл Виталик, так играть не мог даже наш руководитель. Он ещё и два года занимался в подпольном клубе карате. Раньше уголовно запрещалось осваивать данный вид единоборства. И уж тем боле преподавать.
Речной вокзал стоит не так далеко от железнодорожного в Волгограде. Мы дошли сравнительно быстро. И оказавшись у катера перевозящего пассажиров через Волгу в Краснослободск, я показал Гуне как ездят настоящие матросы, если нет денег на билет. Рабочие пристани, отдали концы канатов, которыми фиксируется судно прямо в руки матросам и они смотали их быстро в нужную форму и исчезли. Катер сильно загудев двигателем сдал немного назад а потом, видно выкрутив штурвал стал отходить от берега. Виталик не мог понять и толкал меня, вопросительно заглядывая в глаза. Я ждал потому, как знал когда пора. И вот катер отошёл от берега метра на полтора – два, я крикнул:
- Погнали!
И мы в эти пять семь метров, что нас разделяло с кормой, мгновенно разбежались, набрав достаточно скорости, и прыгнули на поручень перил, а потом на палубу. Женщина контролер, наверное, ругалась, судя по её мимике, но её было не слышно из-за шума винтов. Мы пробежали через салон, где было человек пятьдесят на нижнюю палубу, и оказались у самых винтов. Чайки так и кружились, попрошайничая, но у нас ничего не было. Отойдя от берега, я провёл Виталика по всему речному трамваю, и показал все три палубы и, рассказав, что на тот момент лезло в голову. Мы забрали вещи и позвали с собой к нам в гости, маленького детдомовского Олега Трунчика, за которого я заступившись нажил себе много неприятностей. Привыкший мне безгранично доверять, Олег поехал с нами. Виталик ворчал, сетуя, что сами ещё не знаем, на какие шиши будем до Липецка добираться, а ещё гостей с собой приглашаю. Сказав во сколько нужно быть в Волгограде на вокзале, мы двинулись на поиски средств. Рубль мы заняли в магазине у одной доброй продавщицы. Ещё надо было четыре. Мы подходили к пристани, когда на нас налетели цыгане. Два взрослых парня, спрыгнули с повозки, и почти сразу дали мне в лицо отобрав гитару. Я упал и увидел на опушке ещё цыган, которые хохотали и улюлюкали. Первая мысль была о Виталике.
- Гуня не вздумай! – Закричал я и вскочил.
Виталик не успел ни кого ударить. Я сказал цыганам, что пусть гитара до вечера полежит у вас. А в шесть часов мы с друзьями за ней придём. И если вы докажете что имеете больше прав на мою гитару, то она ваша. Вы же не трусы, вас видно, что вы пацаны, духовитые. Они только спросили, с какого я курса, и я соврал, что со второго. Они потеряли тот вид вседозволенности, но уехали, пообещав нам вечером в шесть быть здесь.
Я объяснил Гуне, что гитара стоит всего девять рублей. И что мы попали в непредвиденные обстоятельства. В которых очень легко отделались. Сумка с вещами цела, мы сравнительно целы. Продолжаем начатое.
Мы так же водными зайцами вернулись в Волгоград. И спрятав сумку на набережной, поехали кататься на автобусах, и встав у билетных касс он у одной я у другой, стали утаивать переданные на проезд деньги. У нас в Липецке уже тогда, на каждой автобусной кассе, стоял пластиковый верх, и было видно, сколько ты туда насыпал и деньги ли это зазвякали. В Волгограде верх был из железа. Мы очень быстро набрали на три билета, и у нас ещё осталось копеек сорок. Мы решили взять по пирожку, увидев подобную для торговли ими тележку. Но там продавали большие куски жареной рыбы по тридцать с чем-то копеек. Мы купили кусок и съели один на двоих. На еду мы посчитали низким, ещё собирать в автобусах. И стали ждать на вокзале Трунчика. У Виталика стала подниматься температура, и он синеглазый блондин, быстро стал красный лицом и его словно пьяного начало штормить. Приехал Трунчик, и мы сели в поезд. Виталик пугал меня своим состоянием, и я позвал его постоять на перроне и подышать улицей до отправления поезда. Мы и трёх минут не простояли, как к нам подошёл милиционер. Представился и спросил, не рано ли Виталик начал пить? Гуня быстро завёлся, и правда как пьяный начал кричать и возмущаться. Милиционер сказал, что вынужден снять Виталика с поезда и лучше, если он спокойно возьмёт свои вещи и проследует за ним. Проводнице он тут же сказал, чтобы она вернула ему билет. Виталик ещё больше распрёгся, и я, испугавшись что сейчас всё невероятно усложнится, затараторил закрыв ладонью рот другу. Помню, что дал честное комсомольское, что у Гуни температура, и если оставят его, мы все вынуждены остаться, хотя дома нас ждут завтра матери. Пожалуйста, товарищ сержант, простите его за такое агрессивное поведение, он не в себе. Но он очень хороший и правильный парень. Честное при честное слово я буду смотреть за ним. Он протянул ладонь ко лбу Виталика, и буркнув, что похоже и правда температура, отдал честь и пожелал нам счастливого пути. В вагоне ехали только две пожилые женщины и мы. Они расположились на первых местах у каюты проводников, а мы пошли в середину. Как только мы тронулись, я пошёл к женщинам и попросил таблеток или чего-нибудь, рассказав как плохо Виталику. Они дали разных таблеток, которые у пожилых женщин и тем более в дороге есть всегда. И Гуне стало легче почти на глазах. Мы всю ночь дрались на подушках и обливали друг друга водой. Дурачились невозможно, пока не произошло то, что произошло. Виталик двумя ногами лёжа на второй полке, влепил мне со всей дури в шею и плечо, я улетел и тут же спортивно злой кинулся на друга, он, смеясь ломанулся и добежав до стыка вагонов исчез. А дверь оказалась закрытой. Я недоумевал как так? Туалет пустой, в вагоне его нет, куда делся? Вернувшись, я осмотрел всё ещё раз и подёргал вдруг закрытую дверь. Мы быстро сбавили ход и остановились, на какой то станции. И тут выпрямляется Виталик, и виновато смеясь, просит перемирия. Всё это время, он ехал на стыке в одних трусах, снизу подпирая ручку. Мы остановили войну и стали смотреть в окно на станцию и нескольких человек. Подёргавшись, поезд тронулся. Он сказал что пока держал дверь чуть не обделался и стянув резинку трусов, сходил по большому прямо там. Почти в ту же секунду, вошла взрослая и очень красивая девушка в длинном плаще. Она поставила один из чемоданов в Виталиково добро, открывая дверь, и наступила одной ногой в высоком и красивом сапоге. Она тогда этого не поняла, и приветливо поздоровавшись согласно купленному билету, стала раскладывать вещи в нашем купе. Приговаривая:
- Чуть не опоздала, через четвёртый вагон пришлось залезать в поезд. Что за запах не пойму? Прям невозможно дышать!
Мы молчком собрали вещи, и ушли, давясь от смеха к Трунчику, который спал возле тех тёток.