XIII - Часть

Вернувшись в Липецк, я не мог надышаться, и на любится моей теперь несомненно дорогой и любимой Ксеньей. И уняв чуть свой пыл и страсть, я понял, что потерял свою душу и честь, струсив так наглядно и сбежав. Я проревел как баба до утра каясь и прося у Бога прощения. Приехал домой как и уехал во всём своём, сдав обмундирование полностью. Первым делом поехал к Антону Курочкину рассказать, как и что, и войдя в администрацию города, был просто сбит с ног набежавшими людьми. Это на первом этаже где располагается департамент культуры. В котором меня все знали.
- О наш герой! Игорёша! У нас тут по твоему выступлению целый консилиум у мера собирали! Ой ну ты даёшь!
- И что, в каком свете это увидели?
- Да Михаил Владимирович восхищён! Все от тебя в шоке!
Антон был рад и кормил меня всякими вкусностями к чаю, я выпил чашек пять, он подливал а я с конфетой или другим каким изыском хлоп да хлоп. Уж потный весь, и словно пьян всё как на духу выложив другу.
- Да прекрати, ни какой ты не трус. Я уже 7 тысяч прыжков с парашютом имею, а каждый раз приссыкиваю как отрываться. Это ерунда, главное умение победить свой страх.
- Это ты про моё бегство? – Слёзы крупными каплями навернулись и пролились через подоконники ресниц.
- Так Ждамиров, прекращай! Ты же верующий человек! Всё что ты делаешь под таким давлением, это ты Божью волю исполняешь. Ты туда так же сорвался и пулей влетел. И от туда видишь, сделал такое грандиозное дело, и пулей вылетел! Ха-ха-ха! Чего ты паришься? Ты может больше вообще там, на хер не нужен! Вот Бог и надавил, страхом не страхом, но вылетел пулей в нужный день и час! Будь уверен, всё нормально. Нихера себе трус? Попробуй сейчас, кого то затолкай туда хоть силой! Хоть посулами! Народ измельчал, одно ссыкло. Чё вон твои Афганцы, десантники тут ходят юбилейными цацками звенят? Кулаком в грудь лупят, старые мудазвоны, клянчат на всякую хрень, послать на хер хочется иногда. Делом бы, каким занялись бля, реально полезным. Фигнёй всякой страдают. Ни один до сих пор не уехал из них. Я бы знал. Защитники пля. Ладно боевые, орденоносцы, эти своё взяли и отдали. Но они и не выносят тут мозг ни кому. Ни Коля Комаров, ни Сарычев, ни кто другой их категории, эти себе сами всё заработать в силах. Хотя оба раненные тяжело Сарычев ты знаешь вообще слепой. А эти мудаки там не добравшие, здесь добирают школьникам и бабам пыль своими пустышками за триста рублей в глаза пускают. Ладно, это я к тому Ждамиров, что хорош себя истязать. Если так маешься, что тебе здесь нужно сделать ты говоришь?
- Семью Збитнева сюда перевести, жильё им снять, денег собрать, на беженство подать или как там. Записать аранжировку к гимну Новороссии, может утвердят. Конкурс объявили. Мозговой настойчиво просил записать по путю.
- Вот! Видишь сколько у тебя дел! Пока ты делай что обещал, и не думай ни о чём. Всё на свои места встаёт в таких случаях! На вот тебе десять тысяч, нет, пятнадцать. Едь за семьёй атамана, найдёшь микроавтобус или помочь?
- Есть у Сани Артюшенко. Сгоняем.
- Вот! И сразу вези ко мне, я их размещу в гостиннице Турист, самые блатные номера там. Мы же и в бывшем ПТУ их размещаем, там ну совсем не айс. А это как люди будут жить. Я им на четверых два номера сделаю. Всё, давай. Возьми с собой это, да дай я в салфетку заверну. Вытри глаза, а то скажут, Курочкин великого русского поэта обижает. В слезах вон от него выходит ха-ха-ха! Всё, Ксюхе привет, звони как приедете!
Антон был поставлен начальником штаба по приёму и расселению беженцев, и все они проходили через него.
Саша Артюшенко с готовностью согласился помочь в столь благородном деле, и мы с Ксеньей и Димой Бондиным поехали на микроавтобусе за Пашиной семьёй, предварительно созвонившись.
Жена, дочь, сын, и мать. Несколько сумок и пакетов.
Они были и рады и растеряны. Доверившись нам полностью по Пашиному звонку и рекомендации что это свои, езжай с ними не бойся.
Мы привезли их, первую ночь они заночевали в гостинице, и уже на завтра Лена, жена Пал Василича, заныла что ей тут не удобно, не уютно. Мол я хочу где то домик. Мы конечно тихо прихерели. Я говорю ей:
- Лена, здесь трёх разовое питание и проживание, ни за что не надо платить. На какой хрен домик то снимать? Это десятка в месяц, и столько же хотя бы на харчи.
- Ну шо ничего сделать нельзя? – Прикинувшись маленькой девочкой, кокетливо сложила она трубочкой губы. - Я работу найду, буду сама платить, Даша на работу пойдёт, мамину пенсию оформим как то всё равно. А? Тут немного продержаться всего.
Антон был конечно в шоке, но он к ихнему брату начал привыкать.
- Незнаю тогда Ждамиров чего им надо. Может назад? Ха-ха-ха. Но смотри сам. Я на эту затею скидываться не буду и денег не дам. Перебор. Могла бы три месяца хотя бы поработать живя здесь, ни на что не тратясь, а весной сняли бы себе домик где то раз так хочется. Короче, задолбали эти хохлы если честно Ждамиров, давай о хорошем? Приходите в гости с Ксюхой, бери гитару, попоём посидим. Что в субботу делаете?
  Но денег я ей на дом нашёл, и дом нашел, облепив село Боринское объявлениями. Клеил на остановке, у магазина, у почты. Поселились возле отделения милиции, что совсем меня устраивало, усиливая безопасность.
Примерно за неделю полностью разобравшись с этим вопросом, я позвонил Паше и превозмогая никакущую связь отчитался и получив своё душеспасительное «Спасибо брат», грыз губу глотая слёзы. И проливая некоторые из них. Да ребята, хоть уссытесь от смеха, я во всём редкий экземпляр. Я много смеюсь и много плачу. У меня всё от края до края. Наверное я человек крайностей и настроения. Простите меня если это хуже чем интриган, крыса, жадина, и понторез. Рад бы жить и быть во Святости и Чистоте, но рылом не вышел, воюю какой есть. А Бог и судит по делам а не по словам. Излагателей то нынче пруд пруди, а людей благого дела, за которое ни кто не заплатит, а скорее убьют – маловато будет. А таких как мы с Ксенькой, я вообще ещё не встречал.
А пока, выплакав весь свой страх, решаю вернуться обратно на Донбасс, и занять своё место в строю, с автоматом и гитарой.
Собрав за неделю только по приятелям Ветчинкина Алексея, моего друга юности а потом одно время даже сокамерника, полную газель самых настоящих ништяков, я был готов к отъезду. Пока мотался по городу области и Подмосковью, мне звонили и звонили. В новостейной ленте на сайте город 48 ру, была статья что мол липецкий бард Игорь Ждамиров, вступил в ряды народного ополчения Луганщины, спел разгромную песню которая пронеслась не только над всей Украиной и всему Донбассу, но и над всем Миром, ибо в каждой стране есть люди зорко следящие за судьбой Донбасса и Украины.
И вот звонят мне, предлагая кто помощь кто себя. И вот со мной готовы ехать Миша Кабан, ещё один тип, Руслан не помню к сожалению фамилии,  который вместе с Мишей смотались оттуда через два месяца, и ходили по городу и трепали какими они там были вояками. Но ни в одном бою не были, охраняли кукурузу. Но не суть, а третьим поехал Женька Камоцкий, и хотя он враньём что служил в ВДВ слепил себе крайне сомнительное общение, он дослужился до семи кантузий и звания капитана, в самой воюющей роте того направления.
Короче возвращаюсь я с выполненным обязательством, и плюс микроавтобусом продуктов, и церковной утвари, тушёнка, сгущёнка, рыба, масло, колбасы сосиски, копчённое сало, килограмм сорок, и много ещё чего, в размере примерно одной тонны. И перед самой границей хозяин микроавтобуса выехавший с нами пьяный в размондень и всю дорогу понтивший что вступит в ополчение, стал трезветь и вот уже вник что шутка ёк, и через границу война. Обосрался с такой силой, что я грозил ему выбить все зубы, пугал Липецкой братвой, которая и собирала этот груз, что именно так и есть, и что его грохнут прям на въезде в Липецк а не в Луганск. Он собирался выгружать всё на землю перед границей. Потом ладно, убедил я его что ему конец, если хотя-бы не перевезёт нас через границу, мол, а там перегрузим всё в машины ополченцев, которые будут нас встречать. Он трясся жаль не было у меня тогда камеры, это надо было заснять. Пацаны угорали с него, а Миша Кабан заразился его страхом и собрался тоже вертаться. Я был в таком негодовании, что хотелось пристрелить обоих прямо в лицо каждого.
- Послушайте оба. Кабан, ты знаешь кто на вас троих потратил сороковник. Это Володя Леон. Одел вас по полной экипировке каждого в размер. От берцев до шапок, нательного белья бушлатов и ватников. Сфотался с вами и погнал по городу рассылать, гордясь отважными земляками и своим вкладом в дело братское. Ты хочешь обосраться на весь город Кабан? Ты о чём думал, когда собирался сюда?
- Да я вернусь, я просто не доделал одно очень важное дело. – Врал, выпучив глаза Миша, но я сам так же врал про нужные дела ровно две недели назад.
- Миш, заткнись ради Бога. Ты и с блатными кружился и сидел по звонку, и сам Валера Тит тебя человеком стоящим считает. Ты к чему это всю свою жизнь босячью под откос пускаешь? Ты же знаешь какое позорище я тебе устрою? Вот и помолчи и подумай. Ты не эта бочка малофейная, в ополчение он вступит, автомат ему пусть сразу дадут! – Передразнил я жирного водилу, и мерзкого в страхе своём до рвоты. Тот на оскорбления не отвечал уже битый час, и я только дидором его ещё не обозвал от злости и безсилия. Он уже сам пересел за руль и не желал трогаться дальше. В общем это было надо видеть. Но с Божьей помощью, враками и угрозами, заехали мы на Донбасс, и там я два раза был вынужден дать этому жирному типу под дыхло, и его сильно вырвало. Я хотел его пропинать и ногами. Так устал его сперва упрашивать а потом призывать к совести и уже запугивать, что потерял над собой контроль. Да мы не разу за всё время ровно границу не проходили. Всего 12 газелей мы с Ксеньей когда а когда я без неё а когда она без меня, протащили туда. Как набивали каждую, это нужна отдельная книга, с перечислением всех имён, которые у меня все записаны в тех ещё записях в еженедельнике. Как с гитарой и ноутбуком я прошёл по сотне предприятий, бизнесменов, бандитов и фермеров, простых граждан откликнувшихся в одноклассниках, и ещё не знамо где, как даже третья колония в Ельце собрала одну полную Газель под завяз.
Провести машину с гуманитаркой сперва было просто, нужно было иметь опись товара, желательно с накладными и чеками, за тем стали требовать сопроводительного документа из МЧС и таможенный службы города Липецка. Сколько раз Бог являл чудо что наша Газель проскакивала, а казаки из села Казаки не могли пройти границу и Елецкие Афганцы, Саша Климец с Мишей Дроздом, мои старые друзья которых именно я зажёг собирать и возить гуманитарку, и которые привезли пять пятитонников дорогущего груза только Паше Збитневу, торчали там по три дня и уезжали с грузом обратно. Хотя Паша всеми правдами и не правдами рвался оставить груз в Ростовской области, но об этой схеме я Саню предупредил. В один момент я понял, что это огромная ошибка выгружать гуманитарку у Паши. И прекратив возить народное доверие к тому к кому сам доверие полностью утратил, предупреждал об этом Сашу. С пеной у рта доказывая, что нужно ехать в Первомайск, и по молясь раздавать всё на улице в руки людям, развозить по подвалам, и снимать всё на камеру для отчёта перед спонсорами и для отчёта перед людьми, если вдруг однажды, до этого коснётся какой то левый разговор. Саня не послушал меня и мы с ним поругались. И когда наша Газель прошла на Первомайск а их машина застряла на трое суток, он услышал меня, и Миша говорил очень пожалел что не послушал меня. А когда Паша начал фоловать его оставить груз в Ростове, он офигел ещё больше поняв, что я очень хорошо разобрался во всём и говорил правду. Паша зажрался, и решает нашей гуманитаркой кучу своих личных вопросов, расходует её далеко не по назначению. Мы возили всё народу а не армии. Кормили в батальоне Призрак просто замечательно! Дополнительных пайков не надо было делать ни каких. Люди близко там так не питались как мы. А у Паши было просто изобилие жратвы на столе. Самый не воюющий отряд который я видел на той войне, жрал от пуза так, как мы тут в России не жрём в самых зажиточных семьях. Шашлыки из свинины на весь отряд, пьянка до уссачки, сгущёнка сало, паштеты, да чего перечислять, масло сливочное не переводилось, конфеты и печенье на столе стояли круглые сутки, халва мармелад, шоколад. Всё бывало на нашем столе. А мирным приходящим бабушкам просящим у нас – «Макарончиков, сыночки,  макарончиков», старшина набирал какие то жиденькие пакетики, или давал в руки немного продуктов без тушёнок и прочих ништяков, и чуть не роняя слезу рассказывал потом за столом какой он добрый человек. А в боксе вечно стояла гора коробок, и до краёв набитые пара грузовиков не успевающие исчерпаться до пуста. Руководство из Паши Сбитнева, Александра Крюкова, старшины и Олега Ерёмы, делили какую то часть гуманитарки, создав какие то свои доли. Из слов пьяного Олега Ерёмы:
- Представляешь Игорянь, у меня тут накопилась моя доля гуманитарки, не с кем было в Россию вывезти жене передать, ну представь одних ништяков вот такая уже куча, - и он такой квадратик в воздухе очертил, что это была ни как не меньше треть Газельного кузова. - И тут пацаны из Казаков приехали, с ними отправил часть, и за второй раз они остальное отвезли. Завезли ей прямо домой, а она сука после всего этого…. - И дальше о личном. Но так я понял что они дербанят её сто процентов. И каждый имеет свою долю. Часть гуманитарки шла на откуп от боевых, задаривая всех вокруг, часть пожирала местная администрация. Одну нашу Газель щедро расписали по этажам на сотрудников аппарата управления, я случайно увидел этот список у мэра в кабинете, и устроил скандал. Потому что все сотрудники и сотрудницы администрации. Ходили в золоте и с наетыми будками. И трезубцы на дверях не снимали, как бы я их не стыдил, и не орал:
- Вы что назад Украинскую власть ждёте? Почему с дверей не снимаете вражескую символику?
Мер мялся, ёжив и так маленькое своё лицо, и ничего внятного объяснить не мог. Но мне и не надо никаких объяснений когда всё ясно и так.
Мы привозили и привозили а до народа не доходило и не доходило. Но вот когда стали возить регулярно в три ручья, Липецк, Елец, Казаки, мешками и тоннами, начали свозить всё в спорт зал и делать гуманитарные пакеты. Весь спорт зал однажды был в пакетах. Я ругался за гуманитарку постоянно. И один раз увидел лично, что замполит Крюков Александр Николаевич ворует консервы из ещё не распечатанной газели. Даже не знаю, сколько ящиков он оттуда вынес, но в спортзал мы привезли на утро уже практически одну муку и крупы. А ту газель проплатила лично наша городская администрация под руководством Антона Курочкина. Я могу описать каждую Газель и каждую сцену не целевого использования гуманитарного груза. Я кричал колотя себя в грудь и Анатолию Рязанцеву и Саше Климецу, что народу ни хера кроме круп не достаётся, что кормим и обогащаем бездельников которые близко к передовой не приближаются, рядятся как элита, и ходят по городу обвешанные оружием и боеприпасами только лишь ради понта. Только лишь! Комбат не ненавидел Пашу за его хитрожопость. Но поделать ничего не мог, комбриг благоволил к Збитневу, и сам не трогал и на войну не гнал. И комбату трогать Пашу не велел. А Паша даже не постеснялся раз открыть мне такое:
- Шо Иарёк, надо будет пол Газельки батьке Рубану выгрузить.
- Это ещё за чем?
- Надо делится Иарёк. Нам видишь везут и везут. У нас то много всего глянь. Тата просела, за год не сожрать, людям вон хватает раздавать, надо с батькой поделится.
Я вот смотрю и думаю, а ты не офуел часом казачёк? Что это за нам, у нас, поделится с окружным атаманом… Это не Вам кони банные. И не атаману Вашему мой народ собирает, а голодным старикам детишкам и бабонькам! Вы тут фигели!
- Нет Паша. Фуй куда это уйдёт. Эта крайняя Газель которую я у тебя разгрузил. Прослежу до последней банки как она разойдётся. Вы офуели дорогой. Что это за нам, нашу? Паша, не гневи Бога, я всё таки писатель. – Паша тогда испугался, у него пересохли губы, он погнал тараторить всякую херь но я не мог его слушать и ушёл.
Толику Рязанцеву было плевать, как и куда уходит гуманитарка. Довести, выгрузить, нафотаться, и наклеить себе на кабину ещё одну звезду. Создавая себе шикарную и романтическую историю. Не целесообразно не по назначению уходили деньги спонсоров и добросердечных людей. И строилась дешёвая слава. Конечно, и народу доставалось, но повторюсь одна крупа мука сахар. У меня есть видео и фото этих пакетов. Я открывал в море пакетов любой на выбор, открывал и снимал. Тушёнки там не было близко. За гуманитарку вообще хотел детально все свои наблюдения расписать. Но может быть однажды не пожалею времени, и сяду за большую книгу, хотя душа абсолютно не лежит копаться в этом противстве. И под зановес, на Новый Год когда я убедился на все сто процентов что они мыши, и после моей дичайшей истерики на весь отряд, что в этом месте мы даже борта открывать не будем, и ни один ящик не коснётся пола. Ночуем и утром везём всё разгружать под камеру в спорт зал, и что я и оттуда не уйду пока всё не раздадут Кировчанам а главное инвалидам, которых в городе оказывается было очень много, и которым хрен чего доставалось. Случайно познакомился с одним парнем на улице, проявив инициативу, он меня с несколькими другими познакомил, и я узнал, что им ещё разу ни кто не позвонил и ничего не предложил. И что иные из них реально голодают. Газель не открывали, со мной многие не разговаривали, но большинство заговорщицки улыбались и показывали пальцем «Ништяк братан»! Я и их ненавидел тогда за их трусость. Если вы сами видите что здесь с гуманитаркой такое бьядство, чего молчим казаки?! Да потому что какие тут казаки? Не воюющие «толеранты» в кубанках. От Паши постоянно уходили люди в сторону передовой, поняв, что это гуманитарно консервный взвод. Да при чём прогнивший напрочь. Если мой рассказ повлечёт за собой расследование, РФ или ЛНР, это будет правильно. У этого не должно быть срока давности. Я буду помогать следствию всеми силами. Вспомню по имённо и по фамильно всех и всё что попало в поле моего зрения. Сейчас я довольно бегло описываю всё, ибо не хочется превращать мой краткий экскурс за пределами совести, в обвинительный приговор. Так вот, когда я отбив от мародёров газель с продуктами собранной администрацией города Липецка, от истерив успокоился, и как всегда после таких вспышек, поверг себя в уныние что не могу такие вещи делать спокойно, не задевая всех виновных и не виновных бетонной плитой своего гнева, теряя при этом лицо. Ко мне подсел Александр Николаевич Крюков, ставший на нашей гуманитарке почётным гражданином города Кировска прямо во время войны.
- Владимирыч, всё ты верно говоришь. Слёзы наворачиваются от твоих слов. Рыхлый командир у нас. Вьют из него верёвки как хотят. Слабый у нас атаман, хотя ты знаешь я с ним с самого начала. Тут такие тонны пролетают а я в Голубивку своим землякам хоть пару коробок крупы да макаронов ни как не отвезу. Они ж знают, что в Кировске вся гуманитарка у нас и чего-то ждут от меня. – Грустнел голос артиста. – Владимирыч, позволь пару ящиков с краю возьму, там тоже люди, они тоже там едва концы с концами сводят. Голодает народ.
- Возьми. – Выдохнул я и поднялся. – Ночевать с Ксюхой будем на квартире Сергея Фёдоровича, он ключи дал, утром позвони когда соберётесь ехать выгружаться. Мне надо снять на видео как открывается задний борт. Сдвинь потом коробки так чтоб отсутсвия этих двух коробок было не видно. – Закончил я и вышел из бокса где стояла Газель. Пошёл к Женьке Камоцкому:
- Жень, смотри братишка за Газелью, и не проспи когда они соберутся её ехать выгружать. Николаич не позвонит завтра, сто пудов не позвонит. Они поняли, что это последняя от меня Газель, раздербанят боюсь, и выгрузят в зал, одну муку опять с макаронами, а там всё в общей куче с Московским и Елецкими потом не разберёшь.
- Зделаем братишка. Но когда мы отсюда сгрёбываемся в Первомайск?
- Погоди. Новый Год давай отметим здесь. И числа пятого Бабай обещал забрать нас.
- Поехали отсюда, меня уже трясёт от этих гандонов.
- Не гандоны они. – Вздохнул я. – Это называется военные преступники. Ладно Жень, пойду, все за всё ответят перед Богом. Может ещё, геройскую смерть примут, искупят своё воровство и трусость. Война ещё идёт, у всех пока есть время одуматься и опомнится. Смотри Газель не проспи!
Утром мы встали часов в семь, и я стоял умывался в ванной как зазвонил телефон.
- Игорёчек прости, просрал, они уже в Газель грузятся, сейчас ворота открывать будут.
- Дай трубку Крюкову! – Заорал я.
- Алё, что ты Владимировичь? – Послышался взволнованный и дрогнувший голос замполита.
- Дядя, а ты часом не офуел! – Заорал я что чуть сам не оглох в маленьком помещении ванной комнаты. – Попробуйте только тронуться со двора!
- Знаешь что, а не пошол бы ты?! Загебал своими подозрениями и проверками всех! Мы едем разгружаться у нас всё по графику, и я не обязан перед тобой отчитываться!
- Обязан! – Заорал я ещё громче но в трубке уже шли короткие гудки. Тогда я уже два месяца как ходил с костылём, ибо моя активнось доканала меня, вес автомата и разгрузки которую иногда приходилось носить, выезжая на дальние рубежи с концертами, и мотаясь к границе при полном вооружении для сопровождения гуманитарных грузов. Я стал много колоть обезболивающих, у меня распухла моя больная печень, и во рту появился постоянный привкус кислоты и горечи. Без ортопедического костыля я ни куда дойти не мог. И вот я весь потный прыгаю по снегу стремясь на перерез успеть остановить машину, всё на мне рахристанно и не застёгнуто, шнурки от берцев волочатся по снегу, полураздетая Ксенька бежит в переди я ору ей:
- Ксенья быстрей лапонька, беги что есть сил! – Она успела выбежать на дорогу, и машина встала как вкопанная. Меня начали душить слёзы такой страшной обиды, что я чуть не упал на снег и не сдох от негодования. Дрожа всем телом, запыхавшийся с дичайшей болью в раздробленном тазе и бедре, залезаю в машину, бойцы здорово уплотнились влезла и Ксенья. Газель фермер. Молчим с Николаичем оба. Оба знаем. Что сейчас увидим открыв кузов, и чего зря скандалить? И оба знаем, что там не двух коробок будет сейчас не хватать. Приехали, Серёга наш Липецкий мужик. Дружим и сейчас, сдаёт задом к крыльцу. Все повыпрыгивали, пошли открывать задний борт. Я достаю камеру из кармана, сам отдышаться не могу, колотит всего пот в глаза. Открываются задние двери кузова и…. Коробок убавилось как минимум на треть. Все они перерыты и перевёрнуты, вместо ровненьких рядов под самую крышу, бардак. Валяются как какая легла, торча в верх и стороны углами. Я снимаю всё это и на видео чётко прописалось моё охеренье:
- Вот ………..   ……чее!
- Ну что стоим, выгружайте быстрей, человеку надо в Россию возвращаться.
- Александр Николаевич, вы за это ответите. Вам виздец. – Успокаивая учащённое дыхание говорю я ему боясь повысить тон ибо терпел чтобы не начать лупить его костылём прямо по бестыжей роже! Он взволнован морду всю дёргает, голос ломается:
- Как скажешь Владимирович. Давай здесь истерику устраивать не будем, на мельницу врагу сейчас лить будем. И так нас здесь в большинстве ненавидят.
- Да вы что? – Со злом и ненавистью выдавил я.
Отсняв всю разгрузку, я убедился что сгущёнки и тушёнки, там уже нет. Залез в кабину отправив Ксенью снимать в спорт зале, говорю Серёге:
- Ты задержал отъезд? Мы бы не успели до дороги добежать.
- А кто же? – Улыбнулся он. – Я же забыл тебе позвонить, как ты просил. Выпили то вчера путём, мозги отскочили с утра. А тут слышу блииин, забыл.
- И Женьку страханулся предупредил, и один хер чуть не просрали. Но Бог всё видит.
- Игорь, как ты не боишься с ними так лаяться? Да тебе какая на фуй разница, как они эту гуманитарку раскидывают и кому. Бог накажет их сам. Наше дело собрать отвезти людям.
- Но при такой пассивной позиции до людей то как раз ни хера и не доходит. Ты посмотри, какое воровство кругом! Помешались все. Все воруют, у кого доступ есть! От любых объёмов. Они с ума сошли! Знают что я писатель, читали мои рассказы, видят в творчестве врать не умею, и один хер как зомби вытворяют.