Бедный Купорос

               
                слабо-волшебная сказка в одном действии



             Действующие лица:
• КУПОРОС – пёс неопределённой породы и конкретных убеждений;
• ПРОМЕДОЛ – старый, тёртый жизнью спаниель;
• ГУСТАВ ХЕТТЕН фон ЭНГЕРН (он же ГУСЯ) – доберман с родословной;
• ХРЯЩ – овчарка двусмысленного пола и с таким же прошлым;
• НИТОЧКА – в меру симпатичная и сообразительная такса;
• ЛУКИЧ – сторож при собачьем питомнике;
• 1-й ИНСТРУКТОР;
• 2-й ИНСТРУКТОР.

Действие происходит в пространстве, разбитом металлической сеткой на комнатки-ячейки. Интерьер предельно спартанский: выбеленный от постоянного мытья дощатый пол, циновки, алюминиевые бачки под воду и кашу… Правда, внутреннее убранство каждой «комнатки» индивидуально: у Купороса по стенкам развешаны журнальные иллюстрации, у Ниточки – модные ошейники и шлейки, у Густава – дипломы в рамках… На переднем плане беседуют Промедол и Купорос.

КУПОРОС: Ну что, Промедоша, всё так же?

ПРОМЕДОЛ: Да нет, сейчас, кажись, немного отпустило… Проглотил таблетку – и полегче стало… А то ведь так прижало – хоть на луну вой! Эх, Купорос, правду люди говорят: старость не в радость… Тринадцатый годок живу – шуточное ли дело!

КУПОРОС (неуверенно-ободряющим тоном): Да ладно тебе… Чего там… У тебя и подшёрсток ещё как у молодого почти… И клыки – ого-го… Особенно левый верхний… Вылечат тебя, Промедол, поставят на лапы. Резвее Густава бегать будешь!

ПРОМЕДОЛ: Может и вылечат… Пока и за то спасибо, что таблетки дают… Ты думаешь, почему меня Промедолом кличут? Лекарство такое от боли: проглотил таблетку – и не так худо тебе уже на белом свете жить!


КУПОРОС: Ты, Промедоша, только не смейся… Я как в питомник попал – первую неделю вообще не мог твоё имя произнести. И так его твердил, и эдак… Про-ме-дол… Язык едва не свихнул…
(для наглядности высовывает язык)
Ну, хоть ты скажи: у кого язык длиннее – у меня или у Лукича? Нет, ты глянь, глянь…

ПРОМЕДОЛ: Ясное дело, у тебя длиннее.

КУПОРОС (пытаясь разглядеть свой язык): И мне так кажется. Почему же тогда я даже адрес нашего питомника выговорить не могу, а Лукич столько трудных слов знает? Ты только послушай: «Настойка охотничья, крепкая», «Шумел камыш, деревья гнулись», «Неприёмная стеклотара»…

ПРОМЕДОЛ: …Или: «Бутилировано в Молдове», «Наливай, трубы горят»…

КУПОРОС: …А ещё: «Это дело надо занюхать»… А! Каково?

ПРОМЕДОЛ: Музыка!

КУПОРОС: Да-а… Нам так никогда не научиться. Жалко, да?

ПРОМЕДОЛ: Эх, Купоросик, когда-то и мы, псы, так умели… Давным-давно… Мне прабабка об этом рассказывала, а ей её прабабка… В те времена вместо земли небо было, а сверху – ну, вот как сейчас облака – земля располагалась… На земле, как и положено, люди обитали, ну и прочие всякие, а уж на небе – мы, собаки.

КУПОРОС: Да ну! А как же те, что наверху, на нас, на собак, то есть, не падали? Держались, что ли, крепко?

ПРОМЕДОЛ: Этого с нашими мозгами, брат, не понять. Так уж устроено было… Вот солнце висит как-то же – и ничего, не падает… Лукич, когда пенсию на почте получит – такие круги нарезает!.. А всё равно рано или поздно в сторожку возвращается… Много необъяснимого в мире, Купорос… Так вот, держались те, что наверху, хорошо, но всё-таки иногда на собак кое-кто из них валился. Кузнечики там, коровы, крысы всякие…

КУПОРОС: …Кошки.

ПРОМЕДОЛ: Нет, тогда этой пакости и в помине не было… Ты меня не отвлекай. О чём это я? Да, валились, значит… Ну, падали они и падали – псы всем рады были, на небе-то места хватало… И еды тоже, потому что облака – они же из чистой сметаны сделаны. Из самой, что ни на есть, жирной и свежей.

КУПОРОС: Да ну!..

ПРОМЕДОЛ: Ну да! А те, что потемнее – это вроде как паштет. Из свиной печени, слегка подкопчённый такой, но не пережаренный. И без лука, без чеснока – терпеть не могу… Да, да, опять в сторону уклонился… Короче, времена, Купорос, были тогда просто райские. И собаки, и люди, что к ним на небо упали, жили просто душа в душу. И понимали друг друга, потому что говорили на одном языке.

КУПОРОС: Здорово! Но это, наверное, очень давно было…

ПРОМЕДОЛ: Очень давно. Так давно… Вот если взять твой хвост, прибавить мой, да хвост Густава взять в придачу…

КУПОРОС: Во, даёшь!.. У Густава и хвоста-то нету…

ПРОМЕДОЛ: Да да, он же у нас породистый, купированный… Ну, хвост Хряща, к примеру, возьмём… Так вот, если со всех наших хвостов блох собрать, да прибавить к ним ещё всех блох от Ниточки… – вот сколько зим назад это было.

КУПОРОС: Ну а почему мы сейчас на этих сметанных облаках не живём? Что случилось-то?

ПРОМЕДОЛ: Сейчас этого никто точно не помнит. Но только в один совсем не прекрасный день небо и земля вдруг поменялись местами. Весь мир перевернулся, понимаешь? Ну и те псы, что не сумели клыками в облака покрепче вцепиться, попадали на землю. С тех самых пор и не понимаем мы людей, потому что слова свои они задом наперёд бормочут. Мир перевернулся, и в голове у них всё вверх тормашками стало… Трудные слова они выговаривают, а самых простых вещей, бывает, взять в толк не могут. Совсем немного среди людей таких, кто нашего брата пса понять может. А вот Лукич – он может.

КУПОРОС: Да, Лукич – он хороший… От него хлебом всегда пахнет… А ты вот говорил, что не все собаки на землю упали. Значит, кто-то всё-таки там остался? На небе-то?

ПРОМЕДОЛ: Ясное дело! И они оттуда следят за нами: кто из собачьего племени как себя здесь на земле показывает. Видят, что вёл себя какой пёсик по всем статьям достойно – когда срок подходит, забирают к себе. Живи, говорят, с нами, сметаны отпускаем тебе вволю, паштета – тоже хоть тресни…

КУПОРОС: Зашибись! Только меня туда, на небо, наверное, не примут…

ПРОМЕДОЛ: Это почему же?

КУПОРОС: А бесполезный я… Ничем не выдающийся. Вот взять тебя хотя бы... Ты на войне сколько мин нашёл? У меня когтей на всех лапах столько не наберётся – сколько ты фугасов отыскал! Или Гуся вот… Густав фон Энгерн наш… Он в выставке участвовал, даже диплом взял… А Ниточка! Ну что о ней говорить – она просто прелесть, в цирке выступала… А я… Самая обыкновенная дворняга, каких… Кому я нужен там, на небе?

ПРОМЕДОЛ: Брось… Брось, Купоросина, ты же ещё молодой… У тебя всё впереди…

КУПОРОС: А что впереди, Промедол? Когда я на таможне служил, я хоть какую-то пользу приносил: двор охранял, ворон там отпугивал, чтобы не орали своими противными голосами… А потом меня взяли, и сюда вот отправили, в питомник. Сказали, что учиться. А чему я учусь? Валяюсь целыми днями в вольере, мух ловлю. Придут инструкторы, поставят укольчик – и снова балдей. Каши вволю, делать нечего – прямо как там, на небе…

ПРОМЕДОЛ: Ну и радовался бы жизни, дуралей! Другие вон в будках сидят круглый год, да на цепи… Или вообще бездомные – по помойкам шныряют, как бомжи какие… Чего хорошего?

КУПОРОС: А никто и не говорит, что хорошо. Только я, Промедоша, о другом мечтаю. Понимаешь, хочу подвиг какой-нибудь совершить. Как прадед мой. Нет, ты не улыбайся! Прадед мой тоже, как ты, военным был, в противотанковых войсках служил. К нему мину привязывали – и он с ней под танк бросался… А ещё слышал: был такой профессор – он собак резал, на них опыты всякие ставил. И те терпели – раз надо, значит, надо. Чем не герои?
(убегает в вольер, приносит оттуда репродукцию)
А вот эти красавицы, погляди: Белка и Стрелка. Они аж в космос летали! Это знаешь, как это далеко – дальше, чем наша котельная! И даже дальше, чем учебный полигон! Вот это я понимаю – герои! Когда у тебя есть настоящая цель – за неё и своей собачьей жизни не жалко… Не то, что тут: укол – и дрыхни до ужина…

ПРОМЕДОЛ: А что хоть за уколы тебе делают, а, Купорос? Ты-то, вроде, ещё не старый, у тебя пока болеть нечему…

КУПОРОС: Да пёс его знает… Они – ну, эти, в масках, говорили меж собой, да разве их поймёшь… Слова трудные: до-за..., за-ви-симость.., пе-ри-од ре-лак-сации… В первый-то раз я знаешь, как испугался! Хвост поджал, брыкался, даже тяпнуть одного хотел… А потом понял: мне от уколов этих только хорошо делается. Тепло такое по лапам разливается, хочется лечь, подремать. Или наоборот, резвиться, как щенку какому… Сядешь в своём вольере, вот так вот зажмуришься – и представляешь себе картины всякие… Ну, что я на войне – на самой настоящей. Что, как прадедушка, бегу с миной на пузе прямо под танк. Знаю, что смерть моя там – а всё равно бегу со всех лап. С восторгом – будто лечу! Потому что знаю: жизнь моя никчёмная наконец-то людям нужна стала. Она кому-то пригодится, кого-то спасёт… И я бегу... Бегу, а добежать не могу… И просыпаюсь… И так худо мне становится, Промедоша, так скверно! Дышать тяжело, лапы, хвост, даже язык – всё как чужое… И ждёшь не дождёшься, когда снова эти, в масках, придут, укол поставят… Только тогда и начинаешь чувствовать себя настоящим псом…

На сцену расхлябанной походкой выходит Хрящ. У него приблатнённый вид, он насвистывает что-то вроде «Мурки». Демонстративно задирает ногу на самом видном месте.

ХРЯЩ: Привет волкодавам! А где остальная шобла?

ПРОМЕДОЛ: На площадку пошли, тренироваться. А ты бы, Хрящ, того… Посовестился бы, что ли, здесь лапу-то задирать. Общественное всё-таки место, совесть иметь надо. Не стыдно?

ХРЯЩ: Стыдно, папаша – это когда видно. А у кого болтается – не считается. Гы-гы… Совесть – она же, как строгий ошейник: шаг влево, шаг вправо – уже горло давит. Неужто я сам под него шею подставлю? Да ни в жись, век мяса не видать! Шабаш, оттрубил своё на зоне, теперь имею полное право волей наслаждаться… Вот ты про совесть базаришь… А сам-то, скажи, папаша, много ли от этой своей совести ты в жизни радости поимел? Может, паёк там усиленный или вдруг сучку на случку без очереди? Гы-гы…

ПРОМЕДОЛ: Уймись, Хрящ, здесь тебе не зона. Тамошние замашки бросать пора. Тут нормальное собачье общество.

ХРЯЩ: Не-е, ты в сторону не ныряй, папаша! Скажи: чем тебе совесть твоя по жизни помогла?

ПРОМЕДОЛ: Не твоё собачье дело… А пайки сытной да конуры тёплой я никогда и не искал. Служил честно там, куда определяли.

ХРЯЩ: А-а… Так ты из идейных? Помню-помню: железки вынюхивал… Слышал я про одну такую правильную собачку. Короче, история такая: при одной деловой фраерше кантовался чувак. Здоровый был такой бугай, Герасимом звали…

ПРОМЕДОЛ: Слушай, оставь ты свои тюремные байки, а! А железки… Знаешь, какие это железки были? Лежит, к примеру, одна такая в земле, никого не трогает... А наступил на неё человек – фр-р! – огонь, дым… Смерть!

КУПОРС: Мины наш Промедол искал. Понимаешь, Хрящ, мины! Он на настоящей войне был!

ХРЯЩ: Подумаешь, удивили! Я сам под смертью сколько раз ходил! Однажды два степняка со строгого режима у КПП подловили… Ну, вы же степных овчарок знаете – им лапу в пасть не клади… Короче, неделю потом в будке отлёживался, так бочину располосовали, суки! Часовой опять же раз чуть не пристрелил, когда я по малой нужде в запретку заскочил… А зеки… Знаете, сколько раз они мне в кашу стекло подмешивали! Они меня люто ненавидели. Если кто из них косячок какой в валенке заначил или, положим, заточку с промзоны таранит – я вмиг унюхаю. Ух, и злились они на меня, в натуре!.. А тут про какие-то мины…

КУПОРОС: Да ты хоть соображаешь, что несёшь?! Мины! На них же люди подорваться могли, живые люди! А Промедол мины эти находил.

ХРЯЩ: А по мне пусть хоть все людишки на воздух взлетят. Насмотрелся я на них там, никчёмные существа. Всё чё-то грызутся меж собой, как псы-первогодки за свиную требуху. Зеки – за тёплые нары в бараке, сержанты – за двойную порцию масла на завтрак, офицеры – за лишнюю звёздочку на погоны…

ПРОМЕДОЛ: Да ты что! Что ты такое болтаешь? Хрящ, ты же сам людям служил… Ради людей…

ХРЯЩ: Не гони порожняк, папаша! По барабану мне все эти люди, я теперь почётный пенсионер внутренних органов... Усёк? В законе! – могу удостоверение показать.

ПРОМЕДОЛ: Так, по-твоему, выходит, что я свои шрамы ни за грош получил? И лапы в кровь зря распарывал, мины из-под камней выдирал?

ХРЯЩ: Конкретно зря, папаша, век мяса не видать! Ты вот сейчас еле ползаешь, кровью мочишься… А завтра закопают тебя на пустыре – и никто даже не вспомнит, что был на свете такой доблестный пёс Промедол…

КУПОРОС: Нет, не зря! Его вспомнят те люди, чьи жизни он спас. Многие вспомнят…

ХРЯЩ: Да что ты тут буровишь, щенок! Нюх совсем потерял? На голос взять решил? Не с тобой базар – сиди и не гавкай!
 
Хрящ толкает Купороса. Тот бросается на Хряща.

ПРОМЕДОЛ (вступая в борьбу): Купорос, отстань от него!... Хрящ, прекрати, ты что с мелким связался?... Хватит, говорю вам!

Драка нарастает. На шум борьбы прибегает Ниточка и Густав. Ниточка с азартом суетится вокруг дерущихся, Густав чинно наблюдает за происходящим со стороны. Появляется Лукич и быстро разнимает псов.

ЛУКИЧ: Фу! А ну по норам, пёсье племя! Опять драку затеяли, блошатники… Эх ты, Промедол! Старый, рваный кобель – и туда же, клыки казать!.. А тебе, Купорос, и вовсе не гоже в бучу встревать: без году неделя в питомнике, а характер проявляешь… Ну а ты, Хрящ! Бугай здоровенный, а на маленьких кидаешься. Не пёс, а империалист-колонизатор…Куда это годно?
(указывая на Густава)
Поглядите лучше на Гусю: сидит себе чинно-благородно, сразу видать – порода и воспитание!

Пристыжённые собаки, поджав хвосты и уши, расходятся по разным углам сцены, ближе к своим вольерам. Но каждая со своего места пристально следит за Лукичом, слушает его.

ЛУКИЧ (вздыхая): И-эх… А если подумать – жалко мне вас, ох как жалко… Ведь каждый когда-то при деле был: один служил верой и правдой, другой хозяев богатеньких ублажал, третий в артистах числился… А потом вон как обернулось – не нужны вы стали. Списали вас. Из жизни вычеркнули. Прямо как меня…
(закуривает)
Вот и доживаем с вами здесь свой век – вы в зверином обличье, я в человечьем… А разобраться – большой разницы меж нами и нету, одинаково лишние мы на белом свете. У меня, ладно-ть, хоть одна радость в жизни есть, прикупишь, бывает, с получки чекушку-другую, согреешь нутро… А у вас что?..

Купорос осторожно приближается к Лукичу, ластится. Тот треплет его по холке.

ЛУКИЧ: Подхалимничаешь, Купоросина? Эх ты, псина ты безродная! Думаешь, опять тебе добавки на ужин дам? Хе-хе… Да ладно-ть, дам, дам… И колбаски от себя добавлю, припас уже… Тебя-то, брат, жальчее всех… Завтра опять эти придут… Маски-шоу… Скажут: два «кубика» Купоросу уже мало, надо все три колоть… А ты и запрыгаешь, балда, и рад будешь. И ещё этой дури у них просить будешь…
(вставая)
И-эх, душа твоя непутёвая… Ладно-ть, заболтался старый Лукич, прямо спикер генеральной сессии ООН… А ведь вас кормить пора… Чё хвостами завихляли, шельмы? Поняли, сукины дети? Ну, пошли, пошли…

Лукич раскладывает еду по мискам, собаки принимаются за ужин. Промедол ест по-стариковски основательно, тщательно пережёвывая. Купорос – жадно, с аппетитом. Густав – почти брезгливо перебирая кусочки… Закончив раздачу, Лукич уходит.

НИТОЧКА: Слушайте, а что это он насчёт каких-то масок говорил? Вот когда я в цирке работала, у нас номер такой был: «Маска, мы тебя знаем!» Клоун нацеплял маску и бегал от меня по арене, а я его ловила за брюки, он падал, я срывала маску… Смешно так было, умора просто…

ГУСТАВ: Клоун!.. Этот ваш Лукич – он и есть настоящий клоун. Бормочет, бормочет – сам, наверное, не понимает, что бормочет… Значит, опять напился.

КУПОРОС: Ну и что, что напился? Он добрый, он нас жалеет. А когда выпьет – ещё ласковее становится… Разговаривает с нами. Иногда даже плачет…

ХРЯЩ: Легковерный ты какой-то, Купорос. Тебя по холке потрепали, шкурку колбасную бросили – ты уши и развесил. Неотёсанный ещё, зелёный… Жить надо, как у нас на зоне учили: не верь, не бойся, не проси…

КУПОРОС: Ага, «не проси»… А сам-то, небось, опять будешь кашу за Промедолом доедать?

ХРЯЩ (оправдываясь): Я ж не виноват, что мне хавать всегда хочется… Видишь, какой я большой… Да и привык я, на зоне всегда при офицерской столовой харчевался… А Промедолу много и ни к чему, всё равно скоро лапы протягивать…

КУПОРОС (с угрозой): Ты опять? Опять, Хрящ?..

ПРОМЕДОЛ (примирительно, гася назревающую ссору): Да мне и не жалко! Если хочет, пусть доедает, аппетита у меня всё равно сегодня что-то нет.

НИТОЧКА: Дядя Промедол, а хотите, я вам говяжью косточку дам? У меня есть...

ПРОМЕДОЛ: Не надо, Ниточка, себе оставь. Спасибо…

НИТОЧКА: Ну а конфетку? Меня Лукич вчера карамелькой угостил, так я её на пустыре зарыла. Могу принести.

ПРОМЕДОЛ: Съешь сама, милая! Ты молодая, тебе нужнее…

ГУСТАВ: С ума сошла – конфету! Ты что, не знаешь, что собакам сладкое противопоказано? О каком экстерьере тогда можно говорить? Да если бы я без разбору конфеты лопал – разве взял бы тогда главный приз городской выставки?!

ХРЯЩ: Гы-гы… Ну вот, сейчас опять начнёт впаривать про свои выдающиеся достижения… Да слыхали мы, Гуся. Про это, тысячу раз уже слыхали! Смени пластинку…

ГУСТАВ: А ты не веришь, гляжу… Вы все не верите мне… А вот это что?
(приносит из вольера диплом в рамке)
Вот это – что? Если бы вы, серые, читать умели, то увидели бы, что написано: «Почётный диплом. Выдан Густаву Хеттену фон Энгерну, победителю большой городской монопородной выставки доберманов». Число, подпись, печать.
(заботливо убирая диплом)
Печать, поняли! Эх, темнота!..

КУПОРОС (почёсывая затылок): Твоё имя-то не сходу произнесёшь, а уж прочитать…

ГУСТАВ: А ты думал… Порода есть порода. У меня все предки до десятого колена чемпионы. А дед – он военным был – вообще призёр общегерманского открытого первенства! У нас в роду все производители! Не чета иным дворнягам без роду, без племени, да еще и при нелепой кличке…

КУПОРОС (простовато): А чего в моей кличке обидного? Купорос и Купорос – мне лично нравится. Дело-то как было… Меня на таможню ещё щенком определили, принесли и оставили на ночь в гараже. А я, не будь дурак, залез в какую-то машину, вытащил из неё аптечку, распотрошил, и зелёнкой перемазался. Весь, представляете: лапы, морда, хвост… Завгар утром дверь открывает, а на него чудовище зелёное с лаем бросается. Он только одно и успел сказать: слава богу, говорит, что ты до медного купороса или до серной кислоты добраться не успел… Вот с тех пор меня Медным Купоросом и кличут. Или просто Купоросом – для краткости.

ГУСТАВ: Во-во… Оно и видно, что воспитания ноль. Разве уважающая себя собака так бы поступила? После такого скандала тебя не только на выставку, но и на квалификационные соревнования не возьмут.

КУПОРОС: А в космонавты?

ГУСТАВ: Что в космонавты?

КУПОРОС: В космос меня могут взять? Ну, чтобы на ракете, в небо… Для испытаний – вместо человека?

ГУСТАВ: В небо?.. Тебе, наверное, Промедол тоже про небо в сметане рассказывал? Про паштет, которого там немеряно… Нонсенс это. Чушь собачья… Когда я на выставку на самолёте летел, я специально в окно выглядывал. Никакого паштета я там не заметил.

НИТОЧКА: А я вот верю, что когда нас не станет – мы на небе окажемся. И там жить будем. Только вот я высоты боюсь, голова кружиться начинает. Меня поэтому из труппы и исключили – к высотным номерам допуск получить не смогла.

ХРЯЩ: Ага, меня тоже раз один ефрейтор-дебил по пьяни на караульную вышку затащил. Приколоться ему, падле, значит, захотелось… Зато потом я его так приколол… Пронюхал, где они с дружком в каптёрке водку закурковали – и старшину туда прямиком и привёл… Гы-гы-гы…

ГУСТАВ: Фу-у… Водка эта… В нос так и шибает, инвалидом запросто сделаться можно…

КУПОРОС: Это, Густав, от привычки зависит. Сначала, да – противно. Нос начинает чесаться… А потом ничего, привыкаешь. На таможенном переходе я и по десять, и даже по двадцать бутылок в день находил. Один раз целую партию вынюхал – пятьдесят ящиков за мешками с луком в грузовике везли. По научному это как-то называется… Катра… Конта…

ГУСТАВ: Контрабанда, темнота!

ХРЯЩ: Просто герой труда, отличник производства… А чего же тебя тогда сюда определили, раз ты на таможне такой незаменимый был?

ПРОМЕДОЛ: Учиться его в питомник направили. Нюх у него, сказали, какой-то особенный.

КУПОРОС: Ну да, учиться. Только вот на кого – я этого так и не понял. Сергей, наш кинолог, так и говорил, когда мы расставались: едешь, говорил, Купорос, повышать кавле… кволе…

ГУСТАВ: Квалификацию!..

КУПОРОС: Точно! Будешь, говорил, осваивать новое направление. Скоро, мол, увидимся. Только почему-то плакал при этом… Так что я у вас тут не надолго. Скоро опять на таможню вернусь… Хотя я о другом мечтаю: испытателем хочу стать. Или военным...


 Пока другие ужинают, Купорос вполголоса читает стихотворение. Вроде бы, ни для кого, похоже, что он сам с собой разговаривает…

Боец, а не молокосос –
Я это о себе.
Все говорят: военный пёс,
Хороший, сильный, смелый пёс,
Отличник БПП*.

Зачёты сдал во всей красе,
Других опередив:
Прошёл на «пять» по полосе,
По очень трудной полосе,
Превысил норматив.

Я чую всё: где фронт, где фланг,
Где «Мессер» и где «Ил»,
Без страха я ползу под танк,
Под чёрный и рычащий танк –
Вожатый так учил.

Простой, надёжный паренёк.
Строг с виду, но тайком
Со мной он делит свой паёк,
Солдатский суточный паёк,
И чешет за ушком.

Вчера же я не мог уснуть,
От радости скулил –
Мне шлейку новую на грудь,
Как орден воинский на грудь,
А в шлейке той тротил.

Не надо слов! Мне легче без…
И скоро будет так:
С наградой той наперевес,
Сомненьям всем наперерез
Я поползу под танк.

И доберусь (отличник ведь!)
Сквозь пулемётный лай…
Не плач, вожатый, и ответь,
Ты псу по-честному ответь:
Он есть – собачий рай?

За разговорами ужин заканчивается. Собаки принимаются за свои дела. Ниточка прихорашивается, Хрящ, щёлкая семечки из бумажного пакетика, играет с Промедолом в карты, Купорос заботливо перевешивает свои репродукции в вольере, Густав, взяв гантели и эспандер, качает мускулы. При этом он вполголоса командует себе: «Айн – цвай, айн – цвай…», и украдкой любуется собой.

ХРЯЩ: Ну, так вот, я вам, граждане потерпевшие, про ту собачку правильную недорассказал… Короче, кент этот, ну, Герасим, больной был. Не в смысле – как Промедол наш, а с головой у него что-то было. Так-то он лось здоровый, рожа – как эта миска… А вот крыша – того, бо-бо… Как вызовет его фраерша на стрелку – он только «му» да «му», даже тявкнуть не может… И вот скорефанились они с той собачкой…

Рассказ Хряща прерывается звуком уроненной Густавом гантели.



*отличник БПП – отличник боевой и политической подготовки

ХРЯЩ (раздражённо): Эй, что за дела!... Дашь ты мне, наконец, картинку дорисовать, а? Эй, породистый, давно хочу спросить: а что ты за слова такие бормочешь – всё «ай» да «цвай»? Сроду таких не слыхал…

ГУСТАВ (продолжая качаться): Откуда тебе… Разве на твоём лесоповале культурные слова водятся?.. Айн – цвай… А у меня они с рождения. В крови, можно сказать… Айн – цвай – драй… Порода-то у меня особенная, импортная, потому и дорогая… За меня знаешь сколько долларов плачено!..

ХРЯЩ: Сколько?

ГУСТАВ (показывая лапами, в которых зажаты гантели): Во сколько! А могли бы и ещё больше, не будь у меня с прикусом проблем. Прикус, понимаешь, у меня неправильный определили… При чём тут какой-то прикус?.. Зато грудная клетка… А! А ляжки… А!
(демонстрирует)

ХРЯЩ (оглядывая Густава): Да-а, ляжки не хуже, чем у лягавых… Но ты их лучше Ниточке вон демонстрируй. Она оценит.
(обращаясь к Промедолу)
Всё! Двадцать одно, папаша! Подставляй лоб.
(с явным удовольствием ставит ему щелбаны)

ГУСТАВ: Да что вы все в настоящем экстерьере понимаете! Мужланы! Если бы не прикус мой – да разве оказался бы я в таком обществе?! Я бы в столице уже жил, ко мне на вязку лучшие суки страны в очередь стояли бы. Ладно, я ещё вам докажу! Вот подкачаюсь немного, нужную форму наберу – и лапы здесь моей не будет, помяните слово!

НИТОЧКА (ревниво): И кто это здесь про столичных сучек распространяется?..

ГУСТАВ (смущённо): Да это я так, Ниточка… Сорвалось… Да ты сама посуди: питания спортивного – ноль. Ни тебе креатина, ни глютамина, ни протеинов каких-нибудь... О тренажёрном зале никто слыхом не слыхивал, о стриппинге и тримминге даже речи нет!.. И ещё лезет всякая деревенщина с глупыми вопросами. Невозможно на восстановительном процессе сосредоточиться.

НИТОЧКА: А, по-моему, здесь совсем неплохо. И даже мило… Ты погляди, Густав, какой ошейник мне Лукич подарил. Чудесный, да? Я в журнале «Кинология и кролиководство» такой видела на одной медалистке. Ты только глянь: заклёпочки, бляха, карабин…
(примеряет)
Идёт мне? Ну, скажи, идёт?

ГУСТАВ: Тебе, дорогая, всё к морде. Только, на мой взгляд, это уже вчерашний день. Сейчас за границей другие носят: без заклёпок, со вставками из цветной замши. А шлейки наоборот однотонные пошли и в талии, вот здесь, чуть-чуть зауженные. Я уж не говорю про намордники…

НИТОЧКА (целуя Густава): Какая ты у меня умница, Гуся! Всегда в курсе последней моды.

ГУСТАВ: Спасибо, милая. Мы с тобой отсюда вместе уедем. Ты тоже в выставках будешь участвовать.
(критично разглядывая подругу)
Первых мест тебе не гарантирую, но призовые – очень может быть…

ПРОМЕДОЛ (сквозь кашель): Ты, Ниточка, и в самом деле уедешь от нас? Густав – тот уже давно собирается, Купорос на свою таможню рвётся… Один я, старый, тут останусь, выходит… Помирать...

ХРЯЩ (по-прежнему, поплёвывая подсолнуховой кожурой): Почему один, папаша? Вместе останемся, я отсюда дёргать не собираюсь. А чё, тут козырно! Будем с тобой в картишки резаться – так, по полмиски каши – больше на интерес… Надоест – кость погрызём, на луну повоем… Мне такая жизнь по нутру. Как говориться, тепло, светло и мухи не кусают…
(после паузы)
Только сдаётся мне, что никто отсюда никуда не уканает. И вместе нам ещё долго чалиться…

НИТОЧКА (гневно): Тебе нравится – ты и чалься! А мы с Густавом для себя уже решили: в столицу! Там и общество интеллигентное, и цирк с буфетом, и «Педигрпал» на каждом углу…

ХРЯЩ (шутливо поднимая вверх лапы с кульком от семечек): Да ради бога, мадам! Скатертью дорога! Только ваши очаровательные длинные ушки ещё долго будут сниться нам в кошмарном сне. Гы-гы…

Хрящ хохочет. К нему подскакивает возмущённый Купорос.

КУПОРОС: Да как ты смеешь! Ты бы лучше на себя посмотрел, вертухай заслуженный! Ниточка – она… Она… Добрая!.. Она красивая… И не место ей в нашей дыре.
(замечает в лапе Хряща кулёк)
А это что?.. Ты где этот листок взял?

ХРЯЩ: Да тут он валялся – у твоего вольера…

КУПОРОС: «Валялся»! Да ты хоть знаешь, кто на этом листке?!
(расправляет смятую репродукцию)
Да это же Белка и Стрелка перед самым полётом! Такой снимок испортить… Это же у меня самая лучшая фотография была! Я так её берёг…

На сцену откуда-то сбоку, незаметно, выходят двое. Это инструкторы, оба они в медицинских марлевых масках, в халатах и в резиновых перчатках. Один из них держит в руках чемоданчик, другой – резиновую палку.

1-й ИНСТРУКТОР: Как ьшеамуд, ен тисуку?

2-й ИНСТРУКТОР: Ад тен, но кывирп ежу.

1-й ИНСТРУКТОР: Окьлокс яндогес?

2-й ИНСТРУКТОР (открывая чемодан и доставая оттуда шприц): Акоп авд. Артваз ирт меуборпоп.
(к Купоросу)
Ак-ун, кисёп, ак-иди адюс!

Купорос, робко и покорно виляя хвостом, подходит к инструктору. Остальные недоверчиво наблюдают за происходящим со стороны. Жмутся к вольерам и друг к другу.

1-й ИНСТРУКТОР: Ен ясйоб, ен ясйоб… Ен тедуб оньлоб…

Инструктор сгребает Купороса в охапку, профессиональным движением пережимает ему лапу жгутом, делает инъекцию. Потом они деловито замеряют Купоросу пульс, смотрят реакцию его зрачка на свет и, потрепав обмякшего пса за уши, уходят. Когда инструкторы уже исчезли, Хрящ вскакивает, бежит в их сторону, рычит, скалит зубы – словом, всячески имитирует злобу и храбрость.

ХРЯЩ: У-у, лепилы несчастные!.. Ненавижу! Однажды один такой, из ветлечебницы - тоже в белом халате и в маске, от него тоже нашатырём несло - поставил мне укольчик… А потом ножичком вот здесь – вжик!
(показывает на пах)
И всё… Как говорится, собака лаяла на дядю фраера… Теперь мне самые симпатичные сучки – до фонаря. Даже во время течки… И ты не верь им, Купорос! Они тебе укольчик, укольчик… - а потом возьмут и обстригут что-нибудь нужное…

КУПОРОС (меланхолично продолжая рассматривать репродукцию): А? Ты о чём, Хрящ? А, про этих, про инструкторов… Зря ты, они хорошие. И нашатырём от них совсем не пахнет, а лекарством каким-то незнакомым… Ты лучше на Стрелку погляди. И на Белку… Тебе какая из них больше нравится?

ХРЯЩ: Да говорю тебе, мне теперь все они одинаково фиолетово… Да я не шибко и жалею – баловство это всё… Ну а тебе самому – какая?

КУПОРОС: Обе.

Все собаки смеются.

КУПОРОС (смущаясь): Да что вы, я же не в том смысле… Вы только гляньте, какие у них выражения мордочек! Им с минуты на минуту в неизвестность лететь, может, и жить-то всего ничего осталось… А обе смело в глаза опасности глядят…
(сладко потягиваясь, располагается прямо на земле. Прикрывает глаза, словно в истоме)
Сейчас их поместят в специальную капсулу, костюмы особые наденут… Потом проверят на герметичность… На пункте управления полётом дежурный доложит о готовности… «Протяжка»… «Продувка»… «Ключ на старт»…
(возбуждённо, входя в роль)
И вот, чувствую, задрожала ракета. Где-то далеко внизу заработала первая ступень… Шум усиливается, сердце бешено бьётся… Стало тяжело дышать от волнения… А вибрация всё нарастает, нарастает… «Есть отрыв!»… Пять секунд – полёт нормальный… Десять секунд – полёт нормальный… Минута – полёт нормальный… И вот я слышу, как по микрофону главный конструктор произносит: «Молодец, Купорос, представляем тебя к большой государственной медали…»

ПРОМЕДОЛ: Ты что, Купоросик? Бредишь? Это же не ты – Белка и Стрелка полетели-то…

КУПОРОС (очнувшись): А? Что? Какая такая стрелка?..
(с трудом соображая, кто и что вокруг)
А-а… Стрелка… И Белка?.. Ну да… А я что сказал?

ГУСТАВ: А ты чёрти что молол… «Ключ на старт…», «Большая медаль…». Вот с тобой всегда так последнее время – после уколов этих… Сам не свой становишься.

ХРЯЩ: Говорю же – с ними надо ухо востро! Откромсают важную деталь – и клички не спросят…

Купорос оглушительно хохочет. Он счастлив.

КУПОРОС (танцуя с портретом): Да пёс с ней, с кличкой! А может, я безымянным героем стать хочу! Я, если люди прикажут, не только на небо полететь могу – на Луну отправлюсь. На Солнце! На звёзды!..
 
Купорос запевает какую-то «космическую» песню. Вроде «Я верю, друзья, караваны ракет…». Заражённые его энтузиазмом, к песне подключаются другие псы. Возникает красивый многоголосый хор. Густав долго крепится, но, в конце концов, тоже поддаётся общему настроению и включается в пение. Но у него почему-то выходит совсем иное, похожее на маршеобразное «Дойче золдаттен унд утерофицирен…» Хор вразнобой смолкает,
Собаки с недоумением смотрят на Густава.

ГУСТАВ (испуганно-растерянно): Простите… У меня с детства со слухом не очень…

ХРЯЩ (в гробовой тишине):  А говорил – прикус, прикус…

НИТОЧКА: Ну что вы к нему пристали, в самом деле! Разве музыкальный слух для настоящего кобеля главное? Густаву ведь не в опере выступать! Мы с ним теперь на выставках будем работать, а там основное – чтобы окрас был согласно стандартам, пропорции нужные, чтобы документы в порядке… Правда, Гуся?

ГУСТАВ: Ну да… За художественный вой медали не дают. И даже грамоты… Мне вот только немного икроножную подкачать, да вот здесь объём подкорректировать – и я этим новым чемпионам хвосты накручу! Даже заграничным!

Густав снова энергично берётся за гантелю: «айн – цвай»... Постепенно собаки успокаиваются, определяясь на ночлег. Притухает свет. Первым в своём вольере засыпает Купорос; потягиваясь, уходит спать к себе Хрящ. На переднем освещённом пятачке остаются лишь обнимающиеся Ниточка и Густав да страдающий стариковской бессонницей Промедол.

ПРОМЕДОЛ: …А по моему стариковскому разумению, если уж написано на роду околеть – никуда от этого не денешься. Смерть не обманешь… Суждено тебе от чумки лапы протянуть – значит, заворота кишок не опасайся! Так-то… Меня вот одного-единственного из всего выводка оставили. Матушка рассказывала: нас в помёте аж девять было, а выбрали, чтобы жил дальше, меня одного… Остальных – известное дело – в ведро с водой и на помойку… Эхе-хе… А почему, спросите? Что – самый красивый я был? Нет… Самый шустрый? Тоже навряд ли… А почему тогда? Скажу: счастливый самый был, фартовый – вот что! Точно говорю! Меня на войне и осколками секло, и в машине я два раза горел… А всё как с гуся вода – будто в ошейнике родился!.. Однажды коммунальщики на улице меня выловили, за бродячего приняли… Привезли на базу, в железную клетку кинули и вилку в розетку… Так шибануло меня тогда – аж лапы задымились… Как вырвался – не помню, только вот он я: живой, здоровый…
(заходясь в долгом мучительном кашле)
Всё как на кошке заживает, прости господи, не к ночи будет помянута…

НИТОЧКА: Да вы не волнуйтесь так, дядя Промедол! Водички вот полакайте…

ГУСТАВ: Какой уж там «живой-здоровый»… На таблетках только и держишься…

ПРОМЕДОЛ: Да, да… Тринадцатый годок – шутка ли! Одно обидно: ни родственников у меня не осталось, ни настоящих друзей… Те псы, с кем воевал – их уже нету никого… Родичи – кто где… А вот Купорос – понравился он мне. Потянулся я к нему всей душой, когда он в питомнике объявился… Открытый, простой такой… Думал – как сын он мне на старости лет будет… А он тоже, оказывается, скоро уедет.

ГУСТАВ: Может, уедет… Но скоре, загнётся тут. Такие герои долго не живут… Прославиться всё хочет!

НИТОЧКА: Ну и что тут такого? Известности все хотят. На выставки путь Купоросу закрыт, в цирке со своими внешними данными выступать тоже не может… Вот он и мечтает о подвиге!

ПРОМЕДОЛ: Да как вы в толк не возьмёте: не прославиться он желает! Полезным быть хочет… Нынче нравы, конечно, не те, что в моё время… Тогда каждый уважающий себя пёс только о том и думал – как бы людям добрую службу сослужить… А сейчас…
(безнадёжно машет лапой)

ГУСТАВ: Хватит, хватит! Наслушались… Ты, Промедол, ещё про свою сметану с паштетом вспомни… А сам-то ты хоть раз в жизни настоящий паштет пробовал?

ПРОМЕДОЛ: Когда-то, может, и пробовал… В детстве… Да вкус уже забыл… А на войне – ясное дело - какой там паштет! Вечно голодный, как собака… Полбанки тушёнки если дадут, да перловки подкинут – и то за счастье… А бывало – и по неделе подряд на одних сухарях сидели, лапу сосали…

ГУСТАВ: А вот дед мой – я, кажется, говорил, что он тоже воевал – он шпроты обожал. Хозяин – его, кстати, как и меня Густавом звали – каждый вечер деду баночку со шпротами открывал. Но как-то раз у них продсклад разбомбило, и из всей еды остались только консервы: испанские шпроты и сардины. Представляете: день рыба, два рыба, на третий – то же самое… С тех самых пор и до конца дней своих дед рыбы на дух не переносил!

ПРОМЕДОЛ: Это что!.. Мы как-то с моим инструктором на поиск вышли. Я молодой ещё был, необстрелянный, только-только из учебки… Идём мы, значит, по дороге, мины ищем. Только чую я: рыбой из-под асфальта тянет. Хоть убей – рыбой: селёдкой пряного посола. Знаете, когда в неё, бывает кориандра добавят, а уксуса наоборот поменьше… Ну так вот – начинаю рыть в том месте. Вдруг под когтями что-то шкрябнуло, гляжу – и в самом деле консервная банка! Только я облизнулся и хотел её клыком поддеть, как мой вожатый со всего маха ка-а-ак даст мне щупом по хребтине! «Фу!»- орёт. Отскочил я, скулю на обочине обиженно. А он осторожненько так склонился над этой банкой и проводки какие-то отсоединяет…

НИТОЧКА: Не поняла… Это что за селёдка такая – с проводками?

ПРОМЕДОЛ: Глупенькая… Это мина была! Самодельная, из пустой консервной банки сработанная… Потяни я её тогда – от Промедола фарш один остался бы.

ГУСТАВ: Выходит, спас тебя твой инструктор?

ПРОМЕДОЛ: Выходит, спас. Опытный парень был. Сержант, две медали. Мы знаешь, какие с ним друзья были!.. Только я вот его не сберёг – за пару месяцев до дембеля подорвался мой сержант на фугасе…

ГУСТАВ: Да-а… Дружба армейская дорогого стоит! Это я тоже от деда слышал… В его взводе ещё два добермана было: одного Герр Турм звали – он и в самом деле здоровенный был, как башня, а второй – из бывших полицейских, отсюда и кличка – Аусвайс. Дружили они… Вот дед и рассказывал: намёрзнешься, говорил, на очередной операции в глухих смоленских лесах, к ночи найдёшь деревню, влезешь в какую-нибудь вонючую избу, пригреешься у печки… За окном вьюга, в животе урчит – а тебе хорошо… Солдаты на губной гармошке играют, а ты с друзьями нет-нет да и подвоешь в такт… Та песня, что я пел – от деда. Он как в плен угодил – часто её пел, о доме тосковал…

ПРОМЕДОЛ: Да, песня такая… Своеобразная песня… Не нашинская… Так значит, дед твой и плена хлебнул? А по мне – лучше уж в могилу, чем за забор на цепь.

ГУСТАВ: И не говори… Его, когда захватили – уже не шпротами потчевали. Кормили в лучшем случае через день, да и то всё больше требухой да картофельными очистками. Да в плену разве выбирают?.. Там как получилось… Пошли, значит, они на зачистку, их взводу досталась самая окраина села. Заходят, ничего не подозревая, на какое-то подворье – а там бородатые мужики с винтовками! Густав – ну, инструктор-то дедушкин – кричит своим: «Ахтунг, партизанен! Фаер, фаер!..» А те давай палить… До гранат дело дошло. Дед помнит: взрыв – и дальше ничего… Очнулся мой родственник только через сутки на цепи в хлеву каком-то… Так бы околел он рано или поздно в той деревне на картофельных-то очистках, да на его счастье генералу проезжающему на глаза попался. Тот его с собой в Москву и взял. Вот откуда пошла столичная ветвь фон Энгернов: чемпионы, призёры…

ПРОМЕДОЛ: Что-то я не расслышал или как… Гуся, на какой войне дед-то твой был?

НИТОЧКА: Да какая разница, дядя Промедол! Любая война – гадость. Страдания одни и боль – хуже чумки, хуже желудочных коликов и глистов! И чего наш Купорос на неё так рвётся – в толк не возьму… В армии, наверное, зимние попонки без подстёжки совсем, а?

ПРОМЕДОЛ: На войне, милая Ниточка, в попонку обернут тебя в лучшем случае тогда, когда закапывать станут. А то и просто так землицей присыпят… Ну а если ранило…

На освещённый пятачок вихрем врывается Купорос. Он взлохмачен, возбуждён и вымазан чем-то зелёным. Он тащит с собой сумку, из которой вываливаются скрутки бинтов, комки ваты, какие-то склянки… Он мечется по сцене, подскакивает то к одному, то к другому – начинает лихорадочно бинтовать, потом бросает и снова бессмысленно мечется.

КУПОРОС: Ну, где же, где эти раненые?.. Кто здесь только что говорил про раненых? Покажите мне их…

НИТОЧКА: Что с тобой, Купоросик? Никаких раненых здесь нет, тебе показалось…

КУПОРОС: Нет, есть! Я слышал. Я чую: раненые где-то здесь , им нужно помочь, иначе зачем тогда нужны мы, санитарные псы?.. Покажите мне раненого, почему его прячут?..

ГУСТАВ: Да успокойся ты, успокойся… И убери от меня тряпки эти, пожалуйста! Это мы так просто, к слову, о раненых между собой говорили. А чего это ты весь такой зелёный? Детство что ли вспомнил, когда аптечку на таможне растерзал?..

ПРОМЕДОЛ (удерживая Купороса): Тихо, тихо, нужно взять себя в лапы… Всё хорошо, Купорос, всё нормально… Ты сумочку эту отдай-ка мне, а? Отдай, а то нагорит тебе от Лукича…

КУПОРОС (понемногу приходя в себя): Не отдам! Ты что, не понимаешь, Промедол, что сумка с медикаментами для санитарного пса – то же боевое оружие! Отдать её – как ружьё потерять… Или там противогаз… Я её беречь должен и раненых на поле боя отыскивать… Ну где же здесь раненый?

ПРОМЕДОЛ (подыгрывая): Тихо, тихо… Ну, положим, я и есть тот раненый… У меня знаешь сколько шрамов –у-у! Бинтов у тебя не хватит…

КУПОРОС (оживляясь): Хватит, Промедоша, хватит! На всех бинтов хватит! Где у тебя болит?
(лихорадочно бинтует Промедола)
Вот так… И вот так… И здесь тоже… Здорово, что я вовремя тут оказался, правда? А вы говорили: какая от Купороса польза?

НИТОЧКА: Это просто отлично, Купоросик! Просто великолепно! Ты и меня… И меня перевяжи… Я тоже раненая…
(протягивает ему лапку)

КУПОРОС: Да, да, Ниточка! Вот так вот, аккуратненько… Не бойся, бинты стерильные… Не зря меня учили… Знал я: пригодится…

НИТОЧКА: И Густаву что-нибудь перевязать надо… Вот ухо, например.

Густав брезгливо пытается отстраниться, но под строгими взглядами Ниточки всё же позволяет забинтовать себе голову. В это время входит Лукич.

ЛУКИЧ: Ого, вся честная компания в сборе! Ладно-ть… А я-то думаю: что там за тарарам?.. Содом и Гоморра, а не питомник, честное слово! Им спать по распорядку положено, а они тут дебаты в тайваньском парламенте устроили. Один краше другого… Во дела! Ты чего, Купоросина, такой зелёный как индеец какой?
(нагибается, поднимает сумку)
Мать моя женщина! Это же аптечка из сторожки! Это ты её, что ли, стянул, стервец? Да тут одних бинтов было рубликов на сорок! Марганцовка, нитроглицерин, зелёнка… Что ж я теперь начальству-то скажу?..

Купорос хватает зубами сумку и тянет на себя. Он настроен нешуточно, рычит, шерсть на его загривке встаёт дыбом. Лукич в свою очередь пытается овладеть сумкой, тащит её к в свою сторону. Борьба становится всё ожесточённее и в горячке Купорос кусает Лукича за руку. Лукич от недоумения выпускает сумку. Купорос, напуганный собственной выходкой, - тоже. Он отступает назад и, поджав хвост,  прячется за других собак.
 
ЛУКИЧ (держа перед собой прокушенную ладонь): И чё дальше?.. И чё дальше, я тебя спрашиваю?.. Это как же понимать прикажешь? Своим – волчий оскал капитализма показывать, а Купоросина?.. Слушай, ты часом не взбесился, а?..

Видно, что Купорос в отчаянии от инцидента. Ему жутко стыдно. Стелясь по земле, он зигзагами подходит к Лукичу, поднимает бинт и протягивает его старику. Купорос трётся о его ноги, а потом робко в знак примирения подаёт лапу. Поколебавшись, Лукич лапу принимает, и замечает на ней следы уколов.

ЛУКИЧ (приглядываясь): Ну-ка, ну-ка… Да тебя, брат, опять кололи?.. Ладно-ть, тогда понятно… После таких доз у любого шарики за роли заскочат… Ты бы сейчас и мамку родную не узнал, не то что старого пьяницу Лукича… Ладно, не виноваться, не серчаю больше на тебя… Царапина - что? Царапина заживёт, заживёт… Мало ли их было…
(бинтует ладонь)
На руке царапина – тьфу! Пустяк… Пара недель – и нету царапины…
(показывая на грудь)
Вот тут вот дольше заживает… Да не тряси ты ушами своими зелёными, всё равно не поймёшь… Ты думаешь, Лукич всегда на собачатнике работал? Овсянку по мискам разливал, да дерьмо из вольеров выгребал?.. Э-э, нет!.. Были и другие времена, братишка… И семья настоящая у Лукича была, и работа стоящая… На стройке я работал, лучшим плиточником считался. Не веришь? Да я на глаз кафель так клал, что иной по линейке так не выложит! Точно говорю!.. Ну а по выходным, святое дело, и халтурку себе иной раз позволишь. Кому ванную обустроишь, кому на кухне… Всем Лукич нужен был
(из кармана телогрейки достаёт чекушку)
Ладно-ь, чего там бередить… Она вот и подвела Лукича... Опять не веришь? Думаешь: как, мол, такая крохотная бутылочка человеку жизнь перекосить может?.. Да вот, поди ж ты – перекосила… Потихоньку - полегоньку, незаметно, а всё прахом пошло. Оглянулся однажды – а уже ни семьи, ни друзей… И на работе косятся: ты норовишь плитку ровно посадить, а она, зараза, почему-то на бок заваливается… Ну да ладно, чего жалиться… Зато вот кашу вам хорошо варю… Хорошо же варю, а? То-то… Значит, не зря пока небо копчу, значит, кому-то нужен…
(наливает себе  из чекушки, выпивает)

Под монотонную речь Лукича Купорос окончательно успокаивается, и, положив голову на колени старика, засыпает. Засыпают и Густав с Ниточкой. Постепенно светает – наступает утро. Лукич тоже было задрёмывает, но просыпается, когда на сцену, зевая, выходят инструкторы – «маски».

1-й ИНСТРУКТОР: Тевирп, Чикул! Отч аз муш тут лыб?

ЛУКИЧ: Шум? Какой такой шум? Не было никакого шума… А-а, это я вольеры, наверное, мыл, да ведро перевернул…

2-й ИНСТРУКТОР (недоверчиво): Отэ юьчон-от?..

ЛУКИЧ: Ну и что, что ночью?.. Дело стариковское, не спалось мне – ну и решил порядок в подразделении навести… Не терплю бардака! Для меня беспорядок – хуже расширения блока НАТО…

1-й ИНСТРУКТОР (оглядывая разгром вокруг): Оно и ондив… Буз юад, литакан ммарг отс тяседьтяп!..

ЛУКИЧ (дышит на инструктора): Да ты что! Да ни в одном глазу!..

2-й ИНСТРУКТОР (замечая бутылку): А отэ отч? Ёще ижакс, отч рифек…

ЛУКИЧ (с вызовом): Да, не кефир!.. Микстурка моя… Так, для разрядки международной и внутренней напряженности…
(пряча чекушку в карман)
А вы чё с ранья припёрлись?

1-й ИНСТРУКТОР: Локу нежолоп нов умотэ, умохуонелез…

ЛУКИЧ: Купоросу, что ли? Опять укол? А мне так сдаётся – будет с него уже… И так сам не свой пёсик…

2-й ИНСТРУКТОР: - Ешан олед еокьнелам. Илазакс – йынлоп срук…

(подходит к Купоросу, пытается разбудить его)

ЛУКИЧ: Ладно-ть, ладно-ть, пилюля, оставь собаку! Видишь: спит…

1-й ИНСТРУКТОР: Ыт отч, рикатс? Иди-ак ешчул, йепыв ёще…

ЛУКИЧ: Не тронь, оворю!.. Отдыхает он, заболел после всех этих ваших опытов, будь они неладны… Буянить стал… Ну и поранился малость – пришлось зелёнкой помазать… Дайте ему, черти белёсые, хоть денёк отдышаться!..
 
Инструкторы делают ещё одну попытку приблизиться к Купоросу, но тут они слышат многоголосое угрожающее рычание со стороны вольеров. Поспешно, даже забыв чемоданчик с инструментами, они предпочитают убраться.

1-й ИНСТРУКТОР: Еонреван, зодереп, я ладжерпудерп!..

2-й НСТРУКТОР: В етёчто межаку… Ондал, мёдйоп…

Инструкторы уходят. Выдерживая дистанцию, их провожает выскочивший из вольера Хрящ. Он снова в роли отчаянно-агрессивного пса.

ХРЯЩ: Вот фраера тухлые! Суки в ботах! Даже выспаться не дали… Еле сдержал себя – хотел выскочить и вцепиться тому длинному в лодыжку…

ГУСТАВ (тоже появляясь на открытое пространство сцены): Что ж не вцепился, если так хотел? Хвост поджал?.. Пока ты в вольере супердога из себя строил, они Купоросу ещё один укол чуть не вкатили…

НИТОЧКА (выходя вслед за Густавом): А мне тот, другой больше не понравился… Ну, который с палкой… Голос у него такой… Как у гобоя из циркового оркестра… И воняет от него чесноком…

ПРОМЕДОЛ (замечая чемодан и обнюхивая его): А чемоданчик-то они свой оставили… Значит, скоро снова появятся.

ЛУКИЧ (передразнивая): Гав-гав, тяв-тяв… Ну, разошлись, штрафники, золотая рота!.. А мне, думаете, они нравятся? Живодёры – только одно им название… На бойне – там хоть всё по-честному, а эти… Изгаляются как хотят: сегодня такой укольчик, завтра – удвоим, послезавтра – попробуем новый препарат… А животное чем виновато? Только тем, что у него шерсть да когти?.. Они думают, Лукич алкаш, Лукич не соображает что к чему… А Лукич не хуже ихнего знает, что после полного курса жить собачке от силы два года… Потрудится она, конечно, во славу отечества – на границе там, на таможне ли… А дальше…
(безнадёжно машет рукой)
Напишут в учётной карточке: «Внезапная остановка сердечной деятельности» - и всех делов... Ошейник снимут, чтобы не пропадало казённое добро – и закопают на пустыре… А к нам на учёбу следующую пришлют…
 
Просыпается Купорос. Он поднимает голову, окидывает всех хмурым и мутным взглядом. Он плохо выглядит, дрожит, неуверенно держится на ногах. Купорос начинает бесцельно бродить по сцене, пока, наконец, не замечает забытый чемоданчик. Долго к нему принюхивается. Потом начинает скрести его лапой.

ЛУКИЧ (забирая от него чемодан): Э-э, нет… Шалишь, Купоросина… На себя лучше глянь: ни кожи ни рожи… Шерсть клочьями, глаза красные… Жертва международного геноцида – да и только!.. А туда же – в чемоданчик ему приспичило! Почуял он!.. Хватит с тебя, очухайся сначала…

Лукич пытается спрятать чемодан от Купороса, но тот всякий раз находит его – даже в самых укромных уголках сцены. Купорос в своих поисках настойчив до исступления. Незаметно с краю сцены появляются «маски». Они с удовлетворением наблюдают за «игрой».

ЛУКИЧ: …А я говорю, обойдёшься! …Не дам, я сказал! Смерть там твоя… Хоть угавкайся, хоть снова кусай Лукича – не будет тебе укола…

1-й ИНСТРУКОР (выходя в центр): А отч, месвос охолпен…

2-й ИНСТРУКТОР: Я еж лировог: йынбосопс сёп…

Заметив «масок», Купорос бросается им под ноги, извивается, лижет им ботинки, унижается, выпрашивая очередную инъекцию.

1-й ИНСТРУКТОР: Ацинму, ацинму, кисёп! Лижулсаз…

(забирает чемодан у Лукича, достаёт оттуда шприц и ставит укол охотно подставляющему лапу Купоросу)

2-й ИНСТРУКТОР: Идялг, как ястищат… Жа теедлаб!

ЛУКИЧ: Балдеет… Вы вот балдеете – это уж точно! Ладно-ть, так и скажи: есть причина… Заместо двух месяцев в три недели управились… Начальство похвалит, премию выпишет… Ещё бы: на таможне такие нюхачи, как Купорос, во как нужны! Там ведь день и ночь всякую заразу везут… А кто, кроме собаки всё это учует? Обученной собаки – той самой, что у вас по всем документам как «служебное имущество» числится… И невдомёк вам, что она тоже тварь живая. Что кроме хвоста и блох у неё ещё и сердце имеется, а может даже — и душа… А вы ей вот так – кубик за кубиком… Пока она жить без укола не приучится…

«Маски» в ответ смеются, пожимают плечами и уходят. Лукич тем временем занимается приготовлениями к завтраку.

КУПОРОС (словно глядя на происходящее другими глазами): А вы что все на меня так вытаращились? Что вообще здесь происходит?
(смеётся)
Промедол, а ты что весь бинтами перемотался?.. А у тебя, Гуся, что на ухе за безобразие?.. Погодите… Что-то припоминаю… Так это я вас так украсил – как ёлку под Новый год?
(хохочет)
Ну и дела! Я вдруг почувствовал, что могу на войне человеку послужить. Пусть не мины искать, под танки подлезать – это мне, наверное, навряд ли доверят… Для этого такая самоотверженность нужна!.. А вот простым фронтовым санитаром – это, пожалуй, мне по силам… Пули по земле щёлкают, осколки свистят… — а я всё ползу от воронки к воронке, ищу раненых… Знаете, я вдруг всё это так явственно почувствовал – даже запах дыма и сгоревшего тола… Словно наяву!

ПРОМЕДОЛ (осторожно): Ты вообще-то как себя чувствуешь?

КУПОРОС: Отлично… Превосходно… А ты почему спрашиваешь?

ПРОМЕДОЛ (уклончиво): Да так, просто утро уже… На зарядку пора.

ГУСТАВ (оживляясь и хватаясь за эспандер): На зарядку, на зарядку…

ХРЯЩ: …На зарядку по порядку становись! А мне на зарядку, кстати, нельзя.

НИТОЧКА: Это почему же?

ХРЯЩ: Мне физические упражнения противопоказаны. Нет, без балды: последствия сложной операции и всё такое… Пенсионный возраст, расшатанные нервы… Мало ли что случиться может…

ПИРАМИДОН: Какой пенсионный? Да ты же меня моложе!

ХРЯЩ: Ну и что? В условиях вечной мерзлоты здоровье беспощадно подорвано…
(гнусаво затягивает)
«Ай, по тундре, ай, по железной дороге…»

ПРОМЕДОЛ: Здоровье, говоришь? Сейчас мы тебе его окончательно подорвём…

Промедол шутливо толкает Хряща к спортивным снарядам, в игру включаются другие собаки. Все вместе они галдят, бегают, наскакивают друг на друга. Они хохочут, обливаются водой из мисок. Лукич со стороны с явным одобрением взирает на процесс. Вдруг Промедол  резко останавливается, садится.

КУПОРОС: Промедол, что с тобой?

ПРОМЕДОЛ: Сейчас, сейчас… Только передохну капельку… Внутри что-то как будто оборвалось, покатилось… Как льдинка треснула… И тут сразу сдавило… Сейчас, сейчас… Скоро пройдёт, ясное дело…

Лукич, сопровождаемый остальными псами, отводит Промедола в вольер. Наперебой все ухаживают за ним: приносят воду, войлочную подстилку и даже старую кость… Все встревожены и выбиты из привычной колеи. Спустя какое-то время все возвращаются на передний план, оставив с Промедолом Купороса.

ЛУКИЧ: Эхе-хе… Сказано же: каждой твари свой срок на земле определён. Без разных там мораториев и референдумов, прости господи! Жалко Промедошку. Да уж, наверное, не встанет он больше…
(к собакам)
Что уши-то повесили? Всему своё расписание в природе – книги читать надо! Ну-ка, давайте на завтрак.

Раскладывает по мискам кашу. Собаки забирают посуду, но едят вяло, неохотно. Лукич замечает отсутствие Купороса.

ЛУКИЧ (свистит): Эй, Купоросина, иди сюда! Завтракать пора.

ХРЯЩ: Он там… Сидит у промедоловой шконки. Охраняет…

НИТОЧКА: Разговаривает с ним. Дядя Промедол глаза закрыл, словно спит крепко, а Купорос всё равно ему истории какие-то рассказывает…

ГУСТАВ: И тот словно слышит: то лапой дёрнет, то ухом поведёт…

ЛУКИЧ: Ну, раз такой у них расклад… Ладно-ть, пускай с товарищем побудет, каша никуда не денется…Друзья есть друзья, может, и недолго уже осталось…
(тоже принимается за еду)
Настоящий друг это вам не хухры-мухры… Друг – это… Друг, короче! Был у меня такой – давно, правда… На рыбалку с ним вместе постоянно ездили… А как-то раз в марте засобирались мы с Коляном – и поехали по окуней на моём «Запорожце». Да прямо на лёд вырулили, чтобы, значит, к лункам поближе и греться в салоне можно было. А лёд, видать, к тому периоду времени уже подтаял: мы «мама» сказать не успели, как он под «Запором» ухнул. Машина в воду, и мы вместе с ней. Колька – тот пошустрее – сразу дверцу открыл и пробкой наверх, а я… Не пойму, почему меня переклинило? Как парализовало… Вода уже до кадыка доходит, а я сижу, шарами хлопаю и только правой рукой вот так вот нашариваю ручной тормоз… А через секунду вода в форточку хлынула, темно стало, холодно… Короче, очнулся я уже в больнице и мне рассказывают: Колян до пяти раз в прорубь за мной нырял. В конце концов, вытянул-таки меня из машины, на берег доставил. Ладно-ть, и что вы думаете?! Мне хоть бы хер, хоть бы чихнул после купания, а Колян – тот с двусторонним воспалением свалился…

ХРЯЩ: От простуды барсучий жир здорово помогает, я точно вам говорю! Полная шняга на вкус, но средство проверенное. У нас на дальних сплавах все барсучьим жиром спасались… Можно грудь потереть, можно живот, можно лапы…

НИТОЧКА: Выходит, есть какой-то толк от барсуков. А в остальном – никчёмное племя: тупые, скандальные… Как-то на гастролях пришлось с таким в одном номере работать. Просто кошмар! Ему дают команду танцевать – он по кругу бежит. Ему «апорт» командуют – он на спину валится… Глупый до безобразия, а запах от него… Лучше не вспоминать. В довершение всего ночью прогрыз доски, забрался в мою клетку и сожрал весь мой Роял-канин до последней крошки.

ГУСТАВ (переводя разговор на другую тему): Я думаю, Ниточка, ты уже переросла этот уровень провинциальных гастролей с третьесортной труппой. Тебе пора бы подумать о сольной карьере. Причём, в столице или за рубежом…
 
На сцену вихрем выбегает Купорос. В лапах – мокрая тряпка, какие-то склянки с лекарствами.

КУПОРОС: Знаете, а Промедолу уже лучше… Мне кажется, ему значительно лучше… И нос повлажнел, и дрожит уже не так!..

НИТОЧКА: Что он?.. Спит?..

КУПОРОС: Кажется, заснул… Дышит хоть и тяжело, но ровно. Я на лоб компресс положил – так он стонать перестал. А вот глаза пока не открывает…

ХРЯЩ: Это хреново… Может, ему жира барсучьего достать?

ГУСТАВ: Барсучьего!.. Где же ты его теперь достанешь в питомнике? Да и зачем? Он же не простывал…

КУПОРОС: Ему покой нужен… Не столько лекарства – сколько покой и уход. Чтобы рядом постоянно кто-то был… Знаете, я так подумал: мечтать о подвигах – это, конечно, неплохо… Но бывает, что нужнее всего ты именно там, где сейчас находишься. А Промедолу нужнее всего я. Налить воды, перевернуть на другой бок, просто рассказать что-то, когда ему от боли невмоготу… А? Да, есть собаки-пограничники, есть псы-санитары, есть космонавты и подрывники, сапёры и почтальоны… Значит, может быть и пёс-сиделка? Так ведь, Гуся? Правильно я говорю?

ГУСТАВ: В принципе, да... Я даже слышал, что и собаки-поводыри есть. Для слепых. В общем-то, одно и тоже…

Лукич между тем накладывает в миску каши, ставит её перед Купоросом.

ЛУКИЧ: И-эх… Кристальная твоя душа… Не успел сам оклематься, как о других хлопочешь… Ладно-ть, поклевал бы хоть немного сначала, а?.. А насчёт Промедоши ты прав – ему сейчас твоё внимание нужнее любых таблеток… Ты ж для него – как ратификация соглашений по ОСВ — роднее любой родни…

КУПОРОС (благодарно и возбуждённо): Кашка! Ух, как вкусно пахнет! Жаль, Промедол попробовать не может… А может, проснётся, пожуёт немного?.. Я лучше возле него посижу, ага? Там и поем…

Убегает с миской к вольеру Промедола. Несколько раз возвращается – то за тряпкой, то за подстилкой. Лукич берёт ещё одну миску и тоже направляется к вольеру Промедола. Собаки пытаются заняться привычными делами, но всё валится у них из лап – все выбиты из колеи.

ХРЯЩ: Ну что за дела! В очко перекинуться — и то не с кем! Что мне теперь, с самим собой резаться? Себе же заместо червовой дамы бубнового короля подсовывать?..
(рассеянно перетасовывает колоду)

ГУСТАВ (занимаясь гантелями): Айн-цвай… Айн-цвай… Нет, так положительно нельзя! И это вы называете гантелями? Эти ржавые железяки — гантели? Сколько раз Лукичу намекал: поговори с руководством, пусть купят нормальные спортивные снаряды, тренажёры там… Уважающая себя собака всегда должна быть в форме…

НИТОЧКА: И в приличной экипировке! Ты себе представить не можешь, Густав: на моей попонке ещё на прошлой неделе пуговка оторвалась. Кто-то удосужился её пришить? Как бы не так!..
 (поворачиваясь к Густаву спиной)
Ну-ка, милый, поправь мне ошейник.
(Густав что-то пытается сделать)
Ай! Какой ты неловкий, больно же мне!.. И откуда только у тебя лапы растут…

ГУСТАВ (огрызаясь): Откуда и у тебя… Не нравится — сама поправляй.
(берётся было за гантели, но тут же оставляет их)
Нет, не могу я… Сбиваюсь с ритма… Не знаю, в чём и дело…

ХРЯЩ: На нервной почве это — я тебе точно говорю!.. Меня когда того… Ну, прооперировали, я не то что упражнениями какими заниматься — жрать не мог. Так противно существовать стало!.. Прикинь: мне ливерную колбасу в морду тычут, а я ноль эмоций… Эти люди почему-то думают, что только они одни переживать умеют, волноваться там… А с нами можно как с той собачкой: кирпич на шею — и в пруд…

НИТОЧКА: С какой такой собачкой?

ХРЯЩ: Ну, про которую я рассказывал… Короче, было такое мокрое дело — давно, правда. Жуть: прямо криминальная хроника! Мне пёс один — из деловых, не фраер какой-нибудь — на зоне рассказал, так что история верная, не туфта. А он историю эту на лесосеке услышал, когда зеки у костра на перекуре кантовались… Короче, при одной приблатнённой тётке тянул срок один кент. Герасим у него погоняло было. Шестерил по хозяйству по мелочи, ну, навроде шныря. Правда, кабаняра был здоровый: ему две дневных выработки сделать — как мне две ёлки об асфальт... Всё бы шоколадно, да только у Герасима этого фишка была одна: базарить он совсем не мог. Косил он или в натуре больным был — я без понятия — только спросит его что-нибудь хозяйка, а он: "му" да "му"… Даже гавкнуть не мог… Но тётка эта его всё равно уважала. А чё: пахал он за семерых, жил по понятиям, порожняком ни на кого не наезжал…
(выдерживает многозначительную паузу)
Но только как-то раз в ихней жилой зоне нарисовалась сучка одна. Невзрачненькая такая, шерсть на пузе свалянная, ноги кривые, короткие, короче, чем вон у Ниточки… Ну, нарисовалась и нарисовалась, мало ли таких по белому свету канает… А вот Герасим вот на неё запал. Прикиньте: от своей законной пайки ей долю выделял и даже в свой барак жить определил! И так они скорефанились — просто никуда друг без друга! К примеру, навострит Герасим лыжи в промзону или там в библиотеку — сразу сучке своей: "Му-му…" Пошли, мол. Так её и прозвали: Му-му… Только хозяйке это показалось не по кайфу. Крутая она была, понимаете, при бабках — типа, из новых русских… Вызывает она, короче, Герасима на разборки, орёт как потерпевшая и мозги ему скипидарит: чтобы, говорит, я этой маромойки в моём отряде больше не видела! Иначе — выговор с занесением в грудную клетку... И ссылается, падла, на положения устава, внутреннего распорядка и кодекса об административных нарушениях. Причём, что характерно, в новой редакции…
(откашливается и многозначительно продолжает)
Герасим в полных непонятках: чё, мол, за дела? куда мне теперь суку эту? мокруху на себя брать интереса не имею, я, типа честный фраер, и по тяжёлой статье на Колыму канать — ну, никак не улыбается… А тётка своё гнёт: фильтруй, орёт, базар, шестёрка! ты чё, говорит, горя хапнуть хочешь?.. Ну и в таком духе… И сломался наш Герасим, как последний лох сломался… Понял он — припёрла его хозяйка рогом к забору по полной программе… Надо с собачонкой кончать — никуда не деться… Сначала он хотел её просто заточкой ткнуть, потом решил в мастерских под циркулярку подпихнуть — типа, несчастный случай, производственная травма… Но потом допёр: если кончать сучку, то так, чтобы и концы в воду. Заманил он её, короче, на пруд, посадил в лодку, кирпич на шею - и на дно. Грамотно и красиво. Всё шито-крыто, ни один опер не подкопается.

НИТОЧКА: И что, так никто об этом и не узнал?

ХРЯЩ: Узнали, конечно... Сама хозяйка и колонулась. Типа, совесть взыграла, пришла с повинной… И засветила нашему Герасиму тогда 52-я прим.: умышленное с отягчающими… Но он сильно долго ждать не стал, дождался, когда на работы выведут — и ломанулся на рывок в тайгу. А в тайге искать бесполезняк полный. Так и пропал с тех пор…

НИТОЧКА: Так всё и закончилось? Грустно…

ХРЯЩ: Так да не так… Зеки — те, что у костра — говорили, что теперь собачка утопленная каждую ночь во сне к хозяйке является. Подойдёт так, тронет лапкой и могильным таким голосом спрашивает: "Зачем ты душу мою невинную сгубила?.."

В этот момент к заворожено слушающей группе незаметно подходит Купорос. Он трогает Хряща, тот в ужасе подскакивает.

ХРЯЩ: А?.. Где?.. Фу-у, так и заикой сделаться можно…

КУПОРОС: Да я так просто… Время узнать хотел… Ты случайно не знаешь, который час?

ХРЯЩ: Да чё мне это время… Когда пузо набито - время до фонаря. А тебе зачем?

КУПОРОС (уклончиво): Да так… Узнать хотел, скоро ли прогулка…

ХРЯЩ: Прогулка! Вон, дверь открыта - захотел, выбежал на площадку, ножку на кустик задрал… Здесь же у нас свобода - не крытка же пересыльная…

КУПОРОС: Да и про завтрак хотел узнать… Проголодался…

ХРЯЩ: Ну, ты загнул, братан! Да только что ведь пайку раздали. Снова порубать захотелось?

КУПОРОС (мнётся): Ну, не то чтобы очень… Так, перекусить, может быть…

ГУСТАВ: Да не тяни ты кота за… Скажи честно: жду не дождусь, когда те двое… Ну, маски эти, появятся… Так?

КУПОРОС (с надеждой): А скоро?

ГУСТАВ: Я не знаю. Но если честно - не нужно тебе их... Уколов этих не нужно, слышишь? Ты сам не свой после них становишься, глаза чумовые какие-то, на своих кидаться начинаешь… Не давай себя больше колоть, а, Купорос?

КУПОРОС (грубо): Не суй свой собачий нос, куда не просят!.. Это только меня касается… Это для обучения, понял? Я, может, после этих уколов как на крыльях летаю… Сила в лапах появляется, а нюх знаешь какой!.. За версту всё чую.

ХРЯЩ: Как на крыльях… Как бы тебе мордой в землю не спикировать после таких полётов…

КУПОРОС: Как тем псам, что на землю упали?

НИТОЧКА: Когда упали? Кто упал?

КУПОРОС: Ну, тем, что на облаках жили до того, как земля с небом местами поменялись.

ГУСТАВ: А, ты про это… Про паштет и сметану…

КУПОРОС (экспрессивно): Нет, не про сметану! Вернее, не только про них… Да и не в этом дело… Понимаешь, Гуся, у каждого своя мечта должна быть, пусть маленькая, пусть смешная… Ты вот о победах на выставках мечтаешь, Ниточка — о выступлениях на арене. Здорово! Хрящ думает о сытой и спокойной пенсии. Почему нет? А Промедол наш — он о паштете мечтал. Не в том смысле, чтобы нажраться от пуза и лежать, лапы свесив на сметановых облаках… Он о другом думал… Как бы вам объяснить? Он верил, что после всей грязи, всех обид и унижений здесь, на земле — там ждёт что-то другое… Его, меня, всех нас! Ждёт что-то чистое, доброе… Как награда… Как утешение… Как признание…
 
ГУСТАВ (задумчиво): Как диплом первой степени на международной выставке…

ХРЯЩ: Как благодарность в личном деле…

НИТОЧКА: Как звание «народный артист» к юбилею творческой деятельности…

КУПОРОС: А я знаете, что подумал… Давайте попросим Лукича купить немного сметаны и паштета для Промедола! Ну, хотя бы чуть-чуть… Ему ведь много-то и не нужно: просто понюхать, просто лизнуть…

Идея всем нравится.. Идёт её бурное обсуждение. В это время, теснимый инструкторами в масках, на сцену пятится Лукич. Он горячо спорит с ними.
 
ЛУКИЧ: …И не говорите, и не говорите мне… Положен собачке отдых после процедур - пущай себе отдыхает! А то ишь: наладились тыкать животину иголками своими — скоро на дикобраза похожа будет…

1-й ИНСТРУКТОР: Юровог ****, киратс, срук нечноко…

2-й ИНСТРУКТОР: Но йынлоп срук лёшорп! Ым ёовс олед илаледс…

ЛУКИЧ: Да ладно-ть, дело вы своё сделали! Устроили тут апартеид и классовую борьбу… Исковеркали судьбу пёсику… Ну, покажь, покажь, что у тебя там за бумага?..
 
1-й ИНСТРУКТОР: Ен агамуб отэ, киратс — тнемукод отэ!

ЛУКИЧ: Какой такой документ?.. Ну-ка, ну-ка… Что опять надумали?
(нацепляет очки и читает вслух)
«Свидетельство об окончании учебного центра… Выдано… так-так… псу по кличке Купорос… так-так… Масть… Порода… Возраст… В том, что он прошёл полный курс специальной подготовки по поиску и обнаружению нарко-ти-ческих и пси… пси-хо-тропных веществ… так-так… И выпущен с оценкой «отлично»… Допущен к работе на таможенных и пограничных переходах рес-пуб-ликанского значения… так-так… С ограничениями по здоровью и сроку службы согласно приказа…»
(снимает очки, растерянно обводит взглядом притихших псов)
Что же это такое? Вы слыхали, а? «Прошёл полный курс»… Это что же, Купоросина — забирают тебя? От нас забирают?..

2-й НСТРУКТОР: Ун ценокан олшод! меялварпто асп ан убжулс. Йавад, ясйавысипсар тов тут…
(подсовывает Лукичу ведомость)

ЛУКИЧ: Как расписывайся?.. Куда расписывайся?…
(приглядывается к тексту)
«Имущество сдал, ответственность с себя слагаю…». Во как, Купорос, ты, оказывается, служебное имущество по документам, а я-то думал…
(не решается поставить подпись)

КУПОРОС: А я… А мне… Мне нельзя уезжать, Лукич! Там же Промедол! Он беспокоится, когда меня  нет…

ЛУКИЧ: Вот документ, Купоросик, милый… Свидетельство: печать, число… Всё чин-чинарём, как официальная нота правительства… По полной форме…

КУПОРОС: Да… Свидетельство, по полной форме… Это, конечно, здорово, я так ждал его! Только Промедол...

1-й ИНСТРУКТОР (резко): Шорох аразаб! Атуним ан ыробс — и дёрепв!

2-й ИНСТРУКТОР (хватая Купороса за ошейник): Огеч тут… Илшоп — и ёвс!

Купорос упирается, но уже не так отчаянно. Он оглядывается то на вольер с Промедолом, то на Лукича.

ЛУКИЧ: Купоросина, братка… Ну чего тут поделать? Учёба закончилась, на службу нужно теперь определяться… За этим сюда и приезжал…

КУПОРОС: Я знаю, знаю… Я и сам об этом мечтал — чтобы пользу приносить, чтобы жизнь — не псу под хвост… Только сейчас… Я здесь сейчас нужнее…

2-й инструктор продолжает тянуть его за ошейник, замахивается на него.

1-й ИНСРУКТОР: Потс, потс! Тут еевоксалоп одан…
(достаёт из чемодана шприц)

Купорос жадно смотрит на него, виляет хвостом. Опомнившись, Купорос делает рывок к Лукичу, потом к вольеру Промедола и снова — к инструктору со шприцем.

КУПОРОС: Лукич, ну скажи же им!.. Всего несколько дней — чего им стоит!.. Пусть немного подождут, а? Ну, три, ну, два денька!…

Инструктор подносит к его носу шприц. Купорос как сомнамбула жмётся к нему, заискивающе виляет хвостом. Потом, делая над собой чудовищное усилие, отшатывается.

КУПОРОС: День! Всего один день, Лукич!.. Промедол умрёт без меня… Умрёт!

ЛУКИЧ (отводя взгляд): Да ладно-ть… Он умер уже, Купорос…

КУПОРОС: Что?! Кто умер?! Что ты сказал, Лукич?..

ЛУКИЧ: Он умер, Купорос, минут десять назад умер… Или двадцать… Прямо во сне.

Купорос делает интуитивное движение к вольеру Промедола, но какая-то сила останавливает его. Он беспомощно оглядывается то на Лукича, то на остальных собак. Пёс не хочет верить в слова старика… А может, и хочет…
 
КУПОРОС: Ну, как же так? И меня рядом с ним не было… Как же так? А вдруг он просто крепко уснул?..
(Лукич качает головой)
Да, да… Я знал, что это должно случиться, знал, что скоро… Он сам мне об этом сказал… Я, говорит, буду ждать тебя там… Паштета приберегу для тебя, и сметаны самой лучшей… Он не очень мучился?

Купорос плачет. Снова делает несколько шагов в сторону вольеров. Но на его пути вырастает инструктор. А второй в это время дразнит его, показывая шприц. И Купорос безвольно, послушно следует за ними. Он оглядывается - но уходит.
На сцене остаются Лукич с тремя собаками. В полном молчании они занимаются своими делами.

ГУСТАВ: А ведь он не поверил… Не поверил — про Промедола. Я по глазам это видел… А всё равно пошёл…

ХРЯЩ: А мне сдаётся, что поверил, Вы видели, как он дрожал? Я и сам мертвяков не то чтобы боюсь, но так… Не одобряю…

НИТОЧКА: Это правда, Лукич?.. Правда, что дядя Промедол …Ну, не живой уже? Мне страшно почему-то…

ЛУКИЧ: Точно, Ниточка, милая… Страшнее нефтяного эмбарго — дальше некуда… Такие дела творятся, что и мне, пропойце старому. жутко стало… Ладно-ть, пройдёт… Всё проходит, мохнатые вы мои… А я вот побаловать вас немного хотел… Пенсию получил…
(достаёт из кармана бутылку)
Нет, нет… Не то…
(из другого кармана вытаскивает свёрток)
Вот! Здесь паштет свежий, говяжий. Я специально попросил, чтобы мне в магазине отложили, сказал, что пенсия вот-вот… А тут сметанка… Жирная - аж ложка стоит!.. Я знаю — вы такое любите, шельмы! Полакомьтесь немного, сукины дети!
(раскладывает угощение по плошкам)
Жалко, Купороса угостить не успел. Ну да ладно-ть, мы за его здоровье…
(наливает сам себе, выпивает)
Да! Я вот что сообщить хотел… Чуть не забыл со всеми этими делами… Тут газетка мне попалась, а там объявления разные… Сообщения… Вот, к примеру: «Открывается важная выставка кобелей-производителей породы доберман пего-чёрной масти с подпалинами… Прикус не имеет значения…». И у меня мысль сразу же: так это же для нашего Густава!.. А позавчера в контору заходил. За новыми скребками да метёлками… И знаете, что секретарша мне по секрету шепнула? В город, говорит, на днях цирк экзотических животных прибывает. У них там бегемоты, страусы всякие — и ни одного барсука, что характерно! А ещё — целый номер с собаками… С таксами! Так вот, говорят, что не хватает у них для каких-то трюков опытной собачки. Ну, чтобы красивая была и толк в выступлениях знала… Да! Что, Ниточка, уши навострила? Поняла, в чём дело?
(снова приложившись к бутылке)
А ещё вот что… Правительство постановление приняло… О военных и приравненных к ним пенсионерах. Да, я это по радио своими ушами слышал! Подробности не уловил, потому как это дело…
(указывает на бутылку)
Но суть понял: идя навстречу пожеланиям и так далее… Паёк для пенсионеров внутренних органов увеличивается вдвое… Или даже в трое! А-а, Хрящ, завихлял хвостом! Ещё бы: не жизнь у тебя теперь начнётся, а мармелад в глазури!
(треплет каждую из собак за холку)
Рады? А я-то как рад! Ведь и нашего брата, ветерана собаководческой службы, не забыли. Учредили, слышал, особую медаль, да! Золотую, на красной ленте… Скоро, говорят, награждать будут… Вот так. Ладно-ть, одним словом, полный порядок. А вы Лукича знаете — он любит, когда всё чётко и согласно пунктам межправительственных соглашений и мемо… мима… меми… Тьфу, запутался я тут с вами совсем… Короче, — когда всё по-людски.
 




       г. Челябинск                cherlak44@yandex.ru