Балбес

Небо в Чугуеве оказалось тоже синим. Тарас Чмырюк был буквально озадачен этим и силился всё списать на российскую провокацию. Он, то прищуривался на солнце, то показывал облакам язык, но вражеской стихии всё было нипочем.  Уже неделю тут, и всё вроде бы классно, если бы не эти облака с погодой. По разумению Чмырюка у врагов Украины всё должно было быть плохо, все коровы и свиньи должны быть изъяты в пользу полевой кухни, дома разрушены, а погода должна портить всем «колорадам» настроение. Утешало только, что после офиса здесь море оружия и льётся водка рекой! Тарас взвёл автомат и назло всем чугуевцам расстрелял предательское  солнце, но светило в Чугуеве даже не дрогнуло и продолжало светить себе дальше. На этот выстрел откликнулся из палатки пьяный прапорщик Медведник, узнав что почём, он согласился с аргументами Чмырюка и тоже расстрелял чугуевские облака за не законное пересечение границы с Россией, бывший пограничник однако, своё дело туго знает. Через пару минут уже вся рота Медведника палила и стреляла по облакам и солнцу в дикой и пьяной свистопляске. Задели какую-то сороку, но та, вылетев из-под обстрела, сумела каким-то чудом скрыться за линией ограничения огня. На той стороне ополченцы так ничего и не поняли.
- Видать опять чья-то собака на их танки нассала, - сказал кто-то из бойцов Донецкой республики.
- Скорей всего, – согласился его сослуживец.

Однако накладно вышло служить в армии ВСУ. Уже через три недели после начатой службы, Чмырюк названивал жене и просил привезти всё, чего ему не хватает. А не хватало очень многого, начиная от носков и заканчивая бронежилетом и каской. На пятый месяц, Тарас не дождавшись посылки, расстрелял всё небо целиком, после чего, тут же привезли в часть остатки 24-й бригады. Оказалось, что на Донбассе убивают, и солнце там светит почти всегда не в ту сторону!

Доходило до смешного. Был у них в части некий мент из Львова, тоже ярый украинец и вояка, но случилась с ним одна незадача. Получив вооружение, он тут же сник, оказалось, что пользоваться им он не умеет, а ему, как менту, признаться было стыдно. Ребята слышали, как он куда-то звонил и требовал скачать из интернета инструкцию по управлению каким-то там пулемётом, а то он не знает, что с ним делать. Кричал в трубку, что в милиции Украины не учат стрелять из пулемётов, а у них уже есть раненые. После этого казуса, откуда шахтёры Донбасса научились стрелять из этих хитрых пулеметов, решали в штабе. И если раньше полковник Замешайло звонил наверх раз в неделю, то теперь звонит каждый день и просит талантливых бойцов, а не ряженых казаков с нагайками. Всё это наводило только на одну мысль: у ополченцев точно были инструкторы-москали.

Тарас широко зевнул и уснул, и тут же всю 1-ю роту положили ополченцы. Вечером решили помянуть. Медведник снова расстрелял небо Донбасса, а Чмырюк не выдержал и заругался благим матом по-русски. Даже генерал армии Офштейн по такому случаю отдал приказ артиллерии разбомбить вражеское небо Чугуева. Солнце убили к вечеру, и прапорщик Медведник снова упал замертво, но успел приказать долго жить.

Ночью все спали богатырским сном. Тихо звучала музыка по радио из там-тама Патриса Лумумбы. Он тоже был украинец и ел сало. Вдруг Чмырюку что-то подумалось и тут же забылось. В Киеве в это время наверно тоже спали. Он вспоминал родной Киев и воспоминания были сладкими и приятными…

Годом ранее…

В телевизоре на слушаниях в Верховной Раде говорила голова премьера Николая Азарова. Она что-то объясняла и доказывала, но суть его слов слабо доходила до сознания Тараса. Ему было ясно одно – воровская шайка Януковича опять пудрит мозги всему населению Украины. Поэтому Тарас, недолго думая, тут же переключил телевизор на другой канал. А там более-менее внятно зачитывали «разочарование» Януковичем Юльки Тимошенко. «После отказа правительства подписывать соглашение с ЕС мне хотелось Вас просто убить. Я советую Вам как можно быстрее собрать Совет нацбезопасности и обороны и принять решение о подписании соглашения». Тарас оживился. Слово «убить» вызвало в нём необычайное удовлетворение. Хоть Юлька и сама была той ещё прошмандовкой, но сидя за решёткой глаголила весьма интересные для него вещи. Складывалось впечатление, что в тюрьме ей намного лучше, чем в зале заседания Верховной Рады. «Вот, если бы их всех засадить на нары, - подумал Тарас, - и дать им возможность сочинять там свои законы, интересно, что бы получилось?». Но тут опять выскочила голова Азарова и упрямо начала настаивать:
- Для нас последней каплей стала позиция МВФ, изложенная в письме от 20 ноября, а это повышение тарифов на газ и отопление на 40%; обязательство замораживания базовой и минимальной зарплаты, существенное сокращение расходов на бюджетные цели и субсидий в энергетике…
- А, ну тебя! – возмутился Тарас и выключил телевизор.

На гражданке Тарас Чмырюк был уже великовозрастным, тридцатилетним детиной. Имел жену и имел сына. Имел также не плохую работу в офисе, где честно давил кнопки компьютера от звонка до звонка. Начальство особо его не донимало, и работа текла скучно и однообразно. Единственной отрадой в его серой жизни были компьютерные игры. Приходя домой он усаживался перед монитором и громил всё подряд, монстров, людей и даже Красную Армию. Коммунистов Тарас сильно недолюбливал, в школе и в институте про них здорово рассказали, на всю жизнь запомнил. Жена естественно этого не понимала. Только вечно скулила, что он напрочь забыл о собственной семье и живёт в виртуальном мире среди полуразрушенных зданий и трупов. Его невозможно было оторвать, любая такая попытка неизменно выливалась в скандал, и казалось, что ещё чуть-чуть, и он действительно сможет убить.

Но Чмырюк перешёл на следующий уровень. Раньше, конечно, всё вертелось вокруг игр, зато теперь, в эпоху политической неразберихи, стало куда как интереснее жить. Всех поднял на уши этот договор об ассоциации с ЕС, и Чмырюка, как ни странно, тоже. То тут, то там раздавались возгласы о патриотизме и спасении нации. Чмырюк, конечно, и раньше подозревал, что во всём виноваты россияне, но после последних событий свято уверовал в подлость москалей. Не осталось никаких сомнений, что жить ему мешают именно русские.

- Проклятые кацапы в правительстве то и дело вставляют палки в колёса! – бесился в курилке очкарик Вова. – Правильно, что в Киеве оппозиция вывела на митинг кучу народа! Надо всю Украину поднимать!
- Но ведь Азаров верно говорит, что условия договора об ассоциации для нас слишком убийственные. Это ведь грабёж средь бела дня. Вся страна будет в огромной жопе, - возразил Иван Косых, не скрывая своего раздражения.
- Чушь собачья. В перспективе это выход на новые стандарты жизни, новые технологии, привлечение больших инвестиций. Турция, вон, вступила в такую же ассоциацию почти 20 лет назад, и что? Где теперь Турция и где мы?! – не унимался очкарик.
- В жопе, - поддакивал Тарас.
- Вот именно! И в этой заднице не видно не зги.
- А в Молдавии все, кто хотел, уже получили румынские паспорта, то есть доступ в Шенген, - ответственно заявила секретарша Галка.
- Во-о-от! – протянул Вова. – Евросоюз, мать его за ногу!
- Ты сам-то хоть веришь, что европейцы будут спасать Украину? – тихо спросил Иван. - Сейчас, когда у некоторых крышу сносит от мнимых перспектив, у оппозиции окончательно оформилось желание лечь под Запад и возложить на них миссию спасения Украины. Между тем Янукович хоть и ворюга несусветная, но он пытается дружить с Россией, там и заём на 15 млрд. долларов, и скидка на газ, и сотрудничество, но нет, им Евросоюз подавай! Мало того, ещё и людей заставляют верить в то, что нам Европа поможет. Только вот ничего они просто так не делают, и давать нам равных прав с европейцами никто не собирается. Мы для них недочеловеки, русские.
- Мы украинцы! – воскликнул Тарас.
- Да им плевать, кто ты. Для них мы все на одну и ту же советскую рожу. 
На секунду всё стихло. Очкарик подбирал верный аргумент, Тарас наблюдал за очкариком, а Иван собрался уходить, как вдруг, словно просто так, заявила Галка:
- А я хочу в Европу… и кружевные трусики.
Раздался громкий смех. Такой простейший довод в пользу ЕС не мог выдумать даже Вова. Действительно, многие из тех украинцев, кто хотел немедленной евроинтеграции видели в этом лишь безвизовый исход в Европу за трусами.

Вдруг снова раздался взрыв, и воспоминания закончились. Начался бой. Поначалу Чмырюк был в диком восторге от происходящего, это было как будто не с ним, а с кем-то другим. Он неистово стрелял в ту степь, но с той степи стреляли тоже, потом выяснилось, что одного снайпер ранил в пах, другому прострелили голову насквозь через каску. Медведнику же расхерачили диван на котором он ещё час назад мертвецки спал. В отместку этой же ночью Медведник, так и не проспавшись, опять расстрелял луну. Чувствовалось, что против Украины стоит весь Кавказ с опричником Кадыровым. Русских солдат и танков, кажется, не было, по крайней мере, Чмырюк их не видел, правда, кавказцев он тоже не видел, но как говорит Медведник, они точно есть. Кто-то же стрелял оттуда? Да ещё прямой наводкой! Тарасу от этого снова захотелось домой.

- Эка я разосрался! - воскликнул Иван Иваныч Полищук, глядя на кучку собственного говна.
Во время обстрела Иван Иваныч почувствовал себя нехорошо, и тут же удалился в лопухи.
- Никак горилку прокисшую подсунули, - догадался Иван Иваныч. – А чтоб вас шинкари проклятые!
Чмырюк шёл мимо, и Полищук снова присел в позу, укрывшись за лопухами. Не хотелось Иван Иванычу отвечать на докучливые вопросы всяких командиров и сопляков. А Чмырюк как-никак, всё-таки сержантишко. Надо бы с ним потолковать…

Был Иван Иваныч смешным одесским экскурсоводом, и весело рассказывал в своё время группам украинских вояк и их родственникам про свой необыкновенный город. Он водил их по знаменитым улочкам, про которые распевал Утёсов, показывал старинные скамейки, на которых сиживали Ильф и Петров, и тут же вставлял байки и анекдоты по мере своего повествования. В былые времена от звонкого смеха туристов приходилось выдерживать значительную паузу, теперь же хихикали мало и в основном не измученные ещё житейскими проблемами молодые женщины. Вояки же смотрели сурово и как-то подозрительно. Даже их родственники всё время поглядывали не на местные достопримечательности, а на собственные смартфоны.
- Солнышко сейчас не такое жаркое, не волнуйся. Послушай лучше, какие дедушка сказки интересные рассказывает, - принялась успокаивать своего семилетнего сына какая-то озабоченная мамаша. Её сынишка почему-то всё время капризничал и очень опасался получить солнечный удар у памятника Дюку.
- Я, конечно, дико извиняюсь, женщина, но где вы тут увидели сказки? – возмутился тогда Иван Иваныч. – Всё это чистая правда. Это увлекательнейшая история Одессы, которую сотворили великолепнейшие люди! Это вам не какой-нибудь Донецк.
- А ты в Донецке был? – спросил экскурсовода один из военных.
- Петро, ну, нехай себе брешет. Ему деньги за эту брехню платят, так нехай откупает. – Успокаивала супруга подвыпившего мужа.
- Ну, знаете ли…
- Вы уж простите ради бога, - вмешалась мамаша. – Тут понимаете какое дело… У моего мужа после АТО начались приступы эпилепсии, вот и пришлось ребёнку объяснить, что это после того, как папе «солнце голову напекло». - Женщина также поведала и о другом случае, произошедшем в военном госпитале в Днепропетровске:
- Мы, когда в госпиталь к нему приехали, Серёжа всё по палате ходил и, подойдя к каждому из лежащих раненых, сцепив зубы, шипел: «Ты стрелял в моего папу? Я тебя убью!». Человек естественно начинал оправдываться: «Что ты, малой, я с твоим папкой вместе воевал!». Тогда он шёл к следующему и нападал на него, всё виноватого искал: «Убью!», - говорит, и всё тут. Ну, что ты будешь делать, прямо не знаю.
- Славный хлопец! – заулыбался Петро. А хлопец вдруг повернулся к экскурсоводу и тихо, но жёстко прошипел:
- Я всё равно туда поеду и всех их убью!
Иван Иваныч после того случая совсем перестал шутки шутить, говорил сухо и коротко. Но загремел на АТО по решению военкомата, да и наобещали ещё тогда списание долгов по кредиту. Хотя стрелял он только в детстве, и то из рогатки.

На следующее утро русскую берёзу официально переименовали в украинскую. Она стояла молча и как-будто счастливо. А ночью на неё опять мочились все кому не лень бойцы из девятой роты. Русского здесь больше не осталось. Еды толковой нет, и почему-то было холодно.
- Почему так холодно? – спросил Чмырюк сам себя. Но в ответ шипела одна чугуевская тишина. – Эх, видел бы меня сейчас Вовка.
Тарас плотнее укатался в бушлат, закрыл глаза и вспомнил своего дружбана очкарика Вовку…

Годом ранее…

Вова по жизни был эмоциональным человеком, если спорил, то кричал, а если кого невзлюбил, то мог месяцами с таким человеком не здороваться. Он легко поддавался увлечениям и остро из-за них переживал. Происходило это потому, что все смутные объекты его желаний почему-то не отвечали ему взаимностью. Но сейчас его любовью была Украина. Как-то после очередной лекции Дмитро Корчинского почувствовал он себя патриотом. Купил вышиванку, напялил пиджак и в таком виде явился на работу. Сослуживцы тогда долго шептались за его спиной и подло хихикали. Даже Тарас ухмыляясь заметил, что для такой комбинации, ему совершенно точно не хватало шаровар.
- Ты из какой деревни сюда приехал, селюк? – сказал в тот день начальник и строго осмотрел его с ног до головы. - Купи себе нормальную сорочку и не смеши людей. У нас здесь приличная фирма, а не вечера на хуторе близ Диканьки. Ты бы ещё в лаптях припёрся и с вилами.
- Извините, Борис Михалыч, исправлюсь. - Вовка снял очки и  покраснел.
- Иди домой и переоденься, а то ты мне тут всех клиентов своей бандеровщиной распугаешь.
Вовка тут же спохватился и вылетел за дверь. Однако в уме с Борисом Михайловичем крайне не согласился. Он знал, что есть всякие придурки, панки и металлисты, а вот он истинный патриот. И это даже ни какая-нибудь там городская субкультура, а состояние души и сердца. Ну, ничего, думал Вовка, придут наши деньки, и все эти жиды, типа Михалыча, сами в вышиванках забегают.
- Двадцать восемь лет, а ума нет! – говорила Владимиру мать, когда тот наскоро переодевался. – За каким чёртом ты так вырядился?!
- Отстань, мам. Ты не понимаешь.
- Куда уж мне! Все парни по девкам бегают, а он на митинги таскается!
Кассирша из метро Любовь Николаевна Телегина, действительно не понимала своего сына. С малолетства щупленький Вовка, ну никак не тянул на обычного патриота. Ей было бесконечно жаль его и в то же время, она любила сына всем своим материнским сердцем. Ей всё казалось, что Вовку где-нибудь ненароком зашибут, что какие-нибудь хулиганы пристанут и побьют, а ты потом ищи-свищи своего патриотичного сына. 
- Небось, опять этого усача наслушался, чтоб ему пусто было! – строго заявила Любовь Николаевна.
- Не усач, а Дмитрий Александрович Корчинский, - огрызнулся Вовка.
- Еврей, что ли? Эти до добра не доведут.
- Причём тут евреи, мам?
- А притом, слушаешь всякую дрянь, а жизни-то толком и не знаешь.
- И чего ж я такого не знаю?
- Девушка тебе хорошая нужна, а не этот усач, вот чего!
- Опять ты за своё.
- Опять! И буду снова и снова, пока не женишься!
- Ну, хватит, мам.
- Ты пойми, сыночек, вот будет у тебя семья, сразу все эти твои украинские глупости отпадут. Я же тебе добра желаю, я твоя мать.
- Ну, вот, как будет семья, тогда и поговорим, а теперь мне пора. - Вовка поцеловал Любовь Николаевну в лоб и убежал на работу.

Не без помощи Вовки, Чмырюк всё глубже и глубже погружался в украинскую реальность. Глядя на её ленивое бурление, он считал, сегодняшние официальные националистские партии Украины вроде «Свободы» слишком мягкими и либеральными. Играя по сети, он видел куда более стремительные события, а тут, в настоящем, всё шло как-то медленно и не оживлённо. Ему хотелось дать кому-нибудь пинка, чтобы, наконец, ускорить этот процесс, чтобы всё зашевелилось, но Тягнибок чего-то выжидал, а другие кого-то опасались. По Чмырюку всё было просто и понятно, вся его украинская национальная идея умещалась в обыкновенную русофобию, где, как в игре сразу было видно, кто тебе враг, а кто друг. А тут какие-то невнятные политики всё время тянут кота за хвост, и за что им только зарплату платят? Была бы его воля, он бы их всех сгноил по лагерям и тюрьмам, потому что все они воры и преступники! Правильно Вовка сказал, кацапы проклятые, только и могут, что болтать. Но через неделю наконец-то оно случилось. Процесс зашевелился.

Чмырюк в тот день был в огромном возбуждении, вместе с Вовкой они засобирались на митинг. Во время обеда пришла «эсэмэска» с приглашением и они, посовещавшись, решили пойти. Заодно прогуляться и посмотреть, что к чему.
- Вот, Тарас, свершается, - заключил Вовка.
- Ага, - согласился Тарас.
Чмырюк почувствовал себя, как Ленин в октябре. И это было здорово. Его охватывала эйфория от чего-то значимого, стоящего и невыносимо прекрасного. Впервые за всю свою скучную жизнь он ощутил себя настоящим человеком. Истинным патриотом и украинцем, хотя мать его была чистокровной татаркой. Но всё равно его переполняли революционные чувства, и он с особой гордостью исполнил первый куплет национального гимна. Дальше он почему-то не знал. Зато «Слава Украине!» орал до одурения. Очкарик тоже орал, а в определённый момент даже выдавил из себя слезу счастья.

Они стояли почти около сцены, и слышно было всё. Каждый новый выступающий, по сути, горлопанил то же самое, но в собственной манере. Всем стало понятно, что оппозиция объявила о начале бессрочной акции протеста с тем, чтобы добиться от руководства страны подписания соглашения с ЕС. Азарова обозвали предателем, и выяснилось, что Керри отменил из-за этого предателя свой визит на Украину. Мол, нечего тут делать, раз ничего не подписано. Никому и в голову не пришло, что таким поведением американский госсекретарь давил на законное правительство. Напротив, оказалось, что это Россия оказывает своими скидками и займами давление на Украину. Подкупала, так сказать, продажного Януковича.
- Меркель об этом так и заявила, - кричал какой-то дядька в пузатый микрофон. - Россия давит на свободную Украину!
- Москалей на ножи! – прозвучало из толпы.
- Путяра, геть! – раздалось в ответ.
- Путяра, пошёл вон! – заголосила толпа.
- Друзья! – продолжал ведущий, - а давайте объявим конкурс на лучший лозунг майдана?!
И понеслось. Чего только не придумывали, что только не выкрикивали, но радостный гул одобрения одобрял почти что всё. Но случилась и провокация. Кто-то из недоброжелателей выкрикнул в толпу оппозиционеров такую фразу: «Чтоб попасть скорей в Европу - вазелином мажьте жопу!», но агрессора быстро успокоили по носу и прогнали восвояси. Больше эксцессов не замечалось, кроме, конечно, пьяной дури. А дури было много, потому что холодно.

Вернувшись домой Тарас плюхнулся в кресло и на компьютер даже не посмотрел. Сегодня его не тянуло. Жена Татьяна посмотрела на него с удивлением и опаской. Тарас излучал какую-то глупую щенячью радость, будто он только что прошёл все уровни игры и убил самого главного злодея.
- Ты чего это такой? – спросила она.
- Эх, Танька, Танька! Видела бы ты.
- У вас там, что? Концерт что ли был?
- Лучше Таня, лучше.
И Тарас начал рассказывать про митинг. Он рассказал, как митингующие приняли резолюцию, как выбирали лучший лозунг, как дали по носу провокатору и как украинская оппозиция различного толка наконец-то объединилась в единый Евромайдан.
- В воздухе действительно носились свобода, равенство и братство, - закончил Тарас.
- Да? – спросила Таня, - а зачем же надо было нос ломать?
- Ну… протесты без жертв не обходятся, - заулыбался Тарас.
- Смотри, как бы тебя в жертву не принесли.
- С чего бы это вдруг? – удивился Тарас.
- Ты говоришь, там Тягнибок выступал?
- Ну, да.
- А ты про него слышал?
- Что он фашист? Слышал, конечно.
- И ты с ним согласен?
- Ну, как сказать? Тягнибок просто прилипшее говно на наших сапогах. Уж как войдём в парадную – обязательно переобуемся.
- Ну-ну, - Татьяна тогда встала и ушла, разогревать ужин.

- Товарищ сержант, - прошептал вдруг Полищук.
Тарас открыл глаза и увидел стоящего с бутылкой Ивана Иваныча.
- Я вот вам покушать принёс, а то смотрю все жрут, а вас нету.
- Добре, Иван Иваныч, - улыбнулся Чмырюк. – А то и пристрелил бы меня какой снайпер, а я не кушимши.
- Типун вам на язык, Тарас Андреич. Вот, кушайте на здоровье.
Полищук развернул газетный куль, где обнаружилась печёная картошка, куриная ляжка и хлеб.
- Ого, - воскликнул Чмырюк. – Откуда такое богатство?
- Да тут хуторок зацепило при бомбёжке, и эту кудахтолку заодно. Я её и подобрал в медчасть, но ногу пришлось ампутировать, - доложил Иван Иваныч.
- Ха-ха! Так она теперь под капельницей что ли? – рассмеялся Тарас.
- Так точно. Жить будет. Пусть теперь только скажут, что мы не заботимся о местном населении.
- Ха-ха! Дело говоришь, Иван Иваныч!
Чмырюк набросился на еду и выпивку и на душе как-то похорошело. Он смотрел на Иван Иваныча и счастливо ему улыбался. Всё-таки и от стариков в армии есть польза.
- Иван Иваныч, - сказал Тарас. – А как ты тут оказался?
- Призвали, - вздохнул Иван Иваныч. – Ныне молодёжь не особо на войну бежит, вот я и подвернулся за место них.
- Да уж, - согласился Тарас. – Они только в интернетах орать горазды, да на майданах.
- Да я их не виню, Тарас Андреич. Кому ж охота в пекло вперёд батьки лезть.
- Ну, не скажи. Я вот здесь по собственному желанию, - жуя ответил Чмырюк.
- А зачем?
- Как зачем? У нас война против империалистической России.
- То есть Донбасс это Россия?
- Донбасс это оккупированная россиянами Украина. Ты смотри Иваныч,  так Медведника не спрашивай, - посоветовал Чмырюк.
- Потому я и у вас спрашиваю, Тарас Андреич. Вы все-таки из столицы, поцивилизованней будете.
- Ха-ха! Теперь уже нет, Иван Иваныч. Война все эти приличия стирает напрочь. Лучше расскажите, как вы себя чувствуете не на своём месте. Небось, страшно в лопухах всё время отсиживаться.
Полищук обомлел. Но посмотрев на Тараса, подумал и успокоился. Вроде Чмырюк не из этих, которые на всю голову пришибленные.
- Что ж, - начал Иван Иваныч. – Если рассказывать про моё самочувствие, то начну с того места, как призвался. Чтобы вам понятнее было.
- Я весь внимание, - кивнул Чмырюк и закурил.
- Призвали нас в начале июля. Два дня нам промывали мозги «воспитатели» с эстонским акцентом. Говорили в основном про Россию и русских, мол, и агрессоры, и оккупанты, и нация рабов и всё в одном и том же духе. Между этим мы то и дело пели гимн Украины чуть ли не ежечасно. Потом пару дней дали на комплектовку и отправили воевать. Хотя у нас и без эстонцев хорошо развит патриотический угар, но про обмундирование как-то забыли. Сами знаете, Тарас Андреич. Люди теперь у нас сами собирают деньги, чтобы купить снаряжение и униформу для своих сыновей, мужей и братьев. Оружие и танки скоро тоже будем покупать на собственные средства и в кредит под великие проценты.
- Это вы верно говорите, - сказал Чмырюк. – Всё эта сволочь в правительстве виновата.
- Да. Неправильная война. Прибыли мы вечером, 25 человек. Рядом грохочет что-то, бабахает где-то, но построили, посчитали и отвели по разным  палаткам. Пока устраивались, появилось человек двадцать, все в красивой форме, с нашивками «Правого Сектора», и у всех броня, да пистолеты. Поглядели они на нас опытным прищуром, и начали отбирать всё ценное, у кого, что увидят и найдут. Некоторые было попробовали залупиться, но их серьезно вразумили прикладами по зубам. Под крики «Наших бьют!» налетело ещё человек десять с нашивками и автоматами. Оказалось, это «комендантская рота».
- Весело вас встретили, - отозвался Чмырюк.
- Не то слово. С меня-то и взять было нечего, так, отпустили пинка, да на улицу выкинули. А уж ребятам сильно досталось. Страшно на них было смотреть. Естественно, что весь их боевой дух начал потихонечку куда-то испаряться. А наутро нам представили нашего командира, старшего лейтенанта и двух сержантов. Лейтенант этот, Тарас Андреич, скажу вам честно, ни чета нашему.
- Да ну?!
- Что вы! Так и есть, - замахал руками Иван Иваныч. – Паскуда каких свет не видывал. Выбрал бойцов, у которых форма была поновее, и увел куда-то. А привёл где-то, через час. Все в рванье каком-то, а у некоторых были даже комки от застиранной крови.
- Беспредел, - сказал Чмырюк. – У нас всё было чинно и благородно. Если не считать покупку обмундирования.
- Повезло. Только кажется мне, вы попали в исключительный случай. По большому счёту, везде творится нечто невообразимое. Вот когда нам выдали боезапас к нашим калашам, это было ужасно. Я не знаю, где они хранили всё это и как, но когда мы их вскрыли, там были просто ржавые железяки, а не патроны. Первый раз я увидел такой инструмент войны. Кое-как мы набивали свои рожки этой смертоносной ***нёй. А что делать? Иного нам не предоставили.
- Вообще, - удивился Чмырюк и выпил. – Как же воевали вы с этим, Иван Иваныч.
- А никак. Рано утром нас подняли, дали сухпай, и марш. Не доходя километра полтора до какой-то цели, по нам что-то шарахнуло. Стали думать, что бы это значило? А пока думали, второй взвод, который шёл вереди, перестал существовать в принципе. Туда прилетело за раз, аж четыре снаряда. Что тут началось! Страх, паника, все побежали кто куда. Мы же кинулись к лесу, но начало взрываться и там. Побежали обратно.
- А где же командиры были? Они чего молчали?
- Сзади. Я только тогда понял, зачем наши доблестные вооружённые силы понаставили в глубоком тылу столько блокпостов. Нас криками и пулемётными очередями мягко убеждали возвращаться выполнять боевую задачу. Я упал. Я не помню, как мы дошли, но меня в чувство привел конкретный пинок моего однополчанина. Потом часа через два, когда мы были готовы стрелять в ответ по своим же, нам разрешили войти в расположение. Разоружили конечно, и опять всех отмудохали. А за пулемётом, то есть те, кто по нам стрелял, были всё те же откормленные рожи «Правого Сектора».
- Вот это да! – не верил Чмырюк.
Полищук и раньше казался ему скользким типом, а после таких сказок он вообще превратился в какую-то контру. Но где-то в глубине души, что-то ужаснулось и тревожно заколотилось. «Это от водки», - прогнал крамольную мысль Тарас Чмырюк.
- Ну, не знаю, как везде, - подумавши сказал Чмырюк, - а я вот какую историю слышал. Окружили, значит, наш батальон сепары. Все держались как могли, перестрелки были несколько дней, куча жертв и с той, и другой стороны. Но у ватников конечно же в разы больше было. Честное слово. И вот эти бестолковые перестрелки идут уже несколько дней. Бойцы, естественно, с обеих сторон устали напрочь. И вот вдруг от  ватников слышится крик: «Эй, укропы! Предлагаем вам следующее — вы выводите со своей стороны своего лучшего бойца, а мы своего, дерутся в рукопашной один на один, все по-честному. Победит ваш — дадим вам пройти, победит наш — сдаетесь нам в плен!». Наши покумекали и согласились. Пришла пора решать, кому идти биться против лучшего бойца сепаров. Тут встает один молодой боец, говорит «я пойду, на гражданке восточными боевыми искусствами занимался, думаю, завалю его». Только встал, пошел в сторону сепаров, как вдруг встает старый вояка Панас, берет его за плечо, разворачивает — «Сядь, синку. Я сам піду». Все думают, ну куда Панас лезет, немолод ведь уже, ну прям как ты, Иван Иваныч. Но возразить Панасу никто не захотел, ибо авторитет у того был колоссальный. Выглянули из окопа — Панас идет по полю, а навстречу ему сепар. Огромный, под два метра ростом, в новеньком обмундировании «ратник», которое только начинает появляться в армии россиян, маску снял — узкоглазый, какой-то полумонгол, ну, в общем, типичный русский воин, или, как говорил Путин «вчерашний тракторист и шахтер». Сошлись они с Панасом, скидывает с себя сепарский боец снарягу, а там тело мускулистое, надо признать мощный, здоровый амбал оказался. Панас тоже снимает с себя снарягу, а под ней обычная наша вышиванка, только что родовая. Ее тоже он снял бережно и положил рядом. Смотрят наши бойцы, а Панас-то тоже далеко неплох, несмотря на возраст. И вот начинается — стоят друг напротив друга Панас и этот Монгол, чуть поодаль сепары полукольцом стоят, смеются. Сепарский воин в какую-то странную стойку встал, выглядел нелепо очень, как наши говорили. Но тот парень, который сначала против него биться хотел идти только со страхом в глазах, сказал, что это «Пи Гуа», стиль журавля, то есть смертельно опасный стиль. Началась драка, сепар бьет Панаса, тот поначалу обомлел, не ожидал такого, но вдруг сам начал драться как-то очень странно. Скачет вприсядку, бьет ногами сепара в пузо и в грудь, двумя руками в голову, теперь уже настала очередь сепара удивляться. Наши бойцы смотрят на молодого, который драться хотел идти — «а это что за стиль, брат?». Не знаю, впервые вижу — отвечает тот, - гопак какой-то. А в это время колорад сменил стойку, ужимается, как макака бегает, а наш боец и объясняет «сётокан, стиль обезьяны». Все заржали, ну понятно, типичный вчерашний шахтёр и тракторист, завсегда такой херней в обеденных перерывах занимается. Но бьется Панас с ним нашим древнеукраинским гопаком, и вдруг резко из присядки, как вскочит и двумя ногами в рыло этому Монголу, как даст, тот аж покачнулся, потом упал да и кончился. Успел только своим промычать типа «пропустите их, все равно их не победить», колорады тут же и разбежались, даже своего бойца не забрали. Во как было! А ты говоришь.
Иван Иваныч посмотрел внимательней на полупьяного Чмырюка и понял, что хлопец-то оказался весьма недалёким человеком, хоть и из Киева. Было бесконечно жаль эту наивную простоту. Но как всё же хотелось разглядеть в этом сержанте хоть какой-нибудь здравый смысл.
- Это вам прапорщик Медведник рассказал, Тарас Андреич? – спросил Иван Иваныч.
- Да, а что?
- Да так. Просто поинтересовался.
- Вы что? Не верите?
- Верю. Конечно, верю. На войне и не такое случается.
- Это точно. – Чмырюк налил себе, и одним глотком выпил.

Полищук ещё посидел для приличия, а после под каким-то предлогом удалился прочь. Чмырюк нисколько не обиделся, даже наоборот, полпузыря горилки осталось лично ему. Развалившись, он снова уплыл в воспоминания. Ах, Киев.

Годом ранее…

Это была ночь с 29 на 30 ноября в результате столкновений между представителями правоохранительных органов и протестующими закапала первая оппозиционная кровь. Пострадали десятки человек, в том числе и десять сотрудников милиции. Кого-то даже госпитализировали. Но в ту ночь ни Тараса, ни Вовки там не было. Там вообще было мало людей, и было очень легко всех разогнать и без применения дубинок. Кроме того, тут же выяснилось, что ни Янукович, ни Азаров, ни глава МВД Украины санкций на этот разгон не давали. Но дело было сделано. Поползли слухи, тут же растиражированные местными и мировыми СМИ, о том, что при разгоне якобы погибла девушка.
- Дожили, - кипятился Вовка, - уже убивать начали. Значит, боятся суки, и нас пугают!
- Тут не в запугивании дело, - парировал Иван Косых.
- Вань, ты-то, чем не доволен? Тебе ж изначально всё это не нравилось, - спросила Галка удручённого Ивана.
- Понимаешь, вся эта фигня могла и сама по себе разойтись. Помёрзли бы ещё пару суток и шабаш, бери шинель - пошли домой. Я другое в толк не возьму: зачем кому-то из органов понадобилось это говно трогать? Смысла ведь нету.
- А затем, чтобы задушить народную волю! – возмутился Вовка, - тирания и диктатура в одном флаконе! Мы у них, как бельмо на глазу, мешаем своим волеизъявлением.
- Дурак ты, Вова, и не лечишься, - сказал Иван, - вон, «Фемен» сиськами свою волю изъявляют, только всем на них по большому счёту насрать. Смотрят только, как на идиоток и улыбаются, так же и вы – микроскопический ошмёток на теле слона.
- Что ж они тогда с дубинками набросились? – спросил Тарас.
- В том-то и штука, кому это было выгодно?
- Кому? – спросила Галка.
- Думаю, только самой оппозиции.
- По-твоему они сами себя что ли поколотили? – удивился Вовка.
- Думаю, что так.
- Как так? – не понял он.
- Этот разгон был провокацией, проплаченной оппозицией «своим людям» в руководстве киевских спецслужб — с целью обеспечить резкий «подогрев» начинающего затухать протеста. После такой удачной операции, такие как ты, Телегин, массово побегут снова майданить на площадь. Особенно ажиотаж вызвала эта погибшая девушка.
- Чушь, Янукович отложил подписание ассоциации, а не отказался от неё, поэтому народу и было так мало, люди просто ждали. – Сказал Тарас. – Другое дело, что кто-то с пьяни полез на ментов, и завязалась драка. Всё вышло совершенно случайно.
- Может ты и прав, но с виду всё выглядит так, как говорит Телегин – тиранией. Ваша милая оппозиция уже вовсю раскручивает эту историю в свою пользу. Так что ждём следующую серию, - заключил Иван.

А следующей серией было вот что. Первого декабря Вовка и Чмырюк явились на очередной митинг. В толпе было полно флагов Украины, Евросоюза, «Удара», «Батькивщины» и той же «Свободы». Была и оппозиция в виде Турчинова, Яценюка, Кличко и Тягнибока. Были и поляки во главе с Качиньским. Шли весело, как на первомайской демонстрации. Шли на майдан. По прибытию начали вече. Говорили, говорили и договорились. Примерно в час дня была уже захвачена Киевская городская государственная администрация. В здание проникли около 15 активистов организации «Правый сектор» с активисткой Татьяной Черновол и, вооружившись молотками и металлическими прутами, разбили стёкла на входных дверях и окнах. Черновол призывала даже захватить здание и заблокировать его изнутри, но некоторые совестливые митингующие на первых порах пытались остановить активистов «Правого сектора», называя их провокаторами. Однако те словам совести не вняли и через какое-то время в здании уже распоряжались нардепы от ВО «Свобода». 

Другая часть участников митинга, среди которых были Чмырюк с Вовкой, начали штурмовать Администрацию президента. Вначале нападающие использовали автопогрузчик, но потом революционеры, многие из которых были вооружены дубинками и палками, начали забрасывать булыжниками и избивать охрану, состоявшую из невооружённых и даже не экипированных щитами военнослужащих внутренних войск. В ход шло всё, газовые баллончики, железные пруты, фальшфайеры, петарды, бутылки с зажигательной смесью, у одного из нападающих с собой была тяжёлая металлическая цепь, которой он размахивал и лупил со всей дури почём зря. Судя по символике на одежде нападавших, это были активисты радикальных националистических организаций таких как «Чёрный комитет», «Патриот Украины», «Правый сектор» и Социал-национальная ассамблея (СНА). Чмырюк среди всех этих хлопцев просто млел от восторга. Кидал, бросал все, что попадалось ему под руку. Весело выкрикивал грубые слова в адрес ментов и славил новую европейскую Украину. В то же время за спинами безоружных солдат внутренних войск, в которых летели булыжники, бездействовали полностью экипированные бойцы подразделения «Беркут» и милиции. Вовка махал флагом и призывал идти на них штурмом. Но тут вдруг на тракторе появился Пётр Порошенко и призвал воздержаться от провокаций и избежать пролития крови. Однако из толпы Вовка ему крикнул: «Убирайся отсюда!» и толпа подхватила: «Иди в жопу!», «Пошёл вон!», Порошенко стащили и вытолкнули взашей. Толпа пошла на штурм.

Но недолго музыка играла. Примерно в 16:30 началась контратака подразделений «Беркута». Видя, что оппозиция озверела, они начали применять против нападавших светошумовые гранаты и слезоточивый газ. Бойцы «Беркута» оттеснили митингующих от здания Администрации президента и стали их преследовать. Вовке заехали в ухо, и он геройски упал. Подоспевший Чмырюк подобрал его и потащил прочь. Вместе с ними разбежалась и толпа. Однако через некоторое время нападавшие начали перестраиваться и снова готовиться к новому штурму. Но тут же опять появились Кличко, Порошенко и Тягнибок, которые встали между своими протестантами и милицией. Они как могли, успокаивали обе стороны, но вторая контратака «Беркута» полностью очистила улицы Банковую и Институтскую от протестующих. Теперь бойцы раздавали синяки и фингалы практически всем, кто попадался на их пути. Так, в течение этого дня было избито, по некоторым данным, аж 40 журналистов! В общем, славный выдался денёк.

- Ну, что Вовка? Получил в ухо? – спрашивала Галка после, на работе.
- Да если бы штрейкбрехеры из парламентской оппозиции нам не помешали, то власть Януковича упала бы за один день. Силовиков-то было мало, - оправдывался Вовка.
- А что дал бы вам успешный штурм Администрации президента? – поинтересовался Иван.
- Президент без администрации - это бомж. Всем бюрократам в стране тогда бы стало ясно, что подчиняться  ему уже не нужно.
- Кто ж тебе такое сказал, а? – не унимался Иван.
- Известно кто, Корчинский, - вставила Галя. – Любовь всей Вовкиной жизни.
- Ах, вот оно что.
- Что «что»? – спросил Вова и осторожно почесал больное ухо.
- Поп Гапон твой Корчинский, вот что! – ответил Ваня.
- Гондон? Почему гондон? – не понял Вова.
- Ха-ха-ха…
- Хи-хи-хи…
- Гапон, Вова, а не гондон, - пояснили ему.
- Почему Гапон? – тоже не понял Чмырюк.
- Был такой персонаж 1905 года, - начал Иван. – Тоже как Корчинский обладал большим красноречием и талантом запудривать людям мозги. Этот новоявленный Гапон-Корчинский постоянно толкает несмышлёных пацанов на самоубийство, завораживает их речами об эстетике войны и гармонии революции, а сам при этом всегда остаётся за ширмой. Мой тебе совет Вовка, послушай, к чему призывает пан Дмитро — и сделай наоборот.
- Ага, - обиделся Вовка, - вот и мать в нём жида признала.
- Правильно сделала, - согласился Иван. – Еврей и есть.
- Так, что же, - озадачился Чмырюк, - Они все, что ли там евреи?
- Да почти, - откликнулась Галка. – Я на днях по ящику смотрела, так там чуть ли ни через одного все евреи.
- А ты Вовка всё на кацапов лаешь, - подтвердил Иван.
- И что? У них, один хрен, одна банда, жидо-москальская, - не сдавался Вовка. – А про Корчинского я разузнаю.

Вечером Вовка залез в интернет. И каково же было его удивление, когда слова Ваньки Косых подтвердились. Оказалось, что за Корчинским давно уже закрепился имидж главного украинского провокатора. Также оказалось, что он действительно галахический еврей. Вовка не мог поверить, как же так, думал он, ведь всё так складно говорил, а тут такое? По словам Корчинского выходило, что провокация – это начальная стадия революции, которая инициирует репрессии власти, и ответом в свою очередь должно стать «восстание масс». И эта формула «провокация-репрессия-революция» стала его единственным политическим кредо. Причём весьма удобным: всегда можно объяснить свои провокационные призывы и действия желанием помочь рождению революции. И люди здесь у него всего лишь инструмент, картофельная ботва, которую за ненадобностью можно отбросить в сторону. Вовка обалдел.
- У, падлюга! – выругался он и стал думать.

Чмырюк тоже это вычитал. Он также просветился на счёт Тимошенко, Порошенко, Кличко, Яценюка и прочих евроинтеграторов Тягнибоков. В голове не складывались вместе кацапы, евреи и чаяния украинского народа. То есть его чаяния. Что-то не выходило тут незалежности, ну, совсем никак не выходило. И что делать? В чём подвох Евромайдана? Почему люди им верят? Почему майданят круглые сутки? Но ответа не было. И Чмырюк решил позвонить Вовке.
- Аллё, Вовка?
- Привет.
- Про Корчинского читал?
- Угу.
- И что думаешь?
- Сука он! Предатель.
- И что теперь?
- Хрен его знает. Надо думать.
- Вовк, а помнишь, на майдане братки какие-то были?
- Там много кто был.
- Ну, такие… с повязками. У них ещё эмблемы были.
- А-а-а, эти… из «Тризуба» что ли?
- Ну, да вроде. Может, к ним сходим? Послушаем?
- В принципе можно, надо обдумать.
- Ну, обдумаешь – скажешь.
- Ладно.
- Давай тогда, пока.
- Пока.
И Вовка стал обдумывать.


Через два дня напутствовал полковник Замешайло и какой-то поляк. Всех предупредили, что за бегство с поля боя или переход к противнику неминуемо последует расстрел. Выдали боезапас, забрали документы, а так же все личные вещи и приказали занять неприметную позицию. Но предупредили, что если сильно припрёт, то отойти можно только в ближайшую рощицу, заранее подтвердив свой отход по рации. Выдвинулись через полчаса.

Шли молча, озираясь на всякое подозрительное шевеление и чириканье птиц. Спустя час, где-то в обед весь взвод накрыло. И нехило так накрыло. Работали и снайпера, и минометы. На встречу выехал один БМП ополченцев и нахально стал расстреливать бравых украинцев издалека. А во взводе самое сильное вооружение был подствольник у Медведника и автоматы. Недолго думая все тут же откатились в какую-то рощицу. Медведник как и полагается по-быстрому отрапортовал всё по рации. Вот тут и стали происходить странные вещи.
- А вы точно к этой рощице отошли? – уточняла рация.
- Точно, - отвечал Медведник.
- Ну, раз точно, то ждите, - приказала рация.
Все немного расслабились и стали закуривать. С минуту на минуту должна была произойти поддержка из «Градов».

Первый залп угодил точно по сепаратистам. Правда, никто не знал, попали или нет, далеко снаряды улетели. Не видно. Может и деревуху какую раздолбили. Зато два других сделали из той самой рощицы, в которой должны были сидеть Медведник со всем своим взводом. Оказалось, что вечно пьяный прапорщик опять чего-то сдуру перепутал, и теперь всю украинскую дислокацию долбили со всех сторон. Медведник струхнул и покрылся холодным потом, затем опомнился, выпил из фляжки горилки и выключил рацию. Делать нечего, нужно было хоть как-то пробираться к своим. Извивались змеёй и сделали огромный крюк, а пока шли к своим, погибло куча народу. Среди них оказался и Иван Иваныч Полищук. Когда они всё-таки доползли, начальство было в глубоком шоке. Ведь взвод уже списали, и поэтому били шквальным огнём по всей степи и рощам. Ополченцы делали то же самое, а тут такое. Остатки взвода вернулись домой. Медведник и Чмырюк остались живы.

- Что ж ты, сволочь пьяная! – раздавалось в палатке полковника Замешайло.
Уцелевшие бойцы с чуткостью лани прислушивались, как избивали прапорщика Медведника. А наутро его увезли на носилках куда-то в тыл, а тех, кто остался, отправили дальше, в «Зону АТО». Ехали, ехали и приехали. Проехали на БТР-ах двадцать километров, и поломались. Хоть и чинят уже несколько часов, но всё как-то без толку.
- Видать даже техника воевать не хочет, - подметил какой-то боец по фамилии Пасый.
- А кому хочется? – ответили ему. – Разве, что только нашим ворам в Киеве.
- И то верно, - согласился Пасый. – На всём экономят в этой войне, только не на человеческих жизнях. Из пяти БТР-ов ни один не доехал. Даю зуб, что нас будут тянуть на тягачах. В тылу вон, сколько техники натащили, и натовской в том числе.
- Ага. Но ездят на нашей. Будут они тебе своё супероружие здесь пачкать, - опять ответили ему.
Чмырюку это не понравилось, и он рявкнул:
- Отставить разговорчики в строю! Тем более провокационные.
- А я чё? – испугался Пасый. – Я ничего.
Чмырюк сел под дерево и снова забылся.

Годом ранее…

8 декабря в Киеве состоялось второе «народное вече». Оно завершилось призывами оппозиции расширить географию манифестаций и организовать пикеты на территории всего правительственного квартала. Революционеры согласились и несколько тысяч человек опять начали городить огород и устанавливать палатки. Затем майданщиков потрясла новость о том, что Янукович на встрече с Путиным в Сочи пообещал присоединение Украины к Таможенному союзу. В противодействие этому и в знак своей полной непоколебимости, оппозиция снесла памятник Ленину на Бессарабской площади. Началась длинная майданная ночь.
- Слыхали мальчики, что вашего Корчинского объявили в межгосударственный розыск за организацию беспорядков 1 декабря? – спросила Галка у главных майданщиков фирмы.
- Угу, - буркнул Вовка.
- Как же вы теперь без него? – не отставала Галка.
- И без него командиров уйма, - ответил Чмырюк.
- И то верно, - вмешался Косых. – Вы хлопцы, в какой банде состоите?
- Мы ни в какой. Мы просто за свободную, самостийную Украину, - сказал Тарас.
- Значит, против Таможенного союза? – снова спросил Иван.
- Таможенный союз — это отсутствие демократических и свободных выборов, это произвол власти, продажные и заказные суды, нарушения прав и свобод человека, политические репрессии, безграничная коррупция, это вообще совковая экономика и низкий уровень жизни, это не наши ценности, Иван. Украина заслуживает лучшее будущее, чем всё это, - вспылил Вовка.
- Ого. «Заказные суды», «Произвол власти»? Такое ощущение, что у тебя в голове одни лозунги, как у Винни-Пуха. У того тоже в голове кричалки и пыхтелки были, - заметил Косых.
-  И опилки, хи-хи, - вставила Галка.
- А ты, Ваня, смотрю вообще пророссийский какой-то, - не удержался Вовка и выпалил свои давнишние подозрения.
- А каким ещё я должен быть? Я, Вова, как и ты, русский. И по рождению и по духу.
- Чёрта с два! Я украинец! Здесь родился, здесь и помру!
- А в чём разница между тобой и мной?
- Ты москаль, а я патриот!
- Ты балбес, Телегин, а не патриот. Поэтому и в ухо получил.
- Это почему же? – спросил Тарас. – Он страну защищал.
- От кого?
- От внутренних и внешних оккупантов! – злился Вовка.
- Нужно быть полным идиотом, чтобы не понимать, что вся эта майданная возня, это обыкновенная разборка между ворами. Битва за власть и контроль над источниками грабежа. Одни объединились с другими, чтобы свалить верховного главаря, а как свалят, начнут войну между собой. И за кого пойдёшь на этот раз ты, а? Вова? Под чьим флагом? А ты, Чмырюк?
- А как же Европа? США? Они тоже, по-твоему…
- У них другие цели. Они так мелко не плавают. Это наши паны живут по принципу после нас хоть потоп, а эти метят куда дальше.
- И за кем же нам идти, если кругом одни сволочи? – спросил Вова.
- За Россией, – просто ответил Иван.
- Бред какой-то, - вставил Чмырюк. - В России воров больше, чем в Африке негров!
- Возможно. Но Украина только потому существует, что за ней стоит она, большая и могучая Россия. Поэтому вся эта махинация с ассоциацией есть не что иное, как попытка оторвать Украину от единого целого. А как оторвут, то и не будет больше нас, украинцев. Мы станем бомжами и сбродом, без страны и государства. Украина уже не раз была такой под поляками и австро-венграми. Вы этого хотите, господа патриоты?
- Сейчас не те времена, Ваня. Сейчас совсем другая политика, - сказал Тарас.
- Политика Запада всегда была и будет одинаковой. Захватнической и колониальной.
- А у меня тётя из Ливии вернулась, а ведь жила там при Каддафи, как сыр в масле, - подтвердила Галка. – А теперь вот…
- Мы не какая-то там африканская Ливия! Мы Европа! – возмутился Вовка. – Мы великая нация!
- Ага. Слава Украине! – заорал Тарас.
- Героям Слава! – отозвался Вовка, и они пошли.
- Вы великие идиоты, - проговорил им вослед Иван.


Пасый оказался прав. Действительно все пять БТР-ов тянули до места назначения на тягачах.  Теперь все бурно окапывались. Кроме того, все печёнкой чувствовали, что намечается что-то грандиозное. Не иначе Сталинградская битва. Чмырюк позвонил жене, и на всякий случай попрощался. Его Татьяна не на шутку перепугалась и стала расспрашивать, а что он мог ей рассказать, если сам ничего не знал. Так и оставил её в слезах и с чувством чего-то необратимо страшного. Это страшное началось к вечеру. Кругом бомбили, стреляли и давили со всей юго-восточной мощью. Была такая кровавая мясорубка, что спрятаться было негде. Чмырюк судорожно соображал, и лихорадочно стрелял куда-то в сторону местных, которые были оккупантами. Он верил в это вчера, но сейчас в голове набухала мысль, что если  сейчас не убьют, то завтра сдастся в плен. И мысль эта становилась всё толще и жирнее. Ведь все командиры уже давно убежали. В этом аду из огня и мяса осталось только уповать на бога. А есть ли он, раз допускает такое?

Чмырюк запрыгнул в воронку, зажал уши руками и крепко зажмурился.
- Это всё не правда! Всё понарошку! Я не умру! – кричал он, перекрикивая собственную смерть.
Но снаряды ложились вокруг и около, засыпая его землёй и чьими-то кишками и оторванными конечностями.
- Это тебе не небо расстреливать, - показался на мгновение Иван Иваныч, и показал Тарасу язык.
- Мама! Спаси меня! – и мозг Чмырюка отключился.

Ночь еле пережили… Чмырюка нашёл Пасый и выкопал его из воронки. Тот скулил, как побитый щенок, и дико озирался по сторонам.
- Никак тронулся, - сказал Пасый. – Эй, сержант! Нам туда! Пошли.
Чмырюк замер, и что-то далёкое начало вспоминаться. Он вспомнил Вовку, которого всё-таки убили на очередном майдане. Вспомнил жену и ребёнка. Вспомнил любимые игрушки по сети, и вспомнил эту проклятую войну…

Этим утром при обходе территории, подорвались на минах-лягушках начальник штаба Замешайло и их новый ротный. Днём похоронили. Из-за этого всего, многие тут же приготовили машины, чтобы драпать. Но партизаны не спят. Они повсюду. Да и без командиров нельзя покинуть позиции, иначе их зачислят в дезертиры. Но кто-то сказал, что наверху обязательно примут решение и сообщат, но только следующим утром. Почему именно утром? А сейчас? А как прожить ещё одни сутки? Чмырюк негодовал. Он снова захотел позвонить жене, но ничего не вышло. Ополченцы расхерачили вышку-ретранслятор, а может и сами ВСУ, чтобы как можно дольше скрывать потери и бедственное положение солдат. Как бы то ни было, а связи больше нет. Кому теперь пожалуешься, что все простужены и плохо накормлены? Хоть бы волонтеры приехали и привезли чего-нибудь пожрать и выпить.

Так оно и вышло. Привезли и пожрать и выпить, и даже марихуану с наркотой. Обдолбались все в хлам, и к вечеру вновь завязался бой. Точнее месиво. Но на этот раз Чмырюк чувствовал себя как в компьютерной игре, что у него куча жизней, что он неуязвим, что у него полно всяких сверхспособностей, как у Супермена. Он был снова в диком восторге от происходящего, как будто это было не с ним, и словно он снова смотрел увлекательный фильм про Рэмбо, отчего мурашки опять забегали по коже, и выделялся хищный восторг и адреналин. Между тем ополченцы прицельным ударом сожгли один танк из оставшихся двух, осколки пробили аппаратуру и связь окончательно пропала. А командиров как не было, так и нет. Воевали каждый сам за себя, и кто как умел и мог. По большей части все просто тупо умирали, бродя под кайфом между взрывами и пулями. Чмырюк улёгшись поудобнее, посмотрел на Большую медведицу.
- Наверно, где-то там, живёт Карлсон, - проговорил он в звёздное небо.
Затем он нашарил чью-то оторванную голову, поднял её перед собой, и спросил:
- Ну чего вам не хватало, чего взбунтовались?
- Дураки были,  - ответила голова.
- Вот и я так же думаю, что вы дураки, - он встал, и пнул говорящую голову, как футбольный мяч в сторону ополченцев.
Это была голова Георгия Пасого.

Прошла неделя. Теперь уже все живые и полуживые сидели в каком-то бункере без командования и под постоянным обстрелом. Бойцы окончательно пали духом и вели антиукраинские разговоры:
-  А нафига оно мне надо? Хотят жить отдельно, пусть живут! – говорил однорукий.
- За что мы здесь воюем? За Порошенко? Да я на херу вертел этого конфетного жида! – возмущался одноногий.
- Шабаш хлопцы, - сказал одноглазый. – С первым электричкой, все по госпиталям разъедимся, а там домой.
- А может и мне домой, братцы? – сказал Чмырюк. – Так мне тоже надо чего-нибудь прострелить.
- Давай тебе руку отрежем? – предложил однорукий.
- Лучше ногу, - сказал одноногий.
- Нет, - закачал головой одноглазый. – Руки-ноги в хозяйстве пригодятся, лучше глаз выколоть.
Решили бросить жребий. Написали три записочки, бросили в каску, и Чмырюк потянулся вытаскивать.
- Господи помоги, - сказал Чмырюк и зажмурился.
В записке значилась нога.
- Ну и правильно, - сказал одноногий. – Выбирай, какую тебе оттяпать. Левую или правую?
- Дождёмся Пашку волонтёра, - сказал однорукий. – Привезёт антидепрессант, и отпилим Тарасу ногу без шума и боли.
- А ты Тарас и, правда, думай пока, какую ногу отрезать желаешь, - согласился одноглазый.
Чмырюк задумался, всё-таки без ноги как-то не хотелось оставаться. Он смотрел то на левую, то на правую ногу, и обе было жалко. Расстроился после этого ужасно, и костерил одноногого вместе с одноруким и одноглазым. На следующий день приехало командование и Пашка волонтёр. Чмырюк испугался и посмотрел на одноногого. Тот ему подмигнул и улыбнулся. Тарас не выдержал и бросился к начальству. Там он написал рапорт на увольнение, а когда ему отказали, набросился на командира с кулаками. За что собственно и угодил на гауптвахту. Уж лучше, чем на передовой под пулями и снарядами.


На «губе» было холодно. Если бы не волонтеры, привозящие передачки из дома, загнулся бы Чмырюк от холода. Хорошо, что жена передала зимнюю куртку и подштанники, вот так воевать теперь намного веселее. Спит Чмырюк на каком-то кресле, зато не на полу. А рядом с ним стоит батальон «Айдар», с которыми он то и дело от скуки собачится. В окошко высунет нос и орёт, что от сепаратистов проблем было меньше, чем ночью от пьяных айдаровцев. Те его тоже посылали на три буквы и по всякому обзывали. Сцепился даже с их новым командиром, который оказался заядлым западенцем, за что ещё получил три дня спасительной «губы». А когда выпустили, болтался без дела, пока начальство не прикомандирует в следующую часть. От его части, как после выяснилось, ничего уже не осталось. Чмырюк был сильно  удивлён отношением местного населения, которое в лицо улыбалось, а в спину плевало и называло его педерастом. На контраргумент какой-то женщины, что здесь всегда жили русские люди, и они не хотят, чтобы их освобождали укропы, Чмырюк очень обиделся. «Как же так? – думал Тарас. – Мы тут за них кровь проливаем, а они нас ненавидят».

Через день Тараса повезли на новое место. Здесь бойцы охраняли  какой-то мост на въезде в город. А главное, здесь была необыкновенная тишина, в том смысле, что перестрелки идут, и гремят где-то взрывы, но очень далеко. Пацаны рассказали, что за последние две недели к ним не поступило ни одного приказа, и они тут действуют по обстоятельствам, то есть сами принимают решения. На своего командира давно положили хрен собачий и про него благополучно забыли. Да он лишний раз и не высовывается, сидит в блиндаже и водку пьянствует. Кроме того, у  них у всех собраны сумки, и в любой момент они готовы отсюда свалить. Чмырюк тоже особо распаковываться не стал.

Неподалёку стоял всё тот же «Айдар», от них собственно перестрелки и происходили. Грызутся как всегда между собой. Но было понятно, что лихим пацанам из «Айдара» скучно, и поэтому всё большее количество ребят начинает пить и спиваться. 
- Если так будет продолжаться, - сказал на это сержант Тучка, - скоро никого боеспособного не останется.
- Да, – поддержал его рядовой Иванов. - Волонтёры пока ещё снабжают, но энтузиазм кончился. Вот зимнюю форму привезли советского образца, прикинь, аж из 80-х годов, которая частично сожрана мышами и молью. Так что никого не слушай, ибо нигде правды нет. Ура-патриотизм закончился.
Чмырюк снова задумался. Будучи на «губе», он видел, как натащили кучу техники, всё новьё,  даже муха не сидела. Только вот техника была не украинской, и даже не советской, по крайней мере, он такой не видел. Как с ней управляться, никто толком не знает. Но с другой стороны стало ясно насквозь: эту войну никто не собирается прекращать, сволочи. От этого желание сбежать, дико удвоилось. Помимо всего прочего, Чмырюку не понравилось, что всем раненым написали, что ранение они получили по собственной неосторожности. Со всего батальона всего у пары десятков человек записано в военном билете, что они находятся в зоне «АТО», даже у командиров такой записи нет, а у него есть. И этот факт как бы радует, и в  то же время, свои же стали на него недобро поглядывать. Поэтому Чмырюк стал очень осторожен, не дай бог нарваться на какого-нибудь латентного ватника, ещё пристрелят ненароком. Мало того, что подружиться с местными так и не выходит, в спину как плевали, так и плюют, а теперь ещё и камни бросают, то и в полку не знаешь чего ожидать.

Как-то утром пришли отцы-командиры и объявили, что все кому надоело, кто хочет домой и кто не добровольно сюда пришёл, могут быть свободны. Но Родину защищать надо, потому как появилось новое обещание Яценюка: всем кто останется, с этого момента будут платить по 10 000 гривен в месяц! Чмырюк тут же прикинул, на фиг ему дома на работу ходить, в душный офис и за какие-то 3500 гривен, если можно через день на ремень, двое суток свободен и за это десять тысяч в кармане?! Но таких хитрецов, как он оказалось многовато, домой захотело всего процентов десять, остальные пожелали честно погибнуть за Родину с окладом в десять штук. Начальство было довольно.

Начали благоустраиваться на новых условиях. Вся эта орава контрактников вылезла из бункера, и перебралась в дачный посёлок недалеко от блокпоста. Поотжимали дачные домики, где хозяева как бы сами им ключи на блюдечке с голубой каёмочкой принесли, и вольно расположились. Чмырюку достался домик с банькой, и теперь он и его новые компаньоны вырубили находящиеся вблизи деревья, чтобы, наконец, хорошенько помыться. Волонтёры завалили едой, которую они успешно стали выменивать у ополченцев на водку, а те рады стараться, спаивают целую бригаду. Кроме этого, там, где они расположились, стрелять вроде бы перестали. И всё теперь Чмырюку нравится, стоять они собираются всю зиму, а значит со всеми удобствами. Единственное, что огорчало Тараса, это то, что грёбанные волонтёры всегда упор делают на печенье и халву, а ему мяса и картошки хочется. Но не беда. Здешние русаки ещё не успели на огородах свою картошку выкопать, так что с картошкой вопрос решён.

Но счастье было недолгим. Буквально через день начался глобальный обстрел, били прямой наводкой с часу ночи и до семи утра. Все сидели в бункере, зарывшись в землю с головой. Потом был перерыв на завтрак, и с девяти утра до часу дня дискотека продолжалась. А потом пришёл обед и всё стихло. Пользуясь случаем, Чмырюк выбрался наружу и позвонил маме.
- Аллё, мам! Здорова!  Поздравь меня, у меня сегодня второй день рождения, - и Чмырюк обрадовал маму последними новостями.
– Сынок, - кричала в трубку мать, - и что ты намерен делать? Ты же понимаешь, что это только начало?
 – Понимаю. Пока будем стоять, хотя, что дальше будет, не знаю.
 – Ты же понимаешь, что ты шёл Родину защищать, но ты же взрослый, должен понимать, что нет у тебя больше Родины. Продали её за полкопейки пиндосам. Наша жидовская власть и продала.
– Это мы уже поняли. Пусть они там лыжи мылят, сейчас мы тут немного придём в себя, подумаем, что и как, и мы им покажем!
– Кому?
– Да евреям этим, которые нас на убой послали! Ладно, мам, пока. Опять стрелять начинают, я в бункер пошёл. Вечером попытаюсь опять дозвонится.
Чмырюк полез обратно в бункер, а до матери видимо ещё не дошло, что она сегодня могла без сына остаться.

Ещё через день всех выживших перевели на линию фронта. Всем вдруг стало непонятно, что происходит. После обстрела, который длился долго – ну очень долго, двое убитых и один ранен. Доктор, что доставал раненых с поля боя сошёл с ума, его связали и посадили в бункер. Те, которые погибли после массового артобстрела, жили ещё сутки, и видимо доктор от этого теперь свихнулся насовсем. Чмырюка угнали, а домик с банькой отдали танкистам. Он долго думал про эту несправедливость, однако совсем запутался и, в общем-то, перестал соображать. В закоулках сознания он снова  писал рапорт и ехал домой, но в действительности его везли на линию фронта.

И вот теперь, с воскресенья, они находятся под постоянным обстрелом, и если раньше подельники-ополченцы за продажей водки их предупреждали, когда будет обстрел, то в воскресенье этого никто не сделал. Мало того, что не предупредили, так ещё и обстреливали конкретно их. В смысле обстрел был конкретный и конкретно по ним. Удивления было полные штаны. Обстрел длился десять часов, после этого было затишье, которое Чмырюк использовал для похода в баньку. Там он обнаружил, что у него ноги налиты как у слона, и присесть ему становится всё сложнее. После бани берцы уже натягивались с трудом. Позвонил матери,  и та по описанным признакам определила лимфостаз. Это была очень плохая штука. А в понедельник началось всё сначала. Но на этот раз обстрел был с двух сторон, и Чмырюк оказался под перекрёстным огнём. Он долгие часы стоял на четвереньках, вжавшись в стену блиндажа. Его руки и ноги трусились, а пересохший язык звал на помощь то маму, то бога. Когда после он звонил по телефону в Киев, то говорил с трудом, руки не держали аппарат, а рот плохо произносил слова. На том конце провода поняли только одно: так страшно ему никогда не было. А в среду, когда наступило долгожданное затишье, он решил сходить в местный лазарет, решить проблему с ногами. За три часа ожидания к нему не только никто не вышел, но ещё и наорали, а затем прогнали. Раз кровь не хлещет, значит здоров. На вопрос матери, понимает ли он, наконец, что он пушечное мясо и никому не нужен, ответил, что теперь понимает, но как-то верилось ей в это с трудом.

На следующий день Чмырюк позвонил своей измученной жене. Татьяна совсем осталась одна на хозяйстве, выдерживает критику и косые взгляды друзей и соседей, которые до сих пор понять не могут, зачем он туда попёрся. Между тем, за год службы Чмырюк  высосал все скудные запасы семьи, ибо, как говорилось  раньше,  волонтёры – суки, только печенье да халву привозят, а ему мясо, видите ли, подавай. Зимнюю одежду тоже Танька передавала, чтобы он в курточке службу нёс, и в утеплённых штанах. Сам же Чмырюк  передачи требовал еженедельно, пополнение счёта на телефоне тоже приходилось ей делать, тогда, как сама работала на рынке. Стояла на носках, колготках, да носовых платочках, где по нынешним временам особо на них не заработаешь. Но Чмырюка это вообще не волновало, у него была война с оккупантами.

Дозвонившись, Чмырюк с радостью заявил, что он написал рапорт на ротацию, и надеется в ближайшее время приехать домой, и так как он последний месяц был под постоянным обстрелом, то:
- Танечка, будь добра к моему приезду организуй мне квалифицированного психотерапевта, ибо я морально выжат как лимон, и спать по ночам уже не могу, - о том, что психотерапевт в первую очередь нужен жене, даже не заикнулся. - Да и ещё. Стол накрой и всех кого я знаю, позови – я о подвигах вещать буду, ха-ха.
Тут Таня  совсем растерялась. Какие к чёрту подвиги, если уже даже малым детям известно, что это Укроармия бомбит мирное население?! Она после этого разговора так и грохнулась в кресло, и просидела в нём, не вставая, целый час. «Если там не убили, значит, тут прибьют», - всё думала она. По сути дела,  уже ни она, ни мать не хотят никакой ротации, ибо боятся того, кто к ним приедет.


Перед отправкой в Киев Чмырюк и ещё несколько таких  же хлопцев на чемоданах, закатили знатную попойку. Пили, радовались и чувствовали себя героями. В их душах горел огонь гордыни и чувства собственной значимости во вселенной. Теперь им уже было, что рассказать и поведать миру о смысле бытия. Те, кто отсиживался в тылу и не понюхал пороху, казались им теперь полными ничтожествами, и не имеющими права говорить о судьбе Украины, недочеловеками. Жизнь, казалось, всё расставила по своим местам, они выжили, а значит, они достойны того, чтобы жить. Погибших, конечно, было жалко, но в этом они винили исключительно Порошенко, Яценюка, Турчинова и иже с ними. Вся кровь украинских солдат целиком и полностью лежала на них. И они от неё никогда не отмоются. А что до ополченцев и оккупантов, так эти значения не имели, тем более какие-то там местные жители. Сами виноваты.
- И был у нас во взводе  парнишка из Тернополя, - говорил обкуренный Сашко Головко. -  Натуральный индеец, только что украинец. Звали парня Мыкола Резкий Олень. Мама у него украинкой была, а отец индеец из США, в цирке «Дю Солей» из лука с завязанными глазами стрелял. Выступал он в Тернополе, влюбился в мать Мыколы, да так и остался в Украине — гражданство принял, женился, порося завёл, гусей. Мыкола Резкий Олень знатный был следопыт, от отца научился — то засаду удмуртских каряков вынюхает, то под видом местного спецназ ГРУ ВВС РФ в болото заведет, да там и перережет. И ходил повсюду с луком и колчаном стрел за спиной — ребята всё посмеивались, зачем тебе лук и стрелы, коли автомат есть? Но беззлобно так — парень он хороший был, хоть и больше стакана горилки выпить не мог. У него с ротным любовь была, собирались жениться, как москалей прогоним.
- Педераст, что ли? – не понял Дмитро Тучка.
- Ага, - подтвердил Головко. – Но парень он хороший был.
- Педерасты тоже люди, - сказал Чмырюк. – Да и кто тут более педераст? Те, кто в тылу умирать сюда посылают, или те, кто, как этот индеец, умирает здесь?
- Ясен пень кто, - ответил Головко.
- Не люблю педерастов, - сказал Тучка. – Хоть и индеец. Этот Олень опозорил славное имя Гойки Митича. Вот как я теперь  Чингачгука смотреть буду?
- Да, но Резкий Олень не хуже Большого Змея был, а может даже и лучше, - парировал Головко.
- Это в чём же? – спросил Тучка.
- Вот как-то поутру, - продолжил рассказ Головко, - сидим мы в окопе, и слышим, как где-то на позициях монгольских хантов раздаются какие-то крики. Прислушались. Оказалось, что это пленные, кому москали языки ещё не вырвали, кричат «Слава Украине» и гимн поют. Не понравилось это татарским манси, и давай перестрелку чинить, только и слышно, как Путина ругают между выстрелами. И тут — чу! Гудит что-то. Парни смотрят-смотрят — не разобрать, высоко-высоко самолёт летит. Позвали Мыколу Резкого Оленя из схрона комсостава, он глянул и говорит: «Это, братья, летит путинский Суперджет, а под ним атомная бомба висит. Хотят нашего Президента вонючие ватники подзорвать!». Ну, наши давай по тому самолёту палить, да куда там! Высоко летит, подлюка — не дострелить. Километров тридцать, не меньше. А Мыкола задумался, а потом и говорит «Эх, прости папа, что нашу тайну открываю!» Достаёт из кармана перья орлиные — и на чалму их крепит. Шкуру медведя накинул, бубен достал, ситар, маракасы — и давай танцевать и петь что-то по-индейски. Потанцевал, берёт лук, достаёт стрелу, кричит «Ахарай! Боле со нихал, сат шри акал!» — и стреляет в воздух! Стрела — фьють! и в небо ушла. Через минуту вдруг перестало гудеть — у кого зрение получше, видят, что стрела в пропеллер «Суперджету» попала. И стал «Суперджет» вместе с бомбой атомной падать — да прямо на позиции московских эвенков! Там поднялась паника, крики раздаются: «Аллах акбар», «Россия вперёд» и «Владимир Путин — наш президент». А потом ка-а-а-ак жахнет! И гриб на полнеба. Потом наши учёные подсчитали, в той бомбе не менее 500 мегатонн было. А Резкий Олень упал замертво, прямо с луком и бубном в руках. Наши его с почестями похоронили — для него одного бульдозер завели и в канаву спихнули. Так и не поняли, отчего умер.
- Энергию всю растратил, - сказал Чмырюк. – На тридцать километров стрелу запулить, шутка ли? С автомата пуля так далеко не летает.
- Вот и я думаю, Олень шаманом был, - кивнул Головко. – Но история получила продолжение. Приехали в Киев вожди индейские из Америки, из самого штата Пенджаб. И рассказали, что был отец Мыколы Резвого Оленя великим воином и брахманом, а умение своё перед смертью сыну передал. Но нельзя ему было умение показывать перед кяфирами — оттого и умер на месте.
- Вот же заливает, ха-ха! – рассмеялся Иванов. – Какой Пенджаб? В Пенджабе Зита и Гита живут, а не вожди семинолов, ха-ха-ха!
- Там ещё Танцор Диско есть, - согласился Тучка.
- Ага, ха-ха! – заливался Иванов.
- В США, между прочим, - сказал Чмырюк, - есть город Одесса, Москва, и Каир. Так что я не исключаю, что там же есть и Пенджаб.
- Во-во, - закивал Головко. - Индейские вожди потом объяснили, что «Ахарай! Боле со нихал, сат шри акал!» по-ихнему, по-индейски, значит «Слава Украине! Героям слава!». А за то, что Мыколу Резвого Оленя похоронили с почестями, подарили они Порошенке шесть тонн золотых украшений Атауальпы и пятнадцать «Джавелинов». Это правда, оказались какие-то деревянные палки с орнаментом, но то уже другая история…
- Ха-ха-ха!
- Ха-ха-ха!
- Хорошую травку ты куришь, Сашко, - смеялся и Тучка.


Вот и приехал Тарас домой, без предупреждения. На двенадцать дней. Естественно, что Танька стол накрыть не успела. Да и обещанных денег от Яценюка так и не дали. Посидели-подумали, и решили, что сейчас лучше в больницу с ногами сходить. Скорее всего должны будут положить на излечение в госпиталь. За первые четыре дня пьянства дома Чмырюк неожиданно понял, что все кругом сволочи. У него обнаружилась  дикая злость на всех, кто не был под артобстрелом. Ненависть к любому проявлению смеха и веселья, глухая ярость по отношению к тем, кто имел неосторожность задать вопрос «а нафига ты туда попёрся?». А таких вопросов было много и постоянно. Выпал Чмырюк из реальности, стал беситься оттого, что никто здесь в Киеве его героем не считает, даже больше того, выказывают своё пренебрежение. Никому он со своими подвигами оказался  не нужен. Танька от его вспышек гнева стала по стене тенью ходить, слово лишнее теперь сказать боится. «Если был бы автомат, то перестрелял бы всех к чёртовой матери!», - кричал он в приступах бешенства. В общем, проявилось дикое психическое расстройство.

Сходили в больницу, и результаты были неутешительные. Проблема с ногами вышла серьёзная,  на правой разрушен коленный сустав, на левой, как оказалось не лимфостаз, а оборваны четыре мышцы. Если срочно не сделать операцию, дело закончится очень плохо. Однако лечение будет стоить дорого. Пояснили, что лечить «ветерана АТО» бесплатно никто не собирается. Чмырюк еле сдержался, чтобы не прибить на месте откровенного врача. А когда пошли обратно, Танька по неосторожности показала дом, где проживал Пашка волонтёр. И тут – о, боги! – Чмырюк узнал, что этот Пашка за всё то время, что возил передачки от жены и типа неравнодушных жителей города, сделал у себя евроремонт и купил новую машину. Видели бы вы его лицо в этот момент. Глаза налились кровью, порвал на груди тельняшку и дуриком орал, что он за него падлу, там под артобстрелами сутками, а он такой нехороший человек. Короче говоря, вечером Чмырюк пошёл бить морду волонтёру Пашке. Ну, естественно, сначала нажрался до нужной кондиции, воевать с оккупантами его именно так и научили. А когда вернулся, отмывать руки от крови у вдрызг пьяного и невероятно агрессивного дебила-мужа, Татьяна не решилась. Только села и стала ждать ментов. Но всё вышло до невероятности глупо. Просто Пашка не открыл «герою» Чмырюку свою стальную и толстенную дверь, а тот разбил костяшки рук в кровь и в хлам, пытаясь прорваться к морде волонтера, особо, кстати, не повредив дорогостоящей барьер. Но и Пашка оказался не совсем сволочью. Позвонил Татьяне, всё рассказал, и убедил, что милиции не будет. Мол, он понимает гнев её мужа, и вошёл в её положение. Каково, а?

Но физическое состояние это фигня по сравнению с моральным. После всех этих событий, этот великовозрастный дядя позвонил маме и рассказывал плача в трубку, что он кожей ощущает, что его все если и не ненавидят, то, по меньшей мере, презирают. Разве что в спину не плюют. Это выразилось хотя бы в том, что директор фирмы на которой Чмырюк работал, по телефону ему доходчиво объяснил, чтобы он даже не тратил своё время, ибо для них он уже неинтересен. Мол, назад на работу его ни при каких раскладах не возьмут, несмотря на все его заслуги, и что он классный спец в своей области. И если бы он не ходил воевать в АТО, то лучше было бы всем. Но самое страшное разочарование постигло Чмырюка, когда лучший друг, увидев его, резко перешёл на другую сторону. А ведь с первого класса вместе! Стас, узнав Чмырюка, постарался как можно быстрее скрыться, сделав вид, что он его не заметил.
- Мама, я ничего не понимаю, как теперь дальше жить? Я кажется, постарел на много лет, а разобраться во всём этом не могу.
В этом смысле Чмырюк был абсолютно прав.  Все те, кто с ним хоть как-то общался, теперь в один голос твердят, что ему нужен психиатр.

Хоть Тарасу и повезло свалить в отпуск, ничего хорошего из этого не выходило. Он думал, что это была ротация, это когда тебя поменяют на кого-то другого и выведут из  тяжёлых, и неблагоприятных условий службы, но на самом деле ему сделали отметку, что отпустили по семейным обстоятельствам, типа на похороны. К тому же в военном госпитале пришлось решать вопрос с операцией. Пришлось съездить обратно в часть, и получить там направление. Однако там его послали в пешее эротическое путешествие. Затем он принял волевое решение и  съездил в свою старую часть под Чугуев, и попытался  оттуда получить направление на лечение за счёт государства. Но и там  его тоже послали в пешее эротическое. Руки опустились совсем, и что делать дальше, он не знает. Долгов как репьёв, две ноги не годятся, да и с головой проблемы. Пока ехал за направлением, его три раза останавливали милицейские патрули, ведь он был в военной форме. И вместо слов благодарности, по его мнению, унижали его тем, что заставляли полностью раздеваться и делали усиленный осмотр вещей на предмет какого-либо оружия. Не понимал Чмырюк, что это приключение с досмотром гораздо в меньшей степени унизительно, чем осознание того, что он теперь никто для «государства» Украина и зовут его никак. Единственное, что он осознавал и делал – это названивал матери, и кричал ей в трубку:
- Мама, мы здесь вообще никому не нужны! Мы пушечное мясо!
А мама не военные, посылать не будет, а хотелось: за слёзы, за недосыпанные ночи, за литры корвалола и горсти валерьянки. Но мать, есть мать. Посоветовала сходить в военкомат по месту жительства, и встать на учёт там. Так, по крайней мере, он не будет дезертиром, а в больнице придётся лечиться за свой счёт. Между тем, никому из знакомых Чмырюка, Яценюк так и не перечислил ни копейки. Прозрение наступает, но Чмырюку, как и всем оголтелым дуракам, не хватает даже сил самому себе признаться, что его сделали как распоследнего лоха.