Глава 13. Иса.
Итак, всё было решено, Иса ехал учиться в Европу, а точнее в Германию, в город Гамбург. Он был на седьмом небе от счастья. Ещё бы, в этом городе, к его огромной радости, было море. Иса будет опять ходить на берег и разговаривать с ним, и море будет рассказывать ему дальше свои удивительные истории.
Иса хотел изучать геофизику, ему хотелось понять, как происходило возникновение и развитие Земли, как зародилась жизнь на нашей планете и насколько истории, рассказанные ему морем, соответствуют действительности.
Но увы, скорее всего, этому было не суждено сбыться. Мулла и Учитель сообщили ему, что Совет, направляющий талантливых юношей на обучение за границу, решил, что Иса будет изучать технику, а точнее авиационную технику.
Учитель, зная о его разочаровании, объяснил, что на ближнем Востоке существуют амбициозные планы развития гражданской авиации. Планируется вложить огромные средства в покупку самых современных самолётов в Европе и Америке. Будет заказано сразу очень большое количество самолётов, соответственно будут получены гигантские скидки, которые сразу обеспечат преимущество арабским авиакомпаниям по отношению к компаниям европейским и американским.
А дальше всё очень просто: авиационное топливо стоит, правда только для своих, в нефтедобывающих арабских странах, примерно в двадцать раз дешевле, чем в Европе или Америке. Лётный и наземный персонал обходится в этом регионе, по причине значительно меньших налогов и социальных отчислений, также намного дешевле, а слово «забастовка» здесь просто никому неизвестно. Таким образом, не нужно быть провидцем, чтобы предположить, что через пару десятков лет весь мир будет летать исключительно на самолётах арабских авиакомпаний.
Вначале Иса очень расстроился, но потом, со временем, успокоился, решив, что возможно ему удастся записаться в Университете на дополнительные курсы, учитывая, что обучение в Германии, на самом деле, бесплатное.
Потом было прощание с семьёй. Отец, как всегда одурманенный катом, казалось так и не понял о чём идёт речь. Братья и сёстры были всегда озабочены своими семейными проблемами, им было всё равно, кроме того, Иса был каким-то чужим в семье. Он был другим, не похожим на всех остальных детей.
Больше всех переживала мать. Она очень гордилась тем, что её сын оказался самым умным и талантливым в их городе, что он оказался среди избранных, которым была уготована совсем другая, особая жизнь. Иса был единственным среди её детей, с кем она могла часами разговаривать на самые разные темы. Им всегда было интересно вместе несмотря на то, что мать не имела никакого образования. Она знала почему он такой, но эту тайну она будет хранить вечно. В последний день Иса сказал матери, что Совет будет не только оплачивать его учёбу и жизнь, но также помогать и ей. Кроме того, Иса сказал матери, что как только он встанет на ноги, тут же заберёт её к себе в Европу. Мать с благодарностью кивнула, но какое-то чувство подсказывало ей, что она видит его в последний раз в жизни и больше они никогда не встретятся. От этого ей было очень горько, но всё-таки чувство радости и гордости за то, что её сыну была уготована совсем другая жизнь, было сильнее.
И вот Иса сидел в самолёте, летящем в Европу. Чувство восторга переполняло его, он ощущал себя самым счастливым человеком на Земле. Иса впервые в жизни летел на самолёте, впервые ему предстояло увидеть другую страну, страну красивую, богатую и благополучную. Иса готовился к встрече со сказкой.
Иса летел через Россию, в Москве уже лежал снег. В дорогих магазинах международного аэропорта было полно ослепительно красивых женщин, в роскошных меховых шубах. Некоторые из них даже улыбались ему. Иса испытывал какое-то незнакомое ему до сих пор чувство восхищения, ему казалось, что он любит их всех, и они любят его. Столько улыбающихся красивых женских лиц он не видел никогда в жизни, в его стране женщины прятали свои лица и никогда не смотрели в глаза незнакомому мужчине. Для замужних женщин это приравнивалось к супружеской измене.
Исе выдали на дорогу несколько сотен долларов. В московском «дъюти фри» он долго стоял около прилавка с дорогими часами. В его родном городе ручные часы являлись символом социального статуса. Швейцарские часы были слишком дорогими и внешне очень скромными, ими было трудно кого-либо удивить. Народ мечтал о часах японских. Массивные стальные часы, с множеством стрелок и часовых поясов, поражали воображение молодых арабских юношей, и ради них они были готовы на всё.
Иса долго боролся с огромным желанием купить одно из этих чудес и сразу же подняться на более высокую социальную ступеньку. В конце концов Иса эту борьбу проиграл, желание победило. Часы были куплены и тут же гордо одеты на запястье левой руки.
Объявили регистрацию на самолёт в Гамбург. Иса шёл к выходу на посадку, и вдруг его охватило какое-то странное чувство, ему захотелось остаться в этой стране. Он часто слышал рассказы о том, что русские очень гостеприимны и щедры, а русские девушки охотно идут на контакты с иностранцами, независимо от страны их происхождения. Иса видел вокруг себя огромное количество красивых, улыбающихся женщин, и какой-то внутренний голос казалось говорил ему: останься здесь, не лети дальше, и твоя жизнь будет совсем другой, и ты будешь счастлив. Но Иса отогнал эти мысли и уверенным шагом пошел на посадку в самолёт, убеждая себя по дороге в том, что в Германии будет всё ещё намного лучше.
До Москвы Иса летел на самолёте Аэрофлота. Пассажиры, преимущественно русские рыбаки и специалисты, выпили по дороге огромное количество водки, постоянно пытались покурить в туалете, откуда их вытаскивали разъярённые стюардессы и периодически, на повышенных тонах, выясняли между собой отношения. Иса видел, что настроены они были очень решительно, и подраться им, вероятнее всего, мешало только отсутствие свободного места и теснота в самолёте. Иса облегчённо вздохнул, когда самолёт всё-таки, несмотря ни на что, благополучно приземлился в Москве.
Когда Иса поднялся по трапу в самолёт немецкой компании Люфтганза, он понял, что попал в другой мир. Огромный Боинг поражал своими размерами и роскошью. Стюардессы, казалось бы, сошедшие с глянцевых обложек журналов мод, были готовы удовлетворить практически любое желание пассажиров. Никто не пил водку, не курил в туалете и не ругался друг с другом. Народ летел очень приличный: дипломаты, бизнесмены, богатые туристы. Заказывали, в основном коньяк и кофе.
После вкусного ужина Иса немного полистал немецкий журнал. Картинки были замечательные, текста он понять не мог, немецкого Иса не знал. Он неплохо говорил по-английски, мог писать и читать, а вот немецкий ему ещё предстояло освоить. Но Ису это не пугало, все говорили, что у него к языкам большие способности, кроме того, учиться он очень любил.
В Гамбурге самолёт приземлился поздно ночью. Было холодно, шёл дождь, осенний ветер, казалось, пронизывал насквозь. Иса был очень легко одет, и почему-то в этот момент он вспомнил свой, такой неухоженный, неуютный, но очень тёплый город и такие любимые и вечно грустные глаза своей матери.
Иса шёл по аэропорту, его окружали хорошо одетые, улыбающиеся люди, залитые светом роскошные магазины. На прилавках лежали неизвестные ему продукты питания. В ресторанах сидели люди, на тарелках перед ними лежала незнакомая, но ужасно вкусная на вид еда. Всё, что окружало Ису излучало такое неподдельное благополучие, что казалось, что в этом мире не существует ничего, кроме улыбок, и все проблемы решены на много лет вперёд.
В аэропорту Ису встретил представитель Совета, невзрачный, невысокого роста, ничем не выделяющийся из общей массы человек, по имени Али. У Исы сразу же, почему то, возникло ощущение, что это его не настоящее имя, и что он уже когда-то встречал Али в своём родном городе.
Потом они сели в чёрный БМВ и поехали в отель, где Исе предстояло прожить первое время. Мощный мотор работал практически бесшумно, машина, казалось, летела по многополосному автобану, не касаясь его поверхности. Скорость была более 100 км/час, но при этом их всё время обгоняли другие машины, которые были ещё быстрее. Из многочисленных динамиков лилась тихая арабская музыка. Потом они долго ехали по туннелю под Эльбой. Весь тоннель был, сверху донизу, облицован красивой желтой плиткой, залит ярким светом и сиял ослепительной чистотой. В родном городе Исы, даже больничные палаты в дорогих частных клиниках, выглядели намного скромнее. Машина вылетела из тоннеля и Иса увидел порт. Гигантские океанские корабли стояли под загрузкой. Огромные грузовые краны таскали тяжёлые морские контейнеры, как спичечные коробки. У Исы радостно забилось сердце, здесь было то, без чего он просто не мог представить себе жизнь. Здесь было море, а это означало продолжение их таких захватывающих бесед, друг с другом.
Вскоре они приехали в отель. Жить и учиться Исе предстояло в Гамбурге-Харбурге. Официально Харбург считается частью большого Гамбурга. На самом деле это совершенно унылый и безликий городок, отделённый от Гамбурга очень широкой в этом месте Эльбой. Добраться до центра можно только на поезде или на машине по автомобильному мосту, пешеходного сообщения нет.
Жильё здесь намного дешевле, чем в самом Гамбурге, поэтому довольно большую часть населения составляют иностранцы: турки, арабы, русские, поляки. Те, кто имеет работу, трудятся в порту, на немногочисленных промышленных предприятиях и многочисленных садах.
Как ни странно, именно в этом районе находится совершенно удивительная по своему плодородию земля. Она здесь настолько плодородна, что на ней практически ничего не растёт. Для того, чтобы что ни будь вырастить, землю нужно вначале разбавить большим количеством песка. Много лет назад голландцы открыли, что на этой земле очень хорошо растут яблони, и с тех пор окрестности Гамбурга славятся своими красивыми, сочными и сладкими яблоками. Этот город, несмотря на свое северное расположение, является всеми признанной яблочной столицей Германии. Даже яблоки выращенные на юге страны не идут ни в какое сравнение с гамбургскими.
Но ничего этого Иса тогда не знал, он знал только то, что он будет учиться в Харбурском Техническом Университете, и скорее всего по специальности авиационная техника.
Отель, где Исе предстояло прожить первое время, специализировался на клиентах с Ближнего Востока. Они платили больше и за это получали свой специфический сервис. Во всех комнатах отеля были оборудованы места для моления, полностью отсутствовал алкоголь, все продукты, содержащие даже небольшую часть свинины или желатина, были под запретом.
Во время Рамадана столы накрывали только после захода солнца. Если какой ни будь женщине нужна была медицинская помощь, то она получала её только в присутствии мужа или отца.
Иса долго не мог уснуть. Даже того, что он увидел по дороге из аэропорта в отель, было достаточно, чтобы понять, что он оказался в стране очень богатой и благополучной, и теперь часть этого богатства и благополучия по праву принадлежала и ему тоже. Мечты бедного арабского мальчика, из забытой богом страны, начинали потихоньку осуществляться.
Иса проснулся довольно поздно, около полудня. Первым его желанием было немедленно увидеть море. Иса подошел к окну, моря было не видно, но вдалеке маячили верхушки портовых кранов. Помолившись, Иса вышел из отеля и пошёл в сторону порта. Шёл он довольно долго, по дороге ему попадались редкие прохожие. Все спешили по своим делам, и никому не было до него никакого дела. Было холодно, дул промозглый осенний ветер и продолжал моросить дождь.
В конце концов Иса добрался до причалов порта. То, что он увидел потрясло его. Разочарованию Исы не было предела. Моря не было. Была серая, тусклая, холодная вода. Не было той пронзительной и звонкой океанской синевы, рокота волн, белой пены и озабоченного клёкота чаек, словом не было всего того, что Иса так сильно любил, что было большой и важной частью его жизни. Иса не знал, что гамбургский порт лежит в устье Эльбы, в очень широком и глубоком её месте, но все-таки это не море, а река. Иса сразу же понял, что эта река не будет рассказывать ему свои тайны, потому что он никогда не станет ей своим.
Иса поплёлся назад в отель, и с каждым шагом он всё яснее понимал, что страна эта намного более чужая для него, чем он мог предположить. Но всё-таки оставалась последняя надежда на то, что он будет учиться, станет специалистом, встретит свою любовь и тогда он станет таким же как все, и эта страна признает и примет его, как своего сына.
Иса начал учиться, нет ещё не в университете, вначале ему нужно было выучить немецкий язык. Курсы были при университете, и Иса с радостью окунулся в университетскую жизнь. Однажды, дома, его дядя, учившийся в Москве в семидесятые годы, с восторгом рассказывал о незабываемых и весёлых годах учёбы в России. Основная часть его воспоминаний касалась многочисленных вечеринок и ослепительно красивых русских девушек, которые охотно шли на контакт с арабскими юношами и даже не боялись выходить за них замуж и уезжать с ними в их родные страны. Жил дядя в студенческом общежитии, где девушек было намного больше, чем парней. В перерывах между свиданиями и вечеринками, дядя умудрился закончить университет и даже получить диплом инженера.
Примерно к такому же развитию событий готовился и Иса, когда впервые переступил порог университета. Но реальность выглядела совершенно иначе. Жить Исе в студенческом общежитии, Али категорически запретил. Пока Иса жил в отеле, а со временем он должен был переехать в снятую для него небольшую квартиру, оплачивать которую будет Совет. Студенты ходили на занятия, усердно писали конспекты, а после занятий мгновенно исчезали. Все были очень вежливы, но совершенно безразличны друг к другу, никто не искал никаких личных контактов за пределами университета. Иса был никому не нужен, никто им не интересовался.
Особенно одиноко и тоскливо было в выходные и праздничные дни, заняться было совершенно нечем. В учебные дни Иса ходил на занятия, потом делал домашние задания. Так проходили недели и месяцы. Чтобы чем-то заняться в свободные дни, Иса начал ходить в исламский центр. Там можно было поговорить, послушать лекции, помолиться в мечети, попить кофе с печеньем. В центре Иса чувствовал себя нужным, кому-то интересным. Там он познакомился с другими студентами из стран Ближнего Востока, и они начали общаться друг с другом. Это была дружба поневоле, Иса с намного большим удовольствием общался бы с немцами и другими европейцами, но они его в упор не замечали.
Единственной отдушиной были для Исы лекции по геофизике. Он ещё официально не был студентом, но так как курсы немецкого языка проходили в здании университета, то у него была возможность посещать интересующие его лекции. Старый лысый и толстый профессор геофизики, как учёный сформировался в безмятежные шестидесятые годы, когда в науке и обществе господствовало мнение, что земля представляет собой завершённую и стабильную геофизическую и климатическую систему, а человек является её хозяином и господином. Лозунги типа «Человек хозяин природы», «Мы поставим природу на службу человечеству» были совершенно привычными и никого особо не удивляли. На повестке дня стояли проекты по растоплению льдов в Арктике и Антарктике, по переброске стоков сибирских рек в Среднюю Азию, по созданию гигантских водохранилищ, направленных с помощью ядерных взрывов. Учёные считали, что климатические изменения на Земле если и происходят, то в течение сотен тысяч лет.
Люди считали, что они могут безнаказанно вторгаться в природу, перекрывать реки, осушать болота, вырубать леса, загрязнять океан и атмосферу, бесконтрольно размножаться и заселять всё новые и новые районы.
Пройдёт несколько десятков лет и следующему поколению придётся за это дорого заплатить. На месте бывших болот, летом, будут гореть торфяники и их невозможно будет потушить. В перекрытых реках исчезнет рыба и появятся опасные для жизни водоросли и бактерии. Из-за загрязнения атмосферы увеличится температура океана и начнётся потепление климата. Это приведёт к возникновению невиданных доселе ураганов и тайфунов. Новые территории, заселённые людьми, будут безжалостно затопляться выходящими из берегов реками. Гигантские плотины, перекрывшие реки, станут бомбами замедленного действия. Втиснутые в новые берега гигантские массы воды, никогда не смирятся с этим положением. Рано или поздно вода найдёт себе лазейки, металлическая арматура проржавеет и, уставший от времени и нагрузки железобетон, будет сметён, как карточный домик. Всё, что было построено ниже по течению, будет снесено в течение нескольких часов, жертвы будут измеряться миллионами. Тем, кто считает, что земля представляет собой стабильную, завершенную систему, она будет напоминать страшными землетрясениями о том, что это не совсем так. Возникающие после землетрясений гигантские, смывающие целые страны, цунами, будут напоминать людям о том, что прежде, чем застраивать и заселять новые территории, надо очень хорошо подумать. Раз за разом земля будет давать знать людям о том, кто здесь на самом деле хозяин.
Старый профессор был ярым сторонником всех этих безумных планов, и искренне не понимал, почему мировые державы до сих пор медлят с их осуществлением.
Иса с восторгом слушал лекции по геофизике. Его интересовало всё: строение нашей планеты, её возраст, возникновение и развитие горных систем, расхождение материков, движение магнитных полюсов и изменение положения оси вращения земли. Исе хотелось бы задать профессору множество вопросов, но официально Иса ещё не был студентом, поэтому, чтобы не быть разоблачённым, с вопросами он решил подождать. Всему своё время.
Глава 14. Борис.
Самолёт мягко приземлился на американской земле, и все дружно направились к выходу. Борька думал, что сейчас подъедет шикарный автобус и отвезёт всех в здание аэропорта. К огромному его удивлению, прямо от двери самолёта начинался крытый переход с ковровой дорожкой, который вёл прямо в аэровокзал.
И вот Борька гордо вступил под своды гигантского зала прибытия пассажиров. Шикарные магазины не произвели на него большого впечатления, всё-таки он уже их видел в Москве и Вене. Поразило его совсем другое: огромное количество людей, свободно говорящих по-английски. Борька приехал из страны, где английский язык учили все и всю жизнь, но не говорил на нём никто. Единственный человек, который на нём говорил, была учительница английского языка. Надо сказать, что и она говорила на нём не так уж много и часто. За невыполненные домашние задания она ругала детей по-русски, и на нём же объясняла все грамматические и иные правила.
В зале аэропорта всё было иначе, люди говорили, ругались, шутили, смеялись и всё это очень естественно и легко, без всякого напряжения. У Борьки были хорошие оценки по английскому, но тем не менее он не понимал ни одного слова.
Пограничный и таможенный контроль занял какие-то минуты, даже слаломные лыжи не заинтересовали практически никого. Вообще у Борьки появилось какое-то странное ощущение прозаичности и обыденности всего происходящего. Когда они уезжали из своего родного города, то всем, в том числе и самим себе, они казались героями. Это чувство сохранялось в течение всего пути, до посадки в Нью-Йорке.
Когда Борька вошёл в здание аэропорта, это чувство вдруг бесследно исчезло. Борька и его родители оказались одними из многих сотен и тысяч вновь прибывших в Америку со всего света. С момента вступления на вожделенную землю, они становились обычными эмигрантами и переставали кого-либо интересовать. Америка сделала для тебя всё что могла, дальше уже дело за тобой.
Семью встретил очень дальний родственник, который высылал семье приглашение на переезд. Сахнут и еврейская община города тогда хорошо платили таким организаторам за каждого вновь прибывшего. Суетливый родственник отвёз семью на Брайтон-Бич, в заранее снятую для неё квартиру.
По дороге Борька практически ничего не увидел, было темно и ехали всё время по скоростным дорогам. Потом долго таскали вещи на четвёртый этаж, лифта в доме не было. В конце концов суетливый родственник исчез, прихватив с собой многочисленные подарки.
В квартире было три комнаты, и она уже была обставлена необходимой мебелью. Квартира вызвала у Борьки довольно странное ощущение. С одной стороны, трёхкомнатная квартира, полученная в день приезда, могла считаться роскошью. Семья из трёх человек, в стране исхода, имела право максимума двухкомнатную, и то, после десяти лет ожидания в очереди. Кроме того, в квартире была мебель, посуда, бытовая техника, то есть всё необходимое для жизни, на приобретение чего, дома бы понадобился не один год. С другой стороны, в квартире царила какая-то обволакивающая вязкая тоскливая не уютность, в ней не было запаха дома и всем как-то сразу стало ясно, что она им, для семьи, никогда не станет.
Борька отнёс чемоданы в выделенную ему комнату, осторожно закрыл за собой дверь и сел на кровать. Взгляд его медленно скользил по стенам, мебели, и вдруг остановился на торчащем в двери ключе. В этот момент до него дошло, что у него теперь есть не только своя комната, но и комната, которую он может закрыть на ключ и остаться наедине с самим собой.
Дома, в двухкомнатной квартире, у родителей была спальня, а у Борьки был угол в гостиной, где он спал и делал уроки. С уроками особых проблем не было, домашние задания он делал легко и быстро. Если дома были гости, его укладывали спать в родительской спальне, а потом, когда гости уходили, отец переносил спящего Борьку в его кровать. Но в последнее время возникла одна проблема. Борька достиг определённого возраста и стал по ночам, под одеялом, тайно и самозабвенно, заниматься мастурбацией. Занятие это доставляло Борьке огромное удовольствие, если бы не боязнь быть пойманным за руку. Почему-то большинство родителей в то время были убеждены в том, что это очень вредно.
Теперь, в своей комнате, да ещё и с запирающейся на ключ дверью, он мог самозабвенно отдаться любимому занятию при свете дня, и даже с журналом Плейбой, в свободной от дела руке.
С этой сладкой мыслью Борька начал потихоньку засыпать, на следующий день у него была куча приятных планов.
Предстояла первая встреча с морем, знакомство с городом и возможно встреча новых американских друзей. Под окном шумел никогда не засыпающий Брайтон, сверкали неоновые рекламы и жизнь казалась такой многообещающе прекрасной и счастливой. Так началась Борькина жизнь на новой американской родине.
Утром Борька проснулся от лучей ослепительно яркого солнца. В первый момент ему показалось, что он у себя дома, в своей постели в гостиной, на кухне папа, как всегда по воскресеньям, жарит гренки, а после завтрака Борька побежит к друзьям на улицу и они вместе отправятся в кино. Оглядевшись по сторонам, Борька вспомнил, что он в своей комнате в квартире на Брайтоне, папа гренок на кухне не жарит, друзья на улице его не ждут, по причине их отсутствия, а в кино он не пойдёт, потому что всё равно ничего по-английски не поймёт. На самом деле всё это было не так уж и страшно, потому что у Борьки на этот день были очень большие планы.
На первом месте, безусловно, стояла встреча с морем и параллельно, по пути, знакомство с городом. Борьке почему-то казалось, что море здесь должно быть какое-то совершенно особенное, как и всё в Америке. Чёрное море было на карте очень небольшим, а здесь город стоял на берегу огромного океана, а океана Борька, в своей такой ещё очень короткой жизни, не видел. Он представлял себе сбивающий с ног шквалистый ветер, огромные волны, ревущий прибой, хлопья пены и гигантских альбатросов, парящих в воздухе. В центре всего этого жуткого хаоса, гордо стоял он, Борька-американец.
Накануне вечером, суетливый родственник объяснил Борьке, как можно пешком добраться до берега моря. Родители были заняты разбором вещей, поэтому сравнительно легко согласились отпустить сына на небольшую прогулку, заодно ему было поручено узнать, где находятся ближайшие продуктовые магазины.
И вот Борька, впервые в жизни, вышел один на американскую улицу. Мимо него проплывали, поражающие своими гигантскими размерами и роскошью, Форды, Крайслеры и Доджи. Основу автомобильного парка советской страны в те годы составляли скромные, если не сказать убогие, Волги, Москвичи и Запорожцы. О кондиционерах, автомагнитофонах и открытых кабриолетах никто тогда не мог даже и мечтать.
Борька с восторгом глазел на шикарные тачки, не замечая, что машины, катящиеся по улицам Брайтона, были далеко не первой свежести, а иногда даже просто сильно побитые.
На витринах магазинов красовались вожделенные джинсы и плащи болонья. На прилавках лежали ананасы, апельсины, бананы, но никто не выстраивался в очереди за ними. На витринах мясных лавок лежали сырокопчёные колбасы и окорока, но никто не покупал сразу по пять палок, хотя отпуск в одни руки, судя по всему, не ограничивался, и тому, кто покупал кусок мяса, большую кость и кусок сала в нагрузку не давали.
Казалось, что многие хорошо друг друга знают. Вдоль улицы стояли легко одетые, хорошенькие женщины. Они всем очень дружелюбно улыбались, даже останавливали проезжающие машины и о чём-то оживлённо беседовали с водителями. Борька с завистью подумал о том, что, когда ни будь, может быть, и его также приветливо остановит какая ни будь знакомая красотка. Единственное, что Борьку огорчало, так это то, что он практически не понимал ни одного слова из того, что говорили окружающие его люди. При этом он хорошо мог читать рекламу, вывески магазинов, уличные указатели.
Так Борька уверенно приближался к цели своего путешествия. Всё чаще попадались таблички, указывающие направление пути на пляж. И вот, наконец, Борька увидел, что впереди заканчиваются дома и, судя по всему, начинается море.
Через несколько минут Борька стоял на берегу моря. Широкий песчаный пляж поражал своими размерами и полной безжизненностью. На нём не было камней, скал, небольших бухт, кустов, деревьев. На берегу не было ничего, и о том, чтобы здесь играть нечего было и думать. Хуже для детских игр подходила только Красная площадь в Москве.
Но это было ещё не всё. Там, где заканчивался пляж, начиналось море. Хотя назвать морем, то, что предстало перед Борькой, было очень трудно. Это была свинцово-серая, безжизненная, холодная масса воды. Купаться, устраивать заплывы, искать ракушки, ловить рыбу здесь, представить себе было просто невозможно. О том, чтобы здесь играть в прятки, в казаки-разбойники, целоваться с девчонками за большими камнями, можно было забыть раз и навсегда.
Борька понял, что у него украли очень большую и важную часть его жизни. Взамен ему были предложены джинсы и плащи болонья. Борька поплёлся домой. Вдруг, неожиданно у него на пути, оказалась хорошенькая девушка, которая его о чём-то спросила. Борька попытался ей что-то ответить на смеси русского и английского языка. Вдруг она перестала улыбаться и, повернувшись к нему спиной, выругалась на чисто русском языке.
Тут у Борьки как бы неожиданно открылись глаза. Он понял, что хорошенькие девушки на самом деле уличные проститутки. Стоящие, то тут, то там, группки людей занимаются либо продажей собственного тела, либо торговлей наркотиками. Борька увидел, что шикарные машины, на самом деле довольно потрёпаны, и на многих красуются вмятины. Он увидел, что на улицах нет деревьев, что дома идут сплошной стеной и у них нет дворов. Единственным развлечением людей на этих улицах было разглядывание витрин магазинов. Борька понял, что у него украли и его город, с тенистыми улицами, загадочными дворами и романтичными скверами. Взамен ему предложили копчённую колбасу и экзотические фрукты.
Наконец то Борька доплёлся до своего дома. Около дома стояла группа чернокожих подростков. Со стороны они выглядели довольно добродушно. Борька решил проявить инициативу и первым предложить дружбу коренному населению. Он уверенно направился к группе. Борькин план заключался в том, что в качестве приветствия он скажет, что американские негры и советские люди братья. Он расскажет, как он участвовал в митингах в поддержку Мартина Лютера Кинга, как он в детстве читал книги о рабстве и переживал вместе с дядюшкой Томом. Он расскажет, как его страна помогает неграм Африки в их борьбе с колонизаторами. В том, что ему удастся подружиться с пацанами, сомнений у Борьки не было, он всегда быстро сходился с незнакомыми людьми.
Увы, надеждам Борьки сбыться было не суждено. Подойдя, уверенным шагом, к группе подростков, Борька начал свою тираду. Первым словом в его речи было слово «американские», вторым и последним было слово «негры». После этого слова Борька получил страшный удар в лицо. Потом его долго били и пинали ногами. Борька ничего не понимал: за что? почему? Он корчился от боли и унижения. После очередного удара ногой по голове, он потерял сознание. Спасла Борьку, от возможной смерти, соседка по дому. Она вызвала полицию, услышав сирену чернокожие пацаны разбежались.
Когда Борька пришёл в себя, около его постели сидел толстый чернокожий полицейский. Рядом стоял, вызванный по телефону, суетливый родственник. Мать плакала, отец напряженно молчал. В больницу Борьку решено было не везти, так как у семьи ещё не было медицинской страховки. Полицейский попросил его рассказать, что произошло на улице. Родственник переводил. Когда Борька дошёл до слова негры, полицейский, слегка изменившись в лице, сказал, что в следующий раз полиция может не успеть его спасти.
Так Борька узнал, что слово «негр», так любимое советскими политическими функционерами, является в Америке страшным оскорблением, и за него могут даже убить. Навсегда для Борьки останется загадкой почему назвать белого человека белым, является совершенно нормальным, назвать чернокожего чёрным на английском языке, не так уж страшно, а за тоже самое, сказанное на испанском можно поплатиться жизнью. На самом деле «негро» означает просто напросто «чёрный» на испанском языке.
Когда все ушли, погасив в комнате свет, Борька горько заплакал. Плакал Борька долго. Это был плач по прошлой жизни, по родному уютному городу, по любимому синему морю, по верным и надёжным друзьям, по девчонке Наташке из соседнего класса. У Борьки забрали всё самое важное, что было у него в жизни, предложив взамен полные прилавки магазинов. Он понимал, что его жестоко обманули, и впервые в жизни почувствовал, что впереди его ждёт не счастливое светлое будущее, а какая-то тоскливая, уходящая вдаль, сковывающая, холодная пустота.
Но всё-таки у Борьки забрали не всё, кое-что у него осталось. Как иногда, во время обыска, из дома забирают всё, но при этом забывают проверить карманы у хозяина дома, в которых остаётся что-то очень важное и нужное для будущей жизни. Нетронутой осталась Борькина мечта. С этой мыслью он заснул.
Утром Борька проснулся другим человеком. За одну ночь Борька повзрослел на несколько лет. Он принял очень важное для себя решение. С этого дня вся его жизнь будет подчинена одной единственной цели, он должен стать одним из самых богатых людей Америки. Борька понимал, что для осуществления этой цели, ему, не имеющему здесь ни связей, ни положения, ни денег, нужно учиться намного больше и лучше других. Только так он сможет достигнуть этой цели.
Когда Борька вышел на кухню, где мать готовила завтрак, она попыталась пожалеть его, но что-то вдруг её остановило. Борька, каким -то странным, изменившимся за ночь голосом, спросил родителей, когда он сможет пойти в школу. Родители пребывали в состоянии лёгкого шока. Борька, который никогда не скрывал своей ненависти к школе, который ходил в школу с одной лишь целью увидеть друзей и свою очередную зазнобу, впервые в жизни хотел идти в школу. У родителей даже мелькнула мысль о том, что может быть это последствия сильного удара по голове.
Вопрос со школой должен был решиться в ближайшие дни. Этим занималась еврейская община и родители никак не могли повлиять на этот процесс.
В этот день перед семьёй стояла совершенно другая задача: предстояла продажа контрабандных бриллиантов местному ювелиру. Борька, как человек немного говорящий на английском, должен был сопровождать отца на этой встрече. Отвезти их с отцом к ювелиру должен был всё тот же суетливый родственник. На несколько тысяч долларов, которые отец планировал выручить за ценные камни, было решено купить машину и кучу других вещей, в том числе джинсы и плащ болонья для Борьки.
Вскоре за ними приехал родственник, и на его Форде они поехали к ювелиру, который должен был сделать Борькину семью, если не богатой, то, как минимум зажиточной.
Район, где была ювелирная мастерская, судя по всему, был довольно неблагополучный. Родственник запер машину, тщательно проверил все двери и багажник, а ключи спрятал во внутренний, застёгивающийся на молнию, карман куртки.
Ювелир сидел в тёмной и довольно убогой лавке. Солнечные лучи с трудом проникали через мутное, много лет немытое витринное стекло. Богатством и предпринимательским успехом здесь явно не пахло. В лавке стоял скорее запах мелкого жульничества.
Борькин отец гордо достал спичечный коробок с нелегальными бриллиантами. Ювелир, эмигрант из Венгрии, подчёркнуто равнодушно взял коробочку, безразлично разложил камешки на столе и начал придирчиво их разглядывать. Всем своим видом он показывал, что оказывает всем присутствующим огромное одолжение. Периодически, в двери, ведущей внутрь, появлялась голова старой, усатой и очень сердитой женщины. Она что-то говорила строгим и громким голосом, ювелир очень заискивающе и виновато что-то ей отвечал, после чего дверь закрывалась, чтобы через пару минут открыться вновь. Единственным желанием Борьки было как можно быстрее вырваться из этой крысиной норы на свободу.
Ювелир долго мусолил мелкие камешки, рассматривал их через лупу, взвешивал их, вначале каждый в отдельности, а потом все вместе. При этом он всё время что-то шептал и записывал на обрывках засаленной бумаги.
«Двести долларов»- прозвучало как приговор Народного суда. Борьке показалось, что папу сейчас хватит удар. Сумма настолько не соответствовала его представлению о возможном богатстве, что если бы папа не сидел на стуле, то он бы уже лежал на полу.
В одно мгновение перед его глазами пронеслась вся бриллиантовая история. Вначале мучительные попытки найти блат в ювелирном магазине, чтобы купить кольца. Потом поездка в Ленинград к брату, поиски мастера по способам контрабандной перевозке, покупка слаломных лыж. Затем была рискованная операция по пересечению государственной границы, которая вполне могла бы закончиться многими годами отсидки. Получалось, что всё было напрасно.
Ювелир начал долго рассказывать, что бриллианты очень мелкие, что вообще русские бриллианты недостаточно чистые и их огранка не соответствует современным требованиям. Поэтому найти покупателей на них очень трудно, если вообще возможно.
Вдруг, совершенно неожиданно для всех, Борька твёрдым голосом произнёс: «Триста». Он понял, что когда речь идёт о сотнях, то просить тысячи не имеет смысла, но попросить на сотню больше вполне допустимо. Ювелир молча достал триста долларов и отдал их почему-то не отцу, а Борьке.
Борька молча направился к двери, за ним потянулись отец и родственник. Все молча направились к машине. На полдороге суетливый родственник вдруг резко остановился и сказав, что он забыл у ювелира ключи от машины, быстро пошел назад.
Борька был готов поклясться, что в лавке родственник ключи из внутреннего кармана куртки не доставал. Через пару минут суетливый родственник вернулся в очень хорошем расположении духа. Подходя к машине, он достал ключи из внутреннего кармана куртки. Тут Борьке стало окончательно ясно, что родственник ходил к ювелиру за своей долей. В этот момент Борька понял, что надеяться в Америке на помощь своих бывших соотечественников, не стоит, рассчитывать нужно только на себя.
По мрачному виду вернувшихся мужчин, мама сразу же поняла: сделка папиных надежд явно не оправдала. Надо сказать, что мама с самого начала не была горячей сторонницей плана по нарушению правил валютных операций, она хорошо помнила судебные процессы середины шестидесятых годов, когда валютчиков пачками приговаривали к смертной казни.
Чтобы слегка подсластить пилюлю побитому Борьке и обжуленному папе, мама предложила мужикам гульнуть. Из семейной кассы были взяты пятьдесят долларов, и семья отправилась в ближайший супермаркет за заморскими деликатесами. На Родине, на пятьдесят долларов, проданных на чёрном рынке, семья из трёх человек могла неплохо прожить целый месяц.
Продукты стремительно летели в огромную тележку. На цены никто не смотрел, пятьдесят долларов казались суммой, которую потратить было практически невозможно. Сырокопчёная колбаса, итальянская ветчина, копчённый угорь, розовый лосось и шампиньоны заняли свое место на самом дне тележки. За ними последовала очередь деликатесов раннее известных только по литературе. Спаржа, каперсы, фисташки, манго и киви уютно улеглись сверху. Папе было разрешено взять пару банок пива, а Борьке любое количество фруктовых йогуртов и колы. Пластиковые стаканчики и жестяные баночки гордо возвышались горкой, со стороны чем-то напоминая пик Коммунизма.
Гордо толкая перед собой всё это сверкающее великолепие, семья направилась к кассе. Стоя в небольшой очереди, Борька заметил, что практически никто не платил наличными, все предъявляли яркие карточки, потом расписывались и становились обладателями содержимого тележек.
Наконец-то очередь дошла и до переполняемого гордостью семейства. Кассирша резво перебрасывала пакетики и баночки. Закончив и что-то дружелюбно спросив, она выжидательно посмотрела на Борьку, который стоял ближе всех. Борька гордо протянул кассирше пятидесятидолларовую бумажку. Возникла неловкая пауза. Борька ждал сдачу, кассирша ждала денег.
Какое-то время ушло на то, чтобы до семьи дошло, что она набрала продуктов больше, чем на сто пятьдесят долларов. Потом была поездка по магазину в обратном направлении, разгрузка тележки и расстановка товаров по местам исхода. За этим последовала вторая закупка, но уже с предварительным рассматриванием цен. Количество продуктов в тележке уменьшилось ровно в три раза, но при этом по настоянию мамы ограничения не коснулись папиного пива и Борькиных йогуртов. Основной удар пришелся на маму, знакомство со многими заморскими деликатесами ей пришлось, скрепя сердце, отложить на неопределённое время.
Потом был праздничный ужин. Стол ломился от всяческой вкуснятины, банки пива и колы завершали эту картину фирменного изобилия. Не было за столом самого главного- праздничного и весёлого настроения.
Обычно, за столом, папа всегда рассказывал всякие интересные истории приключившиеся либо с его друзьями, либо с друзьями друзей. Мама рассказывала последние городские и соседские сплетни, а также живо обсуждалась тема предстоявшего отъезда. Время от времени звонил телефон, и мама с упоением делилась кулинарными секретами с какой-нибудь очередной подругой. Что же касается Борьки, то он всеми силами пытался избежать упоминания в разговоре школьной темы и поэтому норовил побыстрее выскользнуть из-за стола и смыться на улицу, где его уже ждали друзья.
На этот раз всё было по-другому. Прежние темы ушли из жизни сразу и навсегда в какое-то далёкое прошлое, а новые ещё не появились. События же последних дней, жестокое избиение Борьки и обман папы мошенником-ювелиром, обсуждать никому не хотелось. Телефон тоскливо молчал, все теле- и радиопередачи были на английском языке. Семейство грустно жевало заморские деликатесы, и все с тоской вспоминали любимый вкус бабушкиных фаршированных баклажан, жирной копчёной скумбрии и котлет по-киевски. За окном шумел чужой город, по улицам которого ходили чужие люди, говорящие на чужом языке. Если бы в этот момент появился добрый волшебник и предложил бы семье исполнение одного желания, то не исключено, что следующий семейный ужин состоялся бы на кухне их старой двухкомнатной одесской квартиры, и опять бы звонил телефон, а за окном бы шумел любимый город, по улицам которого ходили бы знакомые люди, говорящие на родном языке. Но волшебник не пришёл, молчаливый ужин подошёл к концу, и вся семья отправилась спать по своим отдельным, но таким чужим и неуютным комнатам.
Глава 15. Влад.
В учёбе Влад звёзд с неба не хватал. Изучать огромное количество законов и кодексов было достаточно трудно и довольно скучно. Кроме этого, была и проблема с мотивацией. Зачем знать законы, когда в стране существовало телефонное право. Всё решали партийные органы, а остальные должны были эти решения беспрекословно выполнять. Может быть, только судьям было необходимо знание законов для того, чтобы было удобнее их обходить. Роль адвокатов в советских судах практически равнялась нулю, самые важные процессы шли просто без них.
Влад не мечтал о карьере судьи или адвоката, также он не собирался заниматься научной деятельностью в сфере законодательства. Разведчик добывает важную секретную информацию, а контрразведчик выявляет вражеских агентов. В обоих случаях речь идёт скорее о нарушении, чем о выполнении законов. В случае провала, рассчитывать на знание законов и помощь адвокатов не приходилось, помочь могла только Родина в случае, если бы она этого захотела.
На первых ролях, на уборке картошки, были массовики-затейники, любители рассказывать у костра интересные истории и анекдоты, бренчать на гитаре и петь приблатнённые песни. С началом учёбы роли поменялись. На первый план вышли сынки и дочки. Отпрыски высших городских чиновников и партийных работников, руководителей прокуратуры, милиции и торговли. С ними все хотели дружить, ещё бы, после окончания учёбы всем им были гарантированы престижные места работы или службы.
Студенты-спортсмены огромной популярностью не пользовались, на занятиях их видели не очень часто, особыми успехами в учёбе они похвастаться не могли, но они пользовались благосклонностью начальства. Это означало, что им были гарантированы зачёты и четвёрки на экзаменах. Четвёрка была оценкой особенной. Она давала возможность преподавателю сохранить лицо, всё-таки не пятёрка, а нерадивому студенту обеспечивала получение стипендии, что было достаточно важно в те не очень сытые времена, особенно для детей из небогатых семей.
Владу было скучно среди этой подрастающей элиты, он чувствовал себя чужим. В свою очередь, для будущей элиты, Влад тоже не представлял особого интереса. Он вырос на улицах большого города, где уважение завоёвывалось с помощью кулаков. Главным правилом было: хочешь победить, бей первым, а потом добивай своего противника, чтобы он после этого тебя всю жизнь боялся, как огня. На юридическом факультете университета использовать это правило было достаточно сложно, могли бы неправильно понять.
Вести себя со слабой половиной человечества, Влад не умел, стеснялся. Сказывалось отсутствие сестёр и девчонок в дворовой компании. Влад был не плох собой, физически силён, но комплексовал из-за невысокого роста и был болезненно самолюбив. Владу нравились жгучие брюнетки, но у них были свои герои. Попытать счастья, и получить при этом отказ, означало для Влада потерять своё лицо, а это было бы для него трагедией. Пойти на это Влад никак не мог, кроме того, он, как ни странно, продолжал любить Маринку.
Таким образом, уже на первом курсе Влад сделал грустный вывод, что кроме диплома юриста, университет ему ничем полезен быть не может.
Уличная компания, в которой он вырос, как-то сама собой распалась. Кто-то пошёл работать или поступил в институт, кого- то забрали в армию, кто-то сел в тюрьму. Влад почувствовал, что к нему со всех сторон начинает подступать какое-то обволакивающее одиночество. С одной стороны, он всё время успешно продвигался к поставленной цели, с другой стороны, рядом с ним оставалось все меньше и меньше единомышленников и друзей. Тогда ещё Влад не знал, что абсолютное одиночество приходит тогда, когда человек достигает своей высшей цели и получает, казалось бы, абсолютную власть.
Влад понял, что в университете ему своим не стать никогда, не стоит и пытаться; что школьные и уличные друзья растворились в новой жизни и их уже не вернуть. Влад огляделся вокруг и обнаружил, что кроме родителей и секции самбо у него ничего не осталось. Только дома и в спортзале его ждали, обо всём расспрашивали, ему были рады, и он переставал чувствовать себя одиноким.
Так, на долгие годы, родительский дом и секция самбо станут самыми милыми его сердцу местами, спортивные коллеги станут друзьями на всю жизнь, а тренер: непререкаемым авторитетом во всех жизненных вопросах.
Прошло два года, начался третий курс. После третьего курса предстояла первая производственная практика, которая часто определяла работу и жизнь будущих юристов. Для прохождения практики в солидных и престижных учреждениях, был необходим особый допуск. Допуск оформляла спецчасть университета, которая одновременно являлась представителем спецслужб. Некоторые студенты заранее побаивались, кое у кого были скелеты в шкафу. Спецчасть обычно изучала личное дело и анкеты кандидата, и выносила своё решение. Слабое место в этой процедуре было то, что особисты не имели контакта со студентами, и поэтому могли принять неправильное решение. В связи с этим, спецчасти, был нужен свой человек в группе. Влад надеялся, что выбор падёт на него и он начнёт своё сотрудничество с органами, которое, после окончания универа, плавно перейдёт в службу в разведке. Скелета у Влада в шкафу, естественно, не было.
И вот однажды, на занятиях по военной подготовке, приоткрылась дверь, и просунувшаяся голова начальника отдела кадров произнесла: «Рокоссовскому срочно явиться в спецчасть».
Вася Рокоссовский был однофамильцем великого маршала и совершенно уникальным человеком. Вася знал всех и все были его друзьями. Он был коренным жителем города, из приличной, но не высокопоставленной семьи. Обычно, после занятий, Вася шёл во главе шумной компании в ближайший пивной бар, где весело, в неформальной обстановке, проводил свободное время. Иногда, во время застолья, возникали проблемы с представителями других, расположенных по близости, учебных заведений. Вася всегда первым бросался в драку, и с честью отстаивал достоинство родного университета.
Вася был верным другом и порядочным человеком. Иногда он брал у кого-нибудь взаймы, в столовой, две копейки, которых ему не хватало на пирожок. На следующий день, он, ко всеобщему удивлению, возвращал их кредитору, несмотря на бурные возражения последнего. Ещё у Васи было одно замечательное достоинство: он умел хранить секреты. Вася молчал, как танк, не было силы, которая могла бы выдавить из него какую-либо тайну. Так продолжалось в течение пятнадцати минут, потом он сдавался, и всё становились секретом полишинеля.
У Васи в шкафу был скелет, о существовании которого знал весь факультет. На первом курсе, после поступления в университет, Вася с другом поехал на пару недель в Ялту. Найдя комнату и влив в себя пару бутылок портвейна, друзья отправились на танцы. Попытка познакомиться с хорошенькими девушками, закончилась небольшой дракой с аборигенами. Местный и, возможно, коррумпированный судья, решил, что во всём виноват приезжий Вася и отправил его в местную тюрьму на пятнадцать суток. Вася, как представитель молодой советской интеллигенции, был побрит наголо и направлен на работу в Ялтинский горисполком, где две недели вкручивал лампочки и менял выключатели. Ночевать Вася был обязан в тюрьме. Особенность ялтинского суда и тюрьмы заключались в том, что они не сообщали о пятнадцати суточной отсидке по месту работы, как это делали все, без исключения, суды советской страны. Если бы они это делали, то очень большое количество крупных руководителей лишилось бы работы, а партия не досчиталась бы многих своих членов.
То, чего не сделали ялтинские власти, с огромным успехом сделал по возвращению домой сам Вася. Через несколько дней весь факультет узнал захватывающую историю Васиных крымских похождений.
Вернувшись из спецчасти, Вася загадочно молчал. Хватило его примерно на полчаса, потом под большим секретом он рассказал одному из своих друзей о том, что его завербовали. Через пару дней история Васиной вербовки стала достоянием всего университета. Начальник спецчасти получил, с лёгкой руки Васи, кличку Дятел. Вася, в качестве псевдонима, выбрал себе фамилию известного футболиста, потому что подписывать донесения собственным именем было запрещено.
Так Вася стал стукачом, причём стукачом совершенно уникальным. Когда особист предложил Васе стучать, он вначале, как порядочный человек, отказался. Тогда ему напомнили о гражданском долге, о предстоящем оформлении такого нужного допуска и о прошлом краткосрочном пребывании в ялтинской тюрьме. После этого Вася подписался.
Вася был стукачом порядочным. О его встречах с Дятлом знала вся группа. Также, после этих встреч, Вася рассказывал каждому то, что он написал о нём в донесении. Как ни странно, не договариваясь между собой, народ платил Васе порядочностью взаимной. Если бы Дятел узнал о рассказах своего агента, то у последнего могли бы возникнуть нешуточные проблемы, всё-таки он давал подписку о неразглашении своей деятельности. Судя по тому, что Вася неплохо закончил университет, и потом много лет успешно работал, информация о том, что он был двойным агентом, до органов так и не дошла.
Но всё это очень слабо утешало нашего героя. Влад надеялся, что выбор всё-таки падёт на него, и он таким образом установит контакт с органами. Когда завербовали Васю, Влад понял, что ему на что-то рассчитывать больше не приходится, два агента в одной группе был явный перебор.
Но установление контакта со спецслужбами было, по мнению Влада, необходимым условием для решения вопроса о его дальнейшей судьбе разведчика. Вспомнив известную пословицу о Магомеде и горе, Влад решительно направился в спецчасть. Так Влад второй раз нарушил неписанное правило органов безопасности: брать на работу не тех, кто просится, а тех, на кого пал их выбор.
Решив предложить свои услуги органам, то есть добровольно стать стукачом, Влад, на самом деле, не испытывал никаких угрызений совести. Он был человеком порядочным, и доносить на кого-то, с целью выгоды или сведения личных счётов, было для него неприемлемо. Честность, верность, дружба были для Влада не просто словами, а принципами его существования. Ради своих он был готов пожертвовать собой.
На чужих эти принципы не распространялись, они этого не заслуживали. Чужими были все, кто позволял себе усомниться в праведности и справедливости существующего строя и те, кто пресмыкался перед загнивающим Западом.
Назывались эти чужие диссидентами. Движение это возникло после развенчания Сталина и закрытия лагерей Гулага, то есть после того, как это перестало быть опасным для жизни, хотя ещё долго оставалось вредным для здоровья.
Диссидентов было довольно много в Москве. В основном это были близкие родственники высокопоставленных в прошлом бонз, попавших по той или иной причине в опалу. Они выступали за многопартийную систему, отмену цензуры и свободный выезд за границу. От этих требований власть впадала в предынфарктное состояние. На самом деле, сама власть и их приближенные всеми этими свободами и благами давно и успешно пользовались, но им совсем не хотелось делиться этим с народом, который они всё-таки считали быдлом. Власть хорошо понимала, что долларов по семьдесят копеек, на всех выезжающих не хватит. Кроме того, количество возвращающихся будет намного меньше, и нехватка рабочей силы, являющаяся результатом низкой производительности труда, может привести к коллапсу всей промышленности.
В Москве с диссидентами боролись не на жизнь, а на смерть. Их увольняли с работы, высылали за сто первый километр, сажали в тюрьму и даже, лишив гражданства, депортировали за границу.
В провинции к диссидентам относились по-другому. Их не выгоняли с работы, не сажали в тюрьму и, к их глубокому сожалению, не высылали за границу. Можно сказать, что отношение к ним здесь, в определённом смысле, было бережным. Каждый средний город стремился иметь хотя бы одного диссидента средней руки. Они придавали некоторую остроту пресной и скучной провинциальной жизни. Но не это было самое главное. Диссиденты были как воздух необходимы, как бы это не казалось странным, органам безопасности. Наличие диссидента говорило о том, что спецслужбы не дремлют, работа по выявлению и контролю находится на высоте, о чём можно регулярно докладывать высшему начальству. Отсутствие же диссидента наводило на подозрение, что местные службы работают недостаточно эффективно и основательно, а это могло привести к соответствующим оргвыводам.
Борьба с диссидентами в стране, по времени абсолютно точно совпала с пребыванием на посту руководителя спецслужб, бывшего комсомольского работника, а позднее посла в одной из восточноевропейских соцстран. Работая послом, он наблюдал, как деятельность борцов за демократию, приводит в начале к появлению оппозиционной прессы, потом к митингам протеста, и заканчивается выходом на улицы вооружённой толпы. Средств борьбы с вооруженным народом, как он смог тогда убедиться, практически не существует, спецслужбы слишком малочисленны, а армия отказывается стрелять в своих сограждан. Картина вооружённой толпы, за которой он наблюдал из-за шторы посольского особняка, произвела на него неизгладимое впечатление, а его жену довела до нервного срыва, от которого она не смогла оправиться до конца своей жизни.
Вся последующая деятельность этого руководителя, была направлена на борьбу с любыми проявлениями инакомыслия. Борьба эта концентрировалась в основном на Москве, потому что, во-первых, на всю страну сил бы всё равно не хватило, а во- вторых руководитель понял, что всё решается на улицах столицы, политические процессы в провинции никакого значения не имеют.
Именно поэтому народ в Москве всегда старались задобрить улучшенным снабжением, а спецслужбы осыпали всеми благами и привилегиями.
Ещё у руководителя была одна идея. Он долго думал о том, что можно было бы противопоставить вооружённой, неуправляемой уличной толпе, если до этого всё-таки дойдёт. Вероятно, под влиянием светлого комсомольского прошлого, он пришёл к выводу, что этой силой могли бы стать комсомольские дружины. И пролился щедрый дождь на молодых помощников партии.
Всевозможные семинары с проживанием в хороших гостиницах, практически бесплатные поездки за границу, гарантированные тёпленькие места работы, по окончании комсомольской карьеры. Корм оказался не в коня. Будущее показало, что идея оказалась не жизнеспособной. Когда настали смутные времена, комсомольцы первыми побросали свои билеты и дружными рядами, прихватив с собой членские взносы, ринулись в частное предпринимательство. В частном предпринимательстве они, как ни странно, отличались полной беспринципностью и особой жестокостью, не гнушаясь ничем, даже физическим уничтожением своих соперников и конкурентов.
Начальник спецчасти, по кличке Дятел, предложение Влада благосклонно принял и, после короткого инструктажа, Влад приступил к поиску диссидентов. Безусловно, руководитель, возглавляющий в стране борьбу с инакомыслием, был для Влада абсолютным авторитетом, ещё бы, ведь он, как тогда ему казалось был главным разведчиком страны. О том, что это было не совсем так, Влад узнает намного позже.
Искать диссидентов на юридическом факультете было делом совершенно безнадёжным, что Влад довольно скоро понял. Диссидентов можно было обвинить во многих грехах, кроме одного, идиотами они, безусловно, не были. Удержаться на юрфаке, будучи инакомыслящим, было довольно сложно. Но даже если будущий диссидент умудрился бы его закончить, то в будущем он был бы обречён на голодную смерть. Устроиться на работу юристу-диссиденту было практически невозможно. Для этого нужен был специальный допуск, который оформляли органы. Комментарии, как говорится, излишни.
Максимальной концентрации количество диссидентов достигало на филологическом и историческом факультетах, а также в пединститутах. В этих вузах был вечный недобор, и там были рады всем, без исключения. Дальнейшее устройство на работу в школу, никакого допуска не предполагало. Что же касалось будущего добровольного или принудительного выезда за границу, о котором тайно мечтали многие борцы за демократию, то пятилетний карантин, предусмотренный для многих специальностей, не требовался.
Как показало дальнейшее развитие исторического процесса, многие диссиденты клеймили существующий строй не столько в целях его изменения, как они сами это думали, а по причине того, что внутри них сидело чувство отрицания всего, что их окружало. Поэтому после смены строя, они с тем же рвением с которым они критиковали социализм, стали, не менее рьяно, клеймить, пришедший ему на смену, капитализм.
Влад слегка приуныл. Попытка разоблачения южноамериканского шпиона, также как и поиски диссидентов, ни к какому результату не привели. План, прославиться, и на крыльях славы влететь в Большой дом, с треском провалился. Нужно было искать какие-то обходные пути. Опять, в очередной раз, Влад пришёл к мысли, что кроме диплома, ждать ему от университета ничего не приходится. И опять он стал думать о том, что секция самбо может помочь ему намного больше, чем он думал.
Влад выяснил, что в спортзал часто приходят на тренировку оперативные работники спецслужб. Неплохо было бы установить с ними контакт. Здесь неоценимую помощь мог бы оказать Владу его многолетний тренер.
Был ещё один вариант: у одного из друзей Влада по секции, Тимки Генченко отец работал в Большом доме и был там не последним человеком. Именно на этих двух направлениях и решил Влад сосредоточить свои усилия в будущем.
Глава 16. Иса.
Курсы немецкого приближались к концу, Иса оказался одним из самых лучших учеников. Новый язык давался ему легко. Иса обнаружил, что грамматика немецкого и английского очень похожи, а английский он знал очень неплохо. Группа была интернациональной: русские, турки, югославы и поляки составляли большинство, но были также и отдельные представители Испании, Франции, Канады и даже одна супружеская пара из далёкой Японии.
Японский гостевой профессор, преподававший в университете информатику, всё время сокрушался по поводу гигантского отставания Германии от его Родины в сфере компьютеризации. Японские служащие уже в девяностых годах забыли о том, что такое заполнение формуляров вручную, а домашние хозяйки имели в каждой кастрюле и сковородке программное устройство.
Хорошенькая француженка и смешливая испанка с удовольствием общались с Исой в перерывах, но после занятий, их обычно забирали их немецкие мужья, с которыми они страстно целовались перед тем, как сесть в машину. Парочка одиноких девушек из бывшей Югославии томно ели глазами спортивного брюнета, канадца в первом поколении, а русская блондинка была озабочена поиском будущего мужа, который безусловно должен был быть немцем, потому что иначе ей в Германии было не остаться.
Другими словами: Исой не интересовался никто. Все были с ним вежливы, любезны, но по-настоящему, он был никому не нужен. Странно, дома, в своём грязном, неухоженном и неуютном городе, он ощущал себя частью большого целого, здесь же, в этой красивой, чистой и приятно пахнущей стране, он был совершенно чужим и никому не нужным, инородным телом.
Иса так надеялся, что он станет здесь своим, любимым, всем нужным и интересным. Увы, судя по всему, надеждам сбыться было не суждено.
Оставалась только надежда на учёбу. Иса продолжал ходить на лекции по геофизике и даже осмеливался иногда задавать вопросы толстому, лысому профессору.
Однажды Иса спросил учёного, когда, по его мнению, Земля окончательно остынет и каковы будут последствия этого для нас. То, что наша планета внутри раскалена, известно всем, но любое горячее тело, когда ни будь остывает, если отсутствует внешний источник энергии. Иса хотел знать, какие последствия для жизни на Земле наступят, когда изнутри перестанет поступать такое необходимое всем нам тепло. Означает ли это конец нашей цивилизации, ведь даже в зоне вечной мерзлоты температура почвы на поверхности превышает абсолютный нуль примерно на двести пятьдесят градусов. Но ведь тепло поступает и от Солнца, поэтому внутреннее охлаждение земли может привести не к общему понижению температуры, а только к увеличению её контрастов. Так, разница между дневным максимумом и ночным минимумом может достигнуть ста градусов. Ничто живое таких перепадов выдержать не может. Профессор отшутился, сказав, что молодой человек до этого дня скорее всего не доживёт.
Иса был разочарован, он думал, что они будут с профессором долго дискутировать, спорить, обсуждать всевозможные варианты развития событий. Ведь понижение температуры на тридцать-сорок градусов означает, что вся вода на Земле замёрзнет и всё живое погибнет. Сколько времени после этого продержатся люди, будет зависеть от того, какого уровня развития достигнет человечество к этому моменту.
Профессор просто ушёл от ответа. Варианта было два: либо он этого не знал, либо не хотел говорить на эту тему. Многие учёные того времени считали, что Земля будет существовать вечно, и любые разговоры о грядущем конце света, считали лженаучными и не стоящими внимания. Другие же учёные придерживались мнения, что ничто в этом мире не вечно, всё имеет своё начало, продолжение и, к сожалению, конец. Вопрос только во времени, в том, когда это произойдёт.
У Исы было ещё несколько вопросов, но он решил их задать на самой последней лекции семестра. Иса ещё не был студентом и боялся, что его разоблачат и он будет с позором изгнан, и больше не сможет ходить на лекции по геофизике.
Курсы немецкого подходили к концу, Иса уже немного говорил по-немецки, кое-что понимал, но это не сблизило его с местными жителями, всё равно он чувствовал себя чужим в этом обществе.
Первое время у Исы были большие планы. Он хотел поездить по Европе, познакомиться с как можно большим количеством людей. Ему хотелось увидеть Францию, Испанию, Голландию. Иса знал, что арабы много сотен лет владели Испанией, но в конце концов, не смогли её удержать, и были изгнаны назад в северную Африку.
Последствия этого нашествия можно увидеть и сегодня. Из белокурых и голубоглазых атлетов испанцы превратились в небольших кареглазых брюнетов. Арабы ушли, но мечту о завоевании Европы они не оставили, просто решили подождать до лучших времён.
Али был не в восторге от познавательных планов Исы. Ему бы очень хотелось, чтобы тот проводил всё свободное время в мечети. Али хорошо видел, что в душе его подопечного растёт недовольство и разочарование европейской жизнью. Он не нашел здесь того, чего ожидал и на что рассчитывал.
После долгих уговоров Али согласился отвезти Ису на один день в Амстердам. Так, наконец-то, Иса увидел долгожданную Голландию.
Он был поражён тем, что старинные нидерландские города сохранились до наших дней в целости и сохранности, в отличие от городов немецких, почти полностью разрушенных во время войны.
Голландские воины всегда отличались силой и храбростью. Страна всегда обладала мощным военным флотом и современным оружием. Голландцы завоевали многие страны в Юго-Восточной Азии, Африке и Центральной Америке. При всём при этом, страна всегда придерживалась одного жизненно важного для неё принципа: никогда не воевать на собственной территории.
Без сопротивления сдалась, в далёком прошлом, испанцам и, без единого выстрела во время второй мировой войны, немцам. Голландцы всегда знали, что даже небольшая группа противника, проникнув на территорию их страны, может взорвать дамбу, и морская вода за несколько дней затопит, и, тем самым, уничтожит их родину.
Нидерланды находятся на несколько метров ниже уровня моря, и только сотни километров дамб защищают их от Атлантического океана. Рисковать своим, так трудно построенным, государством никто никогда не хотел.
Умереть стоя или жить на коленях? Из этих двух принципов, рано или поздно возникающих перед каждой страной и, наверное, почти перед каждым человеком.
Голландцы выбрали второй. Любые захватчики когда-нибудь уходят, а страна и люди остаются целыми и невредимыми.
Другие страны и люди не сдавались, сопротивлялись, погибали, побеждали врага, а потом, восстанавливали свои, до основания разрушенные, страны. Кто из них прав, сказать трудно. Красивые города и нетронутые ценности — это конечно хорошо, но жить на коленях страшно.
Поэтому и ездят русские люди в Западную Европу, чтобы полюбоваться на её древнейшие красивые города, а когда у России нет денег, то она их просит там взаймы. Но если Запад стоит перед угрозой своего существования, то тогда он обращает свои взоры на, не раз спасавшую их от порабощения, Россию.
Иса гулял по узким улочкам красивого древнего Амстердама, восхищался его дворцами и каналами. Но он также увидел обнимающихся и целующихся на улице мужчин, увидел множество людей неопределённого пола и голых проституток, сидящих в витринах своих заведений. Многие открыто курили марихуану, которую продавали тут же в многочисленных кафе. То есть Иса увидел всё то, за что на его родине, человеку грозил не только приличный тюремный срок, но также, что было намного важнее, пожизненный позор всей его семье.
Когда они ехали назад в Гамбург, Али долго говорил о том, что европейское общество тяжело больно, что оно утеряло основные человеческие ценности, и неуклонно движется к своей гибели. Хорошо развитая медицина приводит к тому, что больные и слабые дети выживают, а потом рожают ещё более больных и слабых детей. Так подрывается генетический фонд народа. Половина браков распадается, и дети растут в неполных семьях. Люди одного пола заключают браки и заводят детей. Люди не верят в бога, а если и верят, то не в того, в которого нужно.
Али говорил о том, что этому обществу нужна срочная хирургическая помощь и оказать её могут только такие, как он и Иса, представители здорового общества, верящие в правильного бога.
Во время этой поездки и разговора с Али, у Исы впервые возникла мысль о том, что главной целью его учёбы в Германии является не служение науке и создание авиационной отрасли в арабских странах, а что-то совсем другое, очень важное и страшное.
После этой поездки Иса больше не говорил с Али о поездках в другие страны. Курсы немецкого подходили к концу, и вскоре предстоял заключительный экзамен. Иса ждал его с нетерпением. На самом деле Иса ждал не столько экзамена, сколько предстоящей после него вечеринки.
Вечеринка должна была состояться в большой студенческой коммунальной квартире. В квартире жила подруга канадца в первом поколении, который, приехав к ней в Германию, учился на курсе вместе с Исой. Подруга канадца заканчивала университет по специальности социальная педагогика и праздновала со своими подругами получение диплома. Таким образом было решено объединить эти два события в одно и закатить общую вечеринку. Канадец шепнул Исе по секрету, что там будет много хорошеньких девушек, легко идущих на контакт с молодыми мужчинами.
При одной мысли об этом, у Исы по коже бегали мурашки. После сдачи экзамена и зачисления в университет, Иса должен был переехать в квартиру, которую ему подыскал Али. У Исы была мечта, познакомиться на вечеринке с хорошенькой блондинкой, которая потом будет регулярно забегать к нему домой и заниматься с ним любовью. Обо всех своих намерениях Иса должен был сообщать Али и получать у него добро. Насчёт вечеринки у Али возражений не было, естественно, о своих, далеко идущих планах, Иса скромно умолчал.
В том, что он сдаст экзамен без проблем, Иса не сомневался, в группе он был одним из лучших. До конца учёбы Иса планировал ещё несколько раз сходить на лекции по геофизике и задать профессору пару вопросов. Иса знал, что решение о его учёбе принято и пересмотру не подлежит, изучать он будет авиационную технику. Но также он знал, что студенты сами выбирают себе курсы и никто этим особо не интересуется. Окончательное решение о том, будет ли он посещать лекции по геофизике, зависело от того, как толстый профессор ответит на волнующие его вопросы.
И вот настал этот день, когда Иса пришёл на последнюю лекцию по геофизике.
Первый час лысый профессор рассказывал о планах на следующий семестр, а второй должен был быть часом вопросов и ответов.
Иса очень долго и тщательно формулировал свой вопрос. Базирующийся на общеизвестных фактах, вопрос вызывал или предполагал, казалось бы, совершенно неожиданный ответ.
Общеизвестно, что наша планета состоит как бы из трёх частей. Верхняя твёрдая часть, на которой мы живём, так называемая мантия, совершает в течение одного дня один оборот вокруг своей оси. Под мантией находится раскалённая жидкая лава, которая иногда выходит на поверхность при извержении вулканов. В центре Земли находится твёрдое, и необыкновенно тяжёлое, ядро.
Принято считать, что все эти три части составляют одно целое и вращаются с одной скоростью. Благодаря этому вращению, создаётся мощное магнитное поле, которое защищает нашу планету от жёсткого космического излучения. Остановится Земля- исчезнет магнитное поле, погибнет всё живое.
Многие учёные считают, что магнитные полюса периодически меняются местами, северный полюс уходит на юг, а южный соответственно на север. Но это может происходить только при изменении направления движения. Это означает, что, остановившись, Земля начинает вращаться в другую сторону и опять появляется защитное магнитное поле. В этом случае, людям нужно только укрыться на короткое время в каких-то убежищах или создать искусственное защитное магнитное поле на определённых территориях. В далёком прошлом, когда это происходило, выживали земноводные, морские животные, рыбы и, возможно, некоторые животные и немногочисленные люди, укрывшиеся в пещерах или в грандиозных сооружениях типа египетских пирамид.
Больше всего Ису интересовало, вращаются ли все три составляющие части Земли синхронно. При том, что масса и плотность мантии и ядра совершенно различны, а также сильно отличались и силы трения, воздействующие на них, можно было предположить, что разделённые жидкой прослойкой лавы, они вращаются с различной скоростью, а после остановки мантии, даже в разные стороны. В этот момент из-за колоссального напряжения магнитного поля, мантия начинает двигаться в другую сторону и происходит смена полюсов.
Первоначально, когда планета состояла из двух частей, твёрдого ядра и жидкой оболочки, они двигались в одном направлении, но возможно с различной скоростью. Когда Земля столкнулась с ледяной кометой и произошло резкое охлаждение её поверхности, то образовавшаяся в этот момент твёрдая мантия получила гигантский импульс движения в направлении, совершенно не соответствующим направлению её первоначального движения.
При движении мантии и ядра в разных направлениях, они тормозят друг друга, и при этом в жидкой прослойке, разделяющей их, накапливается гигантское напряжение, которое, после их остановки действует, как мощная заведённая пружина, начиная вращать их в противоположном направлении.
В этот момент возникает положение неустойчивого равновесия, из-за которого, кроме смены положения магнитных полюсов, происходит и смещение оси вращения Земли.
Последнее неизбежно приведёт к тому, что изменятся и расположения полюсов холода. Так, один из полюсов, может, например, оказаться в Австралии, а другой где-то в районе Испании и Португалии. Последствия этих изменений для человечества, будут конечно катастрофическими.
В конце лекции Иса довольно долго формулировал свой вопрос, тщательно подбирая, ещё довольно трудные для него, немецкие слова. В течение этого времени со старым, толстым, лысым профессором происходили довольно странные изменения. С каждым мгновением он становился всё краснее и краснее. Казалось, что кто-то надувает его с помощью насоса. Взрыв был неминуем, Исе всё это не сулило ничего хорошего.
Научные убеждения профессора сформировались много десятилетий назад и изменить их уже не могло ничто. В этот момент он напоминал заслуженного и всеми безоговорочно признанного профессора археологии, создавшего за много лет работы, изящную и логичную схему развития человечества на каком-то этапе истории. Краеугольными камнями этой схемы были многочисленные археологические находки, возраст которых был определён, на глазок, самим профессором.
И вот, в аудиторию, где будущие археологи, раскрыв рот ловят каждое слово убелённого сединами мэтра, входит студент первого курса физфака, с прибором для радиоуглеродного анализа в руках, с помощью которого, можно определить возраст любой находки с точностью до одного года. Лучшее, что можно сделать в этой ситуации, это обвинить студента- физика в нарушении правил техники безопасности.
Реакция толстого геофизика была аналогичной. Спросив имя и фамилию нарушителя спокойствия, и выяснив чем он занимается в настоящее время, и чем собирается заниматься в будущем, профессор язвительно посоветовал Исе сосредоточиться на изучении немецкого языка, а в ближайшем будущем на освоении авиационной техники, и не мешать порядочным людям заниматься своим делом. На вопросы по существу, старый толстяк, ответить даже не потрудился.
Как ни странно, после этой лекции Иса почувствовал какое-то облегчение, изучать геофизику с толстым профессором он больше не хотел. С мечтой о том, что он расскажет всему миру о происхождении жизни на Земле, придётся расстаться. Единственное, что его радовало во всей этой истории, это то, что он не успел никому рассказать о том, что поведал ему океан. Таким образом ему удалось избежать язвительных замечаний профессора и насмешек высокомерных студентов геофизиков первого курса.
Иса был вынужден с горечью признать, что рухнула ещё одна, такая желанная и сладкая, мечта. Сколько будет ещё этих руин на его тернистом пути к западной мечте, Иса мог только догадываться.
Предстоящие экзамены и переезд на новую квартиру отвлекали Ису от его горьких мыслей. Но Иса стал чаще ходить в мечеть, что не укрылось от внимания его опекуна Али. Тот знал, что когда-нибудь количество разочарований превысит критическую массу, и тогда молодой человек будет полностью в его власти.
В свободное от учёбы время Иса с удовольствием ходил по магазинам и с восторгом приценивался к вещам, которые должны были украсить его первую в жизни квартиру. В родительском жилище у него был свой угол с матрацем на полу и туалетом на улице. В студенческом общежитии у Исы была своя комната, но удобства были общие.
И вот, наконец-то, ему предстояло въехать в отдельную квартиру со спальней, гостиной, кухней и ванной. Ису бросало в дрожь от одной мысли о том, что он в любой момент может привести домой свою девушку. Девушки у него правда не было, но он был абсолютно уверен в том, что с получением квартиры ситуация резко изменится.
Али уже показал Исе трёхэтажный дом, в котором тому предстояло жить. В квартире делали косметический ремонт.
Самым захватывающим было то, что ключи от квартиры Иса должен был получить после экзамена по немецкому, но за пару дней до предстоящей вечеринки.
Иса возлагал на неё очень большие надежды, ещё бы, там будет куча девушек, а у него в кармане ключи от собственной квартиры. Безусловно это должно было выстрелить, ведь должно было хоть в чём-то Исе повезти.
Глава 17. Борис.
Через несколько дней Борьке предстояло пойти в школу. Школа, которая раньше была только местом встречи с друзьями, и где самой большой радостью было известие о болезни учителя, и следующая за этим отмена уроков, вдруг неожиданно стала абсолютно желанной, и ещё до встречи с ней, горячо любимой.
Родители, знающие сильную любовь Борьки к храму знаний, удивлённо переглядывались, когда он в очередной раз выяснял, когда же всё-таки начнутся занятия. После недолгого семейного совета, было решено, что удивительные изменения в Борькиной психике, являются следствием сильного удара по голове, полученного при неудачной попытке установления интернациональной дружбы с аборигенами. Мама даже внимательно осмотрела ссадины на Борькиной голове, с тайной надеждой, что может быть, когда-нибудь, она сможет давать советы своим подругам, в какое точно место надо бить, чтобы ребёнок вдруг полюбил школу.
На самом деле всё объяснялось довольно просто. Борька понял, что для того, чтобы осуществить единственную, оставшуюся ещё не разрушенной мечту «стать богатым в этой чужой и негостеприимной стране», он должен был быть на несколько порядков лучше других. Добиться этого можно было только с помощью учёбы.
В своей бывшей школе Борька слыл способным, но ленивым. В школе новой ленивым он не мог быть по определению, это лишило бы смысла всё его существование.
В советской школе обязаны были учиться все, целью было получение аттестата зрелости. Он был необходим для поступления в ВУЗ. Вузовский диплом был гарантирован всем, кто не прогуливал лекции и практические занятия. О том, что на Западе считается нормальным, если из ста студентов, принятых в университет, его оканчивают тридцать, никто слыхивал.
Без диплома невозможно было получить приличную работу. Но для работы хорошей, его было недостаточно, тут нужны были родительские связи.
Борькины родители знали весь город, поэтому Борька подсознательно понимал, что не отличные отметки будут определять его будущую судьбу, а то, какие места и должности к этому времени будут занимать его родственники и их друзья. Борька чувствовал также, что наличие у него самого большого количества друзей, намного важнее для его будущего, чем количество пятёрок в школьном аттестате.
В стране неограниченных возможностей дело обстояло несколько иначе. Здесь, с помощью светлой головы и усердия, в жизни можно было много добиться. Национальность, религия, цвет кожи большого значения не имели.
И вот настал день, когда Борька пошёл в школу. От букета цветов для учительницы он категорически отказался, коробку шоколадных конфет мать предложить не посмела.
Когда Борька вошёл в класс, ему показалось, что он оказался на заседании Генеральной Ассамблеи ООН. В классе были представители практически всех национальностей мира, не было только коренных белых американцев. Школа находилась недалеко от дома, и самым ужасным оказалось, что все уже знали об избиении Борьки за его расистские высказывания. Ничего более худшего представить себе, в практически полностью эмигрантской школе, было невозможно.
С первой же минуты все начали над Борькой издеваться. На него показывали пальцем, говорили что-то явно обидное, смеялись. Все говорили на каком-то странном жаргоне, Борька не понимал ни слова. В этот момент ему захотелось всё бросить, побежать домой, упасть на колени перед родителями и умолять их вернуться назад в любимый город, к верным друзьям и в такую, как оказалось на деле, совсем не плохую школу.
Издевательства продолжались два урока и две перемены. Третьим был урок математики. Учитель, подслеповатый пожилой индус, в очках с сильнейшими диоптриями, раздал всем листки с заданиями, предстояла контрольная работа. Индус пытался объяснить Борьке, что тот не обязан писать контрольную в первый же день учёбы. Борька, тем не менее, мужественно протянул руку и тоже взял себе листок с заданием.
На решение контрольной по математике, у Борьки ушло четыре с половиной минуты. Когда он поставил точку и поднял голову, то увидел, что на него устремлены глаза всего класса. Они на него не просто смотрели, в глазах его мучителей была мольба о помощи. Молодые мерзавцы поняли, что Борька сечёт в математике не хуже, чем учитель-индус.
Последующие несколько минут Борька наслаждался своей властью, он рассматривал потолок, смотрел в окно, выражая всем своим видом полное безразличие к беде школьного интернационала. Борьки хватило на пять минут, всё-таки человек он был незлопамятный, кроме того, он сразу же понял, что настал его час. Последующие тридцать минут Борька решал задачи всему классу. Вариантов было несколько и к концу урока все дружно скатывали решённые Борькой задания.
На перемене Борьку праздновал весь класс. В одно мгновение из изгоя он превратился в авторитета. Каждый норовил пожать ему руку или хотя бы похлопать по плечу. В американской школе списывать друг другу не давали вообще, либо требовали за это определённую плату. Своей бескорыстностью Борька сразил всех наповал. Вся банда его недавних мучителей вдруг дружно перешла на нормальный английский язык, который Борька, несмотря на его недавнее советское прошлое, уже неплохо понимал.
И тут один из классных авторитетов, указав на Борьку пальцем, произнёс: «интеллигент». Борька внутренне напрягся. На своей Родине он слышал это слово всегда в сочетании со словами: «гнилая», «мягкотелая», «буржуазная», «яйцеголовая». И уж, конечно, комплиментом это слово в простонародье никогда не являлось. На какое-то мгновение ему показалось, что звезда его стремительного успеха, ещё толком не успев взойти, начала ещё более стремительное падение вниз. Но тут, по реакции малолетних негодяев, Борька понял, что удостоился самой высшей похвалы, существующей в школьном мире. Сравнить это можно было только со званием лауреата Нобелевской премии- высшей похвалой, существующей в мире учёном.
Результаты контрольной ошеломили учителя-индуса, ещё никогда в его жизни, ни один класс, не добивался такого успеха. У него даже возникла мысль попросить прибавки к зарплате.
Через несколько дней аналогичная история повторилась на контрольной по физике, а потом и по химии.
Знания Борьки в области естественных и точных наук настолько опережали знания его новых коллег, что он мог бы, совершенно спокойно, тут же начать преподавать эти дисциплины в американской эмигрантской школе, если бы не его скромные знания английского.
Учителей математики, физики и химии переполняла гордость за блестящие успехи, одного из самых плохих, в недавном прошлом, классов. Они терялись в догадках, пытаясь объяснить это чудесное превращение.
Директор школы в чудеса не верил. Когда до него дошли слухи о чудесном превращении, он сразу же понял откуда дует ветер. Директор уже и раньше слышал о поразительных способностях русских в физике и математике.
Борька был вызван на ковёр, где его спросили кому он решал контрольные работы. Результаты этих работ должны были быть аннулированы. Директор не знал с кем он имеет дело. Даже под пытками Борька никогда бы не выдал своих новых друзей.
Сделав удивлённое лицо и сославшись на слабое знание английского языка, Борька запустил дурочку.
Вопрос был решён очень просто: в наказание за недоказанное преступление, Борька, ко всеобщему разочарованию, был переведён в следующий класс.
В новом классе Борька был встречен, как национальный герой. У большинства школьных криминальных авторитетов были проблемы с математикой. Все они прекрасно понимали, что выучить английский язык, учась в американской школе, может и дурак. Соображать же по математике научить невозможно, это даётся человеку свыше. Борька же не только соображал сам, но мог ещё и объяснить это другим, используя при этом лист бумаги, ручку и минимальное количество слов.
Так, в новом классе, возник своеобразный симбиоз, Борька объяснял тупым пацанам математику, они же в свою очередь учили его английскому. Но не тому английскому, которому Борьку учили в советской школе. Там учили грамматике, всевозможным временным формам, но никто не учил главному: разговорной речи.
Новые учителя Борьки, грамматики не знали, они учили его языку, на котором говорят в Бруклине.
Успехи Борьки были сногсшибательными. Очень скоро он уже вполне сносно мог объясниться в магазине, спросить о чём-то соседей, и даже иногда думать на английском.
Родители были удивлены Борькиными успехами, а когда он через полгода принёс домой табель с отличными отметками, мать лишилась дара речи. Ещё бы, ведь она не подарила ни одной учительнице ни одного флакона духов, и племянник директора школы не поступал в университет, а внучку завуча не устраивали в детский сад. Тем не менее, оценки в табеле были самые лучшие, и это была исключительно заслуга Борьки.
В своём интеграционном процессе Борька стремительно продвигался вперёд, при этом хорошо понимая, что на самом деле он находится где-то в самом его начале.
Иногда, когда Борька задумывался о том гигантском пути, который ему предстоит пройти в Америке, для достижения своей цели, у него начинала кружиться голова. И тогда Борька представлял перед собой небоскрёб. Нет, не один из тех небоскрёбов из стекла и бетона, которые были выстроены в последние годы. Борька видел один из тех, выстреливших из земли намного раньше, тех, которые ещё строили из кирпича. Борька понимал, что, укладывая всего лишь по одному кирпичу в день, он, рано или поздно, построит свой небоскрёб.
У Борькиного отца был один друг, который строил по всей стране гигантские дымовые трубы. Однажды Борька спросил его, как он не боится находиться на такой огромной высоте. Отцовский друг ответил, что главное начать в самом низу и работать каждый день, в конце концов ты и сам не заметишь, как окажешься на самом верху. Задумавшись на минуту, он добавил, что какую бы гигантскую трубу ты не построил, рано или поздно тебе придётся спуститься вниз на бренную землю, чтобы опять начать всё сначала, если, конечно, у тебя на это ещё останутся силы.
Первую часть ответа Борька запомнил навсегда, на вторую тогда не обратил внимания.
В то время, когда у Борьки всё внешне выглядело вполне благополучно, у родителей дела обстояли несколько иначе.
Первым заскучал папа. В старой жизни папа периодически находился в различных фазах жизненного благополучия, или его отсутствия. Когда на работе у папы было всё хорошо, он шутил, рассказывал новости, смеялся, семья строила планы на будущее.
Иногда у папы были неприятности на работе, тогда он тяжело вздыхал, много курил, и семья планов на будущее не строила. В это время Борька больше всего боялся, что папу исключат из партии. Судьба изгнанных была печальна. Они теряли работу, разводились с жёнами, уходили из семьи, лишались жилья, спивались.
В жизни новой исключение из партии папе больше не грозило, парткомов здесь не было. Неприятностей на работе возникнуть не могло просто потому, что последней не было тоже. Казалось бы, жизнь папы должна была бы быть приятной и безмятежной. Более того, здесь не надо было заводить связей в главке и горисполкоме, не надо было дружить с урологом и гинекологом, не надо было быть знакомым с заведующей гастрономом и директором базы потребсоюза.
Не жизнь, а благодать. Тем не менее, папа на глазах становился другим, и изменение это происходило далеко не в лучшую сторону.
Папа страдал. Страдал папа потому, что, проходя по улицам Брайтона, он никого не встречал. Папа не встречал своих бывших одноклассников, сокурсников, соседей по старой квартире, коллег по бывшей работе, друзей бывших друзей, то есть всех тех, с кем не общаешься регулярно, с кем, казалось бы, контакт потерян навсегда, но с кем прочно связано всё твоё прошлое. Эти встречи придавали жизни остроту, заставляли вспомнить какие-то времена, ситуации, людей, которых когда-то любил или ненавидел. Всего этого на Брайтоне быть конечно не могло.
Раньше, когда папа приходил домой, он с порога начинал рассказывать городские и заводские новости. После семейного ужина папа читал газеты, смотрел новости или футбол, созванивался с друзьями и родственниками. Всего этого он лишился в одно мановение ока.
В первые месяцы Борька как-то не обращал внимания на родителей. Он был уверен в том, что, достигнув своей заветной мечты, они просто обязаны были быть счастливы. Ещё бы, ведь им не надо было самоутверждаться в школе, получать образование, заводить друзей, подниматься по служебной лестнице. У них всё это уже было в прошлой жизни. Борька считал, что они тихо и благополучно будут доживать свои дни в этой сытой стране, радоваться успехам сына, а в будущем возможно и его детей. Борька считал своих родителей людьми преклонного возраста, на самом деле им ещё не было и сорока лет.
Когда Борька понял, что у папы возникли серьёзные проблемы, первой мыслью было поговорить об этом с мамой. С ней внешне всё выглядело совершенно благополучно. Несмотря на то, что главой семьи, безусловно был папа, все главные решения в семье принимала мама. Или правильнее было бы сказать, что без последнего слова мамы, в семье не могло было быть принято ни одно решение.
Мама была ответственной за быт семьи. Она занималась покупкой продуктов, кормлением семьи, уборкой, стиркой, глажкой, штопкой носков и ремонтом одежды.
Борька всегда удивлялся, как мама, используя такой скудный и убогий выбор продуктов, умудрялась, жутко вкусно, а иногда даже изысканно, кормить семью.
К процессу приготовления еды мама подходила очень творчески. Она не боялась никаких экспериментов, была одной из первых в городе, кто распробовал кальмаров, трепангов и маслины.
Когда она принимала гостей, то у неё, в отличии от большинства других хозяек, стол не заставлялся десятком дежурных салатов и несколькими горячими блюдами. Салат был один, максимум два, а горячее блюдо всегда было одно. Но это были настоящие произведения искусств. Рецепт был обычно заимствован у кого- то из старых или новых классиков. Это мог быть Диккенс или Хемингуэй, Гиляровский или Дюма. Мясо тушёное с яблоками и виноградом, рыба в лимонном соусе, кальмары, запечённые с сыром и майонезом. Конечно, маме не хватало, для реализации всех своих творческих замыслов, продуктов, недосягаемых тогда для советского человека, таких как: спаржа, артишоки, шпинат, авокадо или каперсы.
Но всё-таки главным за столом всегда была не еда, а разговор. Не важно кто приходил в дом: друзья родителей, коллеги отца, подруги мамы по институту, родственники или Борькины друзья, все что-то рассказывали. А в центре разговора, как капитан на мостике, всегда находилась мама. Она умела найти тему, которая интересовала именно тех, кто сегодня сидел за столом.
Теоретически жизнь мамы стала намного проще, у неё появились автоматическая стиральная машина с программным управлением, сушилка для белья, огромный холодильник с морозильной камерой, паровой утюг, мощный пылесос.
В прошлой жизни мама бы с восторгом рассказывала своим подругам обо всех этих сногсшибательных чудесах техники. Они бы с восхищением и нескрываемой завистью, слушали бы её, затаив дыхание. В Нью-Йорке же этим удивить кого-либо было невозможно.
Магазины здесь были завалены едой, включая все заморские деликатесы, которых маме когда-то так не хватало. Но почему-то, именно здесь, мама вдруг начала готовить по праздникам традиционные простые русские блюда: борщ, пельмени, котлеты, окрошку. В гости никто не приходил, и за столом семья сидела и ела молча.
Надо отдать должное маме, она добровольно взяла на себя одну очень важную нагрузку. Мама ходила по учреждениям и всевозможным организациям.
В Америке многие организации помогали вновь прибывшим. Можно было получить денежную помощь, мебель, одежду, школьные принадлежности, всевозможные оплачиваемые курсы. Но для этого нужно было куда-то пойти и с кем-то поговорить. Папа оказался для этого абсолютно непригодным. Единственно что он делал, это ходил в магазин. Вернувшись и молча поставив сумку на кухне, папа садился в кресло в гостиной и тупо, часами смотрел телевизор. Если учесть, что папа по-английски не понимал ни одного слова, то это наводило Борьку на грустные размышления.
В самом начале своей жизни на чужбине, папа сразу же мужественно и решительно пошёл на языковые курсы, с целью выучить английский. Через месяц напряжённой учёбы папа объявил всем, что язык у него не идёт, и нет смысла продолжать дальше. О том, что за месяц иностранный язык выучить ещё никому не удалось, и потратить на это нужно, как минимум три-четыре года, папа как-то не подумал. Да он к этому просто не был готов. Папа стеснялся говорить по-английски плохо, не понимая при этом, что тот, кто не говорит в начале плохо, никогда не будет говорить хорошо.
Мама же, напротив, своего плохого языка совершенно не стеснялась. Помогая себе руками и ногами и иногда почему-то вставляя для связки украинские слова, она всегда добивалась нужного результата.
Правда в самом начале своей карьеры просительницы, мама совершила несколько тактических ошибок. Собираясь идти в социальную службу с просьбой об увеличении пособия, мама надевала лучшее платье и дорогой полушубок. На пальцы нанизывались многочисленные золотые кольца с искусственными рубинами и мелкими бриллиантами. Завершала картину этого богатства, толстая золотая цепь на шее.
Понятно, как реагировали на эту картину, в общем-то небогатые работники социального ведомства. Однажды мама даже умудрилась пойти в еврейскую общину, с просьбой об оплате школьной поездки Борьки на море, с толстой золотой цепью и православным крестом на шее.
Глаза ей открыла соседка по дому, встретив её однажды во всём этом великолепии в социальной службе. С тех пор, мама, собираясь в очередной поход за милостыней, начала одеваться во что похуже, с целью вызвать сочувствие. Подавать стали лучше, дела пошли в гору.
Замечая тревожные перемены в отношении отца, Борька всегда думал, что с матерью всё, напротив, в полном порядке. Пока однажды ему не попалось, лежащее на столе, недописанное письмо. Мама писала своей двоюродной сестре. Писала о том, как у них всё хорошо. Несколько месяцев на новой Родине, а у них уже есть хорошая квартира, шикарная машина. Все ходят в джинсах и болоньевых плащах. В магазинах полно еды и одежды. Борька замечательно учится в школе, а она сама ходит на курсы бухгалтеров. То есть, всё просто замечательно. Но заканчивалось письмо одной очень странной фразой:“ В общем всё вроде бы хорошо, но иногда хочется сесть на табуретку посреди кухни и завыть от невыносимой тоски».
Так Борька понял, что спасать надо обоих родителей. Единственно чего Борька не знал, это как начать этот довольно неудобный для него разговор, всё-таки в роли спасителя семьи ему ещё выступать не приходилось.
И тут ему пришла в голову гениальная мысль. Борька вспомнил о том, что, ещё собираясь в Америку, отец говорил о том, что родственник, которому везут в подарок слаломные лыжи, имеет хорошие связи и может помочь устроиться на работу. Это было именно то, что могло бы спасти отца от надвигающейся на него, судя по всему, тяжёлой депрессии.
Глава 18. Влад.
Влад продолжал лениво учиться на юрфаке и самозабвенно тренироваться в секции самбо. На повестке дня стояло налаживание контактов с молодыми работниками спецслужб. По замыслу Влада, это могло пригодиться в будущем при устройстве на работу в органы.
Молодые оперативники были в основном спортсменами поневоле. Дело в том, что учебных заведений предназначенных для выпускников школ органы не имели. Исключением, пожалуй, был только институт международных отношений, куда принимали по списку министра иностранных дел. На работу, органы, приглашали в основном выпускников гуманитарных вузов. Предпочтение отдавалось прежде всего юристам, историкам и экономистам.
Слабым местом, новоиспечённых потенциальных разведчиков, была спортивная подготовка. Спортом занимались многие, но спортивными единоборствами, единицы. Большей частью, это были дети из приличных интеллигентных семей, выросшие под присмотром мам и бабушек. Представления об уличной жизни они не имели, драться им было категорически запрещено. И вот теперь, им, за очень короткий срок, предстояло стать мастерами силовых единоборств. А здесь, как известно победа достаётся тому, кто сильнее духом и злее.
Влад был не только самбистом по зову сердца, но и кроме того, он достиг уже довольно высокого уровня, и бороться с неопытными новичками ему было не интересно. Кроме того, все его попытки установить с ними какие-нибудь личные контакты, непременно заканчивались неудачей. Ребята были очень вежливы, но близко к себе не подпускали.
В очередной раз Влад убедился, что он для них не представляет никакого интереса. У них был свой круг общения, и места там для Влада не было. Влад был близок к отчаянию. Все его попытки, проникнуть в органы, заканчивались ничем.
На самом деле это было совершенно естественно. Сама система набора кадров предполагала, что тот, кто очень хочет попасть на работу в органы, туда не попадёт. Попадёт тот, кто об этом даже и не помышляет. Исключения составляли, как всегда, дети аппаратчиков.
Теоретически, это должно было защитить систему от проникновения кротов. Практически, кроты благополучно созревали внутри самой системы, разрушая её таким образом изнутри. Каждые пару лет, контору сотрясал очередной скандал, когда кто-то из высокопоставленных сотрудников, либо перебегал на сторону врага, прихватив с собой особо секретную информацию, либо в последнюю минуту отлавливался органами контрразведки.
Но всего этого Влад тогда не знал. Ему казалось совершенно непонятным и обидным, почему он, человек искренне мечтающий посвятить свою жизнь служению Родины, и готовый ради этого нести любые тяготы и лишения, ею так безапелляционно отвергается.
Последняя надежда оставалась на Тимку, приятеля по секции самбо. Отец Тимки работал в органах, и по словам Тимки, был там не последним человеком. Влад понимал, что это его последний шанс и ему нужно быть очень осторожным. Необходимо было подружиться с Тимкиными родителями и тут главное было не спешить.
Поначалу, Тимка Владу не понравился. Он олицетворял собой всё то, что Влад ненавидел всеми фибрами своей души. Сын аппаратчика, папа нередко привозил его на тренировку на личных Жигулях, которые совсем недавно появились в стране и считались символом благополучия. Одет был папа в финскую дублёнку, пыжиковую шапку, во рту у него сверкали золотые зубы, и на окружающих он, внимательно, смотрел через очки «хамелеон». Мать Тимки, высокая красивая блондинка, была одета в каракулевую шубу, норковую шапку и высокие импортные сапоги. В ушах у неё сверкали бриллианты, а на руках золотые перстни. Сам Тимка, о ужас, щеголял в американских джинсах и итальянском плаще болонья. Жили они в новой трёхкомнатной квартире, и у Тимки была своя отдельная комната.
Обуржуазившаяся семья Тимки, была полной противоположностью трудовой советской семьи Гутиных.
Вся семья Влада была одета в удручающего вида одежду и обувь, произведённую на орденоносных предприятиях города. Шапки родители носили кроличьи, а во рту у них не хватало половины зубов. Семья жила в одной комнате, в огромной коммунальной квартире. Спал Влад в углу за шкафом, там же он и делал уроки. Для того, чтобы попасть утром в туалет нужно было выстоять приличную очередь, а умывались все дружно в умывальниках в огромной общей кухне.
Единственной отдушиной семьи была дача. Когда-то давно, завод, где работали родители, выделил им, как фронтовику и блокаднице, участок земли, и помог со стройматериалами. Родители, с помощью родственников, построили небольшой домик, где всегда проводили отпуска и каникулы, а также с радостью принимали своих многочисленных родственников.
Пока Влад учился в школе, он с Тимкой практически не общался, уж слишком большой была разница в их социальном статусе. Когда Влад поступил на юрфак, а Тимка на экономический, они стали вместе ездить на соревнования, больше общаться друг с другом. Однажды Тимка, под большим секретом, рассказал ему о том, что его отец на самом деле никакой не аппаратчик, а ответственный сотрудник органов и много работает с иностранцами.
Тут Влад всё понял. Скорее всего Тимкин отец работает в контрразведке и занимается обезвреживанием иностранных агентов. Поэтому его имидж, это всего лишь служебная необходимость, и за этой маской скрывается настоящий чекист с горячим сердцем и чистой совестью.
На самом деле, Тимкин папа был ещё тот фрукт. Он действительно работал в органах, где курировал направление, связанное с работой шведских и финских иностранных специалистов в северной столице.
Скандинавские спецы строили гостиницы, тепличные комплексы и множество других народнохозяйственных объектов, и вносили живую струю в довольно унылую и однообразную жизнь города.
У них на Родине алкоголь был не запрещён, но стоил жутко дорого. Для того, чтобы один раз напиться, нужно было потратить месячную зарплату. Проституция была тоже не запрещена, но от одного взгляда на финскую проститутку, хотелось заплакать горькими слезами, и стать праведником на всю оставшуюся жизнь.
Продав старые джинсы, склонный к алкоголизму, финн мог пьянствовать в городе целый месяц. Многочисленные автобусы привозили на выходные дни целые толпы финнов и шведов, одержимых только одной целью: как можно быстрее продать джинсы и женские колготки и напиться до потери сознания дешевой русской водки. По городу ходили легенды, каждый житель втайне надеялся встретить того заветного финна, который предложит поменять джинсы на бутылку водки. Стоимость джинсов на чёрном рынке, в то время, доходила до ста рублей. Ровно столько зарабатывал в месяц простой советский инженер. Бутылка водки стоила тогда в магазине три рубля.
Иностранные специалисты, работавшие в городе, не могли пить водку до потери сознания каждый день, утром им нужно было на работу. Они лишались рассудка по другой причине. Их сводили с ума советские женщины. Русские красавицы любили их бесплатно.
Жить в советской стране было трудно всем, но жить в ней женщинам было трудно вдвойне. Одинокие женщины с детьми, молодые девушки, работающие на заводах за нищенскую зарплату и призрачную возможность, когда ни будь получить постоянную городскую прописку, живущие в женских общежитиях по нескольку человек в комнате, готовы были выть от беспросветной чернухи.
Героями их романов были коренастые, сильно пахнущие потом, водкой и чесноком, не очень интеллигентные, обитатели таких же, только мужских общежитий, тоже мечтающие, когда ни будь стать полноправными жителями города.
Знакомились обычно на танцах, парни пили водку, девушки бормотуху. Потом, как правило была драка, по причине ревности. После этого, сильно опьяневшая девушка, гордо уводила, пострадавшего за неё, героя. Романтический вечер заканчивался быстротекущим и неумелым сексом, где ни будь в подворотне или на лестничной площадке.
На следующий день, протрезвевшей девушке, от воспоминаний об этом убожестве, хотелось плакать горькими слезами. Следующие дни и недели проходили в напряженном ожидании первых признаков: либо какой ни будь венерической болезни, либо, что было ещё хуже, очередной беременности. Это означало аборт и очень большой шанс, в будущем, никогда больше не иметь детей. Средства предохранения и защиты тогда, практически были неизвестны.
В перспективе светило либо одной выращивать ребёнка с непредсказуемой наследственностью, либо, если повезёт, выйти замуж за сильно пьющего, и периодически поколачивающего её, бывшего лимитчика. Одна безнадёжность, соединённая с другой, давала не двойную безнадёжность, а безнадёжность в квадрате. Казалось, что выхода из этого тупика не было.
Появление на горизонте белобрысого финна или шведа, означало начало новой, совершенно другой, прекрасной и удивительной жизни.
От этих ребят не пахло потом и чесноком, они не били морды друг другу на танцах, они не пытались изнасиловать девушку в ближайшей подворотне. Казалось, что они были людьми из другого мира. Они приглашали в ресторан, поили шампанским, возили на такси, угощали американскими сигаретами и дарили колготки. И всё это было при первой встрече.
Если же встреча повторялась, то тут на счастливицу проливался золотой дождь. Вторая встреча означала, что иностранец влюбился, и теперь из него можно было вить верёвки. Он будет регулярно приезжать и привозить подарки. Можно будет одеться с ног до головы, излишки продать, помочь маме в деревне. Через пару месяцев можно будет снять комнату в коммуналке, где, потом, принимать, уставшего за неделю, финского лесоруба. Появятся новые подруги. Преимущественно это будут заведующие гастрономами, товароведы торговых баз, парикмахерши. Потом настанет очередь врачей: гинеколога, уролога и, конечно же, стоматолога. Новая жизнь была прекрасна и удивительна. Молодая особа переставала ходить на работу на фабрику, но продолжала там числиться, чтобы не потерять прописку. Зарплату получал бригадир или мастер, дополнением был обязательный подарок ему, к каждому празднику.
И всё-таки, какой бы сладкой не была жизнь подруги, регулярно приезжающего финна или шведа, стать пассией скандинава, работающего в северной столице, было ещё престижнее.
Прогуляться по Невскому проспекту, купить в Берёзке бутылку ликёра Болз и блок Мальборо, и в конце заглянуть в Европейскую, в валютный бар. Не это ли было тайным желанием большей части женской половины населения города?
Хотя, конечно, хрустальной, и большей частью недосягаемой, мечтой почти всех подружек иностранцев, было выйти замуж и уехать за кордон. Тем, кому это удавалось, завидовали все подружки. О том, сколько слёз будет в будущем пролито в подушку в глухой финской деревне, никто тогда конечно и не подозревал.
У тех девушек, у которых были иностранные друзья, работающие в городе и окрестностях, шансов выйти замуж было намного больше. Постоянное присутствие ласковой и нежной русской красотки, привязывало к ней сурового северного строителя, и он начинал задумываться о счастливом совместном будущем. Вкусные борщи, пельмени и пирожки, приготовленные подружкой, только усиливали желание круто изменить свою жизнь.
Нередко, долгожданной регистрации брака предшествовал развод и оставление семьи на Родине. Что и говорить, прибывшую на новую Родину свежеиспечённую жену, ждал не очень-то тёплый приём со стороны друзей семьи и родственников. Но об этом, конечно, ещё никто и не подозревал.
Жизнь, за таким желанным бугром, казалась всем абсолютным и беспредельным счастьем.
И вот, на любом из этапов, этого тернистого пути восхождения к заветной сверкающей вершине жизненного успеха, мог появиться Тимкин папа или один из его сотрудников. Они быстро и доходчиво объясняли, потерявшей чувство реальности, особе, что она, сама того не ведая, нарушила кучу советских законов.
Среди них, безусловно, были нарушения правил валютных операций в виде промысла, спекуляция в особо крупных размерах, мошенничество и многократная дача взятки должностному лицу, то есть своему непосредственному начальству.
За все эти художества, неискушенной нарушительнице Уголовного кодекса, грозил реальный и немалый срок. Но самое страшное, что она мгновенно лишалась лимитной прописки и подлежала немедленной высылке за сто первый километр.
Далее, выдержав небольшую паузу, сотрудник добавлял, что её обожатель, в течение суток, будет отправлен на историческую Родину и больше никогда не получит въездную визу в страну Советов. После этого у молодой особы начиналась истерика. Дав ей слегка успокоиться, опер, ласковым голосом сообщал, что этого апокалиптического сценария очень легко можно избежать. Для этого ей надо, только немедленно, подписать согласие о сотрудничестве с органами, а в будущем иногда встречаться с ним на конспиративной квартире и сообщать о своих контактах с иностранными поддаными.
В обмен на это она может продолжать вести свой достаточно аморальный образ жизни и даже, когда ни будь в будущем, возможно, получить разрешение на выезд.
Подумав несколько минут и уяснив безнадёжность своего положения, интердевочка соглашалась, выбирала себе подпольную кличку, обычно это была фамилия широко известной актрисы или спортсменки, и начинала регулярно писать донесения о своих похождениях.
Так, на, ничего не подозревающего, иностранного гостя заводилось личное дело, которое регулярно пополнялось листочками, написанными от руки его очередной пассии.
На самом деле, толку от этой деятельности никакого не было. Скандинавским парням и в страшном сне не приснилось бы заниматься шпионской деятельностью и планировать свергнуть советский строй.
Это было своеобразной игрой. Все участники соблюдали правила и получали свою выгоду. Чухонцы развлекались в ресторанах и наслаждались обществом русских красавиц, которые, в свою очередь, резко повышали уровень своего благосостояния. Сотрудники органов создавали видимость активной деятельности, получали очередные звания и повышения по службе. Но не только.
Оперативные сотрудники регулярно встречались со своими информаторами, в число которых входили также валютные проститутки, фарцовщики, официантки, водители такси. Конечно же, через какое-то время, завязывались и личные отношения. Однажды, молодой опер с грустью сообщал о том, что давно и тщетно мечтает об американских джинсах и других совершенно ему недоступных шмотках. Понятно, что в очень короткие сроки, его голубые мечты, начинали, чудесным образом, осуществляться. Вначале появлялись джинсы, потом наступала очередь плаща болонья, свитера-лапша.
Со временем аппетиты росли, у опера появлялась дублёнка и часы «Ориент». Жизнь становилась прекрасной и удивительной. С одной стороны, он был абсолютно убеждён в том, что честно и преданно служит своей Родине, с другой стороны, уровень его благосостояния резко катапультировался вверх. Безусловно, появляться во всём этом великолепии на службе, мог только сумасшедший. Со временем верный дзержинец приобретал все важные связи своих источников, благодаря чему, поднимался ещё выше по лестнице жизненного успеха.
Одним из этих, профессионально очень успешных чекистов, был и Тимкин отец. Надо отдать ему должное: он не был хапугой и не грёб всё под себя. Тимкин отец делился со своими товарищами по работе. Помогал достать на обувной базе, жене товарища, австрийские сапоги или золотое колечко в ювелирном. Подвозил коллег на своей машине до дома, расплачивался за ужин в ресторане, приглашал на шашлыки на дачу.
Причём делал он это настолько просто и естественно, что прослыл на службе в доску своим, надёжным товарищем. Тимкин папа хорошо усвоил одно жизненное правило: „Никогда ни о чём не проси у сильных мира сего. Сделай так, чтобы они сами тебе всё это предложили».
Тимкин папа был таким замечательным парнем, что если возникали какие-то преференции по службе, то ему предлагали всегда первому. Продвижение по службе, очередное звание, награды, курсы повышения квалификации, путёвки в дом отдыха — всё это, Тимкин папа получал один из первых. Но, чтобы у соратников по службе не остался неприятный осадок, все приглашались на дружеский ужин в приличный ресторан. Обслуживал тёплую компанию, естественно по высшему разряду, один из тайных агентов, а подозрительно маленький счёт, демонстративно оплачивал виновник торжества. За соседним столиком, как бы случайно, оказывалось несколько, легко идущих на контакт с мужчинами, хорошеньких девушек, а развозили всех после мероприятия, как бы случайно оказавшиеся свободными, такие дефицитные в те годы, машины такси.
Такие вечера запоминались всем очень надолго, и народ с нетерпением ждал следующего повышения или поощрения Тимкиного папы, чтобы его можно было в очередной раз отметить.
Но всё-таки, всех этих нужных контактов и знакомств никогда бы не хватило для получения новой трёхкомнатной квартиры. Здесь нужны были связи на порядок выше. Такие квартиры получало либо большое начальство, либо рабочие орденоносцы. Тимкин папа не был ни тем, ни другим. Но он входил в одну из особых групп населения страны.
Когда закончилась страшная и тяжёлая война, уцелевший народ начал возвращаться домой. Пришёл отец Влада, кое-кто из родни, некоторые соседи. Большинство не вернулось никогда. Выживших, уважительно называли фронтовиками. Не договариваясь и не принимая никаких постановлений, им нередко давали определённые льготы. Комната в коммуналке, приём на учёбу вне конкурса, продвижение по службе — это было то немногое, чем благодарная страна пыталась хоть немного отплатить героям, пережившим весь этот ужас. Фронтовики никогда не рассказывали о войне, они хотели её забыть. На просьбы близких рассказать о боях, говорили только то, что было очень страшно. Даже день Победы много лет не праздновали.
Родственники, выживших еврейских узников фашистских лагерей, приехавших в Израиль, рассказывали, что долгие годы они тоже молчали. Страшно было вспоминать о пережитом ужасе и было стыдно за то, что давали себя убивать, не оказывая никакого сопротивления.
Тех, кто служил в тылу, и в боях не участвовал, фронтовиками не называли, да они на это и не претендовали. В том, что их на фронт не отправили, они были не виноваты, таков был приказ.
Прошло около двух десятков лет, затянулись раны войны, выросло поколение, не пережившее её ужаса. Многие фронтовики ушли из жизни. К власти пришли люди, не прошедшие войну. Страну возглавил бывший начальник политотдела армии, в атаку, безусловно, не ходивший. Конкретное слово «фронтовик», как-то незаметно, трансформировалось в расплывчатое понятие-«участник войны».
Ими стал каждый, кто служил во время войны в армии, даже если он сидел, где ни будь на продовольственном складе в Средней Азии или в военкомате в Сибири. Новые участники войны бойко рассказывали пионерам о своём героическом прошлом. Начали праздновать День Победы.
Вырос уровень благосостояния, люди поняли, что можно жить намного лучше, не стесняясь этого. Жить зажиточно, во время и после войны, считалось безнравственным. Но хороших товаров, а особенно квартир и машин, на всех не хватало. В это время и начали появляться первые официальные постановления о льготах для участников войны. Страна хотела отдать долг, спасшим её людям.
В это же время, в Израиле, выросшие после войны, дети узников немецких концлагерей, заставили своих родителей всё рассказать. После этого, с помощью американских адвокатов, вынудили платить, разбогатевшую к этому времени Германию.
Как ни странно, несмотря на постоянное уменьшение в стране количества фронтовиков, число участников войны, странным образом, постоянно увеличивалось. Справки, дающие право на внеочередное получение благ, выдавали военкоматы. Контроля за этим практически никакого не было.
Тимкин папа фронтовиком не был. За пару месяцев до окончания войны, его призвали в армию. В течение месяца он охранял немецких военнопленных, после чего был уволен в запас из-за ухудшения зрения. Потом был исторический факультет университета, который он окончил с отличием. Затем последовала аспирантура и, совершенно неожиданное, предложение о работе в органах. Одним из решающих критериев при отборе будущих разведчиков и контрразведчиков, было участие в прошедшей войне, и здесь, как ни странно, месяц службы в армии, в военное время, пошёл в зачёт.
Сказать, что Тимкин папа мечтал о работе в органах, означало бы сильно покривить душой. Как и большинство советских людей, его, при одном упоминании об этой организации, бросало в дрожь. Но отказаться от этого предложения было практически невозможно.
Ещё до поступления в университет, во время довольно короткой работы на одном из заводов, Тимкин папа вступил в партию. После окончания университета, во время учёбы в аспирантуре, он, как молодой учёный, был избран в состав парткома.
В это время органы испытывали огромный дефицит кадров. После смерти Великого Вождя личный состав предстояло заменить практически полностью. Ответить отказом на подобное предложение, означало плевок в лицо органов партии, что, естественно, без последствий в будущем остаться не могло.
Первые годы работы Тимкин папа курировал университет, где естественно познакомился со всем руководящим профессорско-преподавательским составом. В дальнейшей жизни он не один раз использовал эти связи.
Потом он пару лет работал в управлении кадров, где занимался поиском и подбором новых сотрудников. Затем, в связи с появлением в городе большого количества иностранных туристов и специалистов, Тимкин папа перешёл в один из вновь созданных отделов, который вскоре и возглавил.
Надо отдать должное Тимкиному отцу: где бы он не работал, он везде оставлял о себе добрую память и кучу друзей, которых, впоследствии, всегда можно было о чём-то попросить.
О лучшем варианте нельзя было и мечтать, но знать всего этого Влад тогда, конечно, не мог. Все варианты были испробованы, ничего не получилось и всё шло к тому, что мечте Влада осуществиться было не суждено.
Как говорится, удача приходит, когда её совсем не ждёшь. Приходит она, правда, обычно к тем, кто для этого сделал всё возможное и невозможное.
Случай познакомиться с Тимкиными родителями представился совершенно неожиданно.
Однажды Тимка пришёл на тренировку с фонарём под глазом. Он ничего не сказал, а Влад, постеснявшись, не стал расспрашивать. Тимка всё время казался чем-то очень расстроенным. Через пару недель он пришёл в спортзал, на этот раз у него была сильно разбита губа.
По Тимкиным глазам Влад понял, что тот в отчаянии. После тренировки Влад дождался приятеля на улице, и они вместе пошли домой. По дороге Тимка рассказал Владу невесёлую историю. Его, с недавнего времени, начала доставать шпана. Первый раз его просто избили, во второй раз к этому добавилась ещё и кража ондатровой шапки. Шпана самбо не занималась, но она умела драться. Тимка же, наоборот был неплохим самбистом, но в уличных драках никогда участия не принимал, был не так воспитан. Родителям он сказал, что получил ссадины на тренировке.
В голове Влада молниеносно возник план. Погуляв немного по городу и дождавшись темноты, друзья направились в сторону Тимкиного дома. Влад издалека увидел кучку шпаны, стоящую у подворотни. В этот момент приятели разделились, Тимка пошёл вперёд, а Влад немного отстал, всем своим видом показывая полное безразличие к происходящему.
Когда Тимка поравнялся с группой подонков, они образовали полукруг, не давая ему идти дальше. Шпана стояла молча, ничего не предпринимая и дожидаясь пока, слегка отставший, Влад пройдёт мимо.
Влад хорошо знал закон улицы: в случае опасности бей первым. Поравнявшись с ничего не подозревающей компанией, Влад въехал в челюсть предполагаемому главарю банды. Тот рухнул на поребрик спиной, ударившись одновременно затылком об асфальт. Второй удар, ногой по яйцам, был нанесён его заместителю, тот немедленно окопался на тротуаре рядом со своим шефом. С тремя остолбеневшими, оставшимися подонками, пришлось немного попотеть, но драка закончилась за явным преимуществом самбистов. Сильно повреждённая шпана, изрыгая угрозы и проклятия, исчезла в тёмной подворотне.
Для друзей драка тоже не закончилась бесследно. У Влада были разбиты в кровь костяшки пальцев, у Тимки была рассечена бровь и на лбу красовалась огромная багровая шишка. Кроме этого, у Влада был оторван рукав куртки.
После короткого совещания, было решено пойти к Тимке домой и рассказать его предкам всю горькую правду.
Увидев живописную парочку, Тимкина мать чуть не упала в обморок. Папа побледнел. Тимка рассказал родителям всю историю от начала до конца. Смазав ссадины мальчишек зелёнкой, мать занялась ремонтом Владовской куртки. Тимка сидел за столом, приложив ко лбу массивную серебряную ложку. Было решено, что Влада домой отвезёт Тимкин отец.
По дороге он долго расспрашивал Влада о его жизни. Влад рассказал об учёбе на юрфаке, о том, что скоро ему предстоит производственная практика, которую проходить он будет, скорее всего, в прокуратуре. Рассказал о том, что отец воевал в войсках НКВД, а мать чуть не погибла в блокаду, а сейчас оба работают на заводе. Влад сказал, что теперь, какое-то время, он будет провожать Тимку до дома после тренировки, потому что шпана так просто его в покое не оставит. О том, что он мечтает попасть на работу в органы, Влад, повинуясь какому-то внутреннему голосу, ничего не сказал.
Остановившись около дома Влада, Тимкин отец предложил ему немного прогуляться. Закурив, вкусно пахнущую сигарету Мальборо, он какое-то время шёл молча. Потом остановился, посмотрел Владу в глаза и вдруг неожиданно спросил, а почему тот не хочет работать в органах? Он начал говорить о том, что им нужны специалисты во всех областях, что юристы и спортсмены пользуются при отборе преимуществом.
У Влада, от волнения, перехватило дыхание, и он потерял дар речи. Впервые в жизни, работу всей его мечты ему предложил человек, работающий в органах, а это абсолютно меняло всю ситуацию.
Тимкин отец истолковал молчание Влада, как какое-то сомнение и добавил, что тот не должен это решать немедленно, но если всё-таки надумает, то он может ему в этом помочь.
Тимкин отец слов на ветер не бросал. Сдержать слово ему было не трудно. По всем официальным критериям, Влад для работы в органах подходил. Кроме того, Тимкин отец хорошо знал человека, занимающегося ежегодным подбором кадров в университете, а заместитель начальника управления кадров был его хороший друг. Кроме того, было ещё одно обстоятельство, почему он предложил Владу работу в органах.
Тимка работать в органах категорически отказался. Он мечтал стать экономистом и заниматься наукой. Отец понимал, что он не вечен и когда-то Тимка останется один. В этом невысоком крепком парне он увидел какую-то абсолютную надёжность, он понял, что такой не продаст никогда. Тимкин отец помнил смутные времена и знал, что надёжный друг в органах его сыну может всегда пригодиться.
С этого дня, несмотря на протесты Тимки, Влад начал провожать его домой после тренировок. Влад хорошо знал законы шпаны и понимал: она будет мстить. Проходя мимо злополучной подворотни, Влад чувствовал, как из темноты их сверлят злые, выжидающие подходящего момента, взгляды. Иногда Тимку забирал отец. Больше всего Влад боялся, что, когда Тимка окажется один, какой-нибудь отморозок пырнёт его ножом. Кроме того, что Тимка был его друг, теперь от него зависело будущее Влада. Но он не мог всю жизнь провожать Тимку до дома, надо было что-то придумать.
Дорогие читатели,
это свершилось!!! Наконец-то книга в полном объёме выставлена на сайте litres.ru,Михаил Юрьевич Романов,Дороги,которые нас выбирают, для платного скачивания. Я желаю Вам приятного прочтения и жду Ваших отзывов.
Читайте следующие главы (19-23):
http://proza.ru/2021/06/09/1398
Дороги, которые нас выбирают. Главы 13-18
© Copyright: Михаил Юрьевич Романов, 2021
Свидетельство о публикации №221051300101
Свидетельство о публикации №221051300101
Рецензии