Как она есть...

(В соавторстве с "Х", обмен рассуждений)

С чего начать… Чем закончить…
А пожалуй, давай по-простому, как она есть…

Просыпаешься на селе рано утром, пройдешься босой по мураве, по росе, по земле-матушке. По телу озноб мурашками… Б-р-р… Вдохнешь прохладу воздуха, разбежится он по телу, бодрость охватит, сожмет сердце. Всколыхнется все в тебе, душа развернётся. Выдохнешь с чувством облегчения, улыбнёшься миру. Взглянешь на то, как природа оживает, мурашки ползают, шмели жужжат, птицы щебечут. По макушкам деревьев ветерок скачет, коснётся тебя нежной дланью и понесёт радость твою вдаль.
 Присядешь опосля на завалинке, любуешься, дивишься, как все это другие не замечают, а оно вот здесь. Коснись рукой, ухватись, да не ухватишься. Растворишься в лоне мира и покатишься в вертепе суеты жизненной. Где-то земельку вскопать, порыхлить. Травку скосить, забор подправить, хозяйство — оно ухода требует, как и человек, без надлежащего ухода, повянет все, зарастет, скроется от глаза людского. Спрячется в хаотичном потоке мира и потеряется.
Не с того, наверное, начал, не так смотрел на то, как есть. Та у каждого взгляд со своей колокольни, каждому свое.
Иной выйдет поутру, как брюзга по сторонам осмотрится, фыркнет, свернется ежом и покатится в мир. Кого не встретит, всех ужалит, уколет. Пока кто его не приласкает, словами не задобрит. Такого кормить что волка, в лес смотрящего. Прикормишь, а он, того и гляди, руку отхватит.
Та что там, опять, может, я не о том да не о тех. Есть же и простые как пять копеек, они всему рады, да только вокруг ничего не видят, не замечают, все у них ровно, одной рекой по течению плывут, берегов не видят. А на кой им берег, на берег выйдешь — думать надо: что, зачем, куда. Жить-то хотца!
Эх, не про то хочу, не о тех. А про неё как она есть, сказать хочу…
Да, опять же птицы небесные, фифы расписные, те что выше всех, отдельная страна, сказочная! Живут — млеют, блеют.. Других не замечают, жизни радуются только той, что купили, а всем тычут, рассказывают, мол, это все они своими стараниями да усилиями всего добились.
Что это, не пойму: все о ней говорят, да по-разному, а замечать её не хотят?
Жизнь-то она матушка, вот она перед нами, с нами.. Год за годом, десятками, повезёт, так сотней пройдёт, себя покажет. Без ехидства, без каверз, мирно рядом с нами существует, шлепает босоногая в ситцевом платье. Ничего от нас не требует, не просит. А мы её не видим, за руку не берём, душой не открываемся. Мы как повелители, как боги… Украшаем ее, создаём препятствия, смеёмся над ней и над миром, ею сотворенным.
Оглянувшись — вижу, а впереди мрак, да и видеть, что ждёт не желаю.
Я бы к миру созданному с любовью, благоволением обратился, да она навряд ли услышит, обидели мы её, нерасторопную. Торопыги мы. Торопыги!
******
Э, нет! Грызет, гложет изнутри второе "Я", просыпается, без умилений говорить хочет.
Что не спится тебе, — не может "Я", — сдержанности нет, одни ухищрения да болтливость пустая. Смысла нет в словах, в радости. Нет виденья, говорит, да нет прелести. Да такая она, какая есть, чего зря говорить. По течению плыви, радуйся, что дыхание есть, сердца стук слышится. А года, что года? Они, родненький, здоровье похитят, ума лишат, вот те и радость, вот те и умиротворение. Пень об колоду или колоду о пень, дерево об дерево, что воду из пустого в порожнее. Все уходящее бессмысленно, оно уже потеряно. Раньше, если не думал, ступал как младенец, восхищался, впечатлениями делился. А теперича возраст, шаги обдуманы, прошлое обучило, как не вставать на грабельки. Эх, с головою, да в омут! Молодость!
Отвлекает закадычное, в каждом живущее "Я". А хочется в одном предложении выразить все, что можно, о ней, о ней нескончаемой..
Время рекой, каплями, песком, стрелками, годами, столетиями, эрами измеряется. Ни конца ни края, безбрежное, печать накладывает и фиксирует. Что-то помнить заставляет, а что-то стирает. А мы думаем, неразумные, что временем управляем. А время, оно вот сейчас есть, а потом нет. Вроде только присел, а пора шлепать, поспей тут за ним. Голова кругом от того, что осознаешь, а ужо на смертном одре — то ли креститься, то ли волком выть. То ли рай, то ли ад! Да все одно, что туда, что сюда. Если шёл безвременным истуканом колодочным!
*****
Закрутил, завернул, вымудрил, замудрил… Эко! Слов сколько! Да ещё есть. Не о том оно все, как были небыли, сказки рассказики писанина чернильная. Голова кругом вертеп неописуемый…
Говорить бы, говорить, словами проруби латать, прорехи штопать. Слово человеку на то дано, чтобы впереди дела шло, гать через болото неведомого да непрожитого прокладывало. Мысль как стрела, слово — наконечник, вспарывает острое грудь, висок, а если и по касательной пройдет, кожу зацепит, закровит. Больно станет, заполыхает внутри, заворочается, а все лучше, чем ничего не чувствовать, суету плодить да разносить. Слова друг за друга звеньями цепляются, мысль по ним огненным шаром катится. Слово ощутимее удара, жарче прикосновения, словом можно разбудить гнев и страх, окрылить, низвергнуть, лишить разума. Страшная, необузданная сила в слове. Потому и дается оно не каждому, а только мятущимся, неспящим, несытым душам. Хранить такой дар, что огневушку в банке. Не загасить, не спрятать. Разве что поставить в темный угол и задвинуть, забыть на время. Да только зряшное это дело: огонь не убить, разве что укротить можно.
Те, кому слово подарено, особой меткой мечены. Узнают они друг друга среди многих и как слова, друг к другу тянутся, во фразы, предложения, истории сплетаются, складываются. ******
Так и живём языками безкостными.
Опять же, не о том сказываю, не про то судачу, кудахтаю, али наседка над цыплятками. Она, родимая, стоит подле, идёт рядышком. Слезами нашими умывается, рукавом утирается. Смотрит в глазенки наши слепые, как котяток с сиськи кормит. Нате, пожалуйста, растите, процветайте. Сопли на кулак наматывайте, нытье в сторону и айда в полымя с головушкой.
 Эх, не то оно все, да не этак. Чувства рождаются, смятеньем живут, нет определённости. Стоймя стоим, ногами вверх, головой в землю, страусы. Боимся ступать необдуманно, а если думаем, все не о том. Эка невидаль! Посмотрев вокруг, видим все и ничего. Видим, что сердцу ближе, о других забываем. Всколыхнется волна душевная, и опять в смятении стоим, пороги обиваем. А она вот, рукой подать. Ухватить птицу огненну, да руки бы не обжечь, посему синица дороже, а воробей за пазухой. Вот и живём, когда что вздумается. Эх, вольнодумные, скорбью воспитанные.
*****
Вот давеча ходил по миру, на людей смотрел. Один на тебя смотрит и думает: вот ухарь, вот прощелыга, а другой в тебе друга, товарища видит. А вроде к каждому одинаково относишься. Как понимать? Оба по жизни прожили немалой, оба вроде с позиции прожитых лет судят и любви у каждого было вдоволь. А нет! Любовь-то, она разная, счастье тоже зависимо.
Эх, математика! Уравнение!
Жизнь плюс Любовь равно Счастье!
Жизнь плюс Счастье равно Любовь!
Любовь плюс Счастье равно Жизнь!
Поди тут выбери уравнение! А если ещё местами по важности менять, так и совсем треугольник многоугольником обернется. Ходи потом, об углы запинайся! Что во-первой должно, Любовь, Жизнь, али Счастье и чему равнять, что душеньке угодно, не прозябать же ей впустую в теле человечьем. Вот и думай, как оно есть!
******
Экие загадки загадывает солнце спрятанное, край заповедный. Каждая иносказанием, с подтекстом, коридор зеркальный с отражениями смыслов. А хочется по жизни идти прямо, смотреть смело, говорить что думаешь, думать, что говоришь. Да вынесет ли кто правды той, когда сам первый ее не вынесешь, сам себя обманешь, уговоришь. Тело — тюрьма, хоть во что его облачи, хоть как ублажи, тесно душе в нем, зябко. Телу много не надо, тепла да ласки малую толику, а душа и холода не терпит, и огня чурается, опалиться боится. Так-то привычней, знакомым трактом, по накатанной, что душе, что телу, да все одно ненадолго все, к чему привык. Полетят года вереницей гусей, да не воротятся, замелькают дни и месяцы  вагонами мимо мчащегося товарняка. Вынет время душу из тела, как косточку из плода спелого, а то и незрелая падалицей оземь осыпется. Найдутся ли там, за горою те, о ком небо просишь или же растворишься бесследно в необъятном и равнодушном, душа безымянной, непроявленной, неузнанной в пустоту великую канет. Входим друг в друга кусками тепла, следим друг у друга в душах, как в тамбуре, все ходим околицей, говорим полунамеками, сглаживаем, торгуемся да прикидываем. Живем как бессмертные в ожиданиях да предчувствиях, пока не взорвется в одночасье, не рассыплется осколками, не зальется светом неугасимым все, что кажется таким твердым, таким незыблемым и вечным. Эко мы хрупкие!
*****
Говорят, не познавший лишений и счастья не оценит. Только счастье в смертном мире достижимо ли. Не наш это формат, не человеческий. Всего боимся. Обжегшись на молоке, на воду дуем. Флажки расставляем по периметру, сами себя стреножим. Бережем силы на обратный путь, как будто есть он, этот путь обратный. В действиях осторожные, в речах обходительные, в мыслях — раненые молодые звери. Родиться бы нам понову, жить под небом в траве по грудь и не вырастать никогда, пеленой глаза не завешивать. Не выбирать бы слов, с полумысли понимать друг друга. Эко мы не понимающие!
******
Ухарь, прощелыга... Открытое, чистое пламя, как им не видно? По внешнему судят, вороная масть во все времена хищной слыла. А этот огонь не злой, веселый. Искры в глазах солнечные. По глазам своих узнаешь. По огню, горит или тлеет, или чад пустой идет. От доброго пламени всем хорошо, каждому радость. Все тянутся, кружком да рядком рассаживаются. Кого-то сон сморит, другой задумается, третий в пляс пустится, четвертый сказку расскажет.
Хочется такой костер взогнать, чтобы вокруг светло как днем и ничего не страшно. Чтобы каждый рядом идущий — брат, а ушедшие выступили из тьмы и руки грели у очага общего.
Ни дверей, ни заборов, ни стен.
Ни памяти, ледяной да острой.
Ни расстояний, ни времени. Вот печаль да радость нам, неразумным!
 *****
Немота окаянная обуяла, слова неможно сказать, а ведь есть, есть слова, мысли рвутся наружу, только дверь плечом держи. Ах ты ж снег за шиворот, разве так бывает, чтобы грусть веселая, чтобы радость с горчинкою? Наощупь да наугад, словно в лесу ночном идти, не оступиться б, не упасть, никаких ориентиров, кроме тепло-холодно. Слушаешь зыбкую тишину в себе: где-то там, внутри, тонкий невесомый звон. Вибрация. Натянутая до предела серебряная паутинка. Чуть дрогнет она и зазвенит, да так, что весь мир музыку слушает: нежную, негромкую. Гусляры да песняры неприкаянные!
******
Окунуться бы в омут с головой, в водицу прохладную. Но внутри тебя словно сдерживает кто. Чувствует холод, не желает. А как сиганешь, брызги в разные стороны, по телу жар первобытный. По воде туман стелется. Вынырнешь, оботрешь лицо руками, будто и не в воде ты. Почувствуешь, будто заново родился. Выйдешь на берег нехотя, дрожь пробирает. Разотрешься, накинешь рубаху ситцеву на голо тело. Как младенец в мир окунешься с новыми ощущениями. Вдохнешь, выдохнешь, чувствуешь каждое дыхание, каждую мышцу тела. Душа полёта требует. Мысли ясные. Отойдешь от омута и чувствуешь, как снова все тяжелеет, снова мир поглощает. Тонешь в болоте незыблемом. Тока и успел частичку мироздания прочувствовать. Отпускать не хочется. А, нет, вон она какая! На пятки ужо наступает, по щекам хлещет. За руки хватает. Тащит, тащит тебя вдаль от спокойствия. Чем более сопротивляешься, тем больше обратно хотца. Вот она, природа матушка. Силушка её. Эх мы, непослушные, сизокрылые!

******
Как часто на небо глядим, голову поднимаем? Как часто под ноги смотрим, вглядываемся? Все привыкшие вперёд, либо назад смотреть. Гадать, выгадывать! А подними голову, вглядись в небо. Небо оно всегда разное, всегда по-своему интересное! То синевой окутано, то свинцом над тобой висит. То тёмное, как нора лисья. То подмигнет тебе звёздочкой. Опусти голову, на земелюшку посмотри. Даже в том месте, где цивилизация все вытоптала, свои узоры, своя жизнь крутится. Так вот и шлепаем, ничего не замечаючи. Слепцы мы ленивые!
*****
А ежели только в небо и смотришь, облаков узорами любуешься, ничего вокруг не замечаешь, кроме заводей жемчужных, заката слоистого, разноцветного? Быт как воронка муравьиного льва затягивает, а ты все наверх карабкаешься по пескам зыбучим, все о счастье думаешь, когда выживать надобно, запасы на долгую зиму делать. Проще дегустаторам, кто вкусами наслаждается, жизнь смакует да локтями меряет. А коли не вол ты, а волк, что в лес смотрит, сколько ни корми? Крадешься неслышно и чуешь, как мох под лапами пружинит, как пахнет мокрый брусничный лист, как ветер на лютне ветвей играет. И хочется сорваться с места, в струну вытянувшись, полететь, все лесные звуки, соки ручьев, шепотки, тайны впустить в себя, в мистерии этой раствориться. Прыгнуть в озеро серебристое с разбегу, поплыть, разрезая гладь невозмутимую, долго пить прохладную воду с рябиново-горьким будоражащим привкусом и запеть, эху вторя, о сладкой тоске своей…
А глаза дымка туманная застилает, дыханием меха кузнечные раздувать впору. Хочется отведать силы, что под пологом древних елей сокрыта, в жилах речных переливается. Распознать в огнях звездных тайные вечные знаки. Выберешься на сушу, тенью скользишь меж стволов. Вот и обрыв. Мятный холодок под ложечкой, пульсация в висках. В смятении топчешься на краю, страшась неведомого. Если прыгну, полечу или камнем в пропасть рухну? Решишься, и мигом восторг, до краев затопивший от ощущения пустоты под собой: была твердь — и нет ее.
Эх мы, пугливые, неверящие.
******
Если бы жизнь складывалась только из счастливых минут, сколько бы жил человек? Пять лет, пять месяцев, несколько недель? Если бы человек был не привязан к месту, где бы он был завтра, через неделю, через год? Если бы знать, что завтра не наступит, на что потратили бы последний день? Разбрасываем время горстями, расплескиваем, рассыпаем. Однажды оно убежит, как молоко, а мы даже не заметим. Дышим стесненно, живем вполсилы. Едим да пьем, мудрствуем да спорим, получаем да тратим. Не шепчем ласковое, не идем вприпрыжку, песен не поем, не складываем.
А бывает, встретишь человека и душа надвое рвется. И ходишь с половинкой, как дом с незапертой дверью, открытый всем ветрам, и в тебе гуляют сквозняки. А вторая половинка незримо там, где он, человек этот. Сядет ему на плечо, как солнечный зайчик, как птица невидимая и отгоняет бесов да напасти: да минует тебя лихо, лети легко.
*******
Ветер мой, небо мое, омут мой. Увидишь — и отпустило. С одной стороны, затягивает, с другой, как будто воздуха больше стало. Дом мой. Переступить через порог и не выходить — день, два. Отдышаться. Полежать на полу, руки раскинув, в потолок глядя. А нет потолка. Вместо него — море наоборот. Облака. Вся моя свобода, безвременье, бессмертие. Узнавание. Через череду воплощений, через семантические совпадения, силовые поля. Электричество в кончиках пальцев. Дышать глубоко, разметать все нагромождения, все преграды, чтобы видеть шов между небом и землей. Чтобы чувствовать что-то, кроме голода, сытости и усталости. Легче. Еще легче. Наощупь, неуверенно идти на свет.
Если бы можно было заменить слова звуками, красками, запахами. Прикосновением. Вот он, весь наш арсенал: слова. Вначале было слово — вот и откатило нас к началу, к самому первому акту творения. Рисуем по белому в пустоте, в тишине. Создаем альтернативную реальность. Словами.
******
А ведь большую часть времени человек просто спит. Нет, сначала, пока учится, пока познает, он активен, любопытен, глаза его широко открыты. Весь миру открыт, все ему интересно: из каких кирпичиков мироздание сложено, какое волшебство в цвете, звуке, движении. И в какой-то момент, который по нашему счету на экваторе жизненном, а по вселенским меркам мгновение спустя после рождения, кажется ему, что он уже все понял, все познал, и теперь, куда ни посмотри, везде одно и то же. И тогда он словно засыпает: впадает в бытовой анабиоз. И вот видит он вроде те же краски, да только приглушенно. Слышит музыку, а одну мелодию от другой не отличает: все одинаково, все фон — не музыка, а звуковые обои. Были годы долгие, панорамные, каждый чем-то удивлял, что-то новое, диковинное открывалось, а теперь замелькали как автобусные остановки. И уже скорей бы конечная, укачало, надоело. Домой, домой… Посмотрит Отец, покачает сокрушенно головой: эх, бедовая твоя душа, опять полжизни во сне, давай-ка отдышись и обратно. Заново учись радоваться, удивляться, падать, вставать. Гореть, летать. Жить.
*****
Знаешь, где благодать — и довольно знания. Делаешь свое дело, работаешь, учишься или учишь, внутренне улыбаешься: благодать есть.
Мы растем, как сосны — каждый день ближе к небу. Дальше от земли.
******
Слушаешь музыку и думаешь, что вся музыка — в тебе. Ты и есть музыка.
******
Учиться смирению, учиться покою. А если душа рвется как из-под спуда, как же быть? На губах ложбинка у каждого, ангел еще до рождения палец приложил: молчи. Радость тихая сожмет сердце и отпустит: поживи еще, мир един, небо одно, близко и далеко — одно и то же.

********
Мороз! Эх, щеки обжигает, нос холодит. Не стой, приплясывая! Ветерок подует, ищет щелочку, укромное место, тепло выдует, холодом по телу. Эко озорник! Кончики пальцев стынут, в кулаки сжимаешь прямо в варежках. Вроде как тепленько становится. Пробежишься нехотя, вдохнешь не так и мороз тут как тут, грудь дерет окаянный, вдохнуть тяжело, а выдохнуть ещё страшней, потом снова вдыхать. Та ну шапку оземь, варежки скидывай, с дивчинами вокруг кострища, с песнями плясками. А они в шали укутаны. Юбки до пола, да платья расписные. Щеки розовые, смех озорной да радостный. С шутками, прибаутками, огнём из души льётся тепло человеческое. А ныне смотришь: идёт… Юбка если не до колен, то на уровне подбородка заканчивается, колготки да тапочки, куртка кожаная. Идет трясется, свое хозяйство морозит. Где задуло, там и выдуло. Сквозняк не только в одежке, но и в голове. А вот парень идёт, кроссовки на босу ногу, штанишки, что тряпка половая. Как ни посмотри, то ли ещё ничего, то ли новые заиметь.
Ой ты! Как хорошо было, да и бывает. Есть ещё родненькие, кто веселья старого не забыл, да и бережёт себя. А мороз, он такой! Свое дело знает. Себя не сбережешь, так никто потом и не поможет. Природа! С ней не пошутишь. Эх, простачки мы, человечки!
"" "" "" ""
Ты знаешь, что внутри живут три солнца? Да, их три: белое, красное и оранжевое. Если в зените белое солнце, тебе сонно и уютно, мир подобен пушинке, облаку. Если красное, ты полон силы, горы можешь свернуть, море вброд перейти, ничего не страшно. Если оранжевое — весело на душе, ярким все, беспечальным кажется. Тот, в ком горят три солнца, никогда не видит мир в драпировке скуки, серый, как пальто. Есть люди как мажорные трезвучия: громкие, смешливые, а копни  глубже — пустота и темень. А есть хмурые снаружи и яркие, горячие внутри. Ходят светильниками меж других, теплом незаметно делятся.
"" "" "" ""
Ветер, ветерок, ветрище. Гуляет по-над землей, подкручивает усы маленьких вихрей. Река взялась льдом, на снегу следы, ленты от лыж. Яркими пятнами детские курточки. Солнце как шарик масла в белой облачной муке. На горке шумно, людно. Скатываются по серебристому языку льда кто на пузе, кто на попе. Леня, отойди! Давай, давай, Ванька! За ним давай, раз, два, три! Погоди, счас девчонки съедут! Готов?...
Солнце целует в щеки раскрасневшиеся рожицы. Свист ветра в ушах, смех, веселые возгласы. Пронесешься на бреющем полете, как с горки через детство, через время, через жизнь.
"" "" "" ""
Нам нужно скорее пойти в лес, говорят дети, а то ходим из дома в дом. Зеленые, а уже знают, что лес лечит. Стриженые девчонки, только косичка сбоку (называется "расточка"), мальчики с волосами до плеч. Поют. Играют, как котята, любят поваляться на полу. Девочки в цветастых шароварах заваривают облепиховые чаи, имбирь и мяту, мальчики — черный кофе. В еду сыпят много индийских приправ, каша желтая от карри. У нас не ЗОЖ, говорят, у нас СОЖ. Счастливый образ жизни.
Новые люди, какие они? Иные. Инакие. На нас непохожие, нам смешные и непонятные. А все-таки в них грядущее. Это оно сейчас гоняет чаи, собирается в кружок при свечах, поет ломкими высокими голосами, ссорится и мирится. Пробует жизнь на зуб: выдержит ли? Выдержат ли...
"" "" "" ""
Вечер с наступлением весны бледнеет, лишается зимнего загара. Ночь быстрая, без снов и памяти. Утро ясное и свежее, как стакан молока — сделаешь глоток и в голове звенит. Жизнь просыпается, потягивается длинными проталинами, алыми зорями. Люди неумело улыбаются, сцепляются холодными руками. Задевают плечами друг друга, вздрагивают. Перекатывают на языке мятное нежное послевкусие вины. Воздух пьется как вода в жару из ручья студеного.  Проступает из-под тающего исподнего черное тело земли. В ситцевом небе меж облаков блестящая новенькая монетка: смотри, Бог разжал кулак, солнце уронил. Светло теперь будет, просторно, хорошо, хорошо.
"" "" "" ""
Морозный воздух, сизый над дорогой, пахнет усталой поздней зимой. Зима цепляется за ускользающий голубой шелк неба, сахарит деревья инеем. Деревья спят, их сон глубок и бестревожен. На чьем-то балконе, лишенном стеклянного забрала, синички клюют подвешенное на ниточках сало. Не поют, холодно, а голод-то не тетка!
Весна родится некрасивой, в грязных ручьях и потеках, в ноздреватом от наступающего жара снегу. Вскроет белизну древесных стволов, сорвет печать с тяжелых, мертвых до донышка прудов. Разобьет хрустальную тишину зимнего леса. 
Растормошит нас, серьезных, занятых, озабоченных, плеснет нам солнца в лицо. Рассмешит, удивит, взлохматит, расплескает, да так, что жизнь во всей ее красе покажется: бурлящая, неистовая,   нелогичная, непредсказуемая.
"" "'" "" ""
Все дело в радости, верно ведь? Если горит она внутри, как пламя, и тебе тепло, и с другими поделиться есть чем. Только радуемся мы порой мелочи, ерунде всякой. Вкусной еде, комфорту, вещам дорогим да красивым. Есть радость любви, созидания, открытия. Когда из-под рук твоих красота вырастает, других греет и радует. А что еда. Вещи что? Это ли дорогое? Неживое ведь, нет в нем тепла. А ты выйди на улицу, голову запрокинь, вдохни глубоко, так, чтобы голова закружилась. Небо там, наверху синее-синее, видишь? За что нам небо такое красивое, сосны такие, трава и снег, вода и огонь, для кого они растут, бегут, теплятся, говорят на разные голоса? На другое смотрим, о другом думаем, суету насаждаем. Остановиться, задуматься, в глаза друг другу посмотреть некогда. Все думаем, вот еще чутка, тут дотянемся, там допрыгнем, ай и заживем. Так жизнь и проходит — мимо, мимо, стороной…
"" "" "" ""
Звезды колючие от холода. Снег скрипит: сухой, старый. Никак не уходит зима. А может, мы застряли где-то на рубеже между зимой и весной, и сами не заметили? Может, заржавели небесные часы, и маятник завис в  крайнем положении вопреки всем физическим законам. Может, минуло сто солнцестояний, сменилось поколение, дети стали взрослыми, небо тысячу и один раз поменяло цвет. Слишком тихо там, снаружи, как будто весь песок в часах пересыпался. Мир лежит на боку, как закрытая шкатулка — лежит, поблескивает гранями. Ждет, пока его откроют, и начнется новое время.
"" "" "" ""
Тянуться, тянуться, тянуться вверх. Дерево никогда не дорастет до неба, а все же ветвями вверх смотрит. А мы не дорастем, так долетим. Допрыгнем. Доживем. Все, даже те, кто не верят. Нам подсказки на каждом шагу: вот облака золотые по краю, вот снег такой, что упасть в него навзничь и лежать, руки раскинув, вот прохожий хмурый вспомнил что-то хорошее и улыбнулся. Вот ребенок смеется. Вот дело ладится.
Вот сердце сжалось и разжалось, нахлынуло и отпустило, живу, живу, умею, делаю, радуюсь. Люблю.
"" "" ""
Чужая душа — потемки...
Нам раздеться легче, чем друг другу душу открыть. А откроешь, и кажется: нет другого рубежа, это предел. Что тело, оно у всех одинаковое. Две руки, две ноги. У кого одна голова, у кого две. Разные только глаза, по ним всего человека видно, всю правду. Все невысказанное. Вот и прячем глаза.
Весна какая-то, вся навыворот. Посылает знаки непонятные. Вести приносит странные. Рвется, тоскует душа, а ты ее в работу, в книги, в движуху и суету. Вывернуть наизнанку и всем раздать по кусочку, так и себе не останется, так и болеть не будет.
"" "" "" ""
Тихо, на цыпочках, через воду и снег, через голубую полынью неба смотрит, просачивается, подкрадывается лето.
Внутри как очаг разгорается тепло.
Мир, просыпайся.
"" "" "" ""
Музыка в воздухе, в небе, в тебе.
Свет на снегу сливочными мазками.
У, сколько света! Глазам больно.
Зима прекрасна.
Весна чудесна.
Солнце и ветер, рябь на воде.
Лужи как порталы в небо. В каждой луже по облаку. По ветке.
Сколько волшебства в каждом кадре.
В каждом движении.
Сколько пространства. Радости. Вселенная резонирует с тобой: если хорошо внутри, также будет и снаружи.
Мы есть, мы живём.
Ура.
"" "" "" ""
Сегодня прощенное воскресенье, и сказать-то миру некуда, разве что в чисто поле прокричать, но слово изреченное уже живёт, даже если неслышно, неосязаемо, незримо, и вот все слова: прости, прости, расти, живи, существуй, цвети, радуйся, и нам дай — где-нибудь по краю, каплями, флажолетами, молекулами, искрами, хоть немножко, хоть ненадолго.
*****
Какой снег валит! Видишь? Как будто миллионы душ падают с неба на землю. Такой же, хлопчатый, южный, был в прошлом мае: выпал и растаял в одночасье. Люди высовывали руки в окно, ловили большие, в половину детской ладони снежинки и удивлялись. Нежное, снежное, вьюжное ношу в себе. Случится раз на век такая зима, полная света, что никакой весны и не нужно.
*****
Понять бы, узнать, вычерпать до донышка. Рассеять потемки, чтобы зайцы солнечные по всем уголкам. Слушать, вслушиваться, разгадывать. Чтоб от каждого слова как от камешка, в воду брошенного, круги расходились. Открывать как книгу, страницу за страницей. Играть. Думать. Удивляться, снова и снова. Говорить молча, на своем языке, междустрочьями, тайнописью.
*****
Столько солнца — новорожденного, свежего! Берёзка под ним так и блестит. Ветки, как золотые стежки на голубом,  колышатся, чуть подрагивают. Птичка села на ветку,  цвиркнула весело, вспорхнула, полетела дальше. От солнечного жаркого прикосновения ежится, расступается снег. Тает, обращается водой, бежит, поет. Все вокруг — улыбка. Весна на миру.
*****
Если все ровно, значит, все знаешь наперёд. Значит, больше ничего не случится. Кроме последней, самой конечной остановки. Это палка о двух концах: спокойствие и скука. А между ними — сон. Сон, в котором можно жить годами, без единого душевного шороха, эмоционального всплеска. Мы часто выбираем это, потому что думаем, что никто не поймёт, не разделит того, что у нас внутри. Разговариваем сами с собой, живём в своих снах, наяву спим.
Выход — воспринимать реальность как забавный бред. Ни к чему не относиться серьёзно, самому над собой смеяться. Так легче. Но и попутчики тогда нужны весёлые. Хотя они-то при любом раскладе нужны. У них работа спорится, их удача любит, беда сторонится.
*****
продолжение следует......