Проходимец

 Дверь закрылась, прокричав вслед что-то невнятное. Её хлопок, похожий на взрыв, своей ударной волной едва не сбил Проходимца с ног. Этот момент слияния металлов, породивший аудиокрик, запустил воздушного змея чувств прямо в черепно-обувную коробку Проходимца. Мысль даровала боль. Глаза выкатились, как шары для боулинга, и понеслись сбивать кегли ножей. Кожа растянулась, распласталась, расслабилась. Однако её разодрала, раздражила, разложила лёгкая невыразимость. Волосы, будто макароны капеллини, обдались кипятком, сварились. Вот уже и Проходимец полностью лысый: блюдо съедено...
 — Друзья! — начал экскурсовод. — То, что вы сейчас увидите, безусловно, вершина мысли во всех, с позволения сказать, смыслах. Я рад представить вам незабываемое полотно мыслительной живописи. Это, вероятно, новое направление в искусстве. Что это такое? Наши учёные разработали считыватель сигналов, их преобразователь и визуализатор. Короче говоря, всё, о чём бы вы ни подумали, может быть представлено картиной. Наш музей Сумасшедших искусств тщательно подбирает художников, заставляя их усложнённо думать. Уверен, что скоро технология станет доступна для всех посетителей.
 — И что же это за... картина? Кто автор? — поинтересовался зритель в однотонной одежде.
 — О, это шедеврать! Ой, шедевр. Ну вы поняли.
  Экскурсовод заволновался, взял дыхательную коробочку для успокоения и принялся продавать её зрителям. Те, в свою очередь, отказались от новшества.
 — Так вот, — многозначительно продолжил экскурсовод, надышавшись ароматами из разных стран, — это удивительное полотно написано мыслью. Зовут художника Проходимец. К аппарату мы подсоединили его одним из первых. Однажды, закрыв дверь, он испытал необъяснимое чувство. Вот оно! Только для вас! Здесь и сейчас!
 — Это всё прекрасно, — скептически начал однотонный зритель, — но какую эмоцию испытал этот ваш, как его, хм...
 — Этот наш, — резко подхватил слегка раздражённый экскурсовод, — пережил то, что описывать бесполезно, поэтому и есть эта картинка. Эмм... картина. Да, всё же это грандиозная картина!
  К зрителям поспешил мистер Профан, директор философского отдела.
 — Очень точный, предельно корректный вопрос вы задаёте! В союзе с наукой искусство выходит на новый уровень. Абсолютно невыразимые вещи теперь кажутся доступными для сенсорного восприятия. Проходимец почувствовал... эм.
  Профан что-то мычал, крякал, но объяснить чувства словами — задача невыполнимая. Экспонат, на который возлагались такие коммерческие надежды, проваливался. Вернее, в словах увязли те, кто должен был продать новое искусство.
 — Позвольте! — заорал один из зрителей. — Так где Проходимец! Пусть сам и расскажет, что он почувствовал.
  Стена облокотилась на Проходимца, а пол встал на его ноги. Чувства зудели. Выразительности нет. Есть невыразимое. Даже такие изощрённые картины отдавали плохие передачи: мяч постоянно улетал в сторону, программы новостей были скучны, заключённые голодны. Ничто не могло в полной мере объять одну единую, жалкую, как букашка, мысль. Даже искусство с его возможностями, умноженными наукой, немело от сонного паралича. Зрители бегали за солнечными зайчиками на картине, экскурсоводы водили хороводы, философы заикались. Что говорить! Сам Проходимец, погрузившись в глубину сознания, из него не выплыл: так никто и не увидел жемчуг со дна моря.
  Ударенный невыразимостью, неизвестностью. Ужаленный, умерщвлённый. Проходимец. Сначала молчал. Затем молчал. Впоследствии молчал. Кто выразит сокровенное, когда само высказывание невозможно? Кто пройдёт по идеям, как по стеклу, и не изранит ноги? Кто?
 — Понимаете, господа, — уверенно продолжил экскурсовод и загадочно улыбнулся, — судьба Проходимца страшна. Да! В это сложно поверить, но он стал сжиматься физически. Да-да, с каждым днём уменьшался, пока не стал точкой. При этом все приборы и статистические данные подтверждали его присутствие. Более того, даже размеры его тела не изменились, если верить... науке. Активность его мозга только увеличивалась. Такой бурной деятельности мы ещё никогда не фиксировали.
  Что это было? Последствие эксперимента? Шутка природы? Мы не знаем. Может, эта маленькая точка, до которой он сжался, — знак препинания в предложении «Чувство невыразимо».