Палата номер 3

Пожилая фрау Каролина Келлер с вечно грустными глазами была одной из первых моих пациенток. Женщиной она была приятной, но хитрой. В первый день нашего знакомства я поил её кофе и кормил с ложечки, а потом, проходя мимо палаты, краем глаза увидел, как моя немощная и беспомощная старушка самостоятельно уплетает суп, жалобно поглядывая на стоящего рядом медбрата.

- Отчего Вы так грустны, фрау Келлер?
Она с укоризной покачала головой, тяжело вздохнула и, напустив на себя ещё более скорбный вид, изрекла:
- Невкусно...

Обычно на редкость спокойная, одним утроим пациентка разразилась возмущённой тирадой, из которой я понял только, что она «шайс капут», а стало быть, повода для радости у нас нет. Однако спустя минуту она уже весело хохотала, рассказывая о том, что пасхальный кролик принёс ей в кровать шоколад. Как выяснилось в момент гигиенических процедур, то был вовсе не шоколад, да и принёс его совсем не пасхальный кролик.

Смех фрау Келлер пробудил от тревожного сна спящую рядом гостью из Австрии. Беспокойная Элизабет решила совершить очередной внеплановый побег с кровати, оборвав попутно пару проводов. По её словам, кто-то украл у бедняги носки, и она была полна решимости найти и вернуть их прямо сейчас. Как мне позже поведала Кристин, белокурая и миловидная юная медсестра, в паре с которой я работал в тот день, наша непокорная пациентка находилась ранее в психиатрическом отделении. Что ж, это многое объясняло. Носки мы ей принесли из кладовой. К счастью, они вполне подошли на роль якобы украденных, и довольная Элизабет вернулась в постель.

Чуть позже мне предстояло сопроводить её в душ, помочь помыться и высушить волосы. Женщиной она оказалась весьма нервной и нетерпеливой, к тому же, говорила на австрийском диалекте. Диалект этот значительно отличался от изучаемого мною литературного немецкого и даже от местного баварского, с которым я уже свыкся.

- Ну, что Вы стоите?! Я же сказала - мочалку мне! Мо-чал-ку! И побыстрее, пожалуйста! Мне холодно! Сделайте воду погорячей! Ай, ну не такой же кипяток! И напор посильнее! Молодой человек, ну как Вы сушите волосы? Нужно дуть феном на одну сторону, а не куда Вам вздумается! И расчешите их нормально, волосы должны быть гладкими! Ай! Нет, дайте сюда, я лучше сама... Передайте мне крем для губ! Крем! Для губ! Да вот же, на столе! Почему Вы постоянно улыбаетесь? Это не смешно! Не надо здесь так улыбаться!

Когда австрийскую фрау увезли на обследование, я подошёл к ответственной за палату медсестре.
- Кристин, мне кажется, я довёл нашу даму до белого каления. Она даже запретила мне улыбаться.
В ответ девушка только расхохоталась.
- Да ну, брось! Она мне знаешь, как тебя нахваливала? Такой, говорит, хороший молодой человек, такой милый и приветливый! А про улыбку... Понимаешь, она только что положила в стакан свою вставную челюсть, и видеть твои ровные тридцать два ей было не очень-то приятно.

К утру следующего дня фрау Грубер, видимо, забыла об этом инциденте и была со мной крайне любезна. Только однажды она судорожно схватила меня за руку и почти с истерикой начала что-то жалобно причитать. Признаться честно, я понял только обрывки фраз, но отложил свой обход и присел рядом, продолжая держать её за руки и уверять, что для беспокойства нет повода. Она говорила что-то о Томасе, затем убеждённо произнесла, что Томас - это я, и что она - моя бабушка. Так вот почему меня так тянуло всю жизнь в немецкие края! А ещё фрау Грубер сказала, что ей очень нравится моя жена. Что ж, мне ничего не оставалось, как только подыграть ей, изобразив примерного семьянина и заботливого внука. Спустя некоторое время Элизабет немного успокоилась и легла в постель, продолжая витать где-то в своих тревожных мыслях.

В обед же в палате была тишина: австрийская гостья молчала, а печальная фрау Келлер, проведя почти бессонную ночь, сладко спала, периодически разговаривая сама с собой. Сегодня, к счастью, пасхальный кролик к ней не приходил.