1. Соправитель Самир Хамми

Серия рассказов из сборника «Депозит Скупщиков New Life»
____________________________________________________
Часть VI: «Четыре правителя New Life: Биовойна».
Глава 1: Соправитель Самир Хамми.
Автор текста Надежда Сапега,2012г.
Редакция: август, 2021г.



«Все они были несчастны,
потому что ничего не знали друг о друге».


1._____________

Самир Хамми один из четырёх известных соправителей «Сообщества New Life» конца эпохи «Воссоздания и членства» и времени военного конфликта между скупщиками и «10-ю графствами Вампии».

Самир родился в городке Полигон 313, в карантинной жизни сообщества при малолетнем правителе Артуре Ломбиче. Его семнадцатилетний, черноволосый отец Самшит погиб при невыясненных обстоятельствах: в морозный вечер он находился у дома семьи правителя, а в полночь был найден мёртвым под фонарём того же дома без каких либо признаков членовредительства... Молоденькая мама Самира, шатенка Руслана после этого была забрана в супруги прозорливым и тоже молодым красавцем bas* Ру-Эженом Собером, на которого падало подозрение в убийстве, хотя фактов к этому найдено не было. Правда, никто толком не расследовал это шокирующее происшествие, слишком страх перед Соберами у скупщиков тогда был велик... Малыша Самира у Русланы забрали и передали опекунам, и первое пятилетие жизни он трагедии родителей своих не сознавал, а просто рос незаметным для сообщества бутузиком с симпатичными перевязочками на пухленьких ручках.

Второе пятилетие жизни Самира проходило при длительном процессе отчуждения родовых ветвей Ломбичей от «Долга правления» руками отчима его, того же талантливого интригана Ру-Эжена, силой вырвавшего власть и провозгласившего себя правителем сообщества на непродолжительное время. Спор тогда шёл между главными оппонентами: ниспадающим «цеst-кланом*» Ломбичей и набирающим силу «stret-графством» Соберов; при этом Ломбичи и Соберы – каждый клан по-своему – интенсивно стремились уничтожить разрастание потомков gobl-рода, к которому Самир принадлежал. Жертвой воли двух противников, возможно, и стал его отец Самшит, которого считали полукровкой потому что в ДНК его не хватало одной веской составляющей – генома клана Комелей. У Самира эта составляющая появилась – её передала мать, и в отличие от отца он уже считался более достойным мори*, но вряд ли ценным, чтобы иметь право на существование среди скупщиков, поэтому странной гибели Самшита значения никто не придавал.

Грозный отчим Самира тогда легко одержал победу за «Долг правления» в New Life, да и управлял бы достойно, так как был чрезвычайно умён, только вот и он ушёл из жизни трагически рано – около тридцати лет – и унёс с собой громадные амбиции Соберов. Многие скупщики тогда откровенно скорбели о Ру-Эжене, говорили, что «был он чрезмерно беспристрастным, даже где-то бесчувственным, но гениальным и от того великолепным!»

Десять лет Самир не знал матери своей, общался только в особые дни; а с отчимом вообще ни разу не виделся, тот даже слышать о сыне полукровки не желал… После, мать в жизни парнишки появилась и даже познакомила его со сводной сестричкой Марией-Антуанеттой. Руслана не стала скрывать от десятилетнего сына, что случилось с отцом его и с ранним брачным союзом их:
— Сынок, знай, что обоих супругов я любила, как люблю и деток, которых они мне подарили, тебя и Маришу, – сказала молодая и красивая женщина. — Самир, ты помни о своём, рано ушедшем папе, но не обижай сестрёнку, и не таи зла на Ру-Эжена, он папу не убивал. Просто Ру такой, какой есть, вернее, каким был – слишком гордый. Он не убивал, но оправдываться не счёл нужным.

Мать тогда обласкала сына и просила прощение за то, что не была рядом с ним в глубоком его детстве в силу амбициозной воли отчима. Мальчик не сердился на маму и стал привыкать к забавной и славненькой Маришке, но прожили они дружной семьёй всего полгода: девочку у них забрали Соберы, не доверив Руслане воспитание важной наследницы их клана, да и Самир так и остался на попечении опекунов.

В ранней характеристике молчаливого крепыша Самира было записано: «Потомок довольно замкнут и всегда держится в стороне от других детей, но без страха даёт сдачи обидчикам, да так, что те больше не решаются его задирать»… В характеристиках третьего пятилетия отмечалось, что «Никаких особых талантов, кроме физической силы и интереса к шахматам у подростка не проявилось. Учится он неудовлетворительно, друзей нет, в общении не интересен не только сверстникам, но кажется, что и сам себе». Вначале четвёртого пятилетия при выборе специальности Самир сначала сделал ставку на спорт, а именно на тяжёлую атлетику. К этому его подвигли опекуны, желая поскорей выселить из поместья замкнутого иждивенца, а заодно и его мать  – вдову сразу двух странных мужей, убиенного полукровки и самозваного правителя. Они порекомендовали Руслане спортивную карьеру для сына, женщина дала согласие, и подросток отправился в спортивный интернат, а сама она в общественный dormitory*, после чего общаться матери и сыну удавалось крайне редко, и семья снова распалась.

После близкого знакомства с семьёй, верней, с персонами, когда-то её составляющими, Самир решил, что раз его никто не любит, то и он человеколюбивым быть не обязан, и лучше ему оставаться одному. В интернате, в день пятнадцатилетия парня накрыла подростковая депрессия «всеми покинутого ребёнка». Задуть свечи на торте, присланном мэрией сообщества, ему было не с кем, он выбросил общественный презент в мусорный жбан и ушёл в спортзал...

Толкание штанги его всегда успокаивало, но не в тот день. «Спортивная жизнь вполне удовлетворяет,– размышлял  подросток,– и результаты хорошие, но зарабатывать на жизнь этим по воле опекунов я не стану». Самир решил усиленно учиться и набрать нужное количество баллов для поступления в универ, чтобы изучать океанографию – решил стать учёным-испытателем, плавать по морям и океанам на исследовательских судах и никаких сладких чувств ни у кого не вымаливать. К тому же он стал опасаться за свою жизнь, и не вдруг,– не ввязываться в конфликты и поберечься ему советовала мать. Значит, чем дальше от сообщества, тем лучше.

Депрессию Самир научился скрывать за тренировками и учёбой; трагедию семьи переживал, как сугубо личную, никого не касающуюся. Со временем тренировки пришлось бросить, о чём сожалел тренер парнишки, но спорт мешал набирать образовательные баллы. Средством от депрессии и неким железным щитом стали шахматы. Накаченный молчун, не выпускающий из рук миниатюрную шахматную доску, шумных одногодок не привлекал, с ним, ища защиты, общались только «батаны» и то изредка, и это вполне устраивало подростка. Узнав, что парнишка бросил спорт и записался слушателем в универ, опекуны вошли с ним в конфликт; они отказывались оплачивать более дорогое образование малоперспективному воспитаннику, желая нелегально выгадать денежек из его фин/депозита для себя, но за сына заступилась мать. Руслана подала прошение на возврат ей опекунства, на сиротскую стипендию для сына от New Life и на дозволение самому ему распоряжаться деньгами.

Студенчество Самира пришлось на период жёсткого сокращения цеst-правителями трат на образование приёмных кандидатов и собственных нерадивых отроков; отбор на профпригодность был жесточайший, из студенческого dormitory сообщества то и дело кто-то вылетал, даже потомков ведущих клановых родов не щадили. Самир успел за короткое время подтянуться в учёбе и набрать нужные баллы, и прошение Русланы удовлетворили, а также одобрили выбранное её сыном направление, но с несколькими условиями. За родовое Хамми-поместье опекуны выплачивают деньги и оно отходит им; вырученные деньги подросток тратит на образование – и только на него; небольшую стипендию от сообщества он получит, она пойдёт на проживание и питание в общежитии, а деньги из фин/депозита разрешат брать только если не хватит вырученных за поместье. По окончании же обучения парень, если захочет, сможет вернуться в городок скупщиков, но в комнаты общественного dormitory, чтобы работать на сообщество. Сделка такая фактически выдворяла Самира из New Life,– парнишка понял это, но согласился, потому что держаться за тех, кому он не нужен, он не собирался, а учиться как-то надо. В будущем же, он надеялся, может что-то изменится?

Все годы созревания Самира в сообществе продолжала кипеть бурная политическая жизнь. Куда-то пропадал без вести и снова объявлялся цеst-правитель Артур Ломбич, имевший совершенно непонятную, странную личность. Старший его сын, смазливый красавчик цеst Каин’ был шестнадцатилетним подростком, когда скупщики призвали его возглавить сообщество вместо отца. Каин’ поступил в универ, но перевёлся на «заочное», и засел в правлении. Через пару лет вслед за первым сыном правителя поступил и перевёлся второй, цеst Ксандр. У Каина’ обнаружился вирус (z+), и скупщики призвали второго брата на помощь первому. Третий сын правителя Морис-Артур был младше их года на три и поступал в универ уже вместе с Самиром…

Каин’ и Ксандр были так себе правители, когда Артур потребовал вернуть ему «Долг правления», сыновья затеяли с ним тяжбу, а мать их цеssa Карина стала раздувать внутрисемейную вражду, требуя «Долга» для себя. Первая семья правителя ревновала его ко второй семье. Со второй супругой Артур был более счастлив. Повеса Морис-Артур от второго брака отказывался идти против отца, но под конец тяжбы его лишили статуса наследника долины, пригрозив «каменным мешком», если он не подпишет карающие отца документы. Так трое братьев приговорили правителя к казни через пары Amorfatym, – и на взгляд некоторых скупщиков, было за что! Приговор сыновей привёл в шок почитателей «Муль-шоу New Life» и всех, кто интересовался жизнью мори. Он казался сыновьей местью за уничтожение Артуром собственного клана… В учебнике «Исторического Депозита New Life» главу о цеst-правителях так и обозначили «Приговор трёх сыновей».

После приговора и казни Артура скупщики решили, что хватит с них карантинной жизни на пустоши Полигона 313 и, несмотря на продолжающуюся, но уже небольшую смертность от z-вируса, решено было возвращаться «домой». Не выдержав долгого затворничества в пустоши, они бежали от бед своих и пороков в родную долину в надежде, что каменная чаша New Life остановит их жизненное безумие.

2.____________

И вот, коротко стриженый, губастенький крепыш Самир, не похожий ни на чернявого худощавого отца своего, ни на большеглазую светлую мать, перебрался в студенческий dormitory «Улей». Это был старый детсадовский домик в центре «Городка развлечений Кураж», внутри и снаружи разукрашенный в розово-голубые, облупившиеся краски. Раньше «Улей» выглядел ухоженным и шумным студенческим убежищем творчески настроенной молодёжи, когда-то в нём проживала скандально известная певица Роксис со своей музыкальной группой, а теперь царила неопрятность и припорошённая тишина.

Домик имел четыре небольших помещения: тесная столовая зона с душевыми и туалетами, такая же тесная учебная комната, общая спальня на четыре койки и небольшой ВИП с кроватью покомфортней. Прежде в общей спальне стояли двухъярусные кровати, и домик кипел студентами и их гостями; после сокращения финансирования осталось всего пять спальных мест, а ребят обитало шестеро – вновь прибывший Самир оказался седьмым. Шестой студент спал на диване в учебке, Самиру достался матрас на полу рядом с ним. Нехватка мест очень напрягла, парнишка почувствовал себя лишним, а после первого занятия понял, что не только условия проживания, но и обучения будут крайне жёсткими, не обнадёживающими. Не факт, что удастся закончить учёбу получением диплома, потому что за место «под солнцем» придётся бороться, – что все там, в принципе, и делали.

Когда Самир прибыл в «Улей», там уже находились Соберы, Гранты и два графа Оринтона, один из которых освобождал ему место. Илларий учёбу не осилил, ему подобрали невесту, и он уезжал домой заключать брачный союз и заниматься мелкими торговыми делами. Для Самира зачисление в универ уже означало, что задуманное начинает сбываться, и уезжать вот так вдруг – на собственный «Праздник Звёзд», оставив учёбу – было бы для него досадной, недопустимой вещью. Графья «отделённых графств» сообщества ни в чём не нуждались и учились за свой счёт, они могли позволить себе прервать образование. Самир же поставил на кон родовое поместье, фин/депозит и не только их, а и гражданство в New Life – отступать он не собирался.

Проведя первую ночь на полу dormitory в грустных раздумьях, он сказал себе, что готов спать где угодно, – хоть под забором, хоть на заборе, – лишь бы учиться. Остальные ребята, казалось, настроены так же. Тим-Катрен, внимательный парень в стильных очках говорил, что, скорее всего, после учёбы займётся тайным сыском. Феникс Оринтон, впечатлительный, длиннобудылый графчик успел написать и издать небольшую книжицу, он поступил на литературный факультет. Роланд Собер уже выполнял некоторые обязанности в мэрии сообщества. Флоре Грант гарантировали будущее её творческие таланты, но она признавалась, что не сильна в точных науках и стала заискивать перед Роло, чтобы тот замолвил словечко, если её вдруг решат отчислить. Остальные студенты ещё не определились.

…В начальном учебном заведении сообщества, которое именовалось «Классы  New Life» Самир по своей отчуждённости едва общался с ребятами и вовсе не общался с девочками, стесняясь их, поэтому ничего ни о ком не знал. Он и не думал, например, что все цеst-Ломбичи братья, настолько они были разными. Каин’ – курчавый крепыш и воображала. Ксандр – щуплый и слегка закомплексованный драчун с редкими прямыми волосами – он возносил старшего брата и терпеть не мог младшего, сводного. А Морис-Артур, хлопая длинными ресницами больших глаз, лебезил перед Каином’ и давал дёру при виде Ксандра. Прибыв в универ, тот самый Морис вместо того, чтобы учиться стал искать дружбы с Самиром и Тимом Грантом. Слоняясь вокруг них, он говорил:
— Парни, мы трое комелевской породы! А клановая увязка – это круто!

Тим-Катрен воспринимал эту клановую «увязку» с холодной улыбкой и молча отстранялся. Самир, не понимая почему, хотел бы дать Морису в зуб, но корил себя за это желание. Безделье Мориса в итоге закончилось отчислением, но и после он продолжил навязываться в друзья, только Аль Собер успел шепнуть Самиру:
— Цеst на тебя явно запал, стоит поберечь репутацию.
— Что значит, запал? – не понял Самир, и сразу же его прошибла догадка.

Как только Морис-Артур в очередной раз явился в dormitory и, подсев к Хамми за шахматы, завёл слащавые речи, так сразу же на глазах у всех был выдворен за шкирку прочь из помещения и вышвырнут на лужайку с мягким предупреждением:
— Не приходи сюда больше, цеst, а то я за себя не отвечаю.
— Это же сын правителя,– шепнула Самиру Флора Грант.
— Да пофиг мне, – ответил парень и снова сел за шахматы.
— А ты у нас, Хамми, оказывается, апофегист, – съехидничал Роланд.

Роланд был старше всех примерно на год, и слыл несомненным лидером в «Улье», да и в сообществе. Несмотря на подростковый возраст, он уже имел статус помощника судебного исполнителя, был вездесущ, имел феноменальную память, шикарную внешность и талант художника-самородка, а потому легко поступил на архитектурный факультет. В общаге Роланд числился старостой и за Хамми стал наблюдать, как за подопытным кроликом. Самир отворачивался от его чёрного взгляда, не понимая, что старосте от него надо? Флора как-то поинтересовалась у Самира, что желает он изучать в универе и, услышав ответ, не поняла, кем он в итоге станет, на что Собер прыснул:
— «Да аквалангистом он станет! Ракушки будет собирать, рыбок, ил со дна выгребать. А может, Богиня Флора, и жемчуга тебе на ожерелья наскребёт!»

От этого выпада старосты Самир вдруг почувствовал непонятную глубокую тоску и неожиданно осознал, что Роланд Собер – первенец того, кто лишил его отца жизни, а мать свободы, того, кто разрушил его семью. «Роло – сын отчима Ру-Эжена! Как же я сразу не подумал?! – целый месяц сокрушался он. – Вот почему этот воображала сверлит меня своими вороньими глазками. Ждёт реакции – не будет тебе реакции. Фигу тебе реакции! Никто ты для меня, Собер! – накручивал себя парень, тайком поглядывая на старосту. – Ты тоже сирота, но мой отец хотя бы умер, а твой бросил тебя ползунком. Не будет тебе реакции! Я учиться стану, и лучше ко мне не лезь».

Тим-Катрен, Самир и Морис-Артур не по отцовским, а по материнским линиям происходили от Комелей, и механически причислялись к роду матерей: вот только Морис по отцу был цеst, а Самир stret, чистое ДНК было лишь у Тима. Как и Самир, Тим отгораживался от студенческой братии, но в отличии от Хамми, он глаз своих не опускал и не прятал, они у него были зоркими. Иногда этот самый родовитый и старший из Грантов почему-то заметно нервничал из-за столкновений с окружающими, но лишь иногда. Кузены Тима – двойня Ясон и Флора были простаками, друг за друга особо не держались и сначала выделялись лишь белобрысыми внешностями. Ясон Самиру понравился, и парень надеялся подружиться с ним, но вскоре того отчислили за профнепригодность. Флоре с трудом, но удавалось держаться на творческой стезе, Тима она сочла предводителем рода и души в нём не чаяла, боясь, как бы не отчислили и его. Девушка эта, несмотря на бесхитростность натуры, впоследствии сыграла в судьбе Самира дурную роль, но не по злому умыслу, а просто так выпало…

Потомки Ломбичей и Грантов, покидая универ один за другим, прошли перед глазами Самира минутной чередой, но Гранты наследили в его душе особой печалью, и каждый по-своему. Сводный брат Тима, Герман – сын певицы Роксис – как и Тим, чем-то походил на общего их предка, доктора Тенка: только, взгляд у предка в молодости был наглый, у Тима наблюдательный, а у Германа потерянный. Тим и Герман, как сводные братья, знались лишь в глубоком детстве, чего совсем не помнили, в dormitory им пришлось знакомиться снова, но знакомство продлилось недолго. Именно с Германа Гранта начались печали студенческой жизни всех, кто на тот момент его окружал. Гранты запомнились Самиру кто как: Тим – продуманностью, Флора – глупой простотой, а Герман – своей гибелью.

В «Улье» и без шокирующих горестей стояла припорошённая тишина, а с появлением Самира она стала ещё и напряжённой. Феникс и Флора гадали, войдут ли Роланд и Хамми в открытое противостояние? Илларий, покидая dormitory, советовал Фениксу снять отдельное жильё, потому что скоро в домике будет конфликтно, но Фениксу в общаге с мори нравилось, он натужно цеплялся за New Life, статус «отделённого графа» его не устраивал, он мечтал породниться со скупщиками и старался дружить со всеми одинаково.

Феникс стал связующим звеном «Улья», он удачно гасил спорные ситуации и недоразумения, эмоционально обыгрывая и предвосхищая их. Самир в душе завидовал Фениксу, легко и непринуждённо входившему в контакт с любым человеком, какой бы натурой тот не обладал, он всегда учитывал любое положение и состояние лиц и предлагал компромиссы. В душе Самир благодарил Оринтона за то, что он общается со всеми ровно, чего нельзя было сказать о Собере, или даже о самом Самире. Роло был высокомерен, а Самир не прощал себе собственного презрения к нему и к цеst(ам), и не знал, как переступить через себя такого?

Через пару недель пребывания Самира в dormitory, в один из осенних дней весь состав студентов вывалил из спёртого помещения во дворик: кто желал порезвиться с мячом, кто прогуляться под лучами выглянувшего из-за туч, ещё тёплого солнышка, а кто и позубрить конспекты на свежем воздухе. В итоге, зубрить остался только Герман, ему нужно было подтянуть одну из дисциплин. Остальные вышли за ворота и группой направились по улицам Куража: радостная Флора чуть ли не в обнимку с флиртующим Роландом, Феникс и Аль в споре о чём-то философски важном, задумчиво слушающий их и поминутно оглядывающийся Тим, и колеблющийся, но плетущийся позади Самир. Чувствуя себя в компании неловко, Самир тоже оглядывался и жалел, что поплёлся за ребятами, его тянуло обратно, он с удовольствием помог бы Герману заниматься, или предложил партию в шахматы, но не знал, какими словами сделал бы это, и думал, что Феникс нашёл бы слова.

Как только ребята прошли пару перекрёстков, они увидели невероятное! В недрах совершенно чистого, голубого неба послышался пронзительный свист – там что-то ярко и неистово вспыхнуло, и свист стал нарастать. А затем, прямо на них, с бешеным гулом, на огромной скорости понёсся непонятного происхождения огненный шар. Ребята, вылупив глаза, онемели, а Флора, увидев это явление, истошно завизжала.

Люди на улице кинулись кто куда. Роланд крикнул ребятам «бежим!» и, схватив Флору за руку, ринулся вперёд, но с такой силой натолкнулся на какого-то человека, что оба они, звучно стукнувшись лбами, рухнули на асфальт, словно распавшийся на две половинки индивид, сбив с ног и Флору. Аль с Тимом так и стояли, раскрыв рты, а Феникс, всплеснув руками, потерял сознание и стал оседать в руки Самира, на которого накатил туман серого безразличия. Самир воспринимал действительность как-то замедленно и вместо того, чтобы подхватить Оринтона, отступил в сторону, и тот повалился навзничь.

Всё происходило быстро и парадоксально! Потрясённые очевидцы, почуяв жар, зажмурились и прикрыли головы руками, но шар огня пролетел мимо и рухнул на землю в двух кварталах от них, прямо во дворике «Улья», в том месте, где сидел за конспектами Герман. Никто не мог видеть, как огненная глыба вдавила хрупкого паренька всего без остатка в недра земли так глубоко, как продиктовала ей сила тяготения. Ребята лишь почуяли беду. От мощного удара пошла звуковая волна, и в окнах ближайших домов вылетели стёкла. Показалось, что началось землетрясение.
— Ещё и трясёт?! – заметил медленно поднимающийся на ноги Роланд. Он машинально отмахнулся от зелёных мошек, мелькавших у него в глазах, и спросил. — Что там, Аль?! Куда оно упало?!

Самир неосознанно, в шоке двинулся обратно к «Улью», его обогнал поспешивший Тим, а следом и Аль. Роланд, ещё раз махнув рукой, подошёл к Фениксу и нащупал пульс.
— Ну, этот жив. Присмотри за ним, – велел он сидевшей на асфальте, испуганной Флоре и направился за ребятами. Подбежав к dormitory, парни увидели во дворе груду искорёженного, местами дымящегося железа и молча глядели, пока Аль не спросил:
— А Герман?

Роланд, стал медленно приближаться к железу и несколько раз окликнул Германа. Остальные напряжённо ждали. Староста настороженно заглянул за глыбу и сразу кинулся в дом, который начинал гореть в разных местах от попавших на него огненных брызг. Тим тоже резко заглянул за глыбу, но ничего страшного там не увидел, и не понял реакции Собера. Нервно размахивая руками, в сопровождении Флоры к «Улью» подбежал Феникс. Роланд выскочил из домика с огнетушителем, выдернул затвор и стал орошать мелкой, снежной порошей дымящееся железо. Феникс тоже сбегал за огнетушителем, но был весь в разболтанном состоянии и просто повторял действия старосты. Он не смог откупорить баллон, или не знал как. В отчаянии он кидал его на землю, снова поднимал и тряс, но тот не поддавался, и граф крикнул:
— Что делать? Роло, что нам делать?!

Голова Самира отказывалась соображать, ребята и иные очевидцы просто стояли и смотрели. Роланд велел вызывать службы спасения и Феникс, бросив огнетушитель, начал звонить. Флора подняла баллон, и у неё получилось с ним справиться, но ледяная изморозь обожгла ей руки, и обдала льдом Аля и Тима. Девушка выронила баллон и отскочила в сторону. Огнетушитель подобрал Тим, затворил его и строго сказал:
— Всё, хватит,– а затем крикнул. — Роланд, хватит!

Рухнувшее на землю, искорёженная груда почти не горела, тушить надо было уже домик. Тим отбросил огнетушитель в сторону и, взявшись за голову обеими руками, отвернулся от ребят. Роланд остановился.
— Может Герман где-то гуляет? – осторожно предположил Аль.
— Уже бы вернулся, – всхлипнула Флора.

Был ясный день, вокруг шумели красные и жёлтые листья, и настороженно собирались люди. Самир молча стоял, не понимая, как такое могло произойти? Ему стало стыдно за собственное бездействие и он предложил:
— А может поднять?
Роланд повернулся к нему:
— Что поднять?
— Ну, это, – Самир указал рукой на упавшую груду.
— О! Силач! Ну конечно, поднять! Эта штука громадная и горячая, она метра на три ушла в землю. Хочешь поднять?!

Вдалеке послышался вой сирены. Флора всхлипывала всё чаше и не в силах дальше сдерживать эмоции, зарыдала. На фоне груды железа и начинающего гореть домика, ребята выглядели сиротливо. Собирающиеся очевидцы, не зная тяжести трагедии, желали приблизиться к упавшему нечто, чтобы разглядеть его и сфотографировать, но Роланд отогнал их холодным напором из баллона:
— А ну, валите отсюда…

То, что увидели пожарники и полицейские Куража, было обломками какого-то довольно крупного летательного аппарата, предположительно, метеоспутника. Найти под ним тело без спецтехники не представлялось возможным. Пожарные потушили домик и, предъявив счёт за работу, удалились. Копы сделали снимки, составили протокол и отправились на другие улицы собирать более мелкие обломки, посоветовав скупщикам самим установить владельцев небесного тела и предъявить им претензии, т.к. земельный участок в собственности у New Life, а не у «Городка Развлечений».

В «Улей» прислали хранителей сообщества. Германа Гранта объявили без вести пропавшим, а ребятам велели временно разъехаться по домам... Упавшую груду подняли лишь через сорок дней, когда установили владельцев. Поднимали при свидетелях и в присутствии спецпредставителя владельцев спутника, чтобы потом судиться за компенсацию. Лишь тогда обнаружили на дне воронки останки погибшего, собрали, что смогли в небольшой гробик, и оставили на дне воронки,– решено было провести погребение прямо на месте гибели. В присутствии смешанной толпы любопытствующих куражан, скупщиков и студентов гробик с останками Германа в воронке сожгли, забросали землёй, и, покрыв могильной плитой, облагородили место посадкой нескольких черенков роз.

«Улей» чуть обгорел снаружи, но остался целым внутри, только жить в нём стало тяжко. Феникс снял комнату и отселился. Тима отозвали в сообщество для работы в правлении, и он перевёлся на «заочное». Роланд клянчил деньги на аренду другого помещения, но их не давали и не ремонтировали старое – не до того было. В New Life происходил натуральный скандальный «развод кланов!»  – многие родовые семьи затевали делёжку недвижимости и земель, желая разъехаться по отвоёванным владениям, навсегда распрощавшись с сообществом.

Начало студенческой жизни Самира получилось нерадостным. До панихиды Германа он обитал в комнатке матери, сторонясь других скупщиков, но в тесноте, с практически незнакомой родительницей жить и учиться оказалось трудно, и он первым вернулся в «Улей». Все койки были в его распоряжении, можно было выспаться и основательно позаниматься. Аль и Флора вскоре тоже вернулись. И хотя жизнь ребят уже не была прежней, потому что небольшая серая плита у забора не давала им забыть о трагедии и заставляла вновь и вновь вспоминать случившееся в скуке затяжных, холодных дождей, всё же они понемногу приходили в себя, только приходили какими-то другими, в одночасье повзрослевшими.

Роланд постоянно мотался в городок New Life, в котором кипели политические страсти, но ни с кем эти страсти не обсуждал, ребята некоторое время жили в неведении. Часто к ним забегал Феникс, уговаривал как-нибудь привыкнуть к факту печального происшествия и к могилке во дворе, – учиться ведь долго, – но Самир всё никак не мог принять гибель Германа, и хотя почти не знал его, скорбел по-братски, раз за разом прокручивая в памяти события рокового дня.

Роланд тоже привыкать не желал, он решил строить новый dormitory на собственные деньги. Где их достать, он не знал – но был уверен, что достанет?! Для начала, он уговорил молодых цеst-правителей продать участок с «Ульем» – конечно, кроме места захоронения – и купить другой, подальше от центра и дешевле, чтобы хватило денег на фундамент для нового терминала. Он говорил, что новое строение общежития можно сделать глинобитным, с соломенной крышей, как встарь, одновременно стилизуя его и удешевляя проект. Конечно, это выглядело бы смешно, но Роло был настроен серьёзно.

Участок под «Ульем» продавали с полгода. Сомневающихся покупателей обозначилось двое, но брать в собственность место трагедии они не спешили. На одного из них Роланд насел, и тот признался, что земля в центре города под строительный магазин ему нужна очень, и лично его трагедийность места не пугает, а вот покупателей магазина наличие могилки отпугивать будет, продажи именно строительного товара грозят быть скудными. Роланд думал над словами дельца целый день и придумал одну небольшую хитрость. Он сказал ребятам, что если все они помогут ему, то дело с продажей он провернёт быстрей.

— Жить на месте трагедии уныло, да и гарью пахнет. А хитрость не затейливая, мы справимся. Я выяснил, что покупателей отпугивает лишь захоронение, а не трагедия. Поэтому могилку надо как-то обособить, но не просто обособить, а эффектно! Благо, она на самом углу участка, и сделать это легко.
— По-твоему это благо?! – возмутился Аль вслух, а Самир про себя.
— Мы соорудим что-то вроде часовенки,– продолжил Роло, не обращая внимания на Аля,– она будет в метровый куб объёмом. И я упрошу власти Куража обозначить её на карте, как сакральное место, где жила и училась певица Роксана Шайн. Часовенка Германа станет для туристов знаковым местом: типа, домик певицы как бы не сохранился, потому что в него угодил некий метеор, от которого погиб её сын.
— Сообщество не даёт денег на новый dormitory, и дорогой памятник моему кузену устанавливать уж точно не станет. Даже правителям таких не ставят, – плаксиво сказала Флора.
— Вы не поняли. Это не памятник – это выход из положения. Благо, не благо – Герману-то всё равно, а нам жить. Вы должны помочь – все вы! Я Тима и Ясона подключу. Мы привезём камней, прилюдно и дружно поработаем над сооружением, чтобы люди видели наши старания. Ты же любишь тяжести таскать, Хамми! Камней у нас в долине наберём, а на цемент скупщики сбросятся – каких-нибудь пару-тройку мешков. Мы справимся! Потом я уломаю того покупателя, он возьмёт участок. И, я уже присмотрел новый, хоть завтра вам покажу! Ну, а если вы ручки боитесь замарать, придётся мне таскать камни одному, только потом не обессудьте.

Роланд не договорил, его перебила Флора:
— Конечно, мы поможем! Тим уж точно, и Ясон придёт!
— Не кипятись, милая Флора, справимся без девчонок. Да, Аль? Негоже богине Парнаса булыжники таскать, ещё мазолики натрёт,– многозначительно сказал староста.
— Ну да,– утвердительно кивнул Аль.
— Что ж, осталось только нашего Геракла уломать,– съехидничал староста.
— Меня уговаривать не надо, я-то помогу, – Самир поднялся со старого диванчика и обиженно отсел от ребят. «Роланд подлый, – думал он. – Теперь, когда в dormitory нет Оринтона, он преподносит меня всем так, будто не отец его и он – подлецы, а я. Специально портит мне репутацию. Феникс пресёк бы его подначивания, а я промолчу. Мать советовала не нарываться».

Над часовенкой ребята трудились с неделю. Когда она была сооружена, староста передал дельцу участок и права на его название, известное всей округе, за которое ещё и денег содрал, как за бренд. Подгорелый детсадовский домик снесли, и рядом с незамысловатой каменной часовенкой выросло двухэтажное здание супермаркета стройматериалов «Улей». Часовенку на карте «Городка развлечений» обозначили, как место падения метеорита, и куражане стали водить к ней туристов. Для ребят же место пережитой, не укладывающейся в голове трагедии, в которой оборвалась молодая жизнь их соплеменника, и пришло понимание хрупкости бытия – место это навсегда осталось местом скорби. Но скупщики долины Людоедий не скорбят, а тихо констатируют: «Нам всем жаль». Именно эта фраза выдолблена на одном из камней часовни Германа, там её можно прочесть и сейчас.

Самир во время учёбы приходил к часовне всякий раз, когда его захлёстывали надрывные и сомнительные чувства. Делал он это в назидание самому себе, виновато сознавая, что в то время, как подлый Собер и слабонервный Феникс хоть что-то предпринимали в момент трагедии, он безучастный – бездействовал. У Самира возникало ощущение, что и он там – под плитой часовни. Он ведь мог оказаться там, его же тянуло вернуться. Да и Тима, наверное, тянуло, он оглядывался… Самир поделился своими мыслями с Фениксом, тот поговорил об этом с Тимом-Катреном и Грант сказал:
— Неясная тревога была, но вернуться не тянуло. Нечто другое я испытывал тогда, нечто странное, чему теперь даже названия не подберу. Может, осознание того, что мы все уходим, а Герман остаётся… Глупость, в общем, но я словно прощался.
— Это не глупость, а предвидение!– заключил Оринтон.

3.__________

И вот новое студенческое общежитие скупщиков накрыли крышей, но не соломенной, как предполагалось, а железной, и было оно не мазанкой, а из бетона. Крыша была почти плоской, от чего здание походило на гигантский фосфоресцирующий куб, который выкрасили в тёмно-зелёный цвет и эффектно подсветили! Слово «эффектно» сопровождало все творения Роланда. Феникса и Флору эффектность восхищала, а Самир считал это хвастовством, но не выказывал осуждения. Хранители сообщества перевезли и временно установили в новом терминале старенькую мебель из «Улья», и ребята снова жили и учились вместе, не вернулся к ним только граф, он организовал строительство общежития для студентов «отделённых графств» и присутствовал в dormitory Собера лишь эпизодически.

Архитектурное творение Роланда расположилось у пустынной, обширной поляны и особенно броско смотрелось в снежной ночи. Местные прозвали его «изумрудным домом», это понравилось его создателю, и у входа в новый dormitory была вывешена табличка, гласившая:

Терминал Изумрудный –
студенческий dormitory
сообщества New Life.
Архитектор: Роланд Собер

Постоянными обитателями «Изумрудного» стали Флора, Самир и сам староста. Аль провалил сессию на третьем году учёбы и его отчисли, остальной состав студентов продолжал меняться. Правители, сокращая расходы на образование, вели жёсткий отбор, порой безосновательно лишая прибывающих в универ подростков возможности учиться, исключали не только за неуспеваемость, но бывало даже и за незначительные провинности, хотя неоконченное образование в четыре, три, да и в два года учитывалось при получении вакансий в сообществе.

Терминал, спроектированный Роландом, был устроен незамысловато и по бюджетному просто, фактически он повторял расположение комнат «Улья», за исключением спален, которые перенесли на второй этаж. Входящий в него студент оказывался в большом, полутёмном, но просторном студийном холле, который делила на две зоны белая, железная лестница. Справа находилась барная столовая, за ней учебная комната; слева – зона общения, упирающаяся в ВИП-спальню. За лестницей, между ВИП и учебной размещались душевые.

Общую спальню расположили наверху: справа – девочки, слева – мальчики. Собер спать со всеми не собирался, его раздражала девчоночья мышиная возня с тряпками и косметикой, хотя он и сам одевался стильно. Староста занял ВИП. Кроватей наверху установили предостаточно, стояли они далеко друг от друга и обособленно, что радовало обитателей. Голубую и розовую половины спальни условно разделяли высокие и глухие перила лестницы. Это разделение было новшеством и веянием времени: ранее у скупщиков проводилась политика повышения демографии, студентов приучали к общности и семейной жизни, спальня традиционно была одна для мальчиков и девочек, но теперь сообщество радикально менялось.

Лаковая, красно-жёлтая барная стойка в столовой зоне, обращённая к маленькой кухне с чёрным, блестящим кафелем и большим видовым окном располагала к приватному общению. Правда, в окне виднелся пустырь, но это не смущало, когда-то неухоженное пространство должно превратиться в городской парк. Учебная комната имела маленькие окошки и плотную дверь, и создавала ощущение тупика – окна в ней Роло намеренно расположил выше уровня глаз сидящего, чтобы студенты, имея дневной свет, при этом не отвлекались от занятий – её «тупичком» и прозвали. В холле с насыщенно серыми стенами должны были по кругу установить большие синие диваны, которые пока не за что было купить; над ними в красных и жёлтых рамках предполагалось вывешивать портреты тех, кто удостоится чести даже недолго проживать в «Изумрудном». Ну и, конечно, там должны будут висеть творческие работы создателя «Изумрудного». Ещё должно появиться зеркало во всю стену, музыкальная аппаратура, гигантский телевизор и даже небольшой танцпол для вечеринок. Разделяющая лестница имела функцию книжных полок, которые располагались под ступенями, но книг пока не было, зато под ней уютно расположился старый шахматный столик и торшер. Радовала лестница ещё и тем, что на ней удобно было жевать бутерброды, зубрить конспекты и наблюдать за всем, что происходит в dormitory.

«Изумрудный» Самиру понравился, в нём имелись уголки для уединения и пахло новизной. Трагедия Германа отодвинулась на второй план. Усиленно изучая океанографию, парень ушёл в себя полностью, а шахматы и спортивные разминки помогали поднимать настроение. У штатного психолога сообщества к Хамми вопросов не осталось: потомок физически здоров и хорошо развит, отлично учится и стал получать спортивные и шахматные награды, к тому же он выбрал соответствующую физическим данным карьеру.

Но Самир всё обособлялся и обособлялся от скандальных дрязг New Life, ему казалось, что давно уже он покинул сообщество тех, в кругу кого оставаться был не в силах, кто разрушил самое ценное, что могло быть у него – семью, кто сделал из него одиночку. Новые потоки студентов периодически приносили в «Изумрудный» свежие сплетни, и он краем уха прислушивался к ним, но в спорах не участвовал. Обособленность его происходила уже от того, что он попал в узкий круг студентов-старожил, объединённых пережитой трагедией, которую новички на вид почти не брали, делиться с ними этими печалями было бесполезно, хотя Флора пыталась. Самиру казалось, что сообщество всё ещё преследует его, – всё давит своим равнодушием, – и он по-прежнему считал себя жертвой.

«Роланд, сын мёртвого врага, постоянно рядом, – размышлял он, – но в универе враг один, а в городке скупщиков их много! Там, не пощадившие собственного родителя цеst(ы), эти отцеубийцы с голубыми глазами. Смазливый Каин’ и два его брата – вечно хмурый Ксандр и развратник Морис – страдающие от z-вируса и вырождающиеся Ломбичи. В городке все Соберы – стайка чёрных, злобных воронов, презирающих всех вокруг – эти вампиры долины Людоедий! Там кичливо тупоумные графья «отделённых графств», вечно дрожащие над своими денежками и мнимым превосходством – анахронизм современности. Все, все они мои враги, кроме Феникса, конечно! И все преследуют меня», – думал Самир, а устав от таких дум, шёл в университетский бассейн плавать и нырять, чтобы смыть с себя назойливые мысли.

Самир отважился переговорить о гибели отца с бывшими опекунами. Они рассказали, что Самшит имел «типаж»* с Русланой, радовался рождению сына, и был назначен куратором gobl-семей. Тело погибшего не имело следов насилия, и если бы стояла пора цветения Людоедий, то гибель походила бы на отравление парами цветка, но погода была холодная. Зато оказалось, у трагедии имелся довольно загадочный свидетель, некий поэт-песенник Донатос Паул, который и обнаружил лежащее в саду тело...

…Паул жил тогда в цеst-терминале и посильно присматривал за наследниками правителя. Он-то и утверждал, что за несколько минут до гибели Самшит имел двух собеседников в ночи: правителя Артура и соправителя Ру-Эжена, чего оба, собственно, не отрицали… Паул наблюдал за их беседой из окна поместья, он утверждал, что окончив беседу, все они мирно разошлись. Артур вернулся в дом, Ру двинулся из сада в сторону своего терминала, а Самшит, в сторону своего. Паул отошёл от окна, а когда вернулся, чтобы снова осмотреть сад перед сном, то и обнаружил лежащее там под фонарём тело. Выбежав из дома, Паул увидел Самшита, стал тормошить его, но тот был мёртв. От чего погиб Хамми, он не понял?

К телу поэт сначала якобы позвал Ломбича, а тот вызвал Ру-Эжена, и только потом шерифа. Шериф допросил поэта, правителя и соправителя, они говорили одно и то же. Даже маленького наследника Каина’ допросил. Ксандра не стали будить, а Морис тогда ещё не родился. Наследник Каин’ сказал, что спал и никаких бесед в ночи не наблюдал. Мог ли сам поэт являться душегубом – неизвестно?! Внешней порчи на теле не было, а вскрытия не делали. В свидетельстве о гибели Самшита Хамми, в строке «причина смерти» стоит прочерк, потому что расследования не проводилось. При этом дело закрыли, и закрыл его правитель цеst Артур под грифом «тайна рода».

Артур утверждал, что Самшит сам явился к его вилле поздно вечером и просил о беседе с глазу на глаз, для чего правитель и вышел в сад. Тему беседы цеst не раскрыл, сказал только, что говорили минут десять и к решению дела не пришли, потому что мимо проходил соправитель Ру-Эжен, который прервал приватность беседы. Жильё троих собеседников располагалось недалеко друг от друга. Ру завёл с Самшитом свой разговор, и Полукровка отложил вопрос, обращённый к правителю. Артур продрог, поэтому направился в дом, оставив в саду их двоих. С каким вопросом подошёл к Самшиту Ру, цеst явно знал, но не счёл нужным оглашать. Ру тоже утаил, сказал, что решать свой вопрос без свидетелей не стал, и так как правитель удалился, то и он сразу удалился.

«Не всё гладко в той истории,– говорили скупщики,– что-то же Полукровку погубило? Что-то тайное!» Гибель Самшита Хамми историческим депозитом скупщиков зафиксирована, но запроса на дорасследование никто не подавал. Говорили, что шериф точно знал обсуждаемые в ту ночь темы – вернее, одну тему, поскольку интерес у троих собеседников имелся лишь один. Шериф многозначительно повторял «шерше ля фам»*.

Свидетель Паул высказывал свои догадки намного позже, когда не стало Артура и Ру-Эжена. Все знали, что цеst-правитель с супругой своей не ладил и подбирал другую партнёршу; но и Ру, будучи в счастливом союзе и имея новорождённого сына, желал взять другую жену, чтобы ДНК последующих потомков было иным. Выбор обоих влиятельных соплеменников мог пасть на Руслану Комель, жену Самшита, и ей грозил «двойственный» брачный союз. Скорее всего, этот союз и обсуждался в тот холодный, поздний вечер. Паул говорил, что землю тогда в саду даже снежком припорошило, и смерть настигла Полукровку в белизне старого сада…

По закону «Александра», претенденты в «мужья на вторых ролях» для начала должны заручиться согласием первого супруга, и только потом предлагать себя женщине, а уж там, как она решит. Примет, или откажет?! И сдавалось тогда Паулу, что Самшит выбрал сторону Артура, а Руслана сторону Ру-Эжена, и её можно было понять. Но от чего погиб Полукровка осталось загадкой? В конце концов, могло и сердце не выдержать. Скупщики сошлись на том, что когда Собер уходил, Самшит был жив-здоров. Что случилось дальше, знает только провидение и секретная папка? Скупщики болтали, что Самшит мог отказать обоим брачующимся. Кто знает, как было? «Закон Александра» требует разумных, правильных действий, но в те времена на закон часто плевали. Шла разделительная война, сообщество распадалось, победой считался не захват «Долга» или фин/депозита, а то, какому клану существовать, а какому уйти в небытие, и скупщики нередко бросали своих возлюбленных жён, чтобы зачать потомков от чужих.

«Что бы ни произошло в ту злосчастную ночь,– думал Самир,– погубили отца, или он умер по слабости духа, на борьбу кланов это мало повлияло, а на жизнь мою повлияло. Будь отец жив, я бы рос с ним, а не с опекунами, пусть бы даже мать в своё логово заманил злодей. Хорошо, что отец отомщён тем, что злодей вскоре и сам скончался от удара; но плохо, что теперь его брошенный сынок копирует злостные рвения папаши, отобрав у нашей семьи Маришку. Скупщики считают Марию-Антуанетту родной, милой сестрёнкой Роланда, а о моём родстве с ней словно забыли, хотя и ему она сводная. Роланд сам полу-stret, полу-цеst, но командует слизняками Ломбичами и скупщиками даже не имея на то прав, хотя они и признали его первенство в цеst-клане и держат за принца. Хоть бы эти слизни поскорей изничтожили друг друга и оставили New Life в покое!»

Самир, отстранившись от сообщества, уверял себя, что в правлении о нём никто не вспоминает. У него теперь свободная, ни от кого не зависящая жизнь, он никому не должен, ничего ни у кого не отбирает, не присваивает: «У меня своя воля, у матери своя, и у сестры будет своя». Он считал себя непричастным к жизни New Life, не ведал межклановых тяжб и не стремился ведать; когда эти тяжбы обсуждались другими, он усаживался за конспекты или за шахматы и переключал внимание на логику и стратегию. Ему было всё равно! Он потом решит, возвращаться к скупщикам или нет.

Учился он теперь отлично, даже лучше изворотливого Роланда, который всё всегда знал, везде успевал, во всё вмешивался и менял девчонок одну за другой, огорчая этим влюблённую в него Флору. И что особо удивляло Самира в сынке врага, так это то, что после насыщенного дня или бурной ночи этот неудобный хозяин студенческого dormitory умудрялся наутро оставлять на своих мольбертах свеженабросанный маслом этюд, или даже чей-нибудь оконченный портрет, и тут же успешно сдавал сессию, не испортив зачётки.

«Мне бы всё так легко давалось,– думал Самир,– но, нет, приходится усиленно зубрить, повторять по многу раз. Приходится постоянно накачивать мышцы, чтобы никому даже в голову не пришло напасть и погубить мою жизнь». О своей замкнутости и девственности Самир помалкивал даже сам с собой, но иногда всё же он решал с этим что-то делать, как-то старался нравиться девушкам, чтобы не слыть занудой, и не остаться без пары. Он с готовностью стал откликаться сначала на просьбы дурнушек, а потом и красоток, всем видом показывая, что он вовсе не флиртует, а просто помогает. А флиртовать он и не умел, и стеснялся, особенно при старосте.

4.______________

Самир ошибался, думая, что живёт среди мори инкогнито, на учёте мэрии был каждый индивид, и каждому отводилась определённая роль: по статусу, по способностям и происхождению. От сына Полукровки ждали лишь одного – приступить к службе в охране сообщества; собранность его натуры устраивала вполне, потомков от него не требовалось и даже являлось нежелательным.

Староста всегда помнил, что с Самиром его объединяет некрасивая семейная история и немного опасался этого замкнутого здоровяка, но ни потому что не справился бы с ним физически, а от того, что упорная самоизоляция этого парня могла оказаться маниакальной. Уж кто-кто, а Хамми маниями в прошлом славились! Собер не понимал, чего ожидать от парня, который наверняка презирает его, но скрывает это? К тому же интимно-пылкому Роланду была непонятна холодность Самира по отношению к девицам. Вроде он не «голубой», а ведёт себя странно? Перенести по просьбе девушки тяжесть, или помочь в учёбе Самир мог, но почему оставался глухим к флирту и девичьим прелестям? Староста силился это понять, чтобы знать, стоит ли доверять этому аквалангисту-одиночке службу охраны New Life, или нет?

Самир долго не ведал, что молодой правитель Каин’ по болезни почти отстранился от правления, а Ксандр, при всей своей задиристости, в политике и экономике квашня-квашнёй. Не ведал он, что Роланд практически управляет демографическим Депозитом и профориентацией скупщиков; и что цеst-клан, признавая первенство Собера в своей среде, передавать ему «Долг правления» вовсе не собирается. Приемником Ломбичи выбрали Тима-Катрена, и Грант завис в их сваре «мальчиком для битья».

О Тиме в один из вечеров сокрушались Оринтон с Флорой. Старосты в «Изумрудном» не было, зато ненадолго заскочил Феникс. Самир стал прислушиваться к разговору, и подошёл к ним.
— Ты знаешь уже? – выпалил граф в лицо Самиру. — Тима женили на сестре Роланда для передачи имени. А! Каково?!
Самира словно кипятком обожгло:
— Как женили, Мария ещё ребёнок?!
— Да не на Марии-Антуанетте, а на Ждане Ломбич женили, на нелюбимой сестре Роланда. А Мария – любимая сестра! И не такой уж она ребёнок, года на три младше всех нас.
Флора шёпотом затараторила:
— Это «фиктив», не настоящий брак, ради имени. Но Тим еле увильнул от брачной возни. Представь, от него требовали консумации, иначе имя не присвоят!
— Это, наверняка, проделки Роланда. Он Ждану словно ненавидит, а ведь она цеst из Ломбичей, пара для него идеальная, но он сначала оскорбил её до глубины души, а теперь хотел под Тима подложить,– поделился смачной догадкой Оринтон.
— Как подложить, он же с ней помолвлен?!
— Был помолвлен, уже нет! – снова выпалил граф. – Разве не помнишь, как он её шпынял?!
Самир не помнил.
— Он унижал Ждану по всякому, вот она назло ему и согласилась Тиму имя Ломбичей передать. А у Тима-то чистое ДНК! – констатировал Феникс. — Забеременей она от Гранта, и всё – наследственность его потомков подпорчена. Но может в этом и задумка цеst(ов), похоже, они того и ждали? Хорошо, у Тима хватило ума отказаться от консумации сразу и прилюдно, но имя и титул ему правитель всё же присвоил! Теперь, несчастная Ждана снова уязвлена, она-то рассчитывала на супружество с Тимом. Да и наш скрытый лидер Роланд уязвлён,– добавил граф.
— Зачем Тиму имя Ломбичей? – не понимал Самир.
—  Как, ты не знаешь? Ломбичи Тима-Катрена приемником выбрали. Роланд в пролёте! – сказал граф, помахав ладонями в воздухе.
— А жаль, – вздохнула Флора. — Роло умней всех, он был бы классным правителем, ведь он сын Ру-Эжена Великолепного!
— Да, милая Флора, он замечательным правителем был бы, но Ломбичи Соберам власть никогда добровольно не передадут. На последнем издыхании будут, а не передадут! Скорее, тебе, Самир, чем Роланду!
— Мне?! Кто я? – удивился Самир и отошёл от ребят.

Самир давно принял то, что он одинок в борьбе с сообществом, покровителей нет и быть не может. Скупщики с генами, как у него, не в чести с самого зарождения New Life. Неизвестно как Хамми-клан удосуживается оставаться «на плаву» до сих пор? После этого разговора Самир решил, что сплетни о жизни в сообществе слушать всё же стоит, и жаль, что многое он пропустил. «Значит, вот как дела идут: со мной староста тягаться побоялся, на Тима напал. Решил сначала слабого уничтожить, меня напоследок оставил? И что этому жуку навозному неймётся? Малевал бы свои холсты, да чертил бы свою архитектуру. Нет же, кидается на людей».

Самир, как ему казалось, всегда делал себя сам – сам родился, сам рос, сам учился, и женится сам! Вот только, как он женится? Помолвок не дают, и теперь понятно почему,– депозитом Роло заправляет. Для Собера девушки есть всегда, после Жданы он скольких невест отверг – четверых, пятерых? А у него не случилось ни одного свидания. Самир забеспокоился и всё раздумывал: «Почему же другим дают невест, а мне нет, – я не прокажённее их? Ломбичи главными были, а вон, в цеst выродились, и вымирают, их слизнями теперь дразнят и презирают. Роланд частично цеst, но на него презрение не распространяется, у него, видите ли, мать благородной души человек, её сам Ру Великолепный любил! Так и мою этот злодей любил! Чем моя хуже? А Тиму с чего имя и титул правящей семьи присвоили? От опекунов я слышал, что отец его погубил при родах малолетнюю жену свою. И у Соберов «рыла в пуху». Да если разобраться, у всех кланов изъян найдётся, почему же все они на нас, на Хамми буром прут?! От чего мне приходится терпеть отчуждение? Их потомки не лучше меня. Роло – цеst, но может его спасает то, что он и stret одновременно? Но и я stret! Мать сказала, я покруче его: он четвёртого поколения, а я пятого! И с чего это Феникс ляпнул, что правящий клан скорее мне «Долг» передаст, чем Соберу? Нет, я, если что, не откажусь – что положено будет, всё возьму, надо только в депозите и законах разобраться!»

Под конец третьего года обучения в «Изумрудный» пришла скорбная весть: ушёл из жизни молодой правитель Каин’ и «Долг правления» взял Ксандр. Роланд был назначен соправителем уже официально, в руки ему вручили «Архитектурный Гало-Депозит», но не более того. «Демографию» Ксандр оставил при себе, а «Финансы» передал Тиму-Катрену. Новый расклад скупщиков не удивлял, они знали, что хилый Ломбич хоть и задирист, но без старшего брата ни с архитектурой, ни с финансами не справится, да и демографию может загубить. А Морис-Артур ему, точно, не помощник, тот и титулов лишён, и к «Долгу» равнодушен. Роланду скупщики всё же доверяли больше, чем Тиму. Пусть Собер цеst, но он сын Ру-Эжена, он им родней! А Тим, хоть и чистенькой крови, но потомок наглых выскочек Грантов. Даже трагедия Германа их не очень располагала к Тиму, пусть она и выглядела жертвой за стремительный взлётный триумф Грантов на «Олимп New Life».

Роло рассчитывал, что Ксандр станет искать сотрудничества с ним, но тот упорно приближал Тима, и староста недоумевал, как этому замороченному Грантику удалось подавить волю вздорного Ломбича? Роло давно уже умело расставлял ловушки правящим и приближённым лицам Каина’ и Ксандра, но чего-то не предусмотрел, где-то недожал. Грант, верно, замечал несостоятельность и ошибки цеst(ов), но, казалось, бездействовал. Как же и когда Тим завладел ситуацией?

Установление Тима на высокое положение Феникс объяснял Флоре так:
— Роланд возглавляет цеst, но на своих же и нападает! А на смену цеst(у) идёт stret – эти gobl с модифицированными ДНК, первородными представителями которых, кстати, является Роло и дети Русланы. То, что потомки эти возглавили первородство сразу трёх кланов, Ломбичей настораживает очень! Роло в группе риска из-за вируса и может погибнуть, чего он, похоже, не сознаёт. А Самир и Мария тогда станут силой в сообществе, и кто-то эту силу должен сдерживать. Эту роль отводят Тиму-Катрену.
— Роло не умрёт! Он не может умереть, он храбрый и находчивый!– прервала его Грант.
— Да, да, Флора. Он храбрый, но вирус, к всеобщему сожалению, не дремлет, – отвечал Феникс.

Роло хоть и первенец Собера, но он цеst – бракованный потомок. По задумке Ру Великолепного сын от Русланы должен стать первым среди первых и следующим правителем New Life. Ру решил выдвинуть на первый план своего stret, придав забвению сына Полукровки, несмотря на то, что Самир старший. Вместо сына у него появилась дочь. Девочка получила громкое имя, которое призвано было прославлять её Великолепного отца. С первенцем своим Ру-Эжен всё же общался, и вдалбливал в голову сына то, насколько сестрёнка Мария-Антуанетта ценна для клана их и сообщества в целом. Роланд сестру обожал, но по смерти отца смекнул, что девочка навряд ли возьмёт «Долг». Скорее всего, она заключит брачный союз, и супруг её станет управлять New Life от её имени, пока она будет зачинать крепких и умненьких наследников. Зачем же ему, превознося сводную сестру, терять власть?

Роло не брал во внимание, что он stret четвёртой модификации, а Мария пятой. Ведь он stret и цеst одновременно, что позволяет ему быть принцем сразу двух кланов. Кланы уже у него под пятой, а Марию он и сам может взять в супруги! Ру такого не допустил бы, но его нет, и инцест, как оказалось, не преграда к их союзу. Пытались же помолвить его со сводной сестрой Жданой. Если не подсуетиться, Марию могут отдать кому угодно. И принц подсуетился: он отверг Ждану так показательно, чтобы она в роли невесты уже никогда не всплывала у него перед глазами, а затем потихоньку стал сходиться с Марией; но его жизненный план разгадал правитель цеst Каин’ и не согласился с этим планом, расстроив его.

Самир не осознавал своего ДНК-превосходства среди stret-потомков и они не сознавали – для них сын Полукровки тоже полукровка. Не сознавал он и того, что не староста меняет девушек, а они отказывают ему из-за происхождения, просто Роло держит мину. Не осознавал, пока в «Изумрудный» в очередной раз не заскочил Оринтон и не подбросил ещё одну тему для размышлений. Феникс как всегда о чём-то шептался с Флорой. Самиру показалось, что граф флиртует с ней, и лучше ему посидеть в сторонке, но Феникс позвал его. Разговор шёл о том, что графиня Яуза из графского dormitory получила помолвку с принцем, и он стал общаться с новой невестой.
— Они в кино ходили и в кафе. А вчера Роло сидел у нас в гостиной. Яуза играла на рояле, а он делал наброски для её портрета, завтра начнёт рисовать!
Флору такая новость опечалила:
— Надо же, а мой портрет так и не дописал, он уже месяц в углу позабытый стоит.

Феникс, видя печаль девушки, всё сгущал краски, добавляя пикантностей. Оринтон всегда со всеми был тактичен, он знал, что Флора, ревнуя, вздыхает по Роло, что частенько она «таскается» с ним в его спальне. Бестактности от графа Самир не ожидал, но граф завёл свой рассказ неспроста, он желал показать Грант, как безразлична она Соберу. «Может граф сам положил на неё глаз?» Самир подумал так, но не собирался вмешиваться в чужие любовные дела и хотел отойти. Граф остановил его:
— Постой, Самир, и для тебя есть пикантная новость.
— Пикантности меня не интересуют.
— Такие интересуют. Спорим?!

Оринтон поведал, что в New Life наметилась тенденция глобального разделения земельного и финансового «Депозитов», поэтому решено это разделение проводить не стихийно и скандально, как оно началось, а цивилизованно и поэтапно.
— Кем решено? – спросила Флора.
— Bassat Тимом-Катреном, он же теперь наш первородный правитель!
— Тим? – изумился Самир.
— Признаться, я, как и многие в сообществе, сильно недооценивал Гранта. Вижу, Самир, ты тоже? А между тем наш «любимый Тимоша», как звала его мачеха Роксис в младенчестве, между тем он крайне продуман. Я много чего о нём разузнал – или я не журналист?! Наш Тим-Катрен непростой парень, пообщались бы вы с ним сейчас! Он так смотрит порой, будто сканирует, до костей, но молча всё, молча, а потом бац, и выдаёт! И всё по закону – не придерёшься, не подкопаешься. И нечем крыть!
— Тим очень проницательный! Он же сыском хотел заниматься, – вставила Флора.
— Грант правитель? Ну и пусть. А мне-то что? – недоумевал Самир.
— Да, Феникс. Поясни, а то как-то пространно говоришь, – вставила Флора.
— Ну, слушайте. Земли делить стали между кланами, полигон цеst(ам) отошёл. Поскольку все они вирусоносители им карантинная зона и досталась. Их туда партиями, партиями обратно из долины отсылают! Тим Роланда куратором Полигона назначил, и принц наш сильно усердствовал. Он-то stret-Собер, у него цель от цеst-Ломбичей избавиться, это все давно поняли. И вот дело до Ксандра дошло.
— Ну его-то на полигон не отошлют, – уверила собеседников Флора.
— То-то, Флорочка, что отослали!
— Ксандра?! Он же правитель?! – Флора даже с места подскочила.
— Больше нет. Тим низложил его по состоянию здоровья.
— Когда низложил? – удивился Самир.
— Три дня назад. А вчера и отправили, но это ещё не вся сенсация. Вся случилась после, на собрании кланов в мэрии, где Тим возьми да и скажи Роланду промежду прочим, что и ему на полигон пора, мол, хозяйство надо благоустраивать, без своего принца цеst(ы) не справятся там. Роланд на Тима глаза вылупил точно так же, как вы сейчас на меня! – граф хохотнул и с азартом шлёпнул ладонью о колено.
— Это ложь! – выкрикнула Флора. — Жёлтая, наглая ложь – всё до единого слова! Не слушай его, Самир, он не журналист, он папарацци. Ты завидуешь Роланду, Феникс! И ты сплетник! – Флора оскорбилась и бросилась наверх по ступеням.
— В чём же я завидую? – крикнул вдогонку Феникс и, не получив ответа, добавил. — Тут сочувствовать в пору, а не завидовать.
— Что же Собер? – осторожно спросил Самир.
— Принц? Он хоть и вылупился, но не растерялся. У него самообладание великое, как у всех Соберов! Он сказал: «Тим, один в поле не воин». А Тим в ответ: «Я не один. Ты мой соправитель, проконтролируешь жизнь на полигоне и вернёшься, а я пока пару помощников подготовлю». «Кого же?» – спросил Роло. А Тим: «Аль Собер с судопроизводством поможет, Самир с военной охраной». Да, так и сказал! «Самир с охраной!» Заранее не поздравляют, но всё же, с повышением тебя, военачальник Хамми!

Оринтон удалился, а Самир не знал, что и думать? Выходило, есть кто-то прозорливей, а значит, опасней Роланда. Как быстро всё меняется в сообществе! И как это Тим уселся в кресло правителя? И Аль в мэрии – он секретарь! Все они вчерашние, ошарашенные смертью Германа мальчишки из детсадовского «Улья»! Или нет больше тех мальчишек? Куда они подевались? Я один только и остался?

Самир долго сидел в просторном холле на новом ярко-синем диване с взглядом, направленным куда-то за грань понимания бытия, пока перед ним снова не возникла пышненькая, белокурая Флора.
— Думаешь, граф не врёт и Роло депортируют?– спросила она чуть не плача.
Самир пожал плечами:
— Я верю людям.
— А я нет! – прыснула Флора. — Ты никуда не ходишь, ни с кем не общаешься. Ты их не знаешь! Зубришь и зубришь. Как ты работать с ними будешь? Хоть бы раз с Роландом или с Алем поговорил.
— О чём?
— Да ни о чём! О жизни, о девчонках. Ты что фригидный, перекачался? Точно, вояка закостенелый, бегемот – ты бесчувственный бегемот!

У входной двери раздался голос Роланда:
— Ладно я, а Хамми тебе что сделал, милая Флора?
Девушка развернулась к Соберу всем телом, она злилась на него:
— Я тебе не милая.
— Да? А вчера ночью милая была, – он улыбнулся.
— Иди к чёрту, принц сраный!
— Вот так сразу и сраный?! – развёл руками Роло.
— Я видеть тебя больше не могу. Душа у тебя надменная. Все вы подлые. И Оринтон ваш подлец! – Флора снова кинулась наверх, в спальню.
— О,– протянул Роланд,– похоже, и графу досталось. Дай-ка угадаю. Богиня Флора вас двоих на «танго втроём» пригласила, а вы гордо отказали? Ай-яй-яй! Разве не знаете, девчонкам отказывать опасно, они отомстят.
Самир, переваривая новости Феникса, промолчал, а Роланд стал подниматься по ступеням с хитрой улыбкой на лице:
— Пойду, утешу нашу изумрудную феечку…

В то время как Самир боролся со своими мнимыми врагами и пытался за счёт образования утвердиться в жизни, его одногодки уже познали любовные разочарования и искушение властью, но вот и Самира вызвали в правление. С ним говорил bassat Тим-Катрен, говорил о вещах серьёзных и очень обстоятельно... Там, в мэрии был какой-то другой Тим, словно его подменили. Самир узнавал и не узнавал его: иные манеры, стрижка и костюм, – от прежнего Тима даже оболочки не осталось. Он предложил Самиру должность и сказал, что раздумий и отказа не принимает:
— Дельных специалистов у нас и так мало. А ты серьёзный, дисциплинированный, отлично учишься.

Новый bassat просто поставил его в известность и перечислил будущие обязанности. Ещё Тим сказал, что они с Самиром почти родственники, потому что Марию-Антуанетту передали под опекунство ему, и скоро он заключит с ней брачный союз.
— Собрание Кланов дало согласие, и мать ваша Руслана не против союза. Надеюсь, и ты не станешь противиться? – равнодушно спросил Тим.
Самир удивился рабочему тону Тима в разговоре о Марии и тому, что bassat заручается его, а не Роло согласием, а потом вспомнил, ведь Тим уже женат.
— Ну, если собрание и мама не против…
— Самир, девушкам надо выходить замуж, рожать детей, в этом их женское счастье.
— Это понятно, но как Мария-то, она согласна быть второй супругой?
— Союз мой с Жданой был фиктивом, мы уже разведены. А с Марией мы подружились, так что порядок.
— Хорошо. Но ты-то сам любишь её? – спросил озадаченный равнодушием Гранта Самир.
Тим очень вдумчиво посмотрел ему в глаза, – он прямо-таки заглянул внутрь него и спросил:
— Я похож на Роланда?
— Нет,– не понял Самир.
— Тогда почему ты сомневаешься во мне?
Парень не знал, что ответить и лишь отвёл глаза.

5. ______________

Стремительно меняющиеся обстоятельства продолжали ошарашивать Самира и он не успевал переваривать их. Он приучил себя к спокойствию и размышлениям, а жизнь требовала быстрой реакции. Флора права, он фригидный бегемот, и какой девушке он такой может понравиться? Если ему сосватают невесту, как Тиму Марию, он не будет знать, как с ней подружиться. Самир уже жалел, что раньше мало общался со сверстниками.

На четвёртый год учёбы в «Изумрудный» прибыла новенькая абитуриентка Капиталина Каппул. Роланд сразу притормозил интим с Флорой и ухаживания за Яузой, он занялся этой, как он выразился «особенной девушкой». Статная и сдержанная dona Каппул наполнила dormitory благонравием. Она приняла высокий статус старосты, но смогла объяснить ему, что хранит свою честь и без официальных помолвок с парнями общается только по-братски. Самир эту девушку очень зауважал, и Роланд, казалось, тоже. Но этот жук сумел выпросить у Тима вне гласную помолвку с ней поверх помолвки с Яузой и начал ухаживания. Скандал из-за двойной помолвки разразился неописуемый, Самиру, наблюдающему его, казалось, что он в сумасшедшем доме!

Получилось так, что утром Роло вылез из объятий Флоры, в полдень он женихался с Яузой, к обеду прибыла Капиталина, а вечером помолвка с новенькой была уже у принца в кармане! Бедная Флора от такого пассажа онемела, но через графа всё же уточнила: «В силе ещё помолвка Роланда с Яузой, или уже расторгнута?» Оказалось, что в силе. Тогда Грант заявила Оринтону, что у неё есть сенсация и она собирается дорого её продать. Феникс примчался в «Изумрудный». Флора приготовила чай, усадила за стол его, новенькую и даже Самира притащила. Они балагурили под музыку, а когда Феникс спросил, в чём же сенсация, Грант указала на Каппул.
— А вот, в ней!
— Флора, мы все знаем Капиталину по младшим классам. В чём подвох?
— Она стала дубль-невестой! – радостно сообщила Грант.
— Чем стала? – не понял Феникс.
— Дубль-невестой! Ну, дубль, дубль. Знаешь, что такое дубль?
Самир, предчувствуя неладное, перестал жевать, а Капиталина напряглась.
— Я знаю, что такое дубль, но что значит дуль-невеста?
— Ну, я внебрачная невеста принца. Яуза официальная. А Капиталина дубль!
— Флора, нападать на новеньких некрасиво,– Феникс улыбнулся, а Самир поднялся и хотел отойти от стойки, но Флора схватила его за рукав и усадила на место.
—  Я не нападаю,– спокойно, словно заимствуя силы у накаченного парня, сказала она. – Я ни этой вашей доне, ни графине ни слова ещё не сказала. Я только тебе. Их мне просто жаль, потому что спит-то принц Соберов со мной!

Капиталина ужаснулась такому заявлению, а Флора вытащила из кармана аккуратно сложенный розовый лист с вензелями, украденный с тумбочки доны, и подала Фениксу:
— Ты заверил меня, что помолвка Роло и Яузы ещё в силе, так?
— Так.
— И ты не врёшь?
— Я у графини уточнил.
— Прекрасно. Вот доказательство сенсации! Убедись, что я не голословна и заплати оговоренную сумму.
— Что это? Уведомление о помолвках? Дона Капиталина и Роло… Ого! – воскликнул Феникс во всю улыбаясь Капиталине.
Оскорблённая Каппул поднялась и забрала свой лист помолвок из рук графа:
— Да, помолвка, и что такого?! У вас тут поздравлять не принято? Оскорбительные шуточки и дедовщина? Флора, это зависть? Вот как в «Изумрудном» встречают новеньких?
— Флора-то, конечно, завидует, – задумчиво протянул граф,– но про дубль, это она в точку. Простите меня, дона Капиталина, но советую вам потребовать у принца сатисфакции. Я и графине Яузе того же посоветую.

Дальше случилось то, чего Самир совсем уж не ожидал, Феникс достал из кармана портмоне, вынул несколько денежных купюр и передал Флоре:
— Это от редакции Куражской газеты, гонорар за сенсацию!
Флора взяла у него деньги и кинула их на стол перед новенькой:
— Вот! Куплю ящик шоколада своей завистливой душе.
Шокированная Капиталина вышла из-за стола, а Самир спросил Флору и графа:
— Почему вы такие злые?!
В это время вошёл Роланд:
— Кто тут злой? Опять Хамми обижаете? Да что ж такое! Что он сделал, мне прям интересно?!
— Ну, спасибо за угощения, за чай, я пошёл. Девушки, Самир. Роланд!

Оринтон наигранно поклонился всем и смылся. Самир отошёл от стола и сел за шахматы. Флора, ища защиты, присоединилась к нему и, склонившись над доской, стала шептать:
 — Я так обижена, так уязвлена Роландом. Я так несчастна. Прости за скандал, но я должна была отомстить за всех: за себя, за Яузу и даже за Каппул! Она ведь не знала.

Капиталина подала свой лист помолвок Соберу и спросила, настоящий ли он?
— Конечно,– заверил её Роло, с подозрением глянув в сторону ребят. — Что за вопрос? У меня такой же с твоим именем, вот, смотри, – он достал свой лист помолвок из кармана и показал девушке. Роланд глядел на Каппул влюблёнными глазами, и она успокоилась. Самир и Флора играли в шахматы, с опаской поглядывая на старосту с невестой, а те, сидя на диване на некотором расстоянии, смотрели телевизор. Вечер закончился тихо, но наутро скандал возобновился.

Часов в девять утра, когда ребята собирались завтракать, к ним заявилась Яуза. Она молча подошла к стойке, взяла со стола малиновый джем, молча намазала им принесённый листок и сунула в лицо Капиталине. Та опешила и отскочила, убирая с лица потёкшую сладость. Затем Яуза влепила смачную пощёчину Роланду и, растоптала свой портрет, написанный им, а затем гордо удалилась, удостоив Флору лишь взглядом презрения. Явление Яузы походило на сценку из немого кино, никто не произнёс ни слова. Капиталина стёрла с листа сладость и прочла «Помолвка… Роланд и Яуза». Девушка оставила лист на столе, смыла с лица и рук джем и пошла наверх. Самир стал жарить яичницу, а Флора гренки. Раздосадованный Роло сидел молча, решил не разжигать ситуацию излишними разборками, чтобы эмоции улеглись, но, достав из холодильника газировку, он выпалил:
— Ну и получит же от меня Феникс.

Тут Флора взорвалась, да так, что Самир дёрнулся:
— Феникс! Феникс, да?! Что тебе Феникс?! Ты сам кабель! Ты же кабель, Роланд!!! Все вокруг виноваты, кроме тебя самого! Все получат, да?! Один ты пушистый! Да?!
— Я кабель? Да я только с тобой… Достала уже! Сама под меня лезешь, достала! Кто это устроил?! Ты это устроила? Ты, или граф!?
— Да, я! Я, чтоб ты знал! Я любила тебя, а ты… унижаешь всех!
— Всех?
— Да!
— Кого всех?! А? Где тут униженные? – Роланд развёл руками.
— Ждана, я, Мария, Яуза, Каппул вот! Это те, про кого я знаю. Наверняка, есть и другие!
— А при чём тут Ждана и Мария?
— Ты помолвлен был со Жданой, и оскорблял, и унижал её! А что про Марию я слышала, так лучше не оглашать.
— Не твоё это дело!
— Моё! Моё, понял! Мне Ждана плакалась ещё в «Улье». Ты унижал её так гадко, как и меня! Самир, скажи!
Оба они глянули на Самира, но он только отвёл глаза.
— Ждана кузина моя, я не хотел инцеста, поняла?! – прокричал Роло. — А ты сама со своей любовью суёшься. Я не люблю тебя, ты сразу это поняла, но суёшься и суёшься! А Капиталина особенная, тебе не чета!
— Инцеста ты не хотел?! Врёшь! – ещё больше вскипела Грант.
— Роланд, послушай меня, – остановила их спустившаяся из спален Капиталина. — Прости, но быть участником подобного скандала для меня невыносимо. Флора, мне тоже тебя жаль, и Яузу. Я о вас не знала. Роло, сейчас я поеду домой, и всё забудется.
— Капиталина, давай поговорим, наедине, – взмолился Собер. — Прошу, выслушай меня.
— Нет, только не сейчас, прости. Свой лист помолвок я верну в мэрию, так будет правильно, а с учёбой разберусь позже. Сейчас я хочу домой.

Капиталина покинула «Изумрудный», перевелась на заочное обучение и вскоре пришла весть, что ей дали новую помолвку. Яуза тоже отказалась от помолвки с ним и видеть его не желала. Роло ходил смурной, а потом снова переспал с Флорой. Самир привык к террору Роланда над девушками, и никаких страданий в их душах не предполагал, только после скандала с Каппул и слёзных откровений Флоры ему стало жалко их всех.

Особенно некрасиво Собер повёл себя позже, когда хранитель привёз весть о его помолвке с Грант. Флора свой лист помолвок подписала, а он свой прилюдно порвал и осыпал девушку розовыми обрывками, словно лепестками, после чего они скандалили, как старые супруги. Роло выволок рыдающую Флору из dormitory и куда-то потащил… Самир не вмешивался, решил, это дело тех девушек, которые общаются с наглым, не ценящем их парнем. Сам он обрадовался бы помолвке с любой из невест Собера, все они казались ему яркими индивидуальностями. Но как сложилось бы с ними? Какую бы девушку выбрал он, если бы мог выбирать, и какая выбрала бы его – он даже не гадал?

Самир учился теперь с удовольствием, после предложенной военной вакансии он перестал мечтать о морях и решил настраивать себя на службу в сообществе. Как он и надеялся, будущее постепенно менялось, жизнь в лоне скупщиков страшила уже меньше. Роланд за все годы учёбы почти не задирал его, но однажды Самир услышал, как за глаза староста говорил об упорном духе Хамми и ждал, когда тот падёт. Услышанное раздосадовало. Досадовало и то, что обиженные Собером девушки почему-то снова начинали общаться с ним, как ни в чём не бывало. Когда и как он успевал вымолить прощенье? Сам Самир, если бы поступал, как Роло, даже показаться на глаза после постыдился бы, не то, что снова флиртовать. Всё больше Самир думал о девушках, и всё больше тема общения волновала его.

Жизнь в «Изумрудном» с самого начала не приносила ребятам полного душевного покоя. Кроме любовных трагедий периодически в нём случались разные эксцессы и несчастные случаи, и это уже выглядело роком. …Сразу после новоселья Флора умудрилась устроить пожар на новенькой кухне. Она была одна в тот день, и лишь каким-то чудом раньше времени с лекций вернулся Роланд. Пришлось ему спасать своё зелёное, архитектурное детище, снова бегая с огнетушителем... А примерно через год он тушил искусственный пруд, размещённый во дворике.

Неглубокий, изогнутый пластмассовый поддон днём выглядел прозаически, в нём плавали кувшинки и карасики, но мало кого это удивляло. А вот в ночное время, когда включалась подсветка, в сумерках сада и терминал, и освящённый прудиком двор выглядел эффектно! Сидеть вкруг мерцающей воды было приятно, посиделки навевали романтику! Вот только подсветка исправно работать не желала, да ещё в один из дней поддон неожиданно треснул, вода ушла, электричество замкнуло и пруд вспыхнул. В тот раз дома был только староста. Ребята, вернувшись с занятий, увидели вместо пруда пожарище – жуткий кавардак во дворе, разбросанные огнетушители с вёдрами и Роло, испачканного сажей. Пруд после этого убрали.

Спустя время после возгорания пруда, староста спасал от удара током ещё и Самира, решившего починить компьютер-депозитор, связанный с шоу-куполом. Все знали, что лезть к этой махине крайне опасно, она запитана из отдельного источника, и ремонтировать её могут только специальные инженеры. Студентов предупреждали об опасности особо строго, но Самир, прежде чем вызвать инженеров, решил: «Только загляну что внутри, и всё». И заглянул…

Роло, беседуя с кем-то из ребят, молча наблюдал, чем действия Хамми закончатся? Когда Самира ударило, староста схватил деревянную швабру и стал дубасить здоровяка по рукам, пока электричество не отпустило его тело, и оно не свалилось на пол. Ребятам староста велел звонить в центр обеспечения купола и в клинику, а сам собирался делать искусственное дыхание, но Самир тут же очнулся, сказал, что он в порядке и от госпитализации отказался. Удар парень воспринял как знак, – не погиб, но предупреждён, – значит надо серьёзней беречь свою жизнь! Смущало, что спасителем стал сынок врага, пришлось терпеть его обидные шуточки, тот выражал глубокую благодарность Самиру, что не пришлось делать дыхание ему рот в рот.
— Ну и силён же ты, Хамми! Прям бычара! Любого взорвало бы от такого удара! А ты и не целованным остался, и после ещё сессию сдал, – подтрунивал он над ним.

После скандала с Капиталиной в «Изумрудном» случилось ещё одно происшествие. К ним заселилась неприметная студентка-кандидатка Лашоун, через день в «Городке развлечений» разразилась небывалая, жуткая  гроза, и девушку эту ударило молнией. Некоторое время она лежала во дворике без сознания, пока её не обнаружила явившаяся забрать свои вещи Капиталина, пришлось старосте и Каппул отвозить полуживую студентку в госпиталь Куража. Эту девушку прозвали Обгорелой Лашоун.

Недалеко от Изумрудного построили своё общежитие «отделённые графства». В отличии от скупщиков в то время, вдруг в одночасье обнищавших, графья в финансовом плане оказались на высоте. Почти все банковские счета New Life были кем-то взломаны и опустошены, графские же семьи финансы свои отделили от общего депозита давно, поэтому и назывались «отделёнными». Они не пострадали, их доходы оказались неуязвимыми, и они практически кормили теперь всё сообщество, от чего чувствовали себя особенными! Роланд уловил настроение графских семей и, как соправитель, решил приструнить надуманное их величие. Он дождался заселения их dormitory и добился, чтобы состав его студентов расформировали, а здание сдали внаём из-за денежных проблем остального сообщества:
— Какой смысл занимать две студенческие общаги, если в «Изумрудном» полно свободных мест, а сообщество испытывает финансовое затруднение?

Феникса с Яузой и других перевели в «Изумрудный». Добился этого Роло ещё и для того, чтобы из графского терминала к нему переехала Мария-Антуанетта, которая, проходя профориентацию, почему-то квартировала у графьёв.

Самиру выпало некоторое время пожить рядом с повзрослевшей сестрой. Мария оказалась девушкой милой, но уклончивой, зналась только с девочками, и всё у неё было «по секрету». К сводным братьям Роло и Самиру она совсем не тянулась, даже избегала их, особенно Роланда. Когда он подходил и говорил с ней, она склоняла голову к плечику и опускала глаза, давая понять, что общаться не желает. Роланд на этот жест сестры внимания не обращал и продолжал разговор. Мария слушала вполуха, иногда рассматривала ноготки на руках, иногда улыбалась в пустоту и, улыбаясь, начинала ускользать. Роло приходилось слоняться вокруг неё, чтобы договорить начатое. Говорил он с Марией всегда очень тихо, что нервировало окружающих, поскольку ни он, ни она никогда сказанного не озвучивали. Флора ревновала, да и Самиру казалось, что Роло флиртует с сестрой, а Феникс восклицал:
— Где больше двух, говорят всё вслух!
Восклицания графа оставались без комментариев, и Самир гадал, что это за тайны у них такие?

Жили мори с графьями немного напряжённо. Оринтон, ратуя за «своих», всё же оставался лояльным к скупщикам, он особо не противился развороту его жизни в сторону «Изумрудного». Флоре это, конечно, не нравилось, но она молчала. Яузу возмутило переселение, она терпела соседство с бывшем женихом, правда, недолго. Роло то подкатывал к ней, то дразнился, явно желая отомстить за устроенный скандал. В один из вечеров он стал перед ней на колено и прилюдно сделал предложение, подав в виде букета истоптанный ею холст с её же портретом. Это была ещё одна, оскорбительная для Яузы издёвка, она отказала ему уже навсегда, и перевелась на «заочное». …А Марию на «заочное» перевёл Тим, чем очень обрадовал Флору.

6. ______________

В это время в «Изумрудном» появилась новая слушательница Смеяна Баи. Нескладный подросток-тарахтелка приехала на стандартную, трёхмесячную профориентацию для мало в чём отличившихся потомков сообщества. Девчонка эта мгновенно заразила бойким задором окружающих и как-то незаметно завладела сердцем «милого здоровяка» Самира. Она взяла парня тем, что для начала первая без памяти влюбилась в него и сразу же призналась при всех в любви! Самир даже не понял, что это за явление такое, и что вообще произошло?

У девчонки было три мечты: перво-наперво она давно желала подружиться с Самиром Хамми, который жутко нравился ей! Затем он, как жених, помог бы ей избавиться от двух вампиричных опекунов; а после поспособствовал бы примирению с отцом, всю жизнь отстранявшимся от неё.

Смеяна призналась в дружеской любви и остальным ребятам. Она стала ухаживать за обитателями «Изумрудного» словно мать родная, закармливая их вкуснейшими кулинарными изысками. И хотя ребята были уже слишком взрослыми для азарта заводной малолетки, но, жаждая разрядки, потакали ей. Она легко убеждала каждого пробовать её готовку, уверяя, что оценивая поданные блюда, они помогают ей стать известным кулинаром-кондитером и способствуют её карьерному росту. Сочные, ароматные куски мяса, печёные фрукты, пирожные и прочие вкусности засовывались в их рты насильно, невозможно было отвертеться от этой проказницы! Самира она обхаживала усерднее прочих, как наречённого жениха, и до того напор её был естественным и любезным, что парень уже видел себя помолвленным с этой наивной хохотушкой! Даже Роло «сложил оружие» и молча умилялся, глядя как нескладный ангелочек, принесший свет и добрые радости подуставшим от горестей и интриг жильцам студенческого терминала, конфузит накаченного молчуна, с разгона усаживаясь к нему на коленки!

У Смеянки были нескладные черты лица, худенький стан, визгливый голосок и редкие, но длинные светлые кудри. Сероглазая шатенка, некрасивая, но до жути харизматичная была такой эстеткой, что когда она заговаривала с кем-нибудь, то сразу начинала восхвалять собеседника, преподнося его заслуги, как самые оригинальные. Как «влюбчивая ворона» она угождала всем и всегда с таким задором, какого в себе иногда и не ожидала, а поняв, что перестаралась, она запутывалась в восхвалениях и начинала звонко смеяться! Это нисколько не обижало собеседников, а наоборот, располагало к ней.

Самир в её присутствии получал такую разрядку и свободу сознания, что все годы натужного отшельничества и самодисциплины разлетались над его головой цветными салютиками. Он уже обожал весёлого, нескладного ангелочка и стал дрожать над Смеяной, внемля каждому её слову. Даже её наскоки и объятия со спины не смущали. Девушка смешливо закрывала ему глаза маленькими ладошками и просила: угадай, кто это, угадай?! Никогда и никто ещё не прикасался к нему так нежно, и это было чудом! Смеяна пела детские песенки, нависая над шахматами, клялась, что сейчас же станет серьёзной, сосредоточится и сделает правильный ход, но делать ничего не собиралась, а только продолжала дурачиться. Ей прощалось всё!

До знакомства с этой девчонкой и до её признаний Самир был уверен, что никто в сообществе не помнит о его существовании. Оказалось, Баи напела о своём восхищении всем своим друзьям, – а их у неё было много, и о их самовольной помолвке заговорили в семьях сообщества. Слова её о благовоспитанности, силе и красоте Самира разлетелись по домам скупщиков, и другие потенциальные невесты забросали его инет-страничку сообщениями и своими фото. А Смеяна не унималась, она ликовала от чести жить и учиться в «Изумрудном» с таким великолепным парнем, и во всеуслышание радовалась, что у Самира нет иных зазноб, кроме неё!

Созданная Смеяной идиллия детских ухаживаний раззадорила ребят, они прозвали эту девушку Француженкой. Роло, продолжая интимную возню с Грант и язвительно укоряя её за лёгкую доступность, ставил Баи в пример; и Феникс шепнул Флоре:
— Самиру и Баи можно позавидовать! А вот у тебя с Роло такой идиллии не получится – натуры не те.
На что Флора хмыкнула:
— Какая идиллия? Она же дурочка, а он чурбан!

Самир получил «вне гласную» помолвку со своей весёлой хохотушкой внезапно. Ранним утром хранитель сообщества доставил её из мэрии, но парень не знал, что произошло это только благодаря Роланду. Тим-Катрен прочил своему военачальнику другую невесту, Собер упросил его дать влюблённым возможность потешиться чувствами первой любви и разочароваться в них. Знал это лишь Оринтон, но молчал. Роло пригрозил ему депортацией, если тот продолжит переносить жизнь скупщиков в куражскую газету. И с лёгкой руки Роланда каждый вечер «двое милых» на глазах у студенческой семьи усаживались в укромный уголок, ведя тихую, задушевную беседу. Со Смеяной было легко всем, поэтому проснувшаяся вдруг словоохотливость Самира никого не удивляла. Ребята молча и снисходительно наблюдали за парой, и только Роланд изредка цеплялся к ним:
— Смеянка, а Смеянка! И кто же тебя Смеянкой назвал?!
— Моя любимая мамочка, – кокетничая, отвечала девушка, прячась за широкими плечами Самира.
— Слушай, Смеянка, выбери меня! Смотри какой я красивый, талантливый! Зачем тебе этот накаченный здоровяк?
— А я люблю всё большое, – девушка визжала, избегая щекоток старосты.
— Вот же стрекоза!– веселился Собер, получая презрительный взгляд Самира, и думал про себя: «О, презрение, хоть какая-то реакция!»

Роло поджидал момента первого интима Хамми, надеясь, что любовная возня затормозит упорное движение здоровяка в учёбе и в будущих делах. По его опасениям Хамми с Грантом могли стать силой, ополчившейся против него. Самир не подозревал, что Роло скрытно «вставлял палки в колёса» всем, кого считал препятствием на своём пути, не подозревал, что между ним и Тимом есть скрытая конкуренция, и что Тим постепенно вынуждает принца терять позиции.

Феникс как-то ляпнул Флоре, что по депозит-раскладу Баи не подходит Хамми в супруги:
— А вот, скажем, дочь Тима от Марии была бы в самый раз, она тоже была бы stret.5.
— Тим с Марией всего месяц как помолвились, а ты уже их детей считаешь. Самир будет им дядей, жениться на племяннице – это инцест, – сказала Флора.
— Кого и когда из скупщиков это останавливало?
— Роло остановило, он от Жданы отказался.
— Да, но ради кого?! От одной сводной сестры отказался, а другой забурил..!
— Фу-у! Что за пошлые выражения, Феникс?! Про Марию – не факт. Ты не в газетёнке своей, осторожней! Общаться с тобой всё неприятней и неприятней, – возмутилась Флора с оглядкой на парочку.

Разговор этот Самир и Смеяна слышали и, казалось, не среагировали, но в думы их сказанное проникло и чувства смутило, а Феникс наигранно громко попросил прощение у парочки за констатацию такого факта. Непременно желая донести озвученное до их сознания, он продолжил:
— Ничего личного, Смеяна, не обижайся, но ты ведь даже не stret, ты gobl. А Самир stret в пятом поколении. Но вам обоим несказанно повезло, что наш новый bassat так добр! Его осведомили о ваших чувствах, и он счёл уместным соединить вас в пару, у вас ведь настоящий «типаж»!

Смеяна смущённо улыбнулась Оринтону, вложив свои маленькие, холодные пальчики в горячие, крепкие ладони Самира. Парень ответил ей чуть заметной улыбкой, дружественно сжал её пальчики, но промолчал. Он подумал: «Неважно, какое происхождение у Смеяны, она моя невеста и точка». А вот грубое выражение насчёт сестры Марии-Антуанетты Самиру, как и Флоре, не понравилось, хоть он его и не понял. Чуть позже он спросил Грант, что значит «забурил», на что она ответила:
— Ой, да не парься. Болтает… Папарацци несчастный! Был такой правильный, рассудительный, а как в газетёнке своей стал работать, так и опошлился.

Самир радовался помолвке с такой весёлой, нисколько не напыщенной, воздушной девушкой, радовался и добросердечию Тима, но маленькая тучка повисла на его брачном горизонте. Зачем Оринтон такое наговорил? В жизненные дали парню не нравилось заглядывать, он жил здесь и сейчас, но стал заставлять себя размышлять о будущем, ведь всё, что он наметил прежде, почти сбылось, теперь нужны новые наметки.

В сравнении со Смеяной сестра Мария показалась Самиру сложной натурой, понаблюдав за ней краткое время, он осознал: «А ведь она, как и Роло – дочь Ру-Эжена!» Прежде он судил о сестре по себе, думал, она тоже страдает от сиротства – оказалось, не страдает. Она чужой ему человек, и совсем не имеет значения, что у них общая мать. Мария находится под влиянием Роланда и Тима; его, как брата, она не заметила вовсе. Каких детей она родит и воспитает? Как предстал бы он перед её дочерью и назвался бы мужем? Феникс нафантазировал что-то невозможное.

Тим не отдал бы в жёны ему свою дочь, слишком большой возрастной проблемой стал бы такой брак. Да и сам он не готов ждать так долго, к тому же, родственные союзы могут вредить здоровью потомков. Он успокоил Смеяну заверениями в серьёзности намерений по отношению к ней, и пытался успокоить себя, но признал, что Оринтон прав. В головах у скупщиков одна политика, и за многие годы они поняли, что иные инцесты сулят многие выгоды, да и соображения графа часто сбываются, ведь он имеет доступ в правление и многое знает.

Идиллию помолвки Самира и Смеяны нарушило не только серое облачко, сотворённое Фениксом, но и негатив опекунов невесты. Братья-шерифы Глеб-Авель и Тамерлан Соберы не сразу узнали о счастье своей воспитанницы, а узнав, вскипели: «Как случилась эта помолвка без их ведома и одобрения?!»

Отцом Смеяны был пустой, тщедушный человек, слишком рано зачавший её, лет в шестнадцать; а мать выбыла из сообщества, поэтому Баи росла под опекунами, как и Самир. Все опекунства того времени проводились через шерифов, борьба сообщества за потомков с их биологическими родителями велась серьёзная и требовалась сила и напор, чтобы оторвать детей от законных родителей. Смеяна говорила, что боится своих опекунов, поэтому стремится наладить отношения с отцом, но тот не реагирует на неё. Самир обещал защитить девушку, но когда шерифы явились в «Изумрудный» и предстали перед ним, он растерялся, а невеста забилась в самый тёмный угол учебной комнаты.

Шерифы были двоюродными братьями Ру-Эжена и дядьями Роланда, они имели ДНК stret.4., по статусу шли вслед за Роло, чем и гордились. За шерифами с тем же статусом шла двойня Рамиль и Аль, и т.д.. Статус Самира в расчёт не брался, его было принято считать gobl-отбросом, хотя он имел статус stret.5. Шерифов Самир видел в своей жизни лишь мельком и никогда не общался прежде, и вот встреча! Сам он не разрулил бы взрывоопасную ситуацию такой встречи, сделал это за него Роло.

Глеб-Авель, весь прилизанный и чёрный, как ворон, молча вперился в накаченного здоровяка Хамми взглядом застывшим и прямым, что и правда, наводило ужас! Этому молодому дяде Роланд уступил лучшую из своих девушек, Капиталину, на которой тот и женился. Тамерлан, такой же чернобровый, но взлохмаченный, весь дёргался и бросал слюной при разговоре.
— Чего ты закипаешь, Тамерлан?! У них листы помолвок от правителя, всё по закону,– остановил его буйство стороста.
— Да в гробу я видел ваши листы. По закону у них… Я закон! Эта беглая худышка мне самому ещё пригодится. У меня невесты нет!
— У тебя есть невеста,– спокойно сказал Роло.
— Не-е-ет! Невеста-чужачка, – рявкнул Тамерлан, – мне такая не нужна! Баи мне больше подходит!
— Ты не прав, Тамерлан. Глеб, скажи ему! – обратился Роло к старшему из дядек.
— Смеяна сбежала от опекунов,– тихо и задумчиво произнёс Глеб, повернувшись к племяннику и лишь тогда моргнул,– она должна быть наказана.
— После помолвки опекун – Самир, ему и решать, – парировал Роланд.
— Мы не поставлены в известность, не видели помолвных листов! Где беглянка не знаем?! – дёргался Тамерлан. Он казался сторожевым псом при старшем брате.
— Самир, покажи шерифам бумаги и, да, где Смеяна?!
— Кажется, она в компьютерной комнате, – обречённо сказал Самир и пошёл за листами.
Роланд вытащил дрожащую девчонку в холл и поставил перед законниками.
— Так-так,– сказал Тамерлан более спокойно и стал ходить вокруг воспитанницы, а она, вытянув вниз худые, накрест сложенные ручки виновато глядела в пол.

Самир принёс бумаги. Тамерлан хотел взять их, но Роло взял первым и подал Глебу. Глеб-Авель прочитал и стал созваниваться с секретарём мэрии, в телефонный разговор вмешивался Роло, вбрасывая фразы в трубку. Глеб удостоверился в подлинности документов, отключил телефон и сказал:
— Помолвка от правителя подлинная, но «вне гласная». Опекунство переходит только при официальной. Смеяна должна быть наказана.
— Ну, ла-а-адно, – протянул Роланд. — Все мы тут всё поняли. Выходим, выхо-о-одим! – расставив руки, он стал теснить шерифов к выходу. — Я соправитель bassata. Это терминал «Изумрудный», тут главный я! Вот я беглянку и накажу. Выходим. Мы выходим, Тамерлан… Глеб, скажи ему!

Фраза «Глеб, скажи ему» оказалась волшебной. Непонятно почему, она пробуждала полу дремавшее сознание Глеба и заставляла повиноваться Тамерлана. Староста практически взашей вытолкал шерифов на улицу, усадил в авто и захлопнул за ними дверь. Как только они уехали, Смеянка завизжала от радости, принялась хлопать в ладоши и обнимать Самира.
— Они противные, скажи они противные! Свобода, ура, свобода!
— А меня обнять?! – распростёр руки Роло. — Это же я всех спас!
Смеяна с визгом обняла и старосту и, вернувшихся с лекций, Феникса с Флорой.
— Да тут веселуха! По какому поводу? – засиял Феникс.
— У нас реальная помолвка! – выкрикнул Роло.
— Кого с кем на этот раз? – скучающим тоном спросила Флора.
— Да не важно, – остудил свой пыл Роланд и направился в ВИП. — Пойду, вздремну. Приходи, Феечка, вместе вздремнём! – ёрничал он. Флора, передразнив его, пошла наверх.

Самир и не подозревал, что так просто можно взять и вытолкать двух амбициозных законников восвояси, не поплатившись за бесцеремонность. Роло несомненно лучше знал окружающих, знал как и с кем общаться, и несомненно, ему легче жилось от этого. Самир поговорил о происшествии с Фениксом и тот поделился с ним догадками:
— Не хочу быть голословным, но, по-моему, у шерифов не всё гладко с психикой, возможно, нехватка cure-L. С виду они страшные, но безобидные. Помнишь особенную зазнобу нашего старосты, дону Капиталину? Она год как заключила союз с Глебом и не выглядит запуганной, и скоро родит, а это показатель безобидности шерифов. Роланд разберётся с родственниками, он куратор клана Соберов, это его компетенция.
— Куратор Соберов? Разве не цеst(ов)?
— Обоих кланов, поэтому у него статус принца.

7. ________________

Авторитет bassat Тима-Катрена в сообществе устанавливался медленно, причиной тому было продолжительное, предшествующее безвластие. Люди распоясались, каждый мори и скупщик творил что хотел, жил, где хотел и как хотел. Казалось, родовые связи в сообществе вот-вот разорвутся и New Life распадётся. Брачные раскладки нового правителя никого не интересовали, женихи требовали тех невест, каких считали нужным требовать. Тим-Катрен давал помолвки в соответствии с ДНК-картами, он не принуждал брачующихся следовать им, но и не уговаривал, а просто по каждому грядущему союзу собирал кураторов. На собрании он позволял всем переругаться, «выпустить пар» так сказать, а потом разъяснял необходимость правильного расклада и предлагал спорщикам признать его. Если не признавали, кураторы собирались снова и снова. На один из таких споров попал Самир, да ещё в качестве куратора остатков gobl-семей, чего он не ожидал.

Его вызвали в правление к определённому дню и часу, а Флора сказала, что ей поручили его туда сопроводить. Он спросил, почему её? Оказалось, она куратор Грант-рода, и уже бывала на заседаниях. Они поехали вместе… В зале собраний парень увидел самых влиятельных мори сообщества, и там уже буянила двойня Рамиль и Аль. За ними числилась одна на двоих невеста Равена, неприметная девушка, чем-то походившая на Смеяну. Братья полюбились с ней по очереди и бросили из-за низкого статуса, а теперь запрашивали более достойных невест. Равена обхаивала их и требовала заключить двойню в «каменный мешок». Ругня у них шла некрасивая, с взаимными оскорблениями. Самир не ожидал такой скандальности от Аля, да ещё в стенах правления, в «Улье» он казался нормальным парнем, но, похоже, брат сильно влиял на него. В итоге, на помолвку Рамиля со своей дочерью согласился отец Яузы, доктор дель Грант, и тот успокоился. Аля Тим просил ещё немного подождать, тот тоже успокоился. За ними в бой вступили шерифы, вернее, шериф Тамерлан…

Правителя Тима-Катрена, как и соправителя Роланда, в азарте споров никто не слушал, собрание грызлось и собачилось само по себе. Тамерлан перечислял девиц, которых желал бы взять в супруги, а кураторы их родов, жалея подопечных, отбивались от вздорного и агрессивного жениха. Староста периодически вступал в схватку то с одним, то с другим куратором, говорил правильные и логичные вещи, но ему кричали, что главный он в «Изумрудном», а не тут. Роло, качая головой, замолкал. Тим слушал кто и что говорит, наблюдал за присутствующими, как учитель на контрольной, и вставлял своё слово, если собрание по какой-то причине замолкало. Слово его было не просто кратким замечанием или личным мнением, оно звучало вердиктом, и собрание закипало вновь… Самир опасался, что споры эти занимают много часов и Флора подтвердила его опасения. Ему не хотелось весь день слушать дрязги скупщиков, но в правлении парню открылось многое о взрослом быте сообщества.

«Тим ещё незакалённый правитель и политик, только начинающий зрелую жизнь, таким же является и его окружение вкупе со мной, – думал Самир. – Ну, какой из меня куратор и военачальник? Такой же, как из Тима правитель. Я же в глаза не видел тех, кого курирую. Да и не курирую я их вовсе! Где они? Кто они?! Кто решает их проблемы?»

Наблюдая за собранием, парень понял, что зря боялся их всех. «Тим возглавляет балаган, а не сообщество! Роло больше художник, чем архитектор – и больше архитектор, чем соправитель. Наши шерифы больные чудаки, а Аль – секретарь без образования. Он и Рамиль – «потерянные» дети, учились в приютской школе и универ поэтому не осилили. А кураторы родов и кланов наши, что бабы базарные! Вот Флора, что она тут курирует? Да ничего. Все они не знают, чего хотят, и не ведают, что творят! Они бывают слабыми духом, как и я, но у меня хоть физическая сила и образование – ещё полгода – и оконченное. А они?»

Самир сидел молча, грустно наблюдая глупую делёжку невест и всего остального, ему было стыдно за собратьев: «Что эти пустобрёхи станут делать, если, к примеру, графства Вампии нападут на New Life прямо сейчас? А такая тенденция имеет место быть, о ней постоянно заводит разговор наш газетчик Оринтон. А он знает, что говорит! Десять графств Вампии давно конфликтуют с нашим сообществом, цепляются к нам, шлют протест за протестом, заявляя, что вся структура New Life с недвижимостью, индивидами, «гало, и генными проектами» есть их собственность. Хоть кто-нибудь в правлении поинтересовался, с чего они так решили? В разорении наших счетов подозревают именно их, но что-то не слышно, чтобы нами велось расследование. Что себе думают Тим с Роло, почему бездействуют? Ничего они не думают, а только женятся и разводятся». Парню не приходило в голову, что и женитьбы, и расследования, и делёжки депозитов могут происходить во времени одновременно; у него-то всё шло по плану и по порядку. «Зачем эти дурацкие собрания,– размышлял он,– зачем до абсурда жизнь доводить? Похоже, я единственный здесь у кого есть понятие о тактике и стратегии, пусть и шахматной. А может, я единственный, у кого в сообществе ещё остался инстинкт самосохранения, но как это поможет New Life?»

Самир вдруг поймал пристальный, буравящий взгляд Гранта и ему сделалось как-то неуютно. «О нет, кажется, внук знаменитого доктора Тенка вовсе не пустоголовый Тимоша, не тупой мажор, он явно прозорливый, себе на уме парень, похоже, успевший поднатореть в работе в правлении. Может даже он вполне владеющий ситуацией руководитель? Сейчас Тим-Катрен выглядит опасней Роланда! Он как явный и главный дирижёр New Life! Со старостой-то мы жили бок о бок многие месяцы, – размышлял Самир, – и отчасти я изучил Собера, а натура Гранта мне не знакома. Что я знаю о новом bassat(е), только то, что три поколения его предков были генералами? В памяти осталась его реакция на гибель Германа, да сплетни, приносимые Фениксом. Ну, ещё разговор о союзе его с Марией и предложение вакансии. Кто он, Тим-Катрен Грант, новый правитель вселенной скупщиков? Он уже супруг нашей с Роло общей сводной сестры. Праздник Звёзд его был кратким, союз заключался без лишних свидетелей, собрались только близкие: со стороны Марии – я с матерью и Роло, со стороны Тима – его кузены Флора и Ясон. Подписание брачных документов транслировалось по внутреннему ресурсу сообщества, после чего гости удалились, оставив новобрачных одних. Так хотел Тим и, наверное, Мария, она же любит секреты. В контакт с ним, как с правителем, рано или поздно мне придётся вступить, но как это будет?» – задавался вопросом парень.

Долго ждать не пришлось, сразу после собрания bassat попросил Самира остаться, чтобы обсудить военное положение сообщества и его охрану. Собер желал присутствовать, чтобы Грант и Хамми не сговаривались против него, bassat терпел его в кабинете минут пять, потом настойчиво попросил удалиться. Роланд нехотя вышел и Тим спросил:
— Ты тоже за другой невестой явился? – Самир даже не понял такого резкого перехода к неожиданной теме.
— Нет. Я по вашему распоряжению задержался,– парень заговорил с Тимом на «вы», а тот молчал. — Наверное, я в вопросах кураторства плохо разобрался на собрании, поэтому молчал, но я же впервые, ещё не сведущ в этом, – bassat всё молчал. — А безопасность сообщества вызывает тревогу…
— У кого вызывает? – строго спросил Тим. Самир опешил ещё больше.
— Ну, на уровне сплетен о графствах Вампии… Эти их претензии, и наш разворованный фин/депозит и…, – Самир не знал уже, что думать и говорить.
— Хорошо, военачальник Самир. Раз вы примерно в курсе, тогда об угрозах Вампии поговорим серьёзно, исключив сплетни. К нам секретарь Аль должен присоединиться, минут через десять он поднесёт нужные документы. Пока же я вкратце обрисую все добытые нашими тайными агентами факты, ну и поверхностную ситуацию в целом. Соправитель Роланд уже в курсе всего и ему присутствовать сейчас не обязательно, нам нужно осведомить вас, и после мы соберёмся уже вчетвером…

Что обсуждалось, осталось тайной  для остального сообщества... Самира этот первый рабочий разговор вывел из глубокой душевной самоизоляции полностью, и мания преследования его испарилась. Приведённые Тимом и Алем факты переключили его сознание на иное восприятие действительности, выйдя из кабинета правителя, он и себя теперь видел иным, – замкнутый в себе подросток из него выветрился в одночасье. Тревожная забота охватила Самира, потому что благосостояние New Life оказалось под вопросом. Угроза от «Десяти графств Вампии» исходила очень и очень серьёзная.

…Флора после собрания чуть погостила у брата Ясона, потом обошла подруг в городке, а когда собралась в «Изумрудный», снова столкнулась с Хамми и в универ они возвращались тоже вместе. Самира взволновали раскрытые Тимом и Алем тайны, но говорить о них с ней он не мог. Как Флора не пытала, зачем Тим задержал его в кабинете, он переключался на бытовые темы. Многого Самир не знал о сообществе, и теперь его интересовало всё! Его удивлял состав кураторов, в котором числилась и она. Почему не bassat курирует их род? Его интересовало мнение о матери старосты, которая на собрании присутствовала, и о многих других скупщиках и т.п. вещах. Флора сказала, что и прежние собрания проходили скандально, воодушевлённо делилась тем, что знала, а про кураторство своё рассудила так:
— Тим ведь Ломбич теперь, так что я за него. Присутствую, как бы для массовки, но всё решает он. А ты заметил, какой наш новый bassat хитрюга?! Пока людишки бранятся, он оценивает их. Тим – настоящий правитель!
— Да, заметил.

Но не только это заметил Самир, впервые он хорошенько рассмотрел Флору. В правлении она была обходительна, вникала в вопросы собрания, прислушивалась к другим и совсем не замечала Роланда. И он её не замечал, будто нет между ними, и никогда не было интимной возни. Вся её тяга к черноглазому обольстителю и ревность в мэрии испарились, там она выглядела взрослой, рассудительной. Да и Самир почувствовал себя достаточно взрослым и значимым, он понял, что неуверенность его возникает от малой осведомлённости о людях и их жизни.

Пока они ждали машину – и потом, дорогой – он выспрашивал у Флоры «что, как, кто с кем, и когда», выспрашивал тихо, чтобы не слышал хранитель, отвозивший их в универ. Самир даже немного копировал Роло, совсем позабыв о своём стеснении. Этот «близкий» разговор в машине Флора восприняла с энтузиазмом, как интерес к ней. В тесноте салона откровенность разговора постепенно перешла к жалобам девушки на грубость и насилие над ней Роланда, и на назойливость и бессовестность Феникса, тоже строящего из себя ухажёра, а на самом деле пишущего о ней скандальную книгу.

В насилие Роло Самир не поверил, но Флора слёзно убеждала его:
— Всё произошло на септарном пляже, в тот день, когда он выволок меня из терминала за шкирку. Он сказал «давай-ка прогуляемся», усадил меня в машину и мы поехали. Я до последнего надеялась, что мы можем стать парой, но он говорил гадости, орал, ударил по щеке два раза. И сделал это…, силой! А потом он бросил меня там одну. Ты не представляешь, какая у меня была истерика!
Девушка стала жаловаться на свою помолвку с новеньким студентом Филом, о которой Самир даже не успел узнать:
— Братец мой советует приглядеться к Филу. А чего на него глядеть? Малолетка! Что я с ним делать буду, поцелуи по букварю разучивать?

Флора говорила с Самиром, как с бывалым парнем, и это смущало его, ведь он ни с кем ещё не целовался по-настоящему, а уж интим... Невесту свою он не хотел обижать, до интима она явно не дозрела. В общении Баи лишь игриво дурачилась, да и «Закон Александра» гласил: «Старший помолвленный не имеет права без согласия младшего помолвленного…» и т.д.. Они лишь держались за руки, целовались в щёчку и радовались, что есть друг у друга. «И как же это происходит у других?» – спрашивал он сам себя.

Вторую часть пути Самир ехал молча и не понимал, зачем Флора рассказывает ему свои пикантные тайны? Пышнотелая близость её, излишне белокожая и плохо прикрытая лёгким, голубым сарафаном, в тесном пространстве салона стала волновать парня. Рассказ о насилии на пляже вызвал у него волнообразные толчки внутри естества, и, таясь, он застеснялся. «Все они так фривольно делают это! А потом свободно говорят об этом, обвиняя друг друга!» Он пожалел, что разговорил девушку, она уже не унималась, и её жалобы слышал хранитель за рулём.

Общаться с Флорой, оказалось, не то, что со Смеяной. Баи – наивный ребёнок, а Грант уже настрадавшаяся от любовных переживаний  и неудач, соблазнительная женщина. Самир искоса поглядывал на сидящую рядом ровесницу – и то ли в машине стало душно, то ли девушка была слишком близка и горяча – он почувствовал, как жар разливается по его телу и покраснел. «Я что хочу её?! Как Роланд, или Феникс? Или как жених её, или любой, мимо проходящий парень, которому она приглянулась? Как это?! Почему я хочу Флору, ведь это Смеяна любит меня? По-детски, наивно любит – но она чудесная девушка! Где же моя любовь? Флора бредит Собером, помолвлена с чужаком, а я хочу её?! Что не так во мне? Или в законе «о типажах»? Или в этом мире?!»

Когда молодые люди добрались до студенческого терминала, вошли в «Изумрудный» и оказались одни, Флора вдруг, рыдая, кинулась парню на шею и крепко держалась за накаченное его тело. Подпитываясь энергией, она ждала ответной реакции, – сочувствия или ласк, – не дождавшись, она обхватила руками его стальную шею и стала целовать в губы, прижавшись пышной грудью. Это было ново и странно – и Самир принял это! Он не отстранился, а пошёл навстречу, лишь подумал: «Как же Смеяна? Она же любит».

Молодые люди находились в холле у лестницы. Самир наблюдал за своими впечатлениями больше, чем за действиями Флоры. Он спрашивал себя, что если я крепко обниму её – и обнимал?! Что если я тоже поцелую – и целовал?! Флора перестала плакать, потянула парня на ступени. Вышло неловко, он плюхнулся на одну из них, ударился копчиком, ощутил резкую боль и пока молча превозмогал её, девушка вскинула юбку, села сверху и обнажила его достоинство. Самир снова застеснялся: «Что если это увидят?»

Парень хотел отстранить руки Флоры, но она умело присела нужным своим местечком на обнажённую его упругость и он замер. Самир почувствовал, как упёрся во что-то очень влажное и, казалось, непроницаемое. Флора поправила внизу рукой, и тут же естество его проскочило внутрь непроницаемости, чему он удивился! Девушка медленно встала, Самир не понял почему, и на него нахлынуло чувство обделённости. Он подумал: «И это всё?» Флора села рядом на ступеньку, потянув парня на себя. Он не понимал, чего она от него хочет?
— Какой неповоротливый! Давай, ты сверху, только не раздави,– томно прошептала она.

Он налёг на девушку и чувство обделённости ушло. Что надо делать Самир знал только в теории. Флора помогла, в упругую её влажность он проник снова и не смог уже отказаться от возможности продолжать. Но едва парень задвигался, как услышал стук входной двери, голоса ребят и резкие, одинокие хлопки аплодисментов. Это староста, завидя на ступенях Флору и голый зад здоровяка наигранно громко зааплодировал, привлекая внимание остальных. Самир подскочил на ноги и натянул штаны, Флора запахнула юбку и встала.

Староста растянул губы в сияющей улыбке, радовало его ещё и то, что сверху на парочку во все глаза смотрел Фил. …Жених девушки спокойно дремал на втором этаже после лекций, услышав возню на ступенях, он встал посмотреть, что там происходит. Роланд ехидно показал изменникам пальцем вверх. Феникс тоже увидел Фила и прикрыл руками рот, словно боялся сболтнуть пошлую шутку и тем осложнить ситуацию. Флора и Самир подняли головы и увидели жениха.

— Кажется, все в сборе! – снова похлопал староста. — А! Француженки нет! И как тебе повезло сегодня, мой накаченный друг! Чего не скажешь о Феечке. Да, Оринтон? – он обратился к Фениксу и тот в подтверждение глупо покачал головой.
Самир, разозлившись на себя, на соблазнительницу и на всех остальных двинулся в душевую, а Роло не унимался, бросая ему вслед:
— Слушай, здоровяк, я думал ты в правлении, с Тимкой, уязвимое положение New Life обсуждаешь, план действий разрабатываешь. А ты тут, вот…
Собер не договорил. По лестнице сбежал Фил и двинулся на Флору с кулаками.
— Э-э-э, Фил! Фил! Только не драться! – преградил ему путь Феникс.
— Шлюха! – закричал в лицо Флоре жених и кинулся из терминала. Роланд наиграно метнул вверх брови и подмигнул девушке.

Фениксу всегда нравилась Грант нежной внешностью и тем, что она безответно влюблена в Собера. Кличка Феечка ей очень шла. Она голосисто пела славные арии на университетских праздниках, за что получала бурные аплодисменты и награды. Граф обещался написать о её чувствах к старосте книгу, чтобы опубликовать, когда Флора станет известной певицей, и тем добавить интриг к её известности. Он даже одно время о помолвке с ней задумывался, но у них обнаружилась генная несовместимость. Сейчас, на правах несостоявшегося ухажёра, граф потребовал оправданий:
— А и правда, Флора, что это такое здесь, у вас с Хамми было?! Что это?! – Феникс развёл руками. Девушка подошла к кухонной стойке, налила в стакан воды и выпила. Староста всё улыбался.
— Что это?! – разводил руками граф, преследуя её, пока та поднималась по ступеням наверх, с гордостью глядя на Собера. — Что это, милая Флора? Я не понимаю, – продолжал граф.

Смеяна, наверное, никогда не узнала бы о некрасивом инциденте на ступенях холла, потому что никто из свидетелей не отважился бы ей о нём рассказать. Зачем обижать милую и наивную девочку? Самир во всяком случае на это надеялся, он принял пятиминутный душ, по-солдатски быстро оделся и сидел в раздевалке не зная, что ему делать. Он ничего не придумал и пошёл к Роланду.
— Слушай, Роло. Я, конечно, идиот. И подло это…

Собер лежал на своей постели в одежде и башмаках, пультом пролистывая хроники «Муль-шоу New Life».
— Я вот тут ищу начало вашей с Грант оргии. Думаю, мы только конец застали, а хотелось бы и начало посмотреть. Раньше в муль/депозите получасовой «отрыв от реальности» был, но Тимка, видимо, время добавил, не могу найти. Что ты там говорил, Хамми? Ты идиот и подлец? Ты о Флорке? Она мне не нужна, пользуйся!
— Роланд, ты… не понял. Я тут… Я о Смеяне,– нервничал Самир. — Не говори ей. Прошу, не говори ничего. Я и других попрошу. Смеяна ни при чём.
— Ты о Сме-я-я-не? А-а-а?! – протянул Собер. — Ты тут о Смея-я-я-не?! Тогда ты подлец!!! Если о Смеяне, ты точно подлец! Знаешь, Хамми, надменная ты морда, если бы хоть одна из моих невест была такой чистой, как Баи, и обожала меня так искренне, я бы в лепёшку ради неё распластался! Гад ты, так бы и врезал! Я-то твою дурочку малолетнюю не обижу. Может ты не в курсе, что это я вам помолвку у Тимки вымолил? А вот за других я не ручаюсь, особенно за женишка Флоркиного, тот уж больно психованный!
 
Староста не договорил. За стенами «Изумрудного», где-то вдали садика раздался душераздирающий крик. Кричала Смеяна, и так пугающе, что Самир остолбенел от ужаса. Роланд соскочил с постели и, наученный горьким опытом, кинулся на помощь, оттолкнув Самира. Реакция у Роло была мгновенной, Самир еле избежал падения. Он представил самое страшное, но последующие громкие рыдания Баи говорили, что она жива.
— Роло, Роло! Он бросился! Фил! Под Людоеда! Это Фил! Как она выросла там? Он бросился, – рыдала Смеяна.

За старостой в сад выскочили остальные. Флора тоже кинулась на крик, но на полпути её остановил Феникс. Следом появился Самир. Смеяна кинулась к жениху, обхватила его за талию, она затараторила:
— Я шла… С занятий… а тут Фил. Там, у входа… говорит, пойдём что покажу. Зачем он? А?! Зачем он это мне?

Фил лежал на цветке недвижимо. Флора хотела подойти ближе, но граф предупредил, что это небезопасно. Роло стал звонить в клинику, и в мэрию… Самир крепко обнял невесту и неотрывно смотрел на погибшего, представляя, что так же, наверное, выглядело тело его отца в саду Ломбичей. Парень чувствовал худенькое, дрожащее Смеянкино тельце, ледяные её руки и влагу слёз; с трудом он сглотнул пересохшим горлом и стал гладить напуганную девушку по голове, словно дочь. Роланд, видя это, разозлился и крикнул парням, чтобы они увели девушек в помещение. Флора вырвалась из рук Феникса и пошла в другой конец сада. Самир, потянул Смеяну в терминал, думая о вещах, которые теперь жутко смущали его.

Слишком много впечатлений окутало его сознание в этот день, всё случилось разом, но казалось, что события целой недели, а то и двух он переваривает сейчас. Он помнил, как шумело собрание.., как важничала там Флора.., себя с ней в авто… Как Тим говорил о чём-то важном, но о чём? Он взял Смеяну за талию, крепко, по-взрослому прижал и невольно сравнил её близость с близостью Грант. После мягкого тела Флоры, её умелых действий и горячего лона Смеяна казалась маленьким, нескладным лягушонком. Это сравнение остужало его чувства к невесте. «И как с ней общаться теперь? Что такое типаж? Есть ли он между нами?» Обнимая Смеяну, он представлял, как в «Изумрудный» явятся шерифы – опекуны её – начнут допросы, выяснят, в чём дело и отнимут у него невесту. Шерифы явились, свидетели свои показания дали и вся правда о Самире и Флоре перед Смеяной всплыла. Услышав об измене, Баи заперлась в учебной комнате и никому не открывала. Когда санитары сообщества увозили тело погибшего, староста шепнул Самиру:
— Так тебе и надо.

Самир молча с его словами согласился: «Да, так мне и надо. Это урок! И хоть я не убивал Фила…. Да никто его не убивал, он просто суицидный псих! Роланд может наплести шерифам что угодно, повернуть следствие в негативное русло, настроить их и правителя против меня, и довершить дело своего отца, уже навсегда изгнав из сообщества Хамми-род в моём лице. Он может, но сделает ли? Нет, другие своими показаниями не позволят. Он не всесильный, и шерифы не всесильны».

Староста как вызвал шерифов, так и спровадил:
— Авель, Тамерлан,  послушайте. Фил – псих, и расследовать тут нечего. А может, причина его поступка в нехватке cure-L? Патологоанатомы во всём разберутся. Лечить надо было парня, а не учить и женить. Это упущение Генного Депозитария, поставьте Тима в известность.

8._______________

Правителя в известность поставили – в очень ярких красках, и не только шерифы, а и сам староста. Цель у Роло была простая, породить у Гранта негатив по отношению к Хамми, но этого не случилось.

Самира вызвали на аудиенцию, зашёл он в кабинет правителя с виноватым видом, и стал у стола с надеждой в глазах.
— И как, stret Самир, понимать интимный скандал с вашим участием? По-вашему, это достойное поведение военачальника New Life, такой у него должен быть имидж? Соправитель Роланд говорил мне, что у вас с Баи «типаж», способствовал вашей помолвке с ней. Мы ошибались на счёт вашего «типажа»? Опекуны теперь требуют разрыва и компенсаций для невесты. Вы в состоянии эту компенсацию выплатить? Скандал, вызванный вашим поведением трудно замять – погиб человек!
— Фил сам... Он по своему произволу кинулся на цветок. Я не убивал, и Флора...
— Значит, вы не раскаиваетесь в своём поступке?
— Раскаиваюсь. Я раскаиваюсь! Мне жаль, это было наваждением!
— Вот как? Наваждением?! И чем оно обусловлено – алкоголь, наркотики?
— Нет! Конечно, нет! Никто в «Изумрудном» этого не употребляет. Я хочу работать. Военное дело – это моё! Смеяна моя невеста! Тим, оставь нам помолвку,– Самир вскрикнув, перешёл на «ты».
— Баи так же считает? Того же хочет? – давил bassat.
Самир ещё не говорил с невестой, оба они пока избегали объяснений, поэтому он не знал, что ответить.
— Она говорила, что любит…
— Кто?! Флора?
— Нет же! Смеяна! Я попрошу у неё прощения.
— А ещё не попросил?! Знаешь, Самир, одинокого парня можно было бы понять. Ну, соблазнился, ну, занесло с чужой невестой. Но у тебя же у самого невеста, поймут ли окружающие и та, кого ты предал? Сегодня ты предал девушку, а завтра New Life?
— Нет, Тим! Я очень раскаиваюсь. Я искренне жалею! Это всё Флора, она невыносима! – впервые в жизни Самир перешёл на крик. Он не хотел перекладывать вину на девушку, но сделал это.

Правитель молчал, и Самир услышал, как за окном пошёл сильный дождь. Тим неспешно сложил бумаги на столе, повертел в руке карандаш, разглядывая своего военачальника в упор и, отхлебнув кофе из чашки, сказал:
— Ладно. Другого подходящего кандидата на этот пост у сообщества нет. На должности ты остаёшься, но поступок некрасивый – погиб человек. Ты предупреждён самим провидением, Самир. В дальнейшем действия свои обдумывай, иначе последствия будут всегда печальными. Военачальнику оплошности не прощаются.
— Я понял. Прошу прощения и у тебя, bassat. Я сразу всё понял.
— Компрометирующие кадры из депозита «Муль-шоу» удалены, хотя, это мало поможет восстановлению репутации, их успели увидеть. Ну, отложим тему скандала, поговорим о Вампии. Через пару дней я соберу кураторов, поставим их в известность об угрозах и о принятых нами решениях. Всё понятно, военачальник Хамми?
— Да, конечно, несомненно.

Смеяна с неделю ходила сердитая, Самир не решался с ней заговорить, лишь раз ему удалось бросить ей наедине:
— Прости меня. Я очень-очень виноват. Если сможешь, прости.

Через неделю она вышла на середину холла, и дрожавшим голоском сообщила присутствующим, что хочет сделать официальное заявление. Феникс сидел за компом, Роло стоял за мольбертом, Флора читала наверху, она почти не спускалась в холл, остальные жевали за барной стойкой. Смеяна усадила всех на диваны, стала перед ними и поставила рядом Самира. Строго она отчитала жениха за обман и объявила, что помолвку с ним расторгает. У ребят вытянулись лица, от неё все ожидали прощения, но Смеяна пожелала бывшему жениху и Флоре счастья.
— Раз вы решили быть вместе, пусть. Ты мужчина, ты старше и главней, тебе решать. Я выбор принимаю и отпускаю.

Самир не думал, что она решит всё так и пожалел, что до сего момента не отважился на разговор. Флора кинулась в оправдания, но не знала, что сказать, лишь дёргала Смеяну за рукав и умоляла простить, пока Феникс не увёл её в «тупичок». Роланд советовал Баи не спешить, поговорить с женихом, подумать. Он подталкивал её к Самиру, но тот молчал, и она, заплакав как ребёнок, выпалила ему в лицо:
— Мне себя нисколечко не жалко! А только Фила жалко!– прыснула она и убежала на улицу.
— Надеюсь, она не за букетиком Людоедий помчалась. Хамми, ты бы проследил,– сказал староста, но Самир не двинулся с места.
— Я за ней пойду, – вызвался кто-то из ребят и выбежал следом.
— Фенита ля комедия,– заключил Роланд. – Что ж!

Самир уверен был, что Смеяна может простить всё, надо только попросить торжественно, пышно – как она любит – с цветами, шариками и конфетами, при всех; но делать этого он пока не стал. Прежде он решил разобраться, что с ним произошло? Интимная жизнь началась неправильно, он случайных связей не планировал. Он вообще интим никак не планировал, а стоило бы! «Намного легче жить без подобных трагедий. Как другие с этой канителью справляются?» Этот жизненный эпизод провёл черту между Самиром прошлым и Самиром настоящим. Детские комплексы отошли в сторону, личность Роло и его отца перестала довлеть, страхи личного роста и карьеры улетучились. «Интим, странное действо,– думал Самир. – Где предполагаемое, немыслимое блаженство? Где сумасшедшая страсть? Всё было «никак»! Зарядка какая-то! Стоило ли из-за этой зарядки терять то, что сулила жизнь – милую девушку в жёны, достойную работу и высокий статус?»

Перед погибшим Филом он уже не мог извиниться, а Флора – он и ей ни слова не сказал. Да и что сказать? Она распущена, соблазнила его, как и Собера, но обижать её не надо, она открыла ему взгляд на интимную жизнь, только бы не подумала, что он готов остаться с ней. Что делать с заявлением Смеяны, просить прощения, или проститься? Он не чувствовал любви ни к одной из девушек, а вот желание чувствовал, и выбор был не в пользу хохотушки. И зачем Роло выпросил для него помолвку с Баи, кто его просил? С интимными вопросами Самир не справлялся и решил положиться на Депозитария – Тим всё решит.

Через день староста привёз из правления новые «помолвные листы» для Хамми и Грант. Флора листы снова подписала, а Самир их даже в руки не взял. Он посмотрел ей в глаза и отрицательно покачал головой, сразу показывая, что на помолку не согласен; и не потому он отказался, что это происходило при Смеяне, а потому что решил поговорить об этом с правителем без свидетелей. Подача помолвки через старосту, а не через хранителя вызывала сомнения. Собер, наверное, насмехается?
— Правильно, Командор, пусть ещё какую-нибудь невесту предложат! «Всё познаётся в сравнении»! – дав ему кличку, весело сказал Роло.

Староста подхватил Смеяну и силой закружил в танце, он хотел чмокнуть её в щёчку, но та вырвалась и ушла в учебную комнату, в которой в последнее время стала прятаться от всех. Самир пошёл следом, он долго сидел рядом с ней на стуле, а она долго пыжилась, уткнувшись в компьютер. Наконец, он заговорил, сказал, что, наверное, он слишком взрослый, поэтому так получилось с другой девушкой:
— Тебя я не хотел обижать, Смеяна. Ты же моя невеста! Прости меня, это всё гормоны! Фила мне тоже жаль. Ну, правда, зачем он так с тобой? Ты же ни при чём! Ты моя невеста!

Самир видел, что Смеяна ждала этого разговора и оправданий, и уже от того, что дождалась, простила его. Чуть не плача от счастья, она радостно подпрыгнула на стульчике, повернувшись к нему и искренне, как всегда это делала, сказала:
— Я люблю тебя, а ты?!
Самир понимал, что сейчас соврёт, но Роло прав, ради такой наивной простоты стоит распластаться в лепёшку и, если самому не стать счастливым, то хотя бы осчастливить эту простоту.
— Я люблю. И я хочу возобновить нашу с тобой помолвку,– сказал он. – Я могу пойти к правителю и попросить об этом. Ты согласна?!

Смеяна завизжала от счастья, бросилась ему на руки как ребёнок, стала шалить, дёргала за нос, за уши, а потом поцеловала, крепко прижавшись своими маленькими губками к его пухлым губам. Парню стало легче, Баи уже не казалась ему холодным лягушонком, личико её зарделось от поцелуя и объятий, она разгорячилась и кокетливо повизгивала от его щекотки. Он тоже пытался её поцеловать, но девушка не давалась и ужиком выскальзывала из крепких рук. Эта детская, переходившая в интимную, игра радовала обоих...

Примирение Хамми с невестой пришлось на время защиты дипломов. Учёба для Самира, Роланда, графа и Флоры заканчивалась. Все они благополучно защитились: Самира объявили лучшим студентом универа, у Собера на пол балла был меньший результат, но и он получил диплом «Лучшего художника курса». Феникс хвастался своими наградами, а Флора своими. Помолвку Самиру и Смеяне bassat вернул, но не «официальную», как просил парень, а «вне гласную», с официальной решено было повременить. После выпускной вечеринки все разъехались по домам. Роланд уже год как строил себе новый дом на мысе и отправился туда. Фора поселилась у своего брата, а Оринтон у своего. Самиру ехать было некуда, Хамми-поместье семье его уже не принадлежало. Мать так и жила в общественном dormitory New Life, ютиться с ней в комнатке он не хотел, и договорился с невестой, что поедет в Баи-поместье, будет ждать её там. Курсы Смеяны должны были закончится через пару месяцев, она оставалась в «Изумрудном» с новенькими ребятами.

Опекуны, казалось, оставили девушку в покое, но про них ходили странные слухи, что шерифы совсем тронулись умами. Капиталина родила Глебу-Авелю сына, но тот каким-то образом чуть не зашиб мальчонку на смерть, и она ушла с ребёнком в клинику доктора дель Гранта. Тамерлану нашли невесту из студенток-чужачек, союзом этим он был не доволен и всё буянил, жена его часто жаловалась соседям и жалела, что согласилась на союз с ним. От этого шериф запер жену в доме, соседи стали слышать по ночам её истошные крики и донесли в правление. Bassat лишил обоих братьев должностей и велел Роланду:
— Твоя родня, ты куратор. Иди, разбирайся. 

И Роло разобрался. С парой хранителей он вышиб двери их поместья, вызволил пленницу, в одночасье оформил ей развод и выплатил компенсацию за моральный ущерб. Девушка сразу же выбыла из сообщества. Глеба-Авеля он уложил в клинику на лечение, лишил его отцовства, развёл с Капиталиной, забрал её с малышом к себе, и с её согласия заключил с ней брачный союз. Сделано это было тайно и быстро, когда Глеб узнал, что лишился семьи, то повесился на чердаке клиники. Тамерлан, узнав, что брат мёртв, в бешенстве помчался в Баи-поместье и напал на Самира и Смеяну.

Баи уже закончила профкурсы и вернулась домой, на воспитание паре приправили двух малышей ползункового возраста, оставшихся без родных. В один из вечеров они возились с детьми, разбираясь по книгам как правильно выполнять обязанности папы и мамы. К ним ворвался взбешенный Тамерлан. Совсем озверевший он подскочил к Самиру и с налёта отправил накаченного парня в нокаут, после чего предложил Баи стать его женой. Девушка попыталась прогнать буяна, но он заявил, что всё равно возьмёт своё. На её глазах он до полусмерти избил, начинавшего приходить в себя, Самира и, не обращая внимание на плачь детей, изнасиловал Смеяну. После чего скрылся.

Просить помощи Баи решилась только у доктора дель Гранта, имеющего собственную клинику и приютившего в своё время Капитолину. Доктор привёл в чувства Самира и вызвал Роланда с правителем. Тамерлана поймали и посадили в «каменный мешок», на сей раз отставной шериф лишился ещё и поместья с землями в пользу пострадавших. Против Тамерлана было настроено почти всё сообщество, заявление на него написали многие, и ему грозило пожизненное заключение.

Самир долго залечивал переломы и побои в клинике, и корил себя за то, что, несмотря на свою силу, не смог защитить ни себя, ни невесту. Баи больше не смеялась, она замкнулась в себе и только общение с маленькими воспитанниками отвлекало девушку от пережитого. Оба они испытывали глубокую депрессию, и по инициативе Смеяны на время отдалились друг от друга. После клиники Самиру пришлось переехать в поместье шерифов, проживать там одному было тоскливо, и он позвал к себе мать Роксану. Женщина переехала к сыну, навела в поместье Соберов порядок, и вдвоём с родительницей ему было не так одиноко.

Отдалиться Смеяна с Самиром решили на время, а получилось, что навсегда. Баи обнаружила, что беременна от насильника и Тим на этой ноте спокойно расторг её помолвку с Хамми. Он заочно помолвил девушку с Тамерланом, поскольку зачатому потомку буяна требовался официальный статус, и Баи с таким положением согласилась. Самир отступился, но ему было ужасно жаль свою нескладную хохотушку, которая из милой и задорной девушки вмиг превратилась в Царевну Несмеяну, но сделать он ничего уже не мог. Девушка согласилась не только с официальной помолвкой с буяном, но и подала прошение на его освобождение, заявив, что её ребёнку нужен отец – такого от неё совсем уж не ожидали. Бывший шериф на всеобщем собрании поклялся, что станет паинькой и пролечится в клинике, скупщики согласились выпустить его на испытательный срок, предупредив, что следующий его неправомерный выпад будет последним.

Смеяна родила от Тамерлана Собера двоих ребятишек, мальчика и девочку. Он основательно взялся за ум, заключил с ней брачный союз и перешёл на её имя, стал Тамерланом Баи… Чуть позже у Тима-Катрена с Марией родилась дочь София, и Самира назначили официальным женихом девочки – этого пожелал bassat, объясняя своё желание потребностью до времени обезопасить ребёнка от непредвиденного произвола брачующихся парней.

Роланд Собер, Аль Брок и Самир Хамми стали ведущими соправителями bassata Тима-Катрена Гранта в после карантинный период жизни скупщиков New Life. Но, если предыдущие выдающиеся правители издавали законы, следили за демографией, основали собственный банк, повышая финансовое благосостояние New Life, вели научную и исследовательскую деятельность, приобретали земли и недвижимость, то этим четверым предстояло любой ценой сохранить нажитое прежними поколениями от нападок «Десяти графств Вампии». Как это происходило, увидим далее…

Продолжение следует.



 
______________________________________
* Bassat, bas(a) – титулы наследников первородной родовой ветви New Life.
* (Stret, gobl, цеst, vamp, kast) – деление потомков New Life по наименованиям их ДНК, которые негласно считались их титулами.
* Мори – так коренные скупщики долины New Life обозначили себя, как нацию; впоследствии, сообщество делилось на потомственных мори и вновь прибывших скупщиков.
* Dormitory (анг.) – общежитие.
* Cherchez  la femme (фран.) – «ищите женщину», многозначительная фраза, обычно употребляемая французами для объяснения странного мужского поступка, или же чересчур запутанной истории.