Глава 51. Гражданка Спесивцева

Было около девяти утра, когда Костик, дабы исключить всякую слежку, подобрал Виктора в соседней с его домом подворотне. Виктор в эти дела не вмешивался и выполнял все, что ему говорили опытные агенты. А Костик безо всякого сомнения был таким. Проезд по московским улицам до метро «Парк культуры» он всю дорогу координировал со своим коллегой по рации, тот подсказывал ему, какие улицы заполнены демонстрантами, а какие свободны, где легче найти объезд. В пути Костик потребовал, чтобы Виктор стер со своего мобильного телефоны волинских людей и перекинул их на его мобильник по блютузу. Полдороги Виктор только этим и занимался, время от времени поглядывая на улицы, рядом с которыми они проезжали.
— Вон сытинцы идут, — кивнул Костик влево, — когда только плакаты успели нарисовать!
Люди, нахохлившиеся от холода, разворачивали сделанные на скорую руку транспаранты «Русского Пиночета на суд народа!», «Петя, уходи!» В другом месте попались либералы, которых можно было распознать по лозунгам «Не хотим Сытина!», «Долой олигархов!», «Петр, не сдавайся!»
Всего минут за сорок Костику удалось домчать Виктора до «Парка культуры».
— Дальше сам... Стрельцов говорит, тебе повезло, так сказать, окажешься в самом эпицентре событий. Так что держись! Удача не помешает. Действуешь по своему усмотрению. При необходимости сам найдешь способ связаться... Ни пуха...
Виктор позвонил Абдуллаеву.
— Где ты? Стой там. Сейчас тебя встретит Мухтар. Жди.

Пришел Мухтар и еще пятнадцать минут водил его, запутывая следы, пока наконец не подвел к одиннадцатиэтажке, расположенной в глубине жилого массива, в стороне от набережной.
Абдуллаева нельзя было узнать. Он был напряжен, сухой взгляд и слегка порозовевшие щеки подсказывали, что внутри него — комок нервов. Создавалось впечатление, что он здесь не главный: говорил негромко, как будто боясь кого-то потревожить.
— Ну, здравствуй, Виктор! — он быстро схватил Виктора за руку, не отпуская ее, быстро затащил его в комнату напротив и сразу же закрыл за собой дверь.
— Хвоста не было? — Последний вопрос был адресован уже Мухтару.
— Нэт, нэт, все чисто! — ответил сопровождавший Виктора кавказец.
— Как добрался? — Во взгляде Абдуллаева читалось недоверие, даже сомнение. К этому времени он уже знал, что Волин остановил движение поездов в метро.
— На перекладных, Василий Магомедович. Три попутки сменил, метро же не работает. Улицы забиты разным народом, противники, сторонники... еле прорвался.
— Ну и как народ, идет?
— Идет, но пока еще негусто. На улице вон какая холодрыга! А что здесь у нас, штаб?
— Штаб, штаб. Но об этом потом...
В комнате, кроме четверых крепышей-кавказцев во главе с Мухтаром, никого не было, не слышалось суеты и из других комнат. На штаб это походило очень мало. Вдруг из глубины квартиры послышался хлесткий окрик:
— Василий!
Абдуллаев чуть не подпрыгнул, круто развернулся, резво открыл дверь и с неожиданной для него прытью помчался по коридору. Настоящий штаб, вероятно, располагался там, а Абдуллаев со своей командой явно был на подхвате. Дверь осталась приоткрытой, и до Виктора доносились отголоски чьих-то резких слов, извинительная интонация Абдуллаева. Минут через пять он вернулся. Уши его горели, как будто ему там, в дальней комнате, только что их надрали. Однако, входя в комнату, он собрался, сдвинул брови и отвел Виктора в смежную комнату, чтобы ввести в курс дела.
— Оружием владеешь? — начал он с неожиданного вопроса.
Виктор вздрогнул и бросил вопросительный взгляд на шефа. Неужели Абдуллаев тянет его на мокрое дело…
— Владею, конечно. Десантные войска все-таки, старший сержант… горячие точки.
— Хорошо... Хорошо! Может, и не понадобится, а может, и понадобится... Всех деталей я пока тебе раскрыть не могу. Могу только сказать — теперь все будет как раньше, до Волина. А нас с тобой в герои запишут. Если все обойдется, высоко поднимешься. Даже представить себе не можешь, как высоко. Да! Пошли жене смс, что срочно уезжаешь в командировку, а сотовый сдай Мухтару.
Виктор ожидал большей ясности, но она до конца дня так и не появилась. После вкусного обеда, который Мухтар и его человек принесли, видимо, из ближайшего грузинского ресторана, остаток дня они посвятили военно-технической подготовке — мерили бронежилеты, чистили оружие, импровизировали стрельбу, щелкая курками пистолетов, кувыркаясь по полу и прячась за мебель, а потом, убрав стол и стулья, стали тренировать навыки рукопашного боя. Однако после того, как Абдуллаева опять вызвал неизвестный из дальней комнаты, он приказал прекратить тренировку: «Шумим сильно... Кончили!» Наступило время вынужденного отдыха. Виктор сел в свое кресло и уставился в окно, пытаясь сделать рекогносцировку местности. Он понимал, что в дальней комнате находится кто-то, связанный с лжеСытиным, и ему хотелось каким-нибудь образом передать эту информацию Волину. Но как?

В лагере Волина тем временем царило деловое напряжение. Всем было ясно, что представление с появлением президента — чей-то хитро спланированный фарс. Но этого было недостаточно. Народу требовалось предъявить бесспорные доказательства, и счет шел на часы. К счастью, Бог послал мороз на московскую землю и дал Волину время. Начатый с самого раннего утра поиск информации о подставном лице увенчался успехом — Суворов только что положил на стол Волину три папки с досье на сытинских двойников.
Досье было составлено скрупулезно, оно создавало полное представление о человеке, о его происхождении, навыках, профессии и, самое главное, — о степени похожести на президента. В результате у Волина появилось твердое убеждение — на роль президента непременно должны были поставить Спесивцева.
— Иннокентий Константинович Спесивцев, артистическое прозвище Мистер Икс, — прочитал Волин вслух и, подняв глаза на Суворова, спросил: — Как вам удалось так быстро все это раздобыть?
— Петр Алексеевич, в другое время… расскажу во всех подробностях. Это ведь не все. Мы выяснили, где проживает мать этого Спесивцева. Слава богу, жива старушка! Что-то мне подсказывает, она все и решит. Разрешите мне прямо сейчас отправиться в Тобольск. Самолет к вылету готов.
— Действуйте, Сергей Максимович!

Клавдия Тимофеевна Спесивцева с тех пор, как рассталась с сыном, а особенно после того, как исчез Сытин, а заодно с ним и ее Кеша, с экрана телевизора, сильно сдала. Она возненавидела телевидение и еще больше замкнулась. Возраст и бесконечная печаль о сыне ее сильно состарили — она высохла, уменьшилась, съежилась, лицо покрылось морщинами. Жизнь для нее перестала иметь смысл. Единственное, что держало восьмидесятилетнюю женщину, так это ее сумасшедшее упрямство — она до сих пор верила, что сын жив, и она обязательно его увидит. Ее глаза светились странным блеском, говорившем скорее о твердости духа, нежели о потере рассудка. Когда она шла к церкви, люди, встречавшиеся ей по пути, всегда заглядывались на нее, впечатленные выражением ее лица.
Церковь стала ее прибежищем. Когда она, потеряв последнюю надежду, впервые в жизни на старости лет пришла в церковь, батюшка встретил ее профессиональным пониманием и сочувствием, как встречает опытный дантист измученного зубной болью пациента, и сразу пообещал, что легко, с божьей помощью, вылечит ее от душевной муки. Время от времени поглаживая одним движением бороду, крест и свой выпуклый живот, он выслушал ее тоску, поукорял за то, что она не приходила к ним до сих пор, и сказал, что мир в душу придет, когда она научится креститься, молить Бога и приносить Ему подаяния. Узнав на исповеди, что у нее очень приличная по российским меркам пенсия, батюшка сказал: «Вот-вот, мольбы и подаяния… Господь сказал: “Молись и да отверзнется тебе, подавай и да даждется тебе!”» — и трижды перекрестился.
Она превратилась в настоящую прихожанку, научилась читать молитвы, ставить свечки, креститься и кланяться иконам. Но главное, что ее манило каждый раз к церкви, — это благосклонный лик Христа и спокойная уверенность Его матери, которые каждый раз после бесконечных молитв словно убеждали ее, что придет и ее час, что сбудутся и ее мольбы. Вот так она и жила долгие, долгие дни: от дома к церкви, от церкви к дому, к Кеше, — поговорить, поделиться верой, пообещать, что дождется.
Она ни разу не предала их любовь, ни на миг не забыла сына, каждый божий день разговаривая с ним и делясь скудными событиями своей жизни. На стене в ее доме висел большой портрет Кеши, и если какие-то случайные люди оказывались в ее доме, они чаще всего уходили оттуда с убеждением, что старуха, эта фанатка Сытина, выжила из ума — какой нормальный человек станет вешать у себя дома огромный портрет президента. Их реакции она значения не придавала, зато сама любила по вечерам, налив по чашке чая себе и своему Кеше, усаживаться за стол напротив портрета и подолгу вести с ним «мамкины» разговоры.

Суворов прилетел в Тобольск уже поздней ночью, поэтому решил наведаться к госпоже Спесивцевой рано утром, рассчитывая на то, что старики долго не спят.
Она была уже на ногах, когда в дверь позвонили. Сначала, услышав звонок, решила, что ей показалось. После второго звонка поспешила к двери, но по пути заглянула в ванную проверить, не оставила ли там случайно открытым кран и, может быть, залила соседей внизу. Раздался, наконец, и третий звонок.
— Иду, иду... Кто там? — сколько было сил крикнула старушка.
Из-за двери раздался незнакомый мужской голос.
— Клавдия Тимофеевна, здравствуйте! У меня для вас известие!
У несчастной женщины задрожали руки. Она протянула их к замку. Сердце неистово колотилось, пальцы никак не могли отыскать торчащий в замке ключ.
— Что такое? Что-то с Кешей? Что случилось?
Еще несколько секунд она возилась с ключом, пока, наконец, не отперла злополучную дверь.
На пороге стоял крепкий мужчина лет пятидесяти, с добрым лицом и букетом цветов. Цветы Суворов взял специально, предполагая, что если женщина увидит букет, вряд ли подумает, что незнакомый человек пришел к ней с плохими новостями.
— У меня для вас, Клавдия Тимофеевна, добрая весть. Ваш сын жив-здоров, с ним все в порядке.
При этих словах у бедной женщины подкосились ноги. Она вдруг осела, теряя сознание. Суворов успел вовремя — в один прыжок подскочил к ней, подхватил легонькое тело на руки, вбежал в комнату, уложил на диван... Через минуту, ощутив на голове прохладу от мокрого полотенца, старушка пришла в себя и, напрочь забыв, что она только минуту назад открывала дверь, испуганно уставилась на незнакомого мужчину.
— Кто вы? Что вы тут делаете?
— Ну вот, вам уже получше... Не бойтесь, Клавдия Тимофеевна, я хороший человек и с доброй вестью о вашем сыне. Но сначала скажите мне, где у вас капли для сердца?
От капель ей стало лучше. Она порывалась встать, но Суворов настоял, чтобы она еще немного полежала, припугнув тем, что не станет ей рассказывать о сыне, если она не послушается. Наконец пришло время Суворову представиться и объяснить какая причина привела его в этот ранний час к ней в гости.
— Меня зовут Сергей Суворов, но для вас Сережа. Я у вас по приказу временно исполняющего обязанности президента Петра Алексеевича Волина. А послал он меня для того, чтобы я рассказал правду о вашем сыне и попросил совета в связи с одной драматической ситуацией, от которой зависит будущее всей страны.
Клавдия Тимофееевна стоически выслушала рассказ Суворова о сыне, не проронив ни слезинки. И только когда он принялся рассказывать о коварном замысле неизвестного злодея и роли в этом замысле ее Кеши, она опять заметно заволновалась, теребя в руках влажное полотенце, и, в конце концов, не выдержала, перебила:
— Я должна ехать в Москву! Я... Сейчас же — сейчас же! — сяду в поезд и поеду в Москву! Я ему скажу, чтобы он немедленно ушел от этого человека и возвратился домой. Я ему скажу, он меня послушает!
— Клавдия Тимофеевна... Может быть, вы и правы, но я хотел бы вас предупредить. У нас нет стопроцентной уверенности, что это именно он. А вы как считаете, вы смогли бы его сейчас узнать? Это очень важно для нас... и, конечно, для вас... Хотя честно скажу, я не уверен, стоит ли вам ехать. Вы себя неважно чувствуете, а это очень серьезное испытание для вашего сердца... Вы выдержите?
— Я, Сереженька, теперь все выдержу. У меня, знаете, какая сейчас сила? Я сейчас могу прийти и так надавать по башке этому негодяю... Прости меня, Господи! Вот что я могу? А Кешеньку своего я узнаю из миллиона одинаковых людей. Поэтому я немедленно еду! И не отговаривайте меня… Вот только надо узнать, во сколько поезд на Москву и вещички собрать в дорогу...
— Нет, Клавдия Тимофеевна, поезда ждать не будем. Вы полетите на моем самолете. У него нет расписания. Вылетим, когда захотим. Так что соберитесь спокойно. Когда будете готовы, тогда и полетим, хоть через час...