Прокопенко, Русь и крокодилы

Я довольно часто просматриваю передачи канала рен тв. Конечно в большей мере в этих гипотезах и прочих, больше измышлений и фантазий, не на чем не основанных, или на фактах, истолкованных не совсем верно, но иногда авторы выкапывают что-то стоящее внимания и осмысления.

Передача Прокопенко о крокодилах в средней России показалась мне достойной внимания. Первое мое произведение, опубликованное на Проза РУ: новеллы – «То чего я не знаю», которое писалось в течение трех лет с семнадцатого по двадцатый год, вызвавшее за время написания интерес всего ста с небольшим читателей (я по дурости душевной просто добавлял очередную главу, состоящую из нескольких новелл к предыдущим главам), в какой-то мере пересекается  с гипотезой Прокопенко.

Да, Петр не строил Питер, просто, когда вода спала, он его откопал. Да, вся Западная Сибирь до Алтая покрыта мощным слоем ила. Да, именно в то время начался малый ледниковый период.

Предлагаю мою версию  событий не такой уж и далекой старины – одну из новелл сборника «То чего я не знаю». Кстати, она была изложена значительно раньше, чем вышла передача Прокопенко.

Я лежал на кровати и вспоминал то, что вызывало во мне «и грусть и радость и печаль» и еще много не ясных и не осознанных чувств.
 
Лето 6819 от сотворения Мира или 1311 год от Рождества Христова начиналось не слишком удачно. На земле Великого Союза царили разброд и шатания. Рюриковичи продолжали истреблять друг друга на северо-западе. Род Чингиза усилиями Тохты был вытеснен и почти уничтожен полукровками и инородцами на юге и юго-востоке. Восточные улусы теряли свое влияние в Государстве. Не стало единой Веры, и единение страны в очередной раз уходило в прошлое.
 Однако немногочисленный наряд, определенный под мое начало Игуменом монастыря на Каменном острове рассуждал о Великом и Вечном мало. Не было на это ни желания, ни времени. Приближалась зима – время не войн, а лова.
 Монастырское, и не только монастырское богатство прирастало в наших краях в большой степени за счет добычи пушного зверя. Наряды уходили в разные концы Земли Новгородской, чтобы весной, когда сойдет лед на реках, возвратиться с множеством ценных шкурок: лисьих, соболиных,  куниц и белок.
 Наша делянка находилась далеко на востоке, поэтому, сразу после заутрени, получив благословение настоятеля мы и еще несколько нарядов , с которыми было по пути, загрузились в заранее снаряженные ладьи установили паруса и взяли направление к южному берегу озера, к истоку Сухоны.
Путь до Устюга, налаженный с древних времен, по руслу медленно текущей   реки, да под парусами, никаких сложностей не составил. Только на Пороге в нижнем течении пришлось потрудиться, но с Божьей помощью и здесь все прошло благополучно. 
Через неделю с небольшим подошли к пристани Михайло Архангельского монастыря, главный храм которого, красавец о пяти куполах, срубленный из желтой и рудовой сосны возвышался на высоком левом берегу Сухоны .
 Настоятель принял нас в своих палатах, расположенных чуть ниже по течению реки. Встретил ласково, но выглядел озабоченным и уставшим.
-  Смутные времена наступают на земле нашей – Рассказывал Игумен Михаил после трапезы, - в Городе нет согласия, Князь Василий Константинович уже почти не властен в нашей стороне, Воевода склоняется к Твери, но и Юрий Московский имеет своих приспешников. Новгородские посланцы тоже не остаются в стороне, мутят воду. Вся надежда на то, что зима подступает, дорог путных  к нам не будет и война, по крайней мере, на время, отложится, а то ведь пожгут ироды и город, и монастырь. Вы вот еще выручаете, небольшие дружины , но все же воины, сдерживаете своим присутствием окаянных. А как уйдете дальше на лов, надежда только на Бога, да на плохую погоду.
Когда дружинники разошлись, и мы с настоятелем остались одни, Михаил по старой нашей дружбе совсем разоткровенничался – Знаешь Александр, война - дело привычное, не в первый не в последний раз, только нынче все иначе похоже будет.
Местные язычники людей пугают, будь-то Страфиль-птица скоро- скоро над нами пролетит. Я конечно во всех этих чудных птиц не верю, но аборигены с природой в ладу живут и редко ошибаются, если что-то страшное грозит.
 Тохта стареет, войска под Узбека определил, а тот с проповедниками магометанами в большой дружбе.
Юрий Московский Узбеку уже сейчас большие дары шлет, вера у Даниилыча не прочная, и склонен он к мусульманским обычаям.
 Баян с Мангытаем, как кошка с собакой, хотя и родные по отцу братья. Мангытай тоже предпочитает мусульманскую веру. Так что ты смотри, повнимательнее, хотя твоя делянка и в глухом углу, но как раз на пересечении всех интересов, как говорили предки, на семи ветрах у семи дорог, и всяко может быть.
Неделю мы пробыли в Устюге, пополняли запасы, готовили ладью к трудному походу. Дружины здесь разделялись. Кто-то направлялся вниз по Двине, и далее в верховья Вычегды и ее притоков, два судна поднимались по Лузе, а наш путь в верховья Юга и в случае чего, надежда только на самих себя.
Ладья в отличие от струга не оснащена веслами, кормить огромную команду гребцов на зимовках не сподручно, вся команда - одиннадцать человек, включая зуйка. Идти приходится под парусами, поэтому нужно добраться до Никольского скита, пока ветер попутный.
Расстояние до скита значительно меньшее, чем мы прошли по Сухоне, но на  то, чтобы добраться до него требуется более трех недель. Скит в это время уже не обитаем.
 Летом обычно здесь живут несколько монахов из Устюга, проповедующие Христианскую веру местным жителям. Верстах в десяти вверх по реке расположено небольшое поселение. Живущие в нем несколько десятков человек называют себя меря, хотя этот народец в основной массе обитает несколько южнее.
От скита до зимовья, которое построено на берегу небольшого  озерка в одной из излучин реки, где она меняет направление с южного на север, добираться приходится на двух баркасах на веслах, так как берега здесь настолько круты и высоки, что парус практически бесполезен.
 Наше зимовье – изба, состоящая из двух горниц, и кухни, где хозяйствует зуек, амбар для хранения продуктов и добываемых шкурок, а также баня.
Лов - это занятие для настоящих мужчин. Здесь кто кого перехитрит, ты зверя, или он тебя. Ни в коем случае нельзя повредить ценную  шкурку, иначе она теряет в цене втрое, а то и в пятеро. Свободные ловцы, а их в нашей дружине четверо, уходят за зверем далеко и надолго. Бьют его из лука обязательно в глаз. Остальные пользуются силками и капканами, расставляя их, каждый на своей территории.
Когда дружинники возвращаются с лова – баня самое милое дело, поэтому зуек протапливает ее постоянно, ближе к вечеру. Вообще работы у Митьки хватает: кроме бани и еду приготовить, и рыбы в озере наловить, благо ее немеренно, и зайца или кабанчика подстрелить, и в избе прибраться. Как он только справляется, непонятно.

Мы с монахом Сергием занимаемся свободным творчеством, то есть, определяем новые места для лова, исходя из направлений миграции зверя, строим временные жилища – либо землянки, используя естественный рельеф местности, благо оврагов сходящих к реке не счесть, либо добротные шалаши, чтобы ловцы имели возможность укрыться во время метели, или на ночь.
Сергий на все руки мастер - и в ратном деле силен, что с мечом, что с копьем, что с булавой обращается играючи. Топор для него и как оружие и как инструмент – одинаково. Много странствовал мужик, прежде чем прибился к монастырю, много интересного знает и сказывает о своих путешествиях – заслушаешься.

Я ни как не мог забыть о предостережении Игумена Михаила и как-то во время ночевки в только что восстановленной землянке, поудобнее устроившись после ужина на толстом слое лапника, у тлеющих огромных стволов спросил – Сергий, а что ты знаешь о Страфиль-птице? Монах трижды перекрестился, потом некоторое время молчал, я уже было подумал, что он ничего не ответит, но Сергий еще раз перекрестившись, как-то задумчиво произнес – Много чудных  птиц время от времени летает над землями нашими, есть птицы-звери, есть птицы- люди, есть птицы-оборотни, бывает поют  так, что можно ума лишиться, потерять и волю и душу, а бывает забудешься так, что годы пройдут, как один миг. Есть вещие птицы, все знающие о прошлом, настоящем и будущем, но не дай Бог, если проснется Страфиль-птица. Ее никто не видел, по крайней мере, тот, кто видел поведать об этом никому никогда не смог.
 Это энергия Мира, Александр, энергия, находящаяся до поры до времени запертой в своих чертогах, но если она освободится от пут, мало не покажется. Вздыбится море, содрогнется суша, и объединятся они в своем единстве и в своем противоречии. Последний раз по преданиям это случилось много времен назад, еще до рождества Христова, и были разрушены многие города, и скрылись под водой и глиной леса, и погибли многие звери и люди. Монах еще раз перекрестился, а потом замолчав не надолго, вдруг спросил – А почему тебя вдруг эта птица заинтересовала? Я то же перекрестившись, ответил – Нехорошие слухи ходят Сергий, очень нехорошие, надо бы собрать дружину, да затащить баркасы от реки повыше, береженого Бог бережет.
Я и Сергий возвращались в свою зимовку. При полном безветрии, довольно сильный мороз почти не чувствовался. Шли мы медленно, не смотря на снегоступы, ноги глубоко погружались в мягкий, недавно выпавший снег. Дружинники, проверяющие по маршруту свои силки и капканы, обычно используют лыжи, поэтому двигаются значительно быстрее, но нам и свободным ловцам, часто попадающим в глубокие девственные снега снегоступы сподручнее и надежнее.
 Как не странно полной тишины, какая бывает обычно днем в такую погоду, не было. То справа, то слева слышался шум идущего, так же, как и мы к югу , зверя. Пару раз на нас выскакивали кабанчики, резко сворачивали в сторону и продолжали свой путь дальше. В воздухе взволнованно гомонили птицы, но самым странным было то, что над нами пролетело сразу несколько сов, которых в дневное время выбраться из укрытий могла заставить только крайняя необходимость. На снегу было множество следов – и соболь и лоси, кабаны и лисы стремились к югу. Наш путь пересекли, почти параллельно, следы большой волчьей стаи, но это не было похоже на охоту, это было бегство.
Мы невольно ускоряли шаг, на душе становилось все тревожнее. К вечеру подошли к реке. Спустившись по оврагу на лед, прошли против течения около версты туда, где на противоположном берегу должны были стоять баркасы. На дне оврага баркасов не было, зато присутствовали следы волочения и множества человеческих ног, устремленных к вершине, куда мы спешно и направились.
 Увиденная картина, впечатлила настолько, что монах стоял долгое время, открыв рот, а я, усевшись на снегу, ничего не понимая, решал, как вести себя дальше.
 Люди из соседнего поселения и стар и млад, включая женщин, дружно, с помощью веревок, волокли наш баркас к самой высокой точке берега. Второй баркас уже находился там.
Не сразу, но все-таки среди множества меря я различил несколько своих дружинников. Подбежал, заметивший нас первым, зуек Митька – Здравствуй Воевода, тебя не было, а тут меря пришли, их шаман говорит: большая вода будет, надо баркасы на верх поднимать, сказали, помогут, но просили с нами остаться на время большой воды.
 Не только меря решили остаться с нами, окрестные леса кишели зверьем и птицей, что куда не плюнь, в кого-то попадешь. Постепенно возвращались ловцы с дальних делянок, не заметить, что происходит что-то странное, было невозможно.
 Я приказал набрать все имеющиеся емкости водой из озера и переправить воду , еду, дрова и прочие необходимые вещи к баркасам, спрятанным от ветра в одной из неглубоких расщелин на верху. Ее и еще одну, соседнюю перекрывали стволами вековых сосен. Шустрый Митька умудрился даже добытые шкурки переправить на баркасы.
 Все работали не жалея сил, не чувствуя усталости, знали, что жизнь человеческая в нашем не предсказуемом мире иногда зависит от мелочей, а по большому – на все воля Божья.
Работы продолжались несколько дней. Не знаю, какое человеческое чувство проснулось во мне, но когда подготовка подходила к концу, я понял – да это время пришло, это будет именно сегодня. Стемнело. Все замерло в ожидании чего-то неведомого, даже звери и птицы в окружающих нас лесах затихли.
 Я вышел из укрытия. Около костра сидел шаман меря, сжав в руках бесполезный бубен, устремив пронизывающий взгляд во внутрь огня.
Я присел рядом, поздоровался. Маска оторвал взгляд от костра – Здравствуй Александр, спасибо, что не отказал в крове, здесь самое высокое место, я думаю, большая вода не достанет, а наше селение значительно ниже. - Что случилось, Маска? – спросил я. Шаман некоторое время смотрел в огонь, потом с видимым трудом оторвал взгляд – Бог Неба разгневался на нас, он бросил на землю огромный камень, который упадет в эту ночь в воды студеного моря. Земля задрожит и стужа приблизится к нам, огромная волна смоет всю землю до Земного Пояса по эту сторону Большого Камня, до Алтая и Саяна по ту его сторону. Частично затопит берега Янтарного моря, но туда вода придет через Ладогу, а не с самого моря. За Земным Поясом, южнее волна большого вреда не принесет, но на реках взломается лед, и они выйдут из берегов сильнее, чем во время весенних паводков.
 Я смотрел на звездное небо, вслушивался в тишину, не верилось, что все это неожиданно прервется. - Слушай Маска, - спросил  я с некоторой иронией - Мы с тобой молимся разным Богам, на вас ваш Бог неба обозлился, а мы-то здесь причем? Шаман усмехнулся – Александр, мы с тобой давно знаем друг друга, сейчас я слышу лукавство в словах. Ты умный человек и не можешь не понимать, что как Бога Неба не называй, какие свойства и способности ему не приписывай, он один для всех, непонятный для нашего разума, не объяснимый нашими языками, существующий везде и во всем. Даже помощники его, в разных верах зовутся по разному, но отвечают за одно и тоже – кто за землю, кто за воду, кто за свет или за тьму. Нас всех наказывает единый Бог, не Бог людей, а Всевышний всего сущего.
Маска замолчал и долго смотрел в небо против Северной звезды Седавы – Воевода, посмотри вон на ту звездочку рядом с  Треугольником, чуть правее самой яркой его Звезды. Еще совсем недавно ее там не было. Это то, чего нам всем не хотелось бы видеть.
 Как завороженные, мы с шаманом наблюдали за звездочкой – она явно становилась все крупнее и ярче. Часа три мы сидели у костра, временами подбрасывая в огонь свежие ветки. За это время перебросились всего несколькими, ничего не значащими фразами. Еще недавно маленькая, еле заметная звездочка превратилась в огромную, самую яркую Звезду, которая находилась уже прямо над нами.
Вы когда-нибудь видели огромную горящую падающую гору? Маска и я видели. Она падала на землю почти вертикально, далеко-далеко от нас на северо-востоке. Когда она упала, сначала был звук, который услышали даже мы, не смотря на то, что между нами и местом падения расстояние было больше, чем тысяча верст.
 Потом мы почувствовали дрожь Земли, это было нечто подобное тому, когда ударят, а ты почему-либо не можешь дать сдачи, весь наливаешься немыслимой злостью, все тело вибрирует, готовое выплеснуться за пределы самого себя. Кроме того, мне показалось, что планета несколько провернулась относительно звездного небосвода на северо-восток.
 Потом был свет, точнее разноцветные сполохи света, окрасившие почти весь небосвод. - Вот это да, - раздалось сзади. Я оглянулся, за моим плечом, разинув рот и вытаращив глаза, стоял Митька. Потихоньку из укрытий выбирались и остальные. - Страшно, но очень красиво, - прервал всеобщее молчание Сергий.
Я повернулся лицом к людям – Мы сделали все возможное, чтобы выжить, теперь будем уповать на Господа нашего, чтобы все закончилось для нас хорошо. Молитесь други мои, молитесь.
Когда рассвело, отдав необходимые распоряжения о работах, которые еще было необходимо выполнить, а точнее чтобы занять людей делом, я спустился к реке. Пока ничего не предвещало подъема воды в русле.               – Может быть, повезло, и этот небесный камень упал на какой-либо остров и никакой волны не будет? - подумал я, но знал – Будет, обязательно будет, независимо от того, куда упала огненная гора, в море или на сушу. Этот резкий сдвиг к северо-востоку, который почувствовал не только я, обязательно должен привести к тому, что море накатится на сушу. Однако, нам не достанется и половины, что предстоит испытать тем, кто за Большим Камнем. Волна от него отразится, подъем воды будет значительно больше, храни их всех Господь.
Ветер стал усиливаться, я не стал испытывать судьбу, дожидаться большой воды на дне оврага и медленно стал подниматься к его вершине. Почти достигнув ее, вместе с усиливающимся завыванием северо-восточного ветра я различил приближающееся звучание воды, похожее на то, которое бывает, когда она низвергается с большой высоты. Я укрылся в небольшой расщелине и стал ждать.
Повторяя Сергию, скажу – это было страшно, но это было красиво. Вода с огромной скоростью стеной наступала от горизонта до горизонта.
Только в версте от меня ее высоты не хватило, чтобы затопить всю землю, и она с ревом понеслась по руслу, ворочая огромные деревья и камни, временами выплескиваясь за его пределы.
Но то что я увидел далее, поразило еще больше: над пенящимся гребнем волны, не подвластная ни воде ни ветру парила стройная женщина - миндалевидные зеленые глаза, темные волосы, смуглая кожа, стройная фигура, облаченная в полупрозрачные светлые шелка, и пела. Как она пела. Ее звучание, то поднималось до неимоверных высот, то опускалось настолько, что ни один мужской голос не мог с ней соперничать.
Иногда ее пение уже не слышалось, а ощущалось каждой частицей тела, мозг отказывался служить. Я ринулся к этой женщине, я желал парить вместе с ней над этими мутными водами.
Стрела была послана по ветру, поэтому летела быстро, очень быстро, но женщина оказалась проворнее. Вместо того, чтобы пробить грудь девы, стрела вошла в бедро.
 И тут сказка стала былью, женщина превратилась в птицу, очень похожую на огромного, разноцветного петуха, но с изящным станом и человеческим лицом.
Уже не пение , а какой-то мерзкий крик вырвался из ее горла. Птица устремилась вверх и скрылась за облаками. Спасителем был монах Сергий, который, беспокоясь о моем долгом отсутствии, пошел на поиски и прятался от бури в соседней расщелине.