Фонарик со стеклянной дверцей

Новое прочтение сказки "Девочка со спичками"


В этот холодный зимний вечер все люди на улице были согреты ожиданием праздника. Толстые дамы в чепцах с самым что ни на есть важным видом выходили из лавок с аккуратными пестрыми кульками в одной руке и властно командовали своими мужьями, долговязыми и худыми, как жерди, с иссохшимися и пожелтевшими от неудачного супружества лицами. Их лица выражали покорную скорбь, но в то же время и плохо скрываемое раздражение. Эта внутренняя эмоциональная борьба не мешала старичкам тащить другие цветастые кульки и коробки, купленные женой. Свое недовольство негласно воцарившимся в семье матриархатом они вымещали на торговцах елками, подгоняя их сварливыми криками «быстрее, быстрее!», «да аккуратнее ты ставь, дурья башка!», когда расторопные служащие доносили елку до новенького, полированного автомобиля.

На оживленной мостовой сновали пары – пожилые и молодые, совсем юные девушки и парни, множество детей. Они шумели, подъезжая к магазинам на автомобилях или проносясь в санях и безлично поздравляя всю улицу с наступающим Рождеством. Был сочельник.

Эта улочка была, пожалуй, как ни одна другая связана с праздником. В каждом окне ее двухэтажных домов горели подсвеченные гирляндами витрины, из которых на вас смотрели шерстяные джемперы, плюшевые игрушки и подсвечники, запеченные индейки и горы конфет, подарочная упаковка.  Конец улицы гордо украшала высокая ель, наряженная стеклянными шарами, бусами, шелковыми бантами, леденцами и прочими игрушками красно-золотых цветов. Елка была главным объектом внимания всех детей, чьи родители отправились за покупками. Пока мать докупала все к рождественскому столу, дети водили дружные хороводы, но чаще – играли в снежки и лепили большие семьи снеговиков и снежных баб вокруг елки.

На фоне счастливых лиц, замирающих от восторга при мысли о рождественских угощениях и подарках, одно лицо казалось безучастным и от этого вызывающе неприятным в предпраздничном ажиотаже. В самом начале улицы перед витриной со столовым сервизом к стене жалась маленькая девочка. Зима выдалась не самой суровой, но и позиций своих не сдавала – она морозила, снежила и напускала пургу. Девочка была одета совсем не по погоде: хлопковые темно-зеленые чулочки с дырками размером со взрослый кулак, бархатное платье, которое было ей в пору несколько лет назад, осеннее пальто и легкие сапожки. Ни шапки, не шарфа на ней не было. Она стояла одна как будто потерянная, с отсутствующим выражением лица. Казалось, она то ли не понимает, почему такими довольными выглядят прохожие, то ли не может выразить своих эмоций, потому что лицо ее закоченело от холода. Ее кожа была не румяной от мороза, как у других детей, и даже не белой, а скорее фиолетово-синей, так кровь отлила от ее щек. В ее руке горела спичка: одна рука держала огонек, а другая пыталась согреть над ним онемевшие пальцы.

Девочка заглядывала в витрины и наблюдала за тем, как люди делают покупки.  Вот дама в одном магазине покупает сразу восемь подсвечников, а мужчина – совочек для камина. Вот молоденькая девушка примеряет коротенькую, но очень модную шубку. А вот мальчик со слезами на глазах уговаривает отца купить ему плюшевую овечку. В витрине ювелирной лавки она разглядела интересную пару: девушка с огненно-рыжими волосами, тоненьким вздернутым носом и выразительными глазами прижималась щекой к плечу своего спутника и жалобно, но скромно заглядывала ему в глаза. Как будто голодная кошка, которая страдает от невнимания хозяина, но слишком горда, чтобы требовать то, что ей причитается, поэтому лишь смотрит на него снизу-вверх немного огорченно и укоризненно – вот каким был взгляд этой девушки. Она попеременно показывала длинным холеным пальчиком то на один стенд с украшениями, то на другой, надевала кольца и вытягивала вперед руку, чтобы оценить, какое впечатление они могут произвести. Молодой человек смотрел на украшения безучастно, его взгляд перескакивал с одного стенда на другой. Ему было безнадежно скучно. Он вышел из лавки, закурил и, кинув беглый взгляд на свою спутницу через витрину, быстро зашагал прочь.

Ветер усилился. Он нес с собой огромные хлопья мокрого снега и бил в лицо, сбивал дыхание, обжигал нос и щеки. Снежинки собирались в волосах девочки и быстро таяли. Она чувствовала, как холод охватывает ее тело, но не сдавалась. Она зажигала одну спичку за другой, надеясь согреться, и не замечала, как стремительно пустеет ее единственный коробок.

Девочка медленно поднималась вверх по улице, попеременно останавливаясь то у одной, то у другой лавочки. На этот раз перед ней была кондитерская. На витрине стояли торты в яркой цветной глазури, пирожные и безе, леденцы разных форм и конфеты. Девочка лишь повела плечами: это зрелище ее трогало ничуть не больше подсвечников и совочков для камина.

Так она обошла около десятка витрин. Время шло к ночи, улица постепенно пустела, но девочка никуда не спешила. В этот сочельник ее никто и нигде не ждал. В памяти ребенка еще не до конца стерлось воспоминание о первом и таком счастливом праздновании Рождества. Ей было 4. В тот день она ходила с папой на базар и как глава праздничной процессии самостоятельно выбирала елку. Родители умилялись командному характеру крохи и позволяли принимать ей важные решения, такие, как выбор торта на бабушкин День рождения или платье, которое предстоит сегодня надеть. Потом они вместе с отцом наряжали елку, пекли с мамой пряничных человечков и грелись у камина. Папа и мама пропали из ее жизни. Все свое сознательное детство девочка прожила с бабушкой, и воспоминание о первом Рождестве было единственной связующей ниточкой между ней и родителями.

Бабушка девочки была простой и очень душевной старушкой. Она стойко переносила все удары судьбы, не обращала внимания на мелкие неурядицы, всегда пыталась найти что-то хорошее даже в самой скверной ситуации, а если все же не находила, то создавала это «хорошее» сама. Изо всех сил она старалась казаться внучке жизнерадостной, но, когда оставалась одна, часто тихо плакала. Она не причитала, не всхлипывала и не сотрясалась в рыданиях, только закрывала лицо руками и чувствовала, как крупные слезы спадают на юбку с ее морщинистых щек. Бабушка была старой, болезненной женщиной, и, как это бывает со старыми и болезненными женщинами, однажды умерла. С тех пор девочку никто нигде не ждал. И не только на Рождество.

Углубившись в воспоминания, девочка не заметила, как уже стояла перед другой витриной. Это была кулинария. На торжественном фарфоровом блюде с голубой каемкой здесь лежала жаренная индейка. Чувство голода подкралось незаметно и напомнило о себе неприятной резью в животе. Девочка резко отвернулась от витрины и достала еще одну спичку из коробка. Она дошла уже почти до самого конца улицы. Рядом с елкой была последняя лавка. Хоть в ней и продавалась домашняя утварь, которая не представляла для девочки никакого интереса, она все же любила смотреть в окна этого магазина. Все вещи в нем казались ей какими-то теплыми и домашними.

Улица совсем опустела и стихла. Не играли больше дети рядом с елкой и не водили хороводы. Почти все в это время уже садились за праздничный стол. Внезапно тишину разрезал звук колокольчика над дверью лавки, у которой стояла девочка – из нее выходила женщина и ее маленький сын. Она была высокой ухоженной шатенкой в темной шубе до колен и эффектных сапожках. Ярко-синие сапфиры гроздями свисали с ее ушей и выгодно подчеркивали цвет глаз. На ходу она любовалась только что купленными скатертями, мальчик же шел за ней и нес тщательно заклеенную и обернутую праздничной бумагой коробку. Ему на вид было не более десяти. Чертами лица он был похож на мать, но краски, должно быть, были отцовские. На нем была премилая бежевая дубленка, отороченная белым овчинным мехом и белая шерстяная шапочка. Мальчик трепетно прижимал коробку к груди и улыбался. Мать окликнула его: «Ну же, Роб, садись скорее в машину! Отпусти ты эту коробку, все равно ты не получишь подарок до завтрашнего утра!» Она переставляла покупки в багажнике машины, чтобы освободить в нем место для еще нескольких вещей, мальчик же стоял рядом и мечтательно смотрел на крупные падающие с неба снежинки. Он хотел вновь окинуть взглядом магазин, из которого только что вышел вместе с мамой, как заметил девочку, сиротливо стоящую у витрины. При одном взгляде на нее мальчику стало стыдно за свое беспечное счастье. Он никогда не знал, как это – быть одиноким и бедным, но родители часто рассказывали ему о невзгодах, которые приходится переживать менее удачливым людям, чтобы сын не рос уж слишком беспечным, или, того хуже, испорченным. Роб жил в хорошей семье: у него был папа, была мама, щенок Нокс, которого ему подарили на последний День рождения, много игрушек. Он любил и был любим. Что еще нужно ребенку для счастья? И он был счастлив, ценил тепло, которым окружает его любящая семья и по-детски глубоко сочувствовал тем, кто этого тепла лишен. Когда он, бывало, видел на улице нищих беззубых стариков, маленьких детей, вынужденных выпрашивать подаяние, бездомных собак и кошек, которым давали тумака сварливые бабки, все его маленькое сердечко сжималось от жалости и восставало во имя справедливости. Он отдавал бездомным всю свою мелочь без счета, мог зайти в магазин и купить свежие молочные сосиски специально для бездомного щенка, расположившегося на ночлег возле его дома и ввязывался в нешуточную драку с мальчишками, что палили из рогаток по воробьям и кошкам. Вот каким был Роб.

Теперь же перед Робом стояла девочка в коротких сапогах, без шапки и в чулках с дыркой во все колено. Цветом кожи она совсем слилась с синей стеной магазина, ее глаза остекленели и отражали все переполняющее это маленькое существо отчаянье. На его глазах девочка вытащила из кармана спичечный коробок и зажгла, должно быть, последнюю спичку, потому что положила картонную коробочку на снег и подожгла. Роб ощутил глубокую тоску. Ему казалось ужасной несправедливостью то, что некоторым детям, как ему, сказочно повезло, а кто-то с малых лет вынужден бродяжничать и выпрашивать себе кусок хлеба. Таким детям и думать не приходится о рождественских подарках… Он не знал, что ему сделать для незнакомки и решил, что может отдать ей все, что у него сейчас есть – ту самую коробку в праздничной обертке. Уж если его она сделала таким счастливым, то наверняка заставит и эту девочку хоть чуть-чуть улыбнуться! Ведь никто не должен быть таким несчастным в Рождество. К тому же кажется, что она давно не получала подарков.

Роб подбежал к девочке и улыбнулся. Она посмотрела на него отрешенно, не понимая, чего тот хочет. Мальчик быстро разорвал бумагу, раскрыл коробку и вытащил из нее новенький серебристый фонарь со стеклянными окошками и дверкой, резными украшениями и маленьким колечком сверху. В фонаре в специальном углублении стояла свечка. Он вытащил из кармашка своей овчинной дубленки спичечный коробок, зажег свечу и протянул фонарь девочке. При свете огня ее лицо перестало казаться таким мертвенно-бледным. Фонарь как будто отгонял от девочки страх надвигающейся ночи и обдавал жаром свечи. Она вложила все силы, что оставались в продрогшем и изможденном теле в то, чтобы улыбнуться. Улыбка получилась слабой, но настолько искренней и чистой, что мальчик, расставшись с фонарем, ощутил себя без него даже счастливее, чем когда только купил его и мечтал, как зажжет его в своей комнате и будет смотреть в темноте на пламя свечи через стеклянные окошки. Девочка сказала тихое «Спасибо…», и Роб почувствовал себя так, как будто получил лучший за всю свою жизнь рождественский подарок.

Мама и мальчик уехали, их машина скрылась темноте, и теперь кроме девочки и фонаря на всей улице не было ни души. Все лавочники уже давно разбрелись по домам, чтобы успеть к праздничному столу.

Фонарь светил ярко и грел руки, но освещал лишь небольшой участок пути. Девочка уже давно сошла с главной улицы и теперь шла к окраине города, шла наугад, не разбирая дороги, а воск в свече постепенно плавился и разливался по донышку фонаря. Все огни в окнах городских домов давно погасли, ведь стояла глубокая ночь. Метель усилилась, в лицо ей бил снег и колючий ветер, но девочка продолжала идти вперед. «Как хорошо, что огонек в фонаре за стеклянным окошком! Кажется, что он спокоен и храбр в эту темную ночь…» – подумала она.

Через два часа толстая добротная свеча превратилась в маленький огарочек, который вот-вот грозился потухнуть. Но тут на горизонте показался огонек. Девочка поспешила ему навстречу и разглядела вдалеке маленький аккуратный домик. Он стоял на отшибе, на большом отдалении от других домов, как будто желал тишины и уединения. Вокруг дома был разбит скромный сад. В темноте были лишь смутно видны его очертания, но девочка разглядела несколько заметенных снегом кустов и деревьев, укрытые клумбы цветов.

За окном домика, защищенная от неистовства зимы теплыми стенами и камином, на плече мужа рыдала женщина. Несколько лет назад они потеряли свою дочь – та умерла от редкой, неизвестной в то время болезни. Рождество было ее любимым праздником. Каждый год как в первый раз она с восторгом наряжала елку. У нее была своя коллекция рождественских ангелов – в белых, синих, красных и желтых платьицах. 24 декабря все они занимали свои места на ветках ели…

Девочка была уже в нескольких шагах от дома. «А вдруг здесь живут добрые люди?.. Они не прогонят меня в такую пургу, ведь сегодня Рождество…» Она была еще по-детски наивна и не утратила веры в людей. В свои 8 лет она уже столкнулась с жесткостью судьбы, но еще не знала жестокости человеческой, хотя подсознательно ее опасалась.

Когда девочка поднялась по ступенькам крыльца и собиралась постучать в дверь, свеча в фонаре погасла, как будто кто-то вдруг приоткрыл стеклянную дверку и задул огонек. Она сделала глубокий вдох, постаралась принять наиболее уверенный вид и постучала в дверь. «Да-да, войдите!» – послышалось из дома. Девочка открыла дверь и в нерешительности остановилась на пороге. Резкий порыв ветра хлопнул дверью так, что она ударилась снаружи о стену, и проник в комнату. Холодный ветер достиг женщины, которая все еще скрывала заплаканное лицо на плече своего мужа. Неловким движением она смахнула слезы рукавом и обернулась к тому месту, где должен был стоять их нежданный ночной гость. Лицо женщины исказилось, как от страшной судороги, когда она увидела девочку на пороге, и новый поток слез вырвался из ее глаз. Но эти слезы были несравнимы с теми, что она так беспечно стряхнула рукавом мгновение назад. То были слезы счастья.

Винсент был мужественным человеком. Смерть дочери была для него тяжелым ударом, но он не позволил себе опуститься и раствориться в отчаянье, ведь у него была жена, которая нуждалась в его поддержке. Все эти годы Рене была на грани помешательства. То и дело она узнавала в соседских детях свою дочь и кричала ему через всю улицу: «Посмотри, это же Сара!», чем до смерти пугала не только детей, но и их родителей. Винсент начал чувствовать на себе и жене косые взгляды соседей, был вынужден выслушивать издевки и мерзкие сплетни, даже стал находить в дверном проеме воткнутые ведьминским способом иголки. Спустя полгода неприятельской жизни с соседями он принял решение переехать. Их новый дом стоял на окраине и практически полностью лишал их возможности контакта со случайными прохожими. Он был уверен, что один вид детей вызывает в Рене тревожные состояния и старался оградить ее от переживаний насколько мог. Теперь же история повторилась. Девочка, стоящая на пороге их дома и впрямь напоминала Сару. Винсент оглядел ее критически: замерзшая, неумытая, в ужасных обносках блуждала она по городу поздней ночью. Разве так выглядит ребенок, которого холит и лелеет семья? Или, по крайней мере, воспитывает в традиционно-чопорной английской манере, когда все дети, вымытые, вылощенные и ухоженные, похожие на свежий персик, безукоризненно одеты, отвечают «да, сэр» и «прошу прощения, мэм» и ложатся спать ровно в девять после двух овсяных печений и стакана теплого молока. Нет, это девочка была никому не нужной, просто уличной сироткой, занесенной в их дом сильной пургой. Она нуждалась в тепле, заботе, она хотела, чтобы ее любили. В ее блеклых серо-зеленых глазах читалось, что она тоже умеет любить. «Что же это: просто совпадение или рождественский подарок судьбы?» – мысленно спросил себя Винсент. Иногда люди просто оказываются в нужное время в нужном месте…

Винсент стоял на том же месте и выглядел задумчивым. Мысли сумбурно сменяли друг друга в его голове, но вот он выпрямился, изменился в лице и принял выражение спокойствия, как будто принял решение. Рене все еще оторопело смотрела на девочку, стоявшую на пороге их дома. Он уже знал все, что сейчас скажет его жена, и в этот раз не стал ее останавливать.
– Дорогая, где же ты была?! Мы так долго тебя ждали!.. – воскликнули вместе муж и жена, обнимая продрогшую девочку.