Роман пятнадцатая глава

… Два с половиной  месяца, спустя, в середине апреля, когда весна не по времени была  уже в полном разгаре, свершилось одно событие, заставившего  деда Никифора Красновского то и дело напевать от радости, а его сына Владимира растрогало  до глубины души….
Воскресным утром в девять часов утра, Владимир  сидел  у окна, в маленькой столовой. Оба окна  были раскрыты настежь, и из сада, где солнце ласково пригревало первые почки и какие-то две птички дерзко перекликались  меж собою, веял  свежий чуть пряный весенний ветерок, временами  мягко и неслышно шевеливший  гардины.
 На белую скатерть еще  не сметенными хлебными крошками ложились  ослепительные лучи солнца, и высокие зайчики суетливо прыгали  на позолоте высоких чашек.
Ведущие в спальню двери  стояли распахнутыми, и оттуда чуть слышно доносился голос  деда Никифора, мурлыкавшего  себе под нос  смешную песенку:
                Он   предостойный человек,
                С розовым румянцем
                Он варит  суп, растит детей
                И пахнет галантерейным  глянцем …

Он тихонько раскачивая  колыбельку с зеленоватыми  шелковыми занавесочками,   почти вплотную  придвинутою к высокой кровати с пологом, на которой  лежала  Анастасия. 
И она и ее супруг, желая избежать излишней суеты, перебрались на время сюда  вниз.
 А отец и мать  Владимира,глядя на них, устроили себе спальню в третьей  комнате антрисолей, чтобы быть рядом  с новорожденной внучкой.
 Бабуля Юлиана, сейчас  хлопотала у стола, заваленного  кусками полотна и фланели, соображая,что и как пошьет….
Владимир почти не оглядывался  на открытые двери, до такой степени был  погружен в свое занятие.
С его лица не сходило  серьезное, почти страдальческое, но в то же время  и умиленное выражение...
Рот  его был полуоткрыт, на глаза время  от времени  набегали слезы.
Он,писал:"Сегодня  14 апреля 1990 года, утром в шесть часов, моя возлюбленная супруга Анастасия, урожденная Михальчук, с Господнего  соизволения благополучно разрешилась дочкой, которая  при  святом крещении будет наречена Кларой.
 Милостив был к ней Господь, хотя  доктор Грабов  и признал, что роды  наступили несколько преждевременно, да и до того не все с ней  обстояло благополучно. Страдания, которые перетерпели были жестокие.
Господи, Ты один  помогаешь нам во всех  бедах и злоключениях и внятно возвещаешь волю свою, дабы  мы,  убоявшись  Тебя, покорились  повелениям  и заветам Твоим. Господи, блюди  нас в этой земной  жизни…"
Еще ниже он начертал на имя своей  новорожденной  дочери:  "Веди ее  по пути своему Господи! Даруй ей  чистое сердце, дабы она, когда пробьет ее час, вступила в обитель Вечного блаженства"...
 Знаю, сколь  трудно всем сердцем веровать, что сладчайший  Иисус есть достояние наше. Ибо слабо  земное  ничтожное  сердце наше. Его перо  писало о благодатном источнике, освежающем  усталого путника. Тут послышался тоненький звон, от висевших на стене часов, которые и прозвонили десять.
Владимир все сложил в шкаф и пошел в спальню к жене. Стены спальни  были  украшены обоями с крупными цветами и под них были подобраны  и сделаны занавески. Казалось, что миром и отдохновением от недавно пережитого страха и мук  веял воздух этой комнаты, слегка нагретой и пропитанной лекарством. Сквозь  закрытые шторы едва  пробивался  свет.  Дед Никифор и бабуля Юлиана стояли, склонившись над колыбелью, погруженные в созерцание спящего ребенка…