Сказка о туманном городе. Глава V. В гроте

Они шли к горе в молчании. Старый лис и маленький рыцарь. От посторонних глаз, друг от друга и от себя самих их скрывал туман, и тем не менее, оба знали, что они идут рядом, а в высоте над ними, не видя их, но чувствуя, парит орёл. Аменте несколько раз оступалась и падала в трясину, лис тут же подбегал и вытаскивал её. Несколько раз они чувствовали, как к ним приближается что-то таинственное, слышали его рык и лязганье зубов, но вдруг с высоты слышался орлиный крик, потом шум боя, яростный клёкот и вой боли, а потом всё стихало. На гору они добрались совсем уставшие и измученные. Они решили сделать привал у мясного чудовища. Орлик был уже на месте, он спокойно и невозмутимо с чувством выполненного долга сидел на каменном выступе и обтачивал свои клюв и когти. Здесь было много других обитателей поляны, но все они были хищниками, и, конечно, лучшего места, чем Грот Мясного Чудовища, для них не было. Аменте видела само чудовище впервые. Оно напоминало огромный бесформенный кусок мяса, покрытый тонкой кожей с четырьмя глазами на стебельках, которые смотрели в разные стороны. Хотя сейчас они не смотрели никуда. Полуприкрытые они умиротворённо покачивались на своих стебельках.
В гроте было прохладно. Ренар неизвестно откуда притащил Аменте соломы для кровати, а Орлик – сучьев для костра из леса. Девочка разожгла костёр, потом подошла к чудовищу и стала его рассматривать. Чудовище открыло один глаз и тоже уставилось на неё.
– Здравствуйте! Как у вас дела? – поинтересовалась Аменте.
Зрачок чудовища расширился. По непонятной причине казалось, что оно рассеяно улыбается.
– Ано нэ разгаварывает, – бросил Орлик, отвлекшись от своих когтей.
– Оно неразумное? – спросила девочка.
– С-с-с-скорее наоборот, – прошептал мягкий женский голос рядом.
Аменте поискала источник звука. Недалеко от неё в мягком гамаке сидела большая паучиха и вязала мешочек.
– Нас-с-сколько я с-с-снаю, люди тош-ш-ше хищ-щ-щники. Отреш-ш-шь с-с-себе от него кус-с-сок и поеш-ш-шь, - продолжала паучиха, откладывая в сторону мешочек и принимаясь вить верёвочку.
Аменте посмотрела на чудовище, которое так миролюбиво и ласково смотрело на неё, ей стало его вдруг очень жалко.
– Н-но ему же будет больно!
– Не думаю, – сказала паучиха. Она подошла к чудовищу, деловито осмотрела, потом выбрала кусок, запихнула его в мешочек и перетянула верёвочкой. В следующую секунду она обнажила свои громадные хелицеры и вцепилась ими в мешочек, распарывая плоть чудовища. Чудовище никак не отреагировало, оно также спокойно и ласково смотрело на паучиху, и, казалось, что оно даже пытается как можно больше себя засунуть в завязанный мешочек.
Аменте тоже очень хотелось есть, она достала свой деревянный меч и попыталась проткнуть ближайший кусок чудовища, но он не годился для разделки мяса.
– Мне даже отрезать нечем, - огорчилась она.
– Ну, неч-ч-чем так неч-ч-чем, - паучиха оторвала мешочек с растворявшимся внутри мясом. – Кто не мош-ш-шет добыть еду, тот не ес-с-ст. Не благодари!
Паучиха плюхнулась в гамак, вытащила откуда-то соломинку, украсила её листочком, воткнула в мешочек и с видом, выражающим глубочайшее удовольствие и удовлетворение, стала потягивать свои мясной коктейль. У Аменте потекли слюнки. Она стала искать, чем бы отрезать от чудовища хоть кусочек, но ничего не находилось.
В это время Ренар оттяпывал от чудовища свой поздний ужин.
– А ты его поджагь!
– Где? Как?
– Пгямо здесь и поджагь!
¬– Ну, знаете ли! Одно дело – прокусить, может там хоть какое-то обезболивание есть, другое дело – жарить кого-то, пока он жив.
– Тебя кто-нибудь когда-нибудь кусал?
– Да.
– Больно было?
– Да.
– Смотги, я жую его, не отходя от кассы, а оно даже усом не ведёт.
– Но у него же нет усов!
– Если бы он был пготив, он бы это, по-любому, выгазил бы как-нибудь.
Чудовище закрыло один глаз и одобрительно им кивнуло, остальные продолжали мирно качаться, рассеянно улыбаясь. Аменте притащила к чудовищу дрова и сложила костёр.
– Даже не знаю, как оно будет. Может даже больно. Ну, вы же подадите знак, если что-то не так, да? – оправдывалась Аменте.
Чудовище с любопытством смотрело то на костёр, то на горящую в руках Аменте палочку. Аменте разожгла костёр, чудовище, недолго думая, подняло кусок себя над ним, через несколько минут по гроту расплылся приятный запах жарящегося мяса. Осмелев, девочка принесла соли и специй, прихваченных из дома. Как не странно, чудовищу нравился его новый запах, стебельки восторженно качались и из него доносилось весёлое похрюкивание и пофыркивание. Звери засмеялись.
– Кто б его ещ-щ-щё так поф-ф-фес-с-силил! –  улыбаясь, прошелестела паучиха.
Чудовище подняло свой жаренный кусок и внимательно на него посмотрело, похоже даже обнюхало, потом захрюкало и заколыхалось, и подставило кусок опять к огню. Паучиха защёлкала хелицерами от смеха и свалилась с гамака вверх лапками. Аменте помогла ей встать, но через секунду паучиха опять лежала на спине, дрыгая лапами, потому что чудовище как раз в этот момент с видом заправского повара решило проверить свою готовность, но жаренный кусок не выдержал своего веса, оторвался от остального тела и весело по нему запрыгал по направлению земли. Паучиха визгнула: «Лофи его!» – хлопнулась на спину в приступе хохота. Хохотали все. Аменте стала ловить прыгучий кусок мяса под хохот зверей, она чувствовала себя неловко и глупо, чудовище улыбалось глазами, колыхалось в беззвучном смехе, провожая взглядом то, что совсем недавно было его частью.
Всё улеглось. Чудовище опять миролюбиво покачивало стебельками, закрыв глаза. Паучиха досасывала свой коктейль, звери занимались кто чем, а Аменте дожаривала своё мясо, думая, как глупо всё выглядело. Ренар лежал неподалёку и смотрел на неё.
– Не думай, что то, что пгоизошло, плохо. Наобогот, это было пгосто замечательно. Здесь так давно не был слышен смех, что мы забыли, что такое гадоваться.
– Ну, я ж не клоун! – возразила Аменте.
– И, навегное, это не очень хогошо. Вы, люди, тоже забыли, что такое смеяться над невзгодами, и от того у вас их всё больше, - лис закрыл глаза и задремал.
«Может быть ты и прав, Ренар!» – подумала Аменте, она посмотрела на чудовище: там, где был недавно её кусок снова была кожа, а под ней пульсировало растущее мясо.
Наконец-то поев, Аменте улеглась на сено. Она думала о сегодняшних происшествиях, о маме, как она там, должно быть, она очень напугана её отсутствием, ищет её, потом думала про Льва, про сделанный им меч, потом про Ренара, Орлика, других зверей, что может быть не стоит идти в Долину Луны, а лучше вернуться домой и приходить сюда за мясом, потом она вспомнила про неурожай, и ещё что-то думала, думала. Она уже засыпала, когда услышала знакомый голос:

Удел печален на земле
Тех, кто томится в полусне:
Уснуть им сердце не даёт,
А пробуждение смерть несёт.

Аменте покрепче укуталась в плащ и уснула.
Утром за общим завтраком обсуждали её дальнейший план действия. В целом звери не поддерживали идею направляться в Долину Луны.
– Гешать-таки тебе, но мне кажется, что это гиск необоснованный. Ты только гасгушишь свой миг.
– Миг? – уточнила паучиха.
– И это тоже. Люди часто оттуда возвгащаются сумасшедшими, пги том в плохом смысле слова. Что хогошего в том, что они становятся убеждёнными в собственной исключительности и избганности, но пги этом ничего не могут сделать, обвиняют в этом дгугих, видят повсюду пгоиски вгагов, а ещё пытаются всех научить, как жить пгавильно. Так они ещё между собой не могут договориться. Воюют постоянно. Я вам-таки замечу, что они даже чегез Долину не пгоходили. Так что ж будет, если пгойти?
– Лев говорил, что Король и Колдун проходили и вернулись, - возразила Аменте.
– Как видышь, втарой схадыл нэ очэнь удачна! – многозначительно кивнул Орлик.
– А я чё-т не знаю, – вмешался большой серый волк Когтян. – Мне чё-т думается, они туда уже пришибленными ходили. Ну, Король-то, видимо, с башкой дружил, и с ним ничего не случилось, нормальным типом просто был. Там городишко у подножия горы в начале долины.
– А ты откедава знаешь? – недоверчиво прищурился бурый Миша.
– Дык слухай сюды и не перебивай! – рыкнул Когтян. – Я там как-то по делам поляны был в местном лесочке, зырю, две чиксы с района пилят и козла с собой тащат. Ну, я в кустах сховался и секу, чё будет. Они там какую-то пургу несли, тесаками махали, понял только, что к какому-то богу обращаются, чтобы желание ихнее исполнил, и козлу этому горло режут. Я, надо сказать, жрать очень хотел, думал, ща они свалят, козла вточу и дальше по делам пойду, а они всё там тусуются и тусуются. Ну, я им такой из кустов загробным голосом: «Чё вы мне козла припёрли? Лошадь ведите!» Они такие зырк-зырк – никого нет. Чё-т побазарили и на район ломанулись. Я козла в кусты и хавать. Брюхо набил, лежу как мешок с драпом, слышу копыта цокают. Глядь, кобылу ведут. Ну-у-у-у, думаю! Кобылу я не сдюжу! А некошерно, если такая хавка пропадёт, да и жалко её. Красивая зараза! А они уже шасть в круг, и опять свою пургу заводят, тесаками машут. Я мозгой покумекал, вспомнил пару историй, что Лёва рассказывал, и им опять загробным голосом: «Так, бабоньки, стопэ! Кобылку к дереву привяжите, пост на три дня для проверки верности, нифига не пить, нифига не хавать, с мужиками ни-ни, и вообще ни с кем не разговаривать. Возражения есть?» Они такие: «Никак нет, Господи!» Ну, я им: «Всё! Исполняйте – через три дня всё будет. А терь бирляйте отседа!» Ну, они и упилили. Я кобылку отвязал, и к Лёве привёл. Ну, это Муэрте была. Она мне по пути про городок-то понарасказала. Люди в нём живут отбитые. Одни под простынями сидят чё-т бормочут, другие в платья нарядятся и кругами вокруг своёй хаты с картинами ходють, третьи чакры себе прочищают, четвёртые демонов каких-то каракулями вызывают. Короче, дурдом на выезде: одни поехавшие. А ещё у них есть базарная площадь на другой окраине города, там торговцы, которых гурами кличут, свои учения продают. Вот там любой рехнётся: бреда на любой вкус и цвет. А один торгаш там вообще квадратно-гнездовым лечить можно. Носферату, местный дурачок. Там уже одна рожа чего стоит: лысый как горох и уши во-о-от такие! Как у гоблина. Он там ничего продаёт.
– Это как это «ничего продаёт»? – удивилась Аменте.
– Да вот так! К ему подходють, говорят: «Дядь, чё продаёшь?» А он: «Ничего!»
– И таки покупают? – деловито поинтересовался Ренар.
– Да не-е-е! У виска покрутят и уходят. А он всё равно тама сидит.
– А чаво сидит-то?
– Дык пёс его знает…
– Вообще, не в курсе, о ком ты.
– Аи-и-и! Да сидит и сидит, скорбненький на башку потому что. Я не за то базарю. Нефиг там делать! Поржать тупо? Ну, дык бывают тама ребята. Ну, тые! Которые наукоёмкие. Ну, поржут, а потом сами начинают съезжать, но уже в другую сторону. Тоже сумнительное достижение. Садомор там надо замутить!
– Чего?
– Ну, это… Который… Горящие камни, солевые столбы…
– С-с-садом и Гоморру.
– Во-во! Её самую!
Аменте задумалась. «Если это и есть город Королевы, то глупо там всё как-то устроено. Но она меня зовёт, и Лев был уверен, что мне туда стоит пойти.» Она посмотрела на свой деревянный меч. «Люди в нашем городе тоже Льва сумасшедшим считали, но он был один из лучших людей, что я знала.»
– И всё-таки я пойду. Спасибо за предупреждения, но мне нужно идти!
Она встала, накинула плащ, поблагодарила за гостеприимство зверей и чудовище, пристегнула меч и вышла. Орлик, Ренар, Когтян и Миша решили её проводить, а паучиха ей дала склянку с какой-то тягучей жидкостью:
– Это мой яд. Вдруг пригодится. Не благодари!
Вскоре они были на вершине горы. От крады на ней оставался чёрный прямоугольник. Позади туман, впереди туман. Теперь уже Аменте уходила туда, куда пару месяцев назад под звуки музыки устремился пепел её друга.
– Если в далёком кгаю тебе станет одиноко и ггустно, подай лапу, и я подам тебе свою. Печаль одного лисёнка легче, если есть дгугой лисёнок, с котогым её можно газделить.
– И арлёнка!
– И волчишки!
– И медвежонка!
Аменте попрощалась с друзьями и начала спускаться вниз. Вскоре туман опять поглотил её. Идя сквозь него, Аменте постоянно вспоминала свой город, маму, всех, кто остался там за горой.
«Время ли сейчас гнаться за тем, что мёртво? Там остались дорогие мне люди, там остались мои друзья, им нужна моя помощь, моя любовь, моя забота. Они за меня переживают.  А я иду чёрт-знает-куда чёрт-знает-зачем. Да я, может, их больше никогда не увижу. Может, пока я спускаюсь с этой горы, моя мать умирает там, или умерла? Может эта дорога займёт годы, и когда я вернусь, не будет уже ни зверей, ни чудовища, ни города… ни мамы. Я так расстроилась из-за чужого мне человека. Кто мне Лев на самом деле? Друг? Но он умер, и его больше нет. Кто мне эта Королева? Видение? Фантазия? Что я пытаюсь найти?» – Аменте села на землю и заплакала. – «Встать и идти назад? Но там я буду снова думать о Льве, о Королеве, Короле, Колдуне, буду видеть, как погибает мой город, и буду снова и снова мечтать о путешествии, которое я могу сейчас закончить.»
Аменте хотела уже было повернуть назад, но вдруг услышала голос:

Только любовь всё соединяет,
Страх же сердце умертвляет.
Если истинно желание уйти,
Без раскаянья сворачивай с пути.

Аменте опять вспомнила ту ночь, когда впервые увидела звёзды, тот восторг, то желание найти её, ту боль, когда ей было сказано забыть об этом желании. Сейчас она уже многое потеряла, вернётся – потеряет ещё больше. Мать уже немолода, да и убедить её покинуть привычное место будет трудно. Она будет терпеть до последнего. Переход через болота? Нет, там не те места, что у поляны. Несмотря на сказки про опасности Запретного Леса, он-то как раз был наиболее безопасным, но разве в этом кого-нибудь убедишь? А вот по дорогам других частей леса так просто, скорее всего, не пройти и с большой долей вероятности мать этот переход не переживёт. Вернуться – значит бесконечно терять, не получая ничего взамен. А вот дойти до дворца Королевы… В этом есть хоть какая-то надежда, поэтому надо перестать распускать нюни и идти вперёд.
«Только есть ли во мне требуемая преданность и любовь?» – думала Аменте продолжая путь.
Но вот туман начал редеть, и взору открылся лес, про который рассказывал Когтян. Это был не тот, лес что у её города. Тут шелестели листочки, качались лапы елей, в небо тянулись сосны, росли травы, цвели цветы. Пейзаж напоминал лес рядом с поляной в те дни, когда был жив Лев, только куда более тусклый. Хотя для жителей её города он бы показался сказочным.