Просто хорошее кино - девяносто пять

                Моей чудесатой Марте Костюк
     Глодский толкнулся в Совет, под полощущейся на ветру красной тряпицей разместившийся в доме благочинного. Когда - то зажиточная изба - пятистенок, крепкая, как и все здесь, на берегах Ангары, была загажена и разве что не разнесена по бревнышку, словно разобрали ее отступающие на восток чехи и снова собрали, забыв вставить стекла. Глодский стоял на пороге, недовольно хмурясь. Сидевший за столом плотный бритый мужик что - то спешно убрал за спину и вызверился скаженно на избача :
     - А это шкуровцы.
     - Да уж вижу, - неспешно ответил Глодский, не заходя в избу. - Хоть германцы или японец, но власть совецкая - на тысячу лет, товарищ, можно и поднять избенку - то.
     - Тысячелетний Рейх, - заржал мужик, доставая из - за спины спрятанное. - Смотри, прохожий человек, да и ступай отселева, не теряя времени.
     Глодский увидел в руке бритого прокламацию. Вгляделся подслеповато и заходил желваками, тут же обнаружив вредительство. Прямо говорилось в листке, что не было голодомора, а были перегибы на местах, не было геноцида, но есть фашизм в телевизоре, не было миллионов бессмысленных жертв, переломивших хребет целому народу, но был дедовский подвиг, в общем, ни хрена не было, один Чикатило был и тот бандеровец.
     - Ах ты, сука, - простонал Глодский, хватаясь за сердце, - в самое нутро меня поразил.
     - Гнилое твое нутро, - уже кричал бритый мужик, толкая избача кулаком в зубы. - Я вот тебя сейчас шлепну и пойду чай пить.
     В избу, осторожно покашливая, залез какой - то старик в сером зипуне. Бритый отвлекся.
     - Тебе чего, гад ?
     Обернулся на Глодского.
     - Ходют и ходют, - жаловался бритый, снова пряча листок за спину, - народы разные, то спросить, это уяснить, а я и сам не знаю ни хрена. То эвакуировать стадо, то запретить крестьянам жрать своих овечек, то все яйца куриные конфисковать и направить фронту. Как тут разберешься ?
     - Диалектицки, - чувствуя шанс заговорил Глодский, отставляя правую ногу вперед и чуть вбок, - мы власть народная, потому ничего им не разрешать. Давить ! - страшно завопил Глодский, пугая старика. Тот выскочил в дверь и можно было наблюдать в окно, как он бежит по косогору, скрываясь в овраге.
     - Ты, вроде, ничего, - уже другим голосом произнес бритый, доставая из - за спины лист. - А теперь на оборотную сторону глянь - ка.
     Глодский подслеповато вгляделся и вскрикнул, вновь хватаясь за сердце. Слов на обратной стороне не было. Был нарисован красным карандашом огромный лошадиный член и больше ничего.
     - Это уже теракт, - хохотал бритый, довольный непосредственными реакциями избача, - натуральный бандитизм и вредительство. Ладно, сука, - решил председатель Совета, бережно укладывая лист в карман истрепанных галифе, - вали в крайнюю избу, там, все одно, нет никого.
     Глодский подошел к избе, не решаясь войти. На воротах качался труп, подвешенный канатом к сохлой руке прибитой гвоздями женщины.
     - Художественная композиция, - непонятно выразился бритый, оказываясь за спиной избача. - Га ! - обрадовавшись испугу пришлого, скакал председатель, взбивая пыль сапогами. - Их Длинный Яков вбил, а сам ушел со шкуровцами.
     - Да не шкуровцы то были, - раздался голос из оврага, - а карательный отряд барона Дрейдена.
     - Много ты знаешь, - не оборачиваясь проорал бритый, подмигивая Глодскому : - Это тот старик, что в Совет лез. Колдун.
     - Как колдун ? - удивился избач, поправляя лямки мешка. - Пережиток мракобесия, товарищ.
     - Блюхер, - представился мужик, хохоча. - Блюхер меня именуют. Видал ?
     Он вынул глаз и бросил им в завизжавшего от ужаса Глодского.
     - Кумполом ему ! - визжал в овраге колдун. - Добей его, Федор !
     Блюхер запрыгнул на избача, жестко сжимая шею ногами. Глодский хрипел, чувствуя, как уходят силы. Через миг все было кончено. Из оврага вылез старик. Ткнул палкой тело.
     - Гы, - засмеялся старик, приплясывая.
     - Ну, - улыбался Блюхер.
     Бронепоезд летел на запад. В командирской рубке Дидько недоуменно рассматривал гримасничающего барона, пока тот, устав от взгляда странного боцмана, ходящего в друзьях - приятелях у самого Унгерна, не сказал :
     - За ради дичи оставил этих двух. На рассаду. Дичь они настоящая, глупые и говенные, а мне смешно.
     - Ну ладно, - выдохнул облегченно боцман, наконец - то поняв Дрейдена. Действительно, человек творческий, раз колдуна и Блюхера помиловал, те и сами друг друга неплохо ухойдакают.