Одни ибы

   Власти захотели слить музыкальное училище с культурно-просветительным и получить, таким образом, новое училище искусств. Они преследовали свою цель: вытряхнуть оба коллектива из старинных зданий, находящихся в центре города, а взамен посулить новое  на окраине города вкупе с общежитием для учащихся.
   В какое-то другое время чиновники проделали бы эту операцию без хлопот, но наступила эпоха гласности, и потребовалось согласие коллективов.
   В культпросветучилище царило приподнятое настроение. Педагогам льстило, что их объединяют с музыкантами, общаться с которыми им всегда хотелось, а особенно грело упоминание об общежитии для учащихся – мечта многих поколений что педагогов, что учеников. Поэтому начальник областного управления культуры, выступая там, особо не парился: поддержка ему была обеспечена.
   Что же касается музыкального училища, то чиновник встретил там непонимание. Враждебная тишина окружила его, когда он поднимался на трибуну. Чувствовалось: педагоги упёрлись, и его приход постараются похоронить. Когда он изложил суть предстоящих перемен, ему напрямую сказали: «Объединяться с «кульком» не хотим». Не подействовал ни нарисованный на ватмане проект здания, совмещённого с общежитием, ни громадная сумма, выделенная на эти цели, ни то, что классы будут разделены звуконепроницаемыми перегородками.
   Педагоги культпросветучилища, узнав, что их обозвали «кульками», возмутились и в качестве альтернативного послания прислали слово «лажуки» Музыканты в ответ сочинили незамысловатый вальсок, который распевали в своих коридорах. В вальсочке упор делался на то, что «кулёк недалёк». Дух свободы витал в обоих коллективах, но, как говорится, с разной начинкой.
   Начальник областного управления культуры, будучи человеком опытным, предложил упёршимся обосновать свою позицию на бумаге.
   Просьба эта была воспринята с большим энтузиазмом. Из лучших музыкантов составили комиссию, которая незамедлительно приступила к работе. Меньше, чем за неделю, была составлена петиция, но все, кто её читал, говорили, что она слишком длинная, надо бы сократить. Меньше, чем за неделю, сократили, но все, кто знакомился с сокращённым вариантом, признавались, что он унылый и однообразный. Почему-то в каждом пункте доказательства (а всего их набралось одиннадцать) встречалось слово «ибо». «Ибо на окраину города…», «ибо мы потеряем свою профессиональную ориентацию…», «ибо нашим учащимся консерватория навсегда будет закрыта», и так далее. Педагоги, передавая друг другу новый текст, говорили: «На, почитай, там одни «ибы».
   Понять их можно было. Свою жизнь они связали со звуками, а тут – словотворчество, оно требует каких-то других мозгов, а где их взять? Порхавший по коридорам незамысловатый вальсок утих, музыканты приуныли.
   В возникшей тишине кто-то вспомнил, что у пианистки С. муж – профессиональный литератор, член Союза писателей. Его надо привлечь. Поди сидит под деревом, как мужик у Салтыкова-Щедрина, и ничего не делает.
   Быстренько активировали этого «члена», поставили задачу и потребовали немедленного её разрешения. Не отходя от кассы, как говорится.
   Пришёл молчаливый человек, всю жизнь проработавший со словом, смутился, но, вникнув в текст, приободрился. Окинув взглядом музыкальных бедолаг, он предложил:
   - В четырёх пунктах – тавтология. Можно без ущерба сократить.
   Возражений не последовало.
   - Осталось семь. В шести «ибы» можно заменить на равноценные, например, «поскольку», «так как», «потому что» и так далее, а седьмое «ибо» я бы оставил.
   И здесь возражений не последовало.
   В руке члена Союза писателей замелькал карандаш, и вскоре прозвучал новый вариант, который оканчивался так:
   - … ибо в новую жизнь со старым мышлением не вступишь!
   Он был принят на «ура». Педагоги повеселели и вновь замурлыкали вальсок, на время  забытый ими, а писатель растворился, будто его и не было.