Неказистый вопрос

Я вглядываюсь в черты лица той, что глядит на меня из старого родного зеркала с трещиной наверху, и не нахожу ничего знакомого, даже смутно. Глаза совершенно не те, в них нет той печали, безмерной как океан, щёки покрыты здоровым румянцем, лицо не отдаёт серым трупным цветом. Тревога всё больше накрывает меня, я трясусь и жадно кусаю сухие губы, ногтями впиваюсь в ладони. А отражение не повторяет этих знакомых мне ритуалов. Оно неподвижно и улыбается. Беззвучные слёзы стекают по моим щекам, и я перестаю сдерживаться. Ору во всю глотку, вкладываю в этот звериный крик всю боль и отчаяние и вскоре сжимаюсь от ужаса, ибо пугаюсь саму себя.
Отражению всё равно. Оно глядит на меня своими мерзкими счастливыми глазками и это заставляет меня жёстко блевануть и лишиться и так скудного завтрака. Я ещё долго заворожённо смотрю себе под ноги. Вот она я, не то мерзкое существо из зеркала. Чёртова блевотина какого-то высшего существа. Оно просто мимо проходило и блевануло. А теперь мне приходится мучиться тут. И глядеть на чужое лицо.
Неужели это красиво? Так сильно тянуть ****ские губы вверх? Зачем обнажать свои зубы? Я подхожу к чёртову зеркалу и провожу рукой, ранее холодная плоскость теперь отдаёт теплом и будто пульсирует, живёт. Обжигаюсь от тактильного ощущения радости и отхожу, боясь заразиться этим счастьем.
Рядом стоит старый деревянный стул, на нём непонятное пятно, историю которого я уже подзабыла. Стул отправляется прямиком в шифоньер, где висит проклятое зеркало. Осколки летят и болезненно впиваются в кожу, оставляя многочисленные порезы. Мне не больно. Неприятно. Горячая кровь течёт по телу, достигая пола. Алое марево расползается у моих ног, смешиваясь с рвотой. И я снова чувствую, что я есть эта адская смесь рвоты и крови, а не тело. Умирающее тело.
Опускаюсь медленно на пол, пытаясь раствориться в пространстве. Мысли вертятся вокруг каких-то вещей, давно позабытых, но сейчас вдруг выскользнувших из небытия. Вопросы, вопросы. Как много их было в детстве. Потом затерялись, исчезли, так и не найдя ответов. «Что такое счастье?» ; вопрос, мучающий меня с детства, сжирающий все остальные мысли. Он считал себя главным. Я забывала обо всём, предаваясь поиску ответа именно на него. Тем самым питая его эго. Он забирал все мои силы, и однажды их не осталось. Тогда он ушёл, бросил меня, чёртов вопрос! Выжал всё и решил, что я ему больше не нужна. А он был нужен мне! ****ский нерешённый вопрос.
И вот он вернулся. Посмотреть на меня перед моим концом. Победитель и побеждённый. Я вижу его. Он в сером пальто, его лицо скрыто, оно утопает в темноте, и, если долго всматриваться в него, можно увидеть два светящихся серебряных глаза. Впрочем, этот вопрос в остальном невзрачен. Он похож на офисного работника. Скучный, ужасающе скучный, до вымученного зевка. Он шепчет, тихо так, я ничего не могу разобрать. Тогда слова врезаются в голову, вопрос будто насильно впихает мне их в собственноручное отверстие в моей башке. Он спрашивает меня, этот вопрос требует ответов.

Что есть счастье?

Я перебираю в голове ответы, все, что слышала за свою жизнь, и сама же их отсеиваю как нечто неправильное. Нет, нет, нет, ответ другой. Он точно другой! Осознание впивается своими губами в мои медленно, но верно. Это чёртов поцелуй смерти.
Кажется, чтобы быть счастливым, нужно лишь уметь быть наблюдателем собственной жизни. Когда ты не участник действа, гораздо легче улыбаться. Но это, увы, невозможно. Человеку не дано быть молчаливым зрителем. Мы сами стремимся к страданию. И даже попытка лишь наблюдать обернётся ещё худшим горем, зарытым глубоко в сердце, разъедающим изнутри. А после оно убивает человека, как бомба, разрывает его на куски. И нет человека. Мы – актёры поневоле. Рады бы вырваться в зрительный зал и посмотреть, но нас всё равно возвращают на сцену, уже жестокой плетью. Кому-то положена роль счастливого семьянина, и он послушно исполняет её всю свою жизнь. А кому-то придётся играть несчастного изгоя, он будет вырываться, но его всё равно возвратят назад. Это закон. В любом случае мы все актёры и мы все притворяемся.
Вопрос растворяется, и я чувствую себя освобождённой от тяжкого груза. Будто я Сизиф и меня только что избавили от необходимости тащить камень на гору снова и снова. Улыбка озаряет моё лицо, впервые в жизни. Теперь мне гораздо легче умирать…