Сказки нашего двора -книга

СКАЗКИ ДЛЯ АЛИСЫ



ОТ АВТОРА


 Каждый вечер, как только сгущалась мгла, а за ней стихали детские крики и смех, на тёмные улицы нашего городка выходили насильники, злодеи и хулиганы. Это была для них единственная возможность подышать свежим воздухом, понюхать цветы, послушать молчание птиц, чтобы стать потом чуточку добрее, и так забыть про свои гнусные дела.

 Но однажды дети не стали вовремя заходить с улицы домой, и даже, говорят, кое-кто из них, - о ужас! -  не стал вовсе мыть руки перед едой! (Но я то знаю, что так не бывает, поэтому никогда в эти выдумки и не верил.) Чтобы дети не гуляли по ночам, не ловили и не мучали насильников и злодеев, я решил напугать их и рассказать им страшные истории, которые слышал от одного знакомого вампира.

 Но, не тут-то  было! Теперь всякий вечер послушать эти мои истории собиралось всё больше и больше детей и, что хуже всего, среди них обязательно были новенькие. Поэтому приходилось специально для них повторять и повторять истории с самого начала, и я никогда не смог бы рассказать их все до конца, если бы не одна девочка, её звали Алиса,  в который раз слушая мои истории, - сама она при этом мимоходом жестоко щекотала маленького рыжего хулигана, а тот только слабо визжал и тихонько хихикал своим беззубым ртом, у него даже не было сил вырваться от неё и убежать, - вдруг не сказала:

- Дядя Игорь, а вы, пожалуйста, напишите все эти истории, а мы возьмём их с собой, и тогда будем бояться уже только дома. И больше ни один, не то чтобы насильник или злодей, но даже самый маленький хулиган от нас никогда не пострадает.

Тут хулиган у неё в руках захихикал особенно громко, на что Алиса сказала "Сейчас как дам!" и сразу же дала рыжему в ухо, потом мило мне улыбнулась и спросила:

-  А хотите, мы вам тоже дадим? Ну, честное слово, что тогда мы все будем слушаться.

 Это было так неожиданно и так убедительно, что я не стал дожидаться, пока мне тоже дадут честное слово,- блин! - а и без него написал все эти истории. Эти истории для вас, дети, и я буду только рад, если они помогут вам стать чуточку добрее.




 ... Костёр яркими сполохами огня высвечивал из кромешной кладбищенской темноты старые покосившиеся кресты и лица четырёх странных маленьких человечков неподвижно сидевших рядом на скамеечке за небольшим деревянным столом возле свежеразрытой могилы. У костра в длиннополом почти до земли плаще без рукавов, с накинутым поверх головы капюшоном, безмолвно стояла высокая чёрная фигура, Она была словно тень, если только тень вообще бывает у ночи, - свет от огня не освещал её ни чуть-чуть, а сразу же исчезал в бездонных складках её плаща, сливаясь так полностью с ночью. Отчего казалось, что фигура сама была частью ночи, если б только не большая крепкая палка, на которую она опиралась. Время от времени фигура шевелила этой палкой в костре горящие угли, или подкидывала туда ветки, и тогда  все заворожённо смотрели, как ненасытный огонь с жадностью набрасывается на них и пожирает с тихим шипением и треском, пока те рассыпаются на крохотные с мерцающими язычками пламени угольки, чтобы в конце концов исчезнуть яркими искорками среди звёзд в непроглядной высоте ночного неба.

Самый маленький из четырёх человечков, это был вампирёныш Ярек, крепко прижимался к вампирёнке Любе, рядом с которой сидел, и взгляд у него при этом был задумчивый, а потому чуть-чуть бестолковый. На вид ему было лет шесть, на нём были большие башмаки, шнурки от которых он никогда не завязывал, большие же не по размеру штаны с множеством на них замков и карманов, и непромокаемая светлая курточка с клетчатой рубашкой под ней и тоже с кармашками. Когда он о чём-то задумывался, а задумывался он всегда, то открывал рот и тогда можно было увидеть все два его белых, острых, торчащих спереди зуба.

Вампирёнке Любе было уже девять лет, и одета она была в кружевное чёрное платье и ажурные чёрные чулки. Холодную бледность её кожи не могла скрыть даже кромешная темнота августовской ночи, а свет огня от костра вовсе не придавал ей тёплых живых тонов. Она казалась красивой фарфоровой куклой с большими чёрными глазами и чёрными же губами на застывшем без тени эмоций лице. Ногти у неё были накрашены тоже в чёрный цвет, но он сразу же исчезал, как только на них попадал тёплый свет от костра. В одной руке она держала букетик сухих белых, потому как давно уже выцветших, цветов. Другой же рукой она куталась в прозрачный белесый саван накинутый ей поверх головы и на плечи.

Кузёныш же Марина сидевший с ней рядом, напротив, - он так разомлел возле костра, что даже снял свою джинсовую курточку и остался теперь в одной только цветастой футболке. Кузёныш был ничуть не младше Любы но в отличии от неё не казался таким уж серьёзным, а только и думал, как бы ещё созорничать. Вот и сейчас единственное, что его занимало, так это мысль, как лучше напугать наивных и по его убеждению совсем ещё бестолковых вампирёныша и гнома.

Гном же Викентий ни о чём таком думать ещё не умел, а умел и любил он мечтать. О том, что он мечтает, можно было догадаться по тому, как он ковырялся у себя в носу, самозабвенно и отрешённо. В такие минуты казалось, что он ничего не видит и не слышит вокруг, что так и было на самом деле. Но больше всего на свете ещё он любил бояться, и предавался бы этому занятию всё время, если бы иногда при этом случайно не писался. Штанишки его были чуть коротковаты, впрочем как и курточка, но сидели на нём очень аккуратно, отчего он выглядел совсем как маленький взрослый человечек, если бы не огромный помпон на его шапочке-колпачке, какие бывают только у детей.

Рядом в разрытой могиле возился с лопатой упырь Вовчик. Его дешёвый крепдашиновый чёрный костюм из пиджака и брюк со стрелками почти не мялся, а лишь немного пачкался и был Вовчику настолько мал,  что ему даже не пришлось засучить для удобства работы рукава. Он только снял свой галстук-"селёдку" на резинке, - Вовчик не умел завязывать галстучный узел, а потому настоящих галстуков никогда не носил, - и запихал его в нагрудный карман пиджака. Молодой, но уже заметно лысеющий, с некрасивыми, постоянно бегающими близкопосаженными рачьими глазками, всегда ссутулившийся, он казался робким и даже стеснительным, если бы не его взгляд. За бесцветными, как будто остекленевшими глазами упыря, скрывалась зияющая пустота мертвенного холода, отчего любой, кто их видел, испытывал безотчётный страх и отвращение.

Высокая чёрная фигура подбросила в костёр истлевшие от времени венки из бумажных цветов, они ярко вспыхнули озарив всё вокруг и сразу же огромные тени отделились от мрака ночи и начали свой бесноватый безмолвный танец на могилах и ветвях деревьев то прыгая, то кружась в кроваво-красных отблесках всё сильнее разгоравшегося огня. Стало жарко да так, что фигуре даже пришлось откинуть свой капюшон, открыв лицо навстречу мечущимся языкам пламени, - это был вампир Петрович. Его глаза всегда обычно умные и строгие, наполненные добротой твёрдой и сильной, сейчас же светились безумным восторгом и дикой радостью, сверкая в темноте какой-то жуткой бесовской искрой, -

     - Страшно то как! - сказал наконец он довольный, но никто ему не ответил, каждый был заворожен своей, только им одним понятной, красотой. А все вместе они всё это время также молча ждали, когда же наконец покажется Дедушка, а того всё не было и не было...

   - Никак ушёл? - выглянул снизу из могилы упырь Вовчик, но и ему никто не ответил. Тогда для вида Вовчик ещё немного пошебуршил в могиле, но дальше копать уже не хотел, а больше только искал повод, чтобы теперь же отлынить. Не столько вопросительно, сколько с надеждой, он посмотрел на Петровича. Тот пошевелил волосами в носу, помолчал немного о чём-то задумавшись, а потом глядя в никуда чуть слышно произнёс:

    - Здесь он, я его чую.

     Левый глаз упыря налился кровью, недобро сверкнув в темноте, клыки заблестели сильнее, но при этом он сам остался как вкопанный.

    - Копай! Немного осталось, - приказал Петрович и, чтобы упырь уже совсем не сомневался, склонился над могилой, достал оттуда что-то прямое с одной стороны заострённое и сунул тому под нос:

    - Кол это! Его кол, осиновый... Начальник КГБ лично Дедушке вбил, будь он неладен, атеист проклятый. Копай скорее!

     Упырь налёг на лопату, а вампирёныш Ярек так и не поняв кто такой атеист, а кто неладен, на всякий случай испугался, а потому ещё сильнее прижался к вампирёнке Любе и они вместе с кузёнышем Мариной и с гномом Викентием сразу же заканючили:

    - Сказку! Хотим сказку! Ты обещал сказку!

     И только небольшой собака Чип породы лунный душегуб, двоюродный сын Петровича, молча лежал возле костра и терпеливо дожидал Дедушку, ему уже обещали его кости.

    - Ладно, ладно, не галдите! Время есть, расскажу..., - проворчал Петрович.

      Где-то вдалеке протяжно завыла лесная мышь, в кромешной темноте громко застучали зубами зайцы, откуда-то на спине вдруг появились мурашки, и Петрович начал свой страшный рассказ...



   ПРОКЛЯТИЕ КРАСНОГО ПЯТНА


    Давно это было... Тогда ещё были пионерские лагеря, где летом отдыхали дети, где было весело и интересно. Да и я был молод и работал в одном таком лагере пионервожатым. А, надо вам сказать,  место, где стоял лагерь, было чудесное, - на самой горе, возле реки, вокруг ещё тёмный лес, а сразу за калиткой кладбище. Здесь раньше древние вотяки жили, их потом новгородские ушкуйники, - ну, речные пираты, по-нашему, - истребили. Самих вотяков-то истребили, а вот их духи вотяцкие так там и остались. До сих пор в полнолуние слышно, как они плачут и воют,- это так крови они назад своей просят, что ушкуйники у них когда-то забрали.

     "Ласточка" тот лагерь назывался, по удмуртски "Ваебышка" значит. Это духи вотяцкие над потомками ушкуйников так посмеялись. Отомстили, стало быть, сделали, чтоб уже совсем неблагозвучно название лагеря по ихнему было. Пионерам, как только они в лагерь приезжали, сразу же про кладбище рассказывали и строго-настрого за территорию выходить запрещали, особенно по ночам, когда как никогда сильна там нечистая сила. Ведь она же там везде: и в омутах речных, - детей-то сколько в них потонуло! - и в логах глубоких, непроходимых, сплошь елями заросших, - людей-то сколько в них сгинуло! - так про то и не знает никто. Потому как никто сам ничего такого не видал, а если только от кого-то, кто тоже сам ничего не видал, когда-то слыхал. В общем места страшней и ужасней, в смысле сказочней, лично я ещё нигде никогда не встречал.

     Местный сторож Веня рассказывал, как однажды по весне в лагерь из леса чёрт приходил. Маленький такой, с рожками, нос пятачком, хвост длинный, кисточкой, идёт на копытцах не на всех четырёх сразу, а как и мы, на двух. И вот, выходит этот чёрт из леса и прямо на футбольное поле... А туда, как снег сошёл, Веня барашков пастись по первой травке выпустил. А чтоб волки, или кто другой, не баловались и бяшек не обижали, он двух огромных волкодавов к ним приставил, те любого вмиг разорвут, вот такие они злые были! А чёрт, представляете, прямо к волкодавам бочком-бочком идёт и хоть бы что ему, ведь те его словно не видят! Вот так он прямо от вратарской, по правому флангу через центрального нападающего всё поле до штрафной и прошёл, и никто ему помешать так и не смог, - представляете? Что, думаете, так не бывает? Бывает! - потому как Веня сам это видел. А потом чёрт как пришёл, так же спокойненько в лес к себе и ушёл.

    Веня испугался, а всё потому, что умный был очень, и сразу же за чёртом не кинулся. А сначала ещё домой вернулся, там для храбрости водички принял и грибочками её закусил. Ой, а грибов-то у нас в тех местах, - я вам скажу, - видимо-невидимо! Да, так много, что толком никто их и не знает, а собирают все подряд, даже поганки. А не травятся местные потому, что и того тоже не знают, от каких именно им травиться положено. Просто запивают все грибы побольше водичкой, чтобы уж если травиться, так только от неё, а никак уже не от грибов, - ведь, зная от чего отравился, потом и лечиться легче будет. Веня же в тот день, когда чёрта встретил, с утра уже лечился водичкой, потому как накануне перебрал её малость, ну и травонулся. В лесу он потом самого чёрта не нашёл, но следы его видел. Значит, не привиделся тот ему, а точно был. А потому хоть один чёрт в нашем лесу обязательно но есть, - истинно вам это говорю я, Петрович.

    И вот, приехал в этот сказочный лагерь мальчик Вася, Вася Клюковкин. Мальчик как мальчик, в меру непослушен, в меру шаловлив. Ну, а если чем и отличался от остальных, так это когда однажды накакал в школьном спортзале, - а с кем не бывает? - тем более, что давно это было, там почти уже и не пахнет. А спортзала, чтобы какать, в лагере всё равно нет, зато туалетов типа сортир хоть под каждым кустом найти можно. Вот с ним потом и случилась вся эта история.

    В лагере пионеры жили в корпусах, вдоль которых с солнечной стороны на всю длину шла веранда. На неё же выходили двери спален, - две мальчиков и две девочек. Окна спален выходили уже на сторону леса, а лес рос так близко, что ветви елей при малейшем ветре стучали в окна. Днём-то оно ещё ничего, а вот ночью было по настоящему очень уж страшно, - деревьев же не видно, одна темень кругом, потому и казалось, что кто-то в окна стучит и всё так и хочет через них залезть прямо в спальню.

    Потому пионеры с вечера перед сном закрывали все окна на шпингалеты даже не столько от комаров, сколько от этого "кто-то". Особенно боялись те, кто ближе был к окнам, они тщательнее других всегда проверяли запоры. Васе, в этом плане можно сказать, повезло, - он спал у самой двери, то есть дальше всех от окон. Если бы не одно "но"...

    Сразу на это тогда никто внимания не обратил и потому никто ничего не заметил. Все ещё завидовали Васе, предлагали с ним поменяться местами, - только какой же дурак согласится? Заметили это уже потом, когда всё и случилось. И было это большое Красное пятно прямо над самой его кроватью. Странным было в нём то, что особенно большим и красным оно становилось всякий раз после дождя, когда в лесу за окном по ночам раздавался крик неизвестной птицы. А неизвестной потому, что птицу эту никто никогда и не видел, один только крик её и слышал. Но тогда птица ли это была на самом деле? Что птица, так всем говорили вожатые, это чтобы пионеры потом не боялись напрасно. Да вот только крик тот был вовсе не птичий! - так плачет маленький ребёнок, когда плакать у него больше нет уже сил, пронзительно и жалобно.

    Вслух же все тогда только молчали, слишком страшно было представить, что где-то рядом в лесу бродит неприкаянный дух однажды убитого мальчика. Потому сразу же после отбоя все старались спрятаться под одеяла и быстрее уснуть. Ведь самому же будет хуже, если однажды ночью встретить какого-нибудь духа, всем рассказать об этом потом, а тебе так никто и не поверит, да все ещё посмеются и трусом, скорей всего, назовут. Вот и Вася испугался, когда однажды заметил, как Красное пятно над его кроватью вдруг стало заметно больше, а потому сразу сказать об этом он никому тогда не решился, а постарался скорее уснуть как и все. Только вот сон что-то всё не шёл и не шёл к нему.

    Тогда Вася повернулся на другой бок и взгляд его упёрся в окно, - темень в нём была непроглядная. Только, - что это? На мгновенье ему показалось, как если бы темень чуть шевельнулась, как если бы у неё была плоть, в смысле как если бы она сама не была пустотой, а была чем-то вполне осязаемым. Только вот чем? Ему вдруг почему-то так сильно захотелось сейчас же потрогать её, так к ней его потянуло, что он сразу же испугался, - казалось ещё чуть-чуть и он бросится в неё и теперь уже без оглядки. Дрожь холодком пробежала у него по телу, но он её не почувствовал, - оказалось, что он не может пошевелиться, словно у него не было рук. И что не может убежать, словно у него не было ног, - он оцепенел. Это его и спасло.

    Так, недвижим, он пролежал до утра. А утром тьма наконец рассеялась, а вместе с ней и наваждение. Держать в себе всё, что случилось с ним ночью, он уже не мог. Ему во что бы то ни стало хотелось этим обязательно с кем-то поделиться, но только, конечно же, не с ребятами, и он рассказал обо всём этом Вожатому. Вожатый же ничему не поверил, а только посмеялся над ним. Хуже, от Вожатого обо всём узнали ребята и стали обзывать Васю, но правда не трусом, а "сыкуном". После этого Вася замкнулся в себе и теперь только со страхом ждал вечера, и тот наступил...

    Красное пятно над кроватью набухло ещё сильнее и, казалось, что ещё немного и оно потечёт. Все давно уже спали, только Вася не спал, - всё лежал спиною к окну и боялся снова увидеть свой кошмар прошлой ночи. Когда он вдруг услышал голос очень тихий и одновременно очень настойчивый: "Вася! Вася, иди ко мне...". Голос звучал совсем где-то рядом, всюду там, где была тьма: из углов спальни, из окон, из леса за ними, как если б с ним говорила она сама. "Вася, иди же ко мне! Ну, что же ты? Я тебя жду...". Ему вдруг захотелось не слышать этот её голос, спрятаться от неё, поскорей убежать ... Он даже было рванулся, но при этом машинально повернулся к окну, и тут же испустил громкий и отчаянный вопль, - ни спальни не увидел он за собой, ни окон, ничего кроме мрака и тьмы. А там же, где должны были стоять кровати ребят, где должны были быть окна, а за ними лес, - всё вдруг разом исчезло в непроглядной тьме, как если бы в ней утонуло, как если б и не было в ней ничего вообще никогда.

    От его крика проснулись все. Спросонок никто ничего сразу не понял, а когда поняли, то долго ругались, обещали поколотить Васю, если он будет мешать спать, назвали его больным, психом, трусом и конечно же сыкуном. Больше всех возмущался Вожатый, - с утра ему надо было идти на планёрку и он боялся, что уже не сможет теперь как следует заснуть и выспаться. Потом все угомонились, а вскоре наступило и утро.

   Утром все были невыспавшиеся и хмурые, словно встали с левой ноги. Весь день с Васей никто не хотел ни играть, ни даже разговаривать. Да он и сам старался не попадаться никому на глаза. С одной стороны ему было стыдно, а с другой он чувствовал, что с ним что-то происходит, и этого "что-то" он ужасно боялся. Он понял вдруг, что был уже в этом мраке, в этой темноте, чувствовал её, почти осязал. И, если всё это повторится снова, то теперь ничто уже не сможет его остановить, - он просто уйдёт туда весь. Зачем? - он не знал. Знал только, что именно так всё и будет. Из-за этой своей обречённости он сразу стал каким-то мягким, податливым, безнадёжным, как если бы ничего уже было нельзя изменить, да он и сам, похоже, уже не хотел.

    И наступила ночь...

    ...Утром никто ничего не заметил. Сначала все бегали на зарядку, ходили в туалет, потом долго плескались в умывальниках, долго строились на завтрак, пока наконец собрались. И только в столовой все вдруг увидели, что Васи Клюковкина нет, - пустовало его место, а порция стояла нетронутой.

    - Дети, а где Вася? - спросил Вожатый.

    Никто не знал, никто не отозвался. Вожатый забеспокоился и уже обходя всех, заглядывая каждому в лицо спрашивал:

    - Вы не видели Васю? Он был с вами на зарядке? Может вы его встречали около умывальников?

    Никто не видел, - это легко заметить только тех, кто есть, а вот кого нет, тех заметить гораздо труднее. Отряд после завтрака сразу вернулся в свой корпус. И здесь все испытали шок, - кровать Васи единственная не была заправлена. Хуже, на его стульчике, стоявшем рядом с кроватью висела вся его одежда. Вожатый наклонился, чтобы проверить, что именно из одежды там осталось, чтобы понять, в чём Вася ушёл. А в том, что он ушёл, уже никто не сомневался, все только думали "Куда?". Всё оказалось на месте: и шорты, и рубашка, и кофта, и даже носки. Вожатый зачем-то полез смотреть в карманах, как вдруг большая липкая тёмная капля упала сверху прямо на белую Васину рубашку и расплылась большим красным пятном, словно это была чья-то кровь.

   - Проклятие! - выругался Вожатый, -  Ещё  бы чуть-чуть и точно бы на меня, и фиг его потом отстираешь!

     Вожатый на всякий случай потрогал Красное пятно на стене, потом такое же пятно на Васиной рубашке, - это в самом деле была чья-то кровь! И тут Вожатый вспомнил всё, - и как прошлой ночью Вася всех разбудил своим пронзительным криком, и как до этого рассказывал про голоса из темноты, и про это Красное пятно, - всё вдруг стало для него на свои места, всё вдруг ему стало понятно. Вожатый побледнел и попросил всех выйти из спальни, а дежурному проследить, чтобы без его распоряжения никто туда больше не входил, а сам же быстро собрался к Начальнику лагеря.

     Начальник лагеря, не старый ещё мужчина, выслушал Вожатого с вниманием, ничуть не подвергнув сомнению ни одно его слово, какими бы нелепыми все они при этом ему не казались. Правда оставалась ещё слабая  надежда, что Вася с утра убежал купаться на речку.

    - Да нет, не может быть, - говорил Вожатый, - когда все вышли, я проверил в спальне окно...
    - Ну? Ну и что? - заёрзал Начальник.
    - Окно было открыто...
    - ?
    - В смысле шпингалет на нём не был заперт.
    - Ну и что? Зашёл дежурный, открыл шпингалет, чтобы открыть окно, чтобы проветрить, - ну и что?
    - Нет, я вошёл первый. Дежурный к окну тогда вообще не подходил, я потом его спрашивал. Только дело даже не в этом...
    - В чём же? В чём?
    - На подоконнике остался след детской ноги, Васиной ноги. Цепочка точно таких же следов была за окном, и она уходила в лес. Туда не каждый взрослый решится днём один пойти, а тут детские следы, да ещё ночью... Это Вася, не иначе, и он точно туда ушёл.

    У Начальника уже собрались все мужчины лагеря кроме обслуги и кухни: вожатые,  физрук, завхоз, всего человек двенадцать. Назначили основную группу из шести человек, которая должна была пройти по следу через лес. Двух человек на всякий случай отправили к омуту, проверить, не всплыл ли после ночи там кто-нибудь . Остальных же послали по дорогам, что вели из лагеря в город. Я попал в основную группу. Мы тут же вышли с заданием проследить след до конца или как можно дальше и, если Васю почему-то всё-же мы не найдём, то вернуться в латерь не раньше вечера, а всё светлое время использовать на его поиски. Мы верили в скорый успех своего предприятия, и вышли из лагеря не взяв с собой даже немного воды, не говоря уже ни о чём другом. И, как показали дальнейшие события, мы здорово так просчитались, о чём потом всю дорогу сильно жалели.

    Лес в тот день в логу был особенно мрачен. Накануне ночью прошёл дождь, во всём ещё оставалась сырость. Ветви елей плотным пологом закрывали землю даже от лучика солнечного света, потому на ней не росла трава. На голой земле же Васины следы было особенно хорошо видны и мы скорым шагом направились прямо по ним. Так быстро шли мы недолго, - там, где запросто пройдёт ребёнок, порой не всегда протиснется взрослый, - потому нам приходилось часто обходить и петлять такие места. В один из таких обходов мы следы потеряли. Вернулись к месту, где их оставили, и так как идти прямо по ним мы никак не могли, то решили описать ещё один, но уже гораздо больший круг. В любом случае, думали мы, ведь где-то же должны мы были так снова следы пересечь. Но не тут-то было, мы уже заканчивали очередной большой круг, а следов никто из нас всё ещё и не пересекал. Получалось, что Вася в этом месте вошёл в очерченный нами круг, а выходить из него вроде как и не выходил.

     Загадка какая-то! Понять мы её не могли, а что делать, мы тоже не знали. Сотовых телефонов тогда ещё не было, и спросить у кого в глухом лесу тоже не было. Проблуждав около часа, мы обнаружили, что уже поздно, начинает смеркаться, и что нас давно ждут в лагере. Сколько мы прошли? Думаю, не так много, - в этом непроходимом лесу идти было непросто, чтобы мы ушли куда-то очень уж далеко. Но всё же нам следовало вернуться, в темноте мы рисковали заблудиться совсем. Отметив место, где потеряли след, сломанными ветками, мы повернули обратно.

    Но мы ещё и трёх шагов не сделали, когда услышали это. И было это вовсе не птицей, а криком маленького мальчика, пронзительным и жутким. Не сговариваясь друг с другом мы наперегонки бросились туда. Казалось, что вот ещё чуть-чуть и мы выйдем прямо на голос, так близко он был. Но прошло полчаса, мы окончательно вымотались, а голос ближе не стал. Нет, мы по прежнему слышали его рядом, но такое ощущение, что он двигался с нами, только чуть впереди. Это было странно. Не помню кто первый, но кто-то предложил повернуть не на голос, а в сторону. Мы повернули, - голос в точности повернул за нами! Что происходит? - мы не понимали.

    Тогда мы понимали только одно, ещё минут десять этой игры в прятки с голосом и уже в сумраке нас самих придётся искать. Мы повернули к лагерю, решив обязательно вернуться, но уже завтра. Так мы шли некоторое время, голос двигался с нами, пока не начал затухать, а вскоре исчез совершенно. Впрочем, мы об этом уже не думали,торопились в лагерь, и никто не заметил, когда он исчез окончательно. Но я точно помню, что его уже не было, когда мы увидели впереди в темноте белые пятна.

    Странные  былые пятна, - от них струился холодный фосфорический свет! И они были там, где мы прошли ещё утром, и тогда мы их не заметили. Сейчас же они вместо голоса играли с нами в прятки, так нам показалось вначале. На самом же деле пятна были далеко за деревьями, и те их только порой закрывали, делая на время абсолютно невидимыми. Мы приближались, - пятна точно не голос, оставались на месте. Наконец мы пришли...

    Удивила не взрытая земля, вырванная и примятая всюду трава, и даже не сломанные верхушки деревьев, словно здесь проходил чей-то шабаш. Удивили сами пятна, точнее то, что мы за них принимали. Это были куски белых тряпок, которые не светились сами, а лишь отражали невидимый нам с земли лунный свет. Они в беспорядке были разбросаны на ветвях елей, как будто  специально так, чтоб на них падал этот свет. Кто-то дотянулся до одной такой тряпки и тут же с криком отбросил её, - она была густо  перепачкана чем-то вязким и липкими.

- Кровь! Это кровь! - твердил он оттирая свои руки травой, кровь под луной была отвратительно чёрной, но только не красной, - Ещё дымится, она свежая! Хорошо ещё, что не наступил.
- Зачем ты брал, если это кровь?
- Я, что, видел? Даже не думал... Просто там что-то было написано. Постой, я сейчас прочитаю...

    На мгновение вспыхнула спичка, озарив небольшую надпись "Вася Клюковкин, 6-ой отряд", - это была метка, какую обязательно пришивают родители на всю одежду своих детей, отправляемых в лагерь. Вот и всё, что осталось от Васи, - разорванная и перепачканная кровью майка, - какое-то время все молча стояли поражённые, потом так же молча мы вернулись обратно, в свой лагерь.

    Утром приехала милиция, Васю искали ещё четыре дня, но тщетно, - он как сквозь землю провалился. Не помогли ни служебные собаки, ни хитрые приборы, - тела Васи так нигде и не обнаружили. Красное пятно какое-то время после этого ещё появлялось в корпусе на стене, но вскоре поблекло, а потом и исчезло совсем.




    - Вот и вся история, - закончил вампир Петрович.

    Наступила тишина. Слышно было как некстати описался самый маленький и самый боязливый вампирёныш Ярек, который во время рассказа забился в самую середину детей.

    - Фу! - сказал гном Викентий и отодвинулся от него.

    - Фу! - сказал кузёныш Марина и тоже отодвинулся, хотя было слышно, что один из этих двоих тоже описался. И только лунный душегуб Чип слушал молча, он ещё не решил, кого из присутствующих ему придётся загрызть первым, если Дедушка почему-то у них не появится.

    - А вот и Дедушка! - обрадовался упырь, закончивший ковыряться в могиле. Он как консервным ножом уже вскрывал чьей-то косточкой Дедушкин гроб, глотая при этом слюну и причмокивая. Все тут же придвинулись ещё ближе к столу предвкушая грядущее пиршество, - ночь продолжалась...

    Наконец крышка гроба была снята и откинута в сторону, показался Дедушка. Пока упырь выбирал с него то тут то там появлявшихся жучков, дети успели того разглзядеть. Дедушка был в строгом чёрном костюме, в светлой рубашке, с тёмным бордовым  галстуком в белый горох, с красным бантом приколотым на груди, в серой кепке и в белых тапочках, которые прямо сейчас доедала зубатая моль.

    - Кышь! Кышь! - замахала руками вампирёнок Люба, отчего в воздухе сразу запахло нафталином. Вампирёныш же пока достал из карманов гнилые яблочки, которые ещё с вечера собрал на кладбищенской помойке, и начал их смачно жевать.

    - Ай-я-яй! Как нехорошо! - забурчал Петрович, - Опять немытыми руками!

    Он бы так ещё долго  ворчал беззлобно и тихо, не желая никого обидеть, а лишь приучить к порядку, но тут взгляд его упал на кузёныша Марину, и тогда он уже действительно рассердился:

    - Хватит ковыряться в носу! Сейчас же отойди от гроба! Это дедушкин нос,  дедушка сам любил в нём ковыряться!

    - Вот-вот, - насупонился кузёныш Марина,  - Как сказку, так он не знает, а как ругаться, так сразу "отойди!"...

    Кузёныш обиделся, но от гроба отошёл, пнув по пути Чипа, который уже утащил какую-то из Дедушкиных костей и теперь с удовольствием глодал её под кустом.

    - Да, не знаю. И вообще, я всё это придумал, чтобы напугать пионеров, таких же непослушных как и ты.

    - А зачем? - спросил гном Викентий, который после сказки был очень задумчив.

    - А чтобы по ночам не писались где попало. Ишь, в туалет ночью боялись идти, он у нас возле самого леса был, за корпусом далеко, в лог спускаться надо. Так и писались ночью прямо на крылечко, - вонь такая по утрам стояла, хуже чем в туалете. И, что характерно, не одни мальчишки, девчонки тоже! Я уж их и стыдил: "Ну ладно мальчишки! Они же бестолковые, а вы то чего?" И уговаривал: "Давайте к вам на ночь ведро будем ставить? Ну, вместо горшка".  А они мне: "А что? Чем мы мальчишек хуже? Ведро ставить? Чтоб смеялись над нами потом? Не желаем! У них нет, и у нас не будет!"

    - Так, ты всё это придумал? - гном, казалось, расстроился.

    - Ну, да... Надо же было как-то заставить их вёдрами пользоваться, вот я и напугал их.

    - И Васи Клюковкина не было?

   - Как же это не было? А кто тогда насрал на крылечке в отряде? Не он, да? Я ведь потому рассказал пионерам эту историю, что Васю родители за такое его поведение сразу же тогда домой забрали, а дети про то не знали, так и поверили всему. С этого дня вёдра во всех спальнях стояли, а на крылечке больше никто и не писался.

   В кустах вдруг зашуршало.

    - Тише! Слышите? Кто-то и-и-идёт..., - сказал вампирёныш Ярек заикаясь, при этом  в животе у него заурчало и он громко пукнул.

    - Да, не бо-бо-бойся, кто тут кроме нас мо-мо-может быть? - стараясь бодрее, но тоже заикаясь и шёпотом сказал гном Викентий.

    - А, вдруг это черти? Или, ещё хуже, люди? Я людей очень боюсь... - сказал кузёныш Марина.

    - Выдумки всё это, людей не бывает, мне мама говорила... - сказала Люба, но тоже забоялась вместе со всеми.

    - Тише, вы! - свои это. Вон Чип, сукин сын, даже не шелохнулся и косточку не бросил, хотя наверняка давно уже слышал. Ну-ка, быстро хоронитесь, принесла же кого-то нечистая... Пойду, посмотрю, кто это там.

    Но не успел Петрович и шага отойти, а мелюзга спрятаться, как кусты раздвинулись и оттуда вышла кикимора Шурик.

    - Здравствуйте, - сказала она.

 Шурик была ещё маленькой, но уже очень вежливой и воспитанной кикиморой. На ней было аккуратное клетчатое платьице, а поверх его белоснежный фартук весь в красных пятнах то ли чьей-то крови, то ли земляники. Волосы она заплела в две косички с шишками вместо бантиков, а на голову надела белую панамку в крупный красный горох.

    - Ну, здравствуй, - отвечал Петрович, - А чего это ты в лесу одна делаешь?

    - Грибы собираю, меня бабушка послала.

    - А почему ночью?

    - Так темно же.

    И в самом деле, в руках у Шурика была полная корзинка грибов, - там были и нежно-белые бледные поганки, и словно причудливые жёлтые кораллы кустики ромарии золотистой ядовитой, и мухоморы красные в пятнышках, но самым чудесным был огромный гриб со светлой серой шляпкой, ярко оранжевой снизу, и с такой же ярко оранжевой ножкой с крапчатым рисунком на ней.

    - Ой, какой красивый, и какой огромный, а как пахнет! Можно я его потрогаю? - вампирёнок Люба любила грибы, а этот и в самом деле чудесно пах грязными носками и раздавленным клопом одновременно, да так сильно, что заглушал даже запах гниющего Дедушки.

    - Можно, - милостиво согласилась Шурик, - Только не мните!

    Дети наперегонки кинулись к корзинке посмотреть чудесный гриб.

    - А что это за гриб? - спрашивали они.

    - Сатанинский, - отвечала Шурик.

    - А где ты его взяла?

    - Вы что,  дураки? Я же ясно сказала "Сатанинский"! Он ещё отдавать не хотел, так я его как пнула! Он кричать, а я гриб схватила и убежала. Ничего, в следующий раз вежливее будет.

    - Неужели Сатана снова в наш лес пожаловал? - поинтересовался Петрович.

    - Теперь уже нет. После того, как я ему на хвост наступила, он к ведьмам, что в болоте у Лысой горы живут, отправился, лечиться у них будет.

    - Знаем, как они лечат, - ухмыльнулся Петрович, - они вместо мочи молодого поросёнка зелье приворотное в снадобье добавляют. Выпьешь, а потом три месяца у них при воротах псом сторожевым сидишь, пока оно действует.

    Он хотел что-то ещё рассказать и даже затеребил на носу бородавку, но тут вмешался Ярек:

    - А можно мне гриб попробовать?

    - Нельзя, - отвечала Шурик и смерив того взглядом с ног до головы добавила, - Маленький ты ещё, тем более руки немытые.

    - "Немытые, немытые"... Чего вы все пристали, что немытые? - обиделся Ярек, - Это вы, чтобы со мной не играть!

    - Так вы в похороны играете? - обрадовалась Шурик.

    - Что ты, что ты,  нет конечно, - заволновался Петрович и на всякий случай  незаметно отшвырнул ногой Ярека подальше в кусты.

    - А упырь зачем тогда с Дедушкой в гробу лежит?

    Упырь, как и велели, сразу схоронился, а лучшего места, чем Дедушкин гроб рядом не нашлось. Он и лежал скрестив руки на груди, закрыв глаза, притворившись мёртвым, только уши у него иногда вздрагивали.

    - Устал он, - ответил Петрович и, уже не глядя на упыря, сквозь зубы, так, чтоб тот его не услышал, продолжил, - Придурок... Отдыхает теперь...

   - А как это "придурок"? Это когда при дураке, да? Это Дедушка дураком был, да? - пристал любопытный Викентий, на что Петрович как будто невзначай запнул и гнома тоже подальше в кусты вслед за Яреком. Шурик же сделала вид, что ничего такого не заметила, потому как была очень воспитанной кикиморой, но всё не унималась:

    - Так, вы разве Дедушку есть не будете?

    - Что, ты, милая! Нет, конечно!

    - Так, что же вы тогда здесь делаете?

    Все сразу же замолчали и только неловко теперь переглядывались. Тишина была бы наверно совсем уже неприличной, если бы не Чип, который не обращая ни на кого внимания  громко и с удовольствием разгрызал свои Дедушкины кости.

    - А мы, это, сказки рассказываем, - первым нашёлся кузёныш Марина, - Да-да, сказки, они такие страшные! Петрович рассказывает, а мы слушаем. Правда, Петрович?

    Тот ещё не успел ответить, как кикимора Шурик уже верещала:

    - Ой, сказки! Как я люблю сказки, особенно страшные! Расскажи и мне Петрович!

    - Да, какие сказки? Не знаю я сказок, - смутился Петрович.

    - Ну, хотя бы ту, что сейчас рассказывал.

    - В самом деле, расскажи! Только уже не ту, а другую, мы тоже послушаем, - заканючили остальные, - Расскажи, Петрович!

    - Цыц! Не сказки это!  Всё на самом деле так и было, я вообще никогда не вру..., - забурчал Петрович и хотел было снова замолчать, но все уже устроились поудобней, уставились на него и ждали, когда же он наконец начнёт следующую сказку.

 И Петрович начал свой страшный рассказ...



ПОКОЙНИКИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ


    ...Как я вам уже говорил, всю эту историю про Васю Клюковина я придумал, чтобы напугать пионеров, чтобы на крылечке они больше не писались. Тем более, что Васю все знали и в придумку мою поверили крепко. А тут сидим мы как-то в пионерской комнате, играем с вожатыми в карты, пульку пишем, и давай из них кто-то жаловаться, что у них такая же проблема, и не только уже крылечко, а и вся веранда мочой пропахла, а что делать не знают. "Эх, - говорю, - коллеги, неопытные вы ещё" и рассказал им эту свою историю слово в слово.

    Понравилась она им очень, один даже так и говорит: "Теперь, - говорит, - после этой истории, они у меня не только писаться перестанут, но и до конца смены из корпуса выйти забоятся, пока родители за ними не приедут. Пойду,- говорит, - сегодня же расскажу". И, только сказал он это, как дверь вожатской открывается, а на пороге пионеры из моего отряда с палками стоят и тишина...

    - Что вам надо малолетние ненавистники мёртвого часа и поклонники дискотек? - спрашивает их Старший пионервожатый.

    - Нам Петрович очень нужен по очень важному делу очень, - говорят они, а сами мне заговорщицки машут, - иди, мол, к нам.

    - Так скажите здесь, у пионеров от товарищей, тем более взрослых, секретов нет, - говорит Старший пионервожатый, а сам ещё свои карты спрятать в стол не успел.

    - Нет, - говорят пионеры, - сказать всем это мы не можем, иначе, - честное пионерское, - сдохнуть нам на этом самом месте.

    Делать нечего, пришлось мне к ним на улицу выйти.

    - Что случилось? - спрашиваю, - Что вы мне карты планов партии изучать не даёте?

    - Мы нашли его!

    - Кого?

    - Как кого? - Васю Клюковкина!

    - Да вы чё? Не может быть! Я то уж точно знаю.

    - А это что? -  и протягивают мне на ладошке два детских зуба.

    - Зубы, - говорю, - Детские... У себя, что ли, вырвали?

    - Десять минут назад с черепа сняли.

    - С какого такого черепа и зачем?

    - С Васи Клюковкиного черепа, а иначе бы ты нам не поверил. Хочешь, мы и его принесём?

    Вот тут-то я и призадумался. То, что Васю нечистрая сила забрала, так такого быть не могло. Про череп я ещё не был уверен, а зубы, так вот они, передо мной лежат и это факт.

    - Вот это пока не надо, - говорю, а сам думаю, что коль у них зубы есть, то и череп к ним у них обязательно тоже найдётся, его ещё только нам здесь сейчас не хватало! - А стойте здесь, пока я карты наших секретных планов сдам, а потом мы с вами до черепа сходим, там мне всё и покажете.

    Сам зашёл в вожатскую и говорю:

    - Вы пока это, историю, что я вам только что рассказал, забудьте и сами ничего такого пионерам не рассказывайте.

    - А что случилось? - спрашивают.

    - Вася вернулся.

    - Тот самый? Клюковкин?

    - Он, - говорю, - покойный.


    Дошли мы с пионерами туда быстро, место недалеко оказалось, сразу за лагерем, на кладбище.

    - Тут, - говорят они и показывают мне на одну из древних могилок. Только могилка эта была не как все, - остальные-то травкой, кустиками поросли, а на этой ни листика, ни цветочка, одна земля свежая лежит.

    - А покойник-то где? Нет же никого...

    - Погоди, сейчас увидишь, мы специально его землёй присыпали, чтоб случайно не увидел никто, - говорят, а сами при этом палками землю разрывают. И, только откинули они ком земли побольше, как оттуда оскалился зубами  жёлтый череп, а двух-то передних зубов у него и нету! И размер-то у черепа как у головы ребёнка! Вот тут-то мне совсем не до шуток стало, но слабая надежда, что это только мне кажется, - ну не мог же я такое придумать, чтоб оно потом ещё и взаправду было! - ещё оставалась.

    - Слушайте, а что если это череп вовсе не Васи, а древнего вотячёнка, который за тыщщу лет до него здесь жил?

    - Мы тоже сначала так думали, пока сами не увидели, как по ночам сюда дух вотяцкий приходит и всё из могилы кости уносит. Не может дух вотяцкий кости своих же земляков из могилы таскать.

    - Да-да-да! Он меня ещё за штаны укусил! Как дам ему!

    - Я тебе дам!  Да если бы не он, мы бы Васю никогда не нашли.

    - Погодите, погодите, - говорю, - А что это за дух такой? Как он выглядит? Почему я про него ничего не знаю?

    - Петрович, ты что, Шницеля не знаешь?

    - Нет, Шницеля-то я как раз знаю, но чтоб он духом вотяцким был, такое первый раз слышу.

    - Так это все в лагере знают, - это днём он собака собакой, а ночью в него дух вотяцкий вселяется. Он даже гавкает на луну по вотяцки.

    - И, всё же, не верится мне что-то... Вася надысь с родителями уехал, в смысле его нечистая сила из лагеря забрала, а череп этот, говорю, может вообще древним оказаться, то есть не Васиным.

- Не веришь? На палку, смотри сам, - и протягивают мне палку.

    Расковырял я той палкой землю, а там рёбра торчат! Но, самое главное, не они, - кишки! Кишки-то совсем свежие! Если бы покойник древним был, то кишки бы давно уже истлели. А тут лежат они новёхоньки, хоть сейчас бери, пользуйся.

    Вообщем прикопал я могилку, чтобы случайно никто не нашёл, приказал детям никому ничего не говорить до полного выяснения, а сам отправился к Начальнику лагеря поставить в известность. Я ещё дойти не успел, а ко мне пионеры со всех сторон подходят и говорят:

    - Слыхали новость? Вася нашёлся! Его черти съели, а что осталось, в могилке на кладбище спрятали! Так теперь дух вотяцкий по ночам его кости оттуда достаёт и ест!

    - Стыдно, а ещё пионеры, а сами в чертовщину верите, - говорил я, но фигушку на всякий случай в кармане держал.

     А тут и Веня, лагерный сторож, туда же! Подходит ко мне и шёпотом так говорит:

    - Что делается, Петрович, что делается! Вот изверги! Мальчонку уж больно жалко... А это правда, что на кладбище его могилку нашли?

    - В том то и дело, что нашли, только не он это.

    - А ты откуда знаешь?

    - Откуда, откуда... Если я сам..., - и вижу, как сразу уши у всех пионеров в лагере словно локаторы ко мне повернулись и тишина... Даже мухи замолчали. Я было на шёпот перешёл, только сам потом испугался, так меня слышно было!

    - Эх, - говорю, - Веня, как же ты допустил, чтобы у тебя на кладбище кто-то криминальный труп ребёнка прятал? Какой же ты после этого лагерный сторож?

- А как, скажи, мне с нечистой силой управиться, если я некрещёный? Да и сторож я от людей, а нечисть здесь сама по себе живёт, у неё свои законы, они меня совсем не слушают!

     На том мы и расстались. Начальнику пришлось рассказывать всё с начала, он про Васю вообще ничего не знал, слушал, сначала даже улыбался, но это пока я до трупа не дошёл. Тут он в лице переменился, стал задавать вопросы:

    - Свежий, говоришь?

    - Очень, посвежее нас с вами будет, точно не древний, - и я открыл спичечный коробок в  котором лежали Васины зубы.

    - Да-а-а, - рассмотрев внимательно зубы задумчиво говорит Начальник лагеря, а рукой сам к телефону тянется. Но тут же отдёрнул её, как если б обжёгся, посмотрел на меня и продолжил:
- Вот что, покойнику уже не поможешь, тем более что найти ты его можешь и завтра, - здесь он особенно выразительно посмотрел на меня, - А вот детей проверить ещё раз не мешает. Давай так, - передай Дежурному, чтобы проверил всех детей в лагере по списку, а сам расспроси местных, так мол и так, а не пропадали ли здесь недавно дети, а если пропадали, то кто и когда. Понял? Если понял, то иди, занимайся.

    - Понял, - сегодня дети, а покойник завтра.

    - Правильно понял! Через час у меня, действуй!

    Что до Дежурного, то я сразу его нашёл, а вот в деревню идти никак не хотелось. И тут вспомнил, что сторож наш Веня сам деревенский, про своих всё знает, к нему и пошёл. Веня как раз грибы с картошечкой жарил и наотрез слушать меня отказался, пока я с ним за стол грибы есть не сел. Только я грибы не ел, я вообще поганки не люблю, тем более ядовитые, а Вене хоть бы что, знай водичкой запивает, меня уговаривает. Чисто из уважения к нему я пару ложных опят закусил, при этом картошечки к ним брал побольше, водичкой тоже запил, а иначе, я его знаю, от него ни слова потом не добьёшься.

    А как мы грибы доели, так он сразу же меня со всем своим вниманием выслушал, при этом всё ещё кивал сочувственно, а в конце спрашивает, кто же из детей из их деревни пропал. Так я, говорю, сам бы хотел от него это узнать. А он говорит, откуда он знать может, если только сейчас от меня про это услышал. А после посмотрел на меня странно,-

 - Э-э-э, - говорит, - совсем ты грибы есть не умеешь. Пошли-ка на воздух, подышим.

    Вышли мы с ним на двор, сидим, дышим, - в лагере только у Вени во дворике незаметно от детей дышать можно было. А рядом свинка со всем своим семейством манную кашу, что пионеры утром не съели, доедает. Все поросята у неё розовые и только один тёмный с рыжими завитушками. А ещё у него рожки и хвост длинный кисточкой.

    - А ты знаешь, Веня, что у тебя чёрт обедает? - спрашиваю я.

    - Да? - говорит, -  Ты тоже заметил? - а сам лезет ко мне, обнимается, плачет, - А я ведь думал, что только я один его и вижу. Жена мне не верит, - совсем, говорит, ты грибами объелся до зелёных чертей... А он вовсе и не зелёный, он пегий, - сказал и снова заплакал.

    - Не зелёный, - говорю я, - А жене надо верить! Жена Цезаря вне подозрений! А ты зачем его не прогонишь?

    - Пробовал, бесполезно... Я как грибов поем, только водички выпью, а он уже тут как тут, нечисть проклятая. А сколько лиха я от него натерпелся! Помнишь, я тебе про бяшек рассказывал? Ну, когда он первый раз ко мне весной приходил? Сглазил он бяшку то.

    - Это как это?

    - Тот потом захирел сразу, расти перестал, пришлось зарезать. Так мясо всё и выкинул, в мясе черви оказались, только шкуру и взял...

    И тут смутная догадка меня посетила:

    - Веня, - говорю, - А труп ты на кладбище закопал?

    - Ну, да, - говорит, - недалеко от калитки. Да и не закапывал я, так, присыпал слегка...

    - Ах ты Веня, сукины ты сын! Ты хоть знаешь, кого ты там присыпал?

    - Кого?

    - Кого, кого... Теперь все пионеры знают, что на кладбище труп Васи Клюковкина спрятан! Осталось узнать, что это ты его спрятал. И фиг ты им докажешь потом, что это бяшка был, а не Вася... Уроют они тебя теперь, точно. Так что ищи себе, Веня, местечко рядом с Васей на кладбище.

    Тут и до Вени дошло, осёкся он, лицом перекосился, слова вымолвить не может, наконец говорит:

    - А, что же теперь делать-то?

    - А, вот что..., - и рассказал ему как правильно из этой ситуации выбраться.

    Наутро на могилке уже стоял крест сосновый галстуком повязанный, под крестом букет, а на нём ленточка "Пионерам-героям павшим в борьбе с нечистой силой посвящается" и снизу  табличка "Здесь был Вася".

    Идут пионеры, - салют Васе!

    Летят самолёты, - салют Васе!

    Плывут пароходы, - салют ...

    Блин, я уже заговорился, - не плавают там пароходы, там и на лодке то не везде проплыть можно. Вот так закончилась эта история. Говорят, что крест до сих пор стоит, а иногда на нём можно видеть разорванную, окровавленную майку, но я здесь уже совсем ни при чём.




    - А я сразу знала, что это не Вася, - сказала вампирёнок Люба.

    - Откуда это ты знала? - поинтересовался кузёныш Марина.

    - Откуда, откуда, - знала и всё...

    - Скажи ещё, что это ты сама там была, - не отставал кузёныш.

    - А может и была, а ты-то сам откуда знаешь? - вступилась за Любу Шурик.

    - Да её бы в лагерь не взяли, потому как маленькая ещё очень.

    - А вот взяли бы.

    - Нет, не взяли бы, тем более, что туда лишних не берут.

    Вдруг рядом что-то завыло, захихикало, закочевряжилось. Все сразу же замолкли и стали бояться, только Петрович остался задумчивый.  Наконец всё смолкло так же неожиданно, как и началось.

    - Да, не спят, шалят покойнички. Вы тут ещё разгалделись! - заворчал Петрович на всех. И уже обращаясь только к кузёнышу Марине продолжил, - Лишних, говоришь? А ты  сам когда-нибудь Лишнего мальчика видел? Не видел, а говоришь...

    - А ты его видел, Петрович?

    - Сам нет, но слыхать слыхал. А кто говорит, что видел, тот врёт! Потому, как Лишнего мальчика можно один только раз увидеть, а все, кто его однажды увидел, назад уже никогда не возвращаются...

    - А как это, Петрович?

    - Лишнего мальчика не зовут, он сам вас находит и однажды за вами из ночи приходит...

    И  Петрович начал свой страшный рассказ...





ПРИХОДЯЩИЙ ИЗ НОЧИ


    Отправились как-то мы с отрядом в поход с ночёвкой. День выдался чудесный, мы ловили рыбу, кузнечиков, ёжиков. Ёжика одного и того же ловили, зато несколько раз, он всегда к нам в походе приходил, чтобы его поймали. За это пионеры его вкусно кормили печеньем и сухарями. Так и прошёл день, наступил вечер. Пионеры уже уху поели, песни у костра попели, перед сном напугались вдоволь страшилками разными.

     Нечистая сила тут же неподалеку в лесу была, вот и прикалывалась над пионерами по разному, - то эхом нехорошо заругается, то светящимся гнилым пнём напугает, то козлом на дереве закричит. Особенно любила нечистая сила пионеров за ногу схватить, когда те ночью в лес в туалет ходили. Схватит и держит, пока те тут же на месте не описаются, или, чего хуже, не обкакаются, - шутки у неё такие были дурацкие. Потому я строго-настрого наказал пионерам ночью в туалет по одному не ходить, только если вдвоём, чтобы чего не случилось. А ещё я их перед сном всех пересчитал, только не получилось у меня ничего.

    - Мы с тобой в поход тридцать человек привели? - спрашиваю свою вожатую.

    - Да, - говорит, - А зачем ты спрашиваешь?

    - Так отчего же у меня тогда каждый раз тридцать один получается?

    - А ты, - говорит, - их как считал?

    - Известно как, - говорю, - по головам.

    - А надо по списку. Потому как в темноте не разберёшь где у пионера голова, а где задница. Иди и ещё раз попробуй.

    Делать нечего, взял я список, фонарик, пошёл пионеров заново считать. Тот, кого я фонариком высвечиваю, мне свою фамилию называет. Я по списку ищу и чёрточку напротив ставлю. И так, пока всех не посчитал. А как посчитал, так потом чёрточки складываю.  Только чертовщина опять получается! В списке, я точно знаю, тридцать фамилий пионеров, столько у нас в отряде. А чёрточек у меня каждый раз тридцать одна выходит, - что делать, не знаю...

    Видит моя вожатая, как я мучаюсь, а сделать ничего не могу, и говорит мне:

    - Ладно, утро вечера мудренее, иди ложись спать. Тридцать один завсегда тридцати больше, а больше не меньше. А уже утром мы их всех построим, вот тогда и сосчитаем, кто из них лишний.

    Сказано, сделано, успокоился я и спать лёг. А на утро мы, как и собирались, всех пионеров построили и давай считать по всякому: и по  головам, и по рукам, и просто по списку, но ничего у нас не получается. Если ночью один лишний был, то теперь одного не хватало! Стали проверять и выяснили кого, - пропал мальчик с жалостливым таким именем Пе-э-э-тя.

    Я сразу тогда на нечистую силу подумал, - это Лишний мальчик ночью к нам приходил, он и увёл с собой пионера. Другой бы на моём месте руки давно опустил, а я знал, что надо делать. Если нечистая сила его забрала, то далеко она его увести не могла, - нечисть ведь как и пионеры, сама делать ничего не любит, ей надо, чтобы человек своими ножками в чащу пришёл, а там то она уже покуражится над ним вдоволь. Поделил я пионеров на кучки, одних в одну сторону, других в другую, объяснил как Петю искать и уже почти отправил, как кто-то мне говорит:

    - А вон Петя идёт...

    И точно, вышел из леса Петя, идёт к нам целёхонький, невредимый. Мы все сразу так обрадовались, что даже забыли поколотить его, а ласково только спрашиваем:

    - Петенька, а ты где сейчас был?

    - Как где? Я в туалет ходил.

    - Один, наверно?

    - Нет, меня мальчик провожал.

    - Какой ещё такой мальчик? Ты его знаешь?

    - Нет, не знаю. Он не из нашего отряда, даже не из нашего лагеря.

    - А ты зачем с ним пошёл?

    - Вы же сами сказали, чтобы в туалет по двое ходить, ни в коем случае не по одному. Все спали, когда мне приспичило.  А он мимо шёл,  так я попросил его меня проводить.

    - Ты хоть понимаешь, Петя, что это Лишний мальчик был? Он специально приходит в лагерь к походникам ночью, когда все уже ложатся спать, чтобы кого-нибудь из них за собой в чащу увести. Вспомни, Петя, он звал тебя в чащу?

    Тут Петя вдруг как побледнел, как стал заикаться, видно точно вспомнил чего-то:

    - Звал... "Иди, - говорит, - в лес подальше, мальчик, там и покакаешь".

    - А ты чего?

    - "Нет, - говорю, - нам вожатый сказал в туалет ходить, поэтому я в лагерь пойду".

    - Так, ты туда пять километров, обратно пять километров, так и ходил?

    - Ну, да. А что? Я что-то неправильно сделал?

     Тут мне хорошо стало, лёгкость такая во всём теле образовалась, тем более, что я на дураков, особенно малолетних, совсем даже не обижаюсь.

    - Нет,- говорю, - ты всё, как я сказал, сделал, - и уже ко всем обращаясь, строго настрого наказал, - Но никогда, никуда, не ходите с Лишним мальчиком! Иначе уведёт он вас в самую чащу, откуда вы уже не воротитесь!




     Вдруг из могилы раздался загробный голос да такой жуткий и гнусный, что все задрожали, а кого-то даже вырвало:

    - Отдай грибы, девочка!

    - Ой, меня же бабушка ждёт, - спохватилась кикимора Шурик, - пойду я, потом дорасскажите. До свидания!

    - Отдай! - продолжал чревовещать Вовчик из гроба.

    - Дурак! - сказала Шурик и сразмаха засадила шишкой упырю в правый глаз. Вовчик не шелохнулся продолжая прикидываться мёртвым и только муха на его лице быстренько, на всякий случай, перебежала из правой ноздри в левую.

     Как только Шурик скрылась в кустах, Петрович обращаясь ко всем заметил:

    - Какая вежливая девочка!

    - Уже ушла? - упырь боялся шелохнуться и продолжал говорить сквозь зубы.

    - Ушла, ушла... Вылазь уже.

    - Вот ведьма, а ещё кикимора! - ругался он вылезая из гроба.

    - Какая она ведьма? Маленькая она ещё для ведьмы, - ведьмами не рождаются, ими становятся.

    - А ты почём знаешь?

    - Как мне не знать, если я всю жизнь с ведьмой прожил, а женился то я на наяде. Вот ведь как в жизни бывает! - вздохнул Петрович и о чём-то задумался.

    - Петрович, а когда ты первый раз с ведьмой встретился? Ты сильно испугался?

    - Да, как тебе сказать? Не то, чтобы очень, но испугался. Впрочем, слушай..., - и Петрович начал свой страшный рассказ...



ВИЗИТ ВЕДЬМЫ


    Это только считается, что ведьмы по дремучим лесам да по болотам живут, а они давно уже в города перебрались. Встретишь такую, с виду старушка старушкой, а она по ночам зелье варит. Выпьет такого зелья добрый молодец, глядит, а перед ним уже и не старуха, а красавица писаная стоит. Вот такие шутки ведьмы с людьми шутят.

    Днём без надобности они из домов не выходят, не действует их зелье на свету солнечном. А если надо им куда, в сберкассу там или на почту, они оборачиваются обычно в чёрных кошек и так и идут по своим колдовским делам. И не вздумайте им в это время дорогу перейти, - или порчу нашлют, или несчастье какое! Я тогда маленький был, ведьм ещё не встречал, но про них кое-что уже слышал...
   
    Остался как-то раз я дома вечером один, я ещё книжку страшную в это время читал про Шёрлока Холмса, дедектив называется. Очень тогда я бояться любил, - мне страшно, а я читаю. На улице темней, мне ещё  страшней, - а я читаю. Только перед тем я дверь входную на все запоры покрепче закрыл, да свет в своей комнате поярче включил, так и сидел, ждал родителей. А на случай, если душегубы или монстры какие ко мне из соседней комнаты пришли бы, или руки свои из под кровати ко мне потянул бы, я на подоконник забрался, чтобы успеть на помощь позвать, пока они меня убивать будут.

    Вот сижу я на подоконнике, книжку читаю, а дверь у меня из комнаты специально чуть приоткрыта так, что я узкую полоску коридора через неё вижу. Но я туда не всегда смотрю, а только когда особенно страшное место читаю. И тут я читаю, как на Холмса в ночи по шнурку от звонка ядовитая змея лезет... А в это время - раз! - что-то в дверном проёме мелькнуло. Только это не может быть, чтобы ко мне, - а жил-то я на пятом этаже, - забралась змея. Ну, думаю, чего только от страха так не привидится!

    Но книжку сам читать бросил, - там дальше только ещё страшней, - и сижу, вспоминаю, а все ли я двери перед тем закрыл? Входную точно закрыл, а вот на балконе-то нет! Зря это я, не подумал, теперь они могут и через балкон до меня добраться. Хотя, кто? Ведь, если ко мне через балкон на пятый этаж лезть, так это только через соседей, а они обязательно так засекут и сообщат потом куда следует. А если они соседей уже убили? Вот тогда мне точно каюк!

    Только я это подумал, как слышу, как на кухне возня какая-то происходит. У меня ведь раньше кот Тимошка жил, его давно уже не было, второй год как похоронили, а миска его осталась, под газовой плитой всё ещё стояла. Так вот, звук этот напоминал, как если бы кто-то Тимошкину миску по полу двигал... Но только вот кто? Не могла же это она сама! Никак призрак Тимошки домой вернулся и теперь на кухне хозяйничает? А, может, мне всё это показалось? Может, от страха уже и звуковые галлюцинации начались тоже? Я было почти совсем уже успокоился, а тут вдруг миска как заскрипит снова! Ничего себе галлюцинация, - от неё такой спасаться надо, пока жив! Я чуть не заорал уже от страха, только в последний момент разум у меня всё же возобладал.

    То, что кто-то ко мне через балкон залез, так это было понятно. Как понятно было  и то, что от меня он прячется, а иначе бы он тогда на меня сразу напал. Может света он испугался? На кухне же ведь темно, вот поэтому туда он и пошёл. Кто же это такой? - сам ходит по ночам, через балкон, любит темноту, а света боится? Нет, сдаётся мне, что здесь дело точно нечистое...

    Так я думал, а сам потихоньку, чтоб не услышал тот, который был на кухне, пока пробирался в коридор, чтобы потом входную дверь в квартиру открыть. Ведь с открытой дверью я уже никого не боюсь, - сразу убегу, да так, что меня никто уже никогда не догонит. Но этот "тот" всё же меня услышал, потому как сразу затих. А я уже тогда в коридоре был и руку к входному замку тянул, благо, что дверь на кухню чуть прикрыта была, -    "тот" меня через неё не видел, а я не видел его. Только вот наброситься на меня при желании он в любой момент мог. Но это пока я стоя спиной к входной двери еле рукой нащупал замок и открыл его, - наконец-то! Всё, живой! Теперь не страшно вообще ничего.

    Только "тот" молчит, признаков никаких не подаёт, как будто исчез сам совсем, или вид так только делает. "Нашёл, - думаю, - дурака. Меня так не обманешь!" Я свет на кухне включил, ручку от швабры взял и дверь кухонную ею же ещё пошире чуть приоткрыл, - нет на кухне никого. А я уже не боюсь, ещё дальше иду, а если кто-то на меня и нападёт, так я его вмиг тогда шваброй оглоушу, - держу её подняв, чтобы сразу ударить, зря не замахиваясь.

    И тут вдруг вижу, что сидит под газовой плитой незнакомая чёрная-чёрная кошка, и смотрит на меня пронзительно, вот-вот глазами прожжёт. Я даже растерялся сначала, но уже тогда умный был, а потому сразу ещё подумал:"Ведь это же ведьма! Она специально кошкой обернулась, чтоб её не узнали. Так, получи же!"

    И стукнул бы, только разум у меня опять возобладал, - ведьмы-то, они ведь не душегубы, просто так никогда не нападают. Если я ей ничего плохого не сделал, так и она мне ничего такого делать не будет. Короче, не стал я её тогда бить. Ведьма, оказалось, в соседнем подъезде жила. А ко мне по балконам пришла, у нас все балконы из разных подъездов вместе соединяются. Я потом её ещё во дворе встречал, так с виду сразу и не подумаешь, старушка  как старушка, кто бы только знал, что сама она по ночам любит по балконам лазить. Она ведь потом через балкон ко мне всё ещё докторскую колбасу клянчить приходила, - может ей дома есть нечего было? Так вот мы с ней и жили, - я про неё никому не рассказывал и колбасой кормил, а она за это мне не пакостила и ни в кого такого меня не превращала.
 



    Петрович замолчал, вспоминая чего-то, потом скорее себе, чем ребятам сказал:

    - Вот так всю жизнь живёшь рядом с ведьмой, а сам даже и не знаешь...

    - А, правда, они не страшные? - спросил кузёныш Марина.

    - Нет, конечно. Бывает, правда, отравят кого-нибудь своим зельем нечаянно, или превратят опять же кого-нибудь в кого не следует, а как назад расколдовать, уже и не помнят, вот потому все их и боятся. Раньше ведь ведьм на кострах жгли, но это так, на всякий случай, больше от собственных страхов, нежели от их вредности... Сейчас они чаще по своей природной специальности работают, а если зелье и варят, то это только для своих и знакомых. А что колдовать, так они уже почти и не колдуют, разучились наверно.

    - А кем они работают?

    - Как кем? Известно, врачами, в смысле гомеопатами.

    Никто ничего не понял, но переспросить постеснялись, слишком уж похожими словами часто ругались взрослые, только Ярек поинтересовался:

    - А, что, у вас в лагере тоже гомопаты были?

    - Нет, гомеопатов конечно же не было, но ведьма одна была, поварихой работала.

    - И что, она никого так и не заколдовала?

    - Нет, конечно, только в том числе и при её участии случилась у нас одна нехорошая история, тогда ещё лагерь чуть-чуть не закрыли. Кстати, - тут Петрович грозно посмотрел на Ярека, - А всё из-за того, что кто-то не любит руки мыть перед едой, а ещё яблочки...

    Ярек на всякий случай засмущался, но никак не мог понять, как это из-за его немытых рук можно целый лагерь потом закрыть. Но не он только один об этом задумался, Люба сразу же пристала:

    - А расскажи, Петрович!

    - Расскажи! Расскажи! - послышалось со всех сторон,впрочем, долго уговаривать Петровича не пришлось.

    - Хорошо, расскажу, - сказал он, присел рядом с Яреком и больше в назидание чем просто так,

Петрович начал свой страшный рассказ...



 ЁЖИК В СМЕТАНЕ


  Приехал как-то к нам в лагерь один мальчик, как раз в соседний отряд, что с нами в одном корпусе был, - мы в одной половине, а их отряд в другой. И такой весь из себя расфуфыренный, с ног до головы разодетый, что всем от одного только его вида прямо противно стало. И джинсы-то у него дырявые, и шнурки-то разноцветные, и куртка-то кожанная, - жарко, сам потеет, а всё равно не снимает, больно уж она красивая у него была. Бывало выйдет на крылечко, это чтоб повыпендриваться, с собой ещё банку железную возьмёт, на ней "Соса-Сола" написано,  стоит потом, пьёт, печенькой закусывает. Это значит, чтоб все его видели и так сильнее завидовали.

  Может быть ребята и вовсе бы с ним не игрались и поколотили бы на всякий случай, да уж больно большой мешок с гостинцами ему родители с собой отправили. А он всегда оттуда чего-нибудь вскусненькое доставал, - то печенюшку какую, то конфетку, то Соса-Солу эту самую. А однажды он огромный кекс оттуда достал с изюмом, орехами и марципанами, все тогда совсем уж офигели, а особо чувствительные, так те даже без чувств попадали. Но только стали с тех пор этого мальчика Кексом звать. Честно сказать, я сейчас уже и не помню, как его на самом-то деле звали.

  А два брата из нашего отряда Лёнчик и Лёвчик, они интернатовские были, родителей у них не было, никогда  такой пакет ещё не видали. Только очень им всего этого, что в пакете было, хотелось, - печенюшек там разных, конфеток, бонбонок... Но Кекс жадный был и делиться ни с кем не собирался, если вот только меняться. А меняться-то у братьёв было и не на что.

- А хочешь, мы тебе ёжика покажем? - говорит Кексу старший из братьёв Лёнчик.

 У нас тогда и в самом деле в корпусе на веранде ёжик в тумбочке жил. Жил, как сыр в масле катался, - по утрам сидит, сам весь в сметане уже перепачканный, а пионеры ещё после завтрака ему и кашку манную несут, и молочко, и яички, - ешь не хочу.

- Хочу, - говорит Кекс.

- Тогда, ты за это нам по конфете дашь, а мне ещё печеньку для ёжика, - говорит Лёнчик

- И мне печеньку дай, но это уже для Вожатого, чтоб он тебя к нам в отряд пустил, - вторит за ним Лёвчик.

- Ты, это, конфеты сейчас давай, а печеньки завтра, когда мы тебе ёжика покажем. Потому как сейчас он в тумбочке спит, потому как он сытый. А вот завтра, сразу после завтрака приходи, он как раз обедать будет, тогда и посмотришь.

  Так и договорились. Может быть оно потом так и вышло бы, если  бы ёжик в тот день не объелся. Да и ладно бы объелся, если бы не обкакался. Да и ладно бы обкакался, если бы не прямо в кроссовки Вожатому. Да и ладно бы прямо в кроссовки Вьожатому, если бы тот только сразу это заметил. Так нет же, не заметил, пока только кроссовки на ноги себе не одел. И сразу как давай орать: "Не потерплю, - говорит, - ещё одной скотины в нашем отряде! Потому, - говорит, - выбирайте, - или я, или он!" Дети, конечно, ёжика выбрали, только Вожатый того уже к расстрелу условно приговорил с пожизненной ссылкой за территорию лагеря.

  Короче, унёс Вожатый ёжика куда-то за кухню, а тут и Кекс со своим  мешком уже тут как тут:

- Ну, - говорит Кекс, - показывайте вашего ёжика.

- А, нету, - говорит Лёнчик и рассказал, что тут утром случилось.

- Тогда конфеты верните, - канючит Кекс,

- А, тоже нету, мы их ещё вчера съели.

- Так, что же теперь делать?

- А, давай, мы тебе его сами поймаем.

- А, как это?

- Приманка нужна.

- А, что это такое?

- Ну, это то, что ёжик больше всего любит. Ты вот, например, что любишь?

- Конфеты, печенье, яблоки...

- У тебя ещё и яблоки есть? - на всякий случай поинтересовался Лёвчик.

- Есть.

- Вот всё, что ты любишь, и есть приманка для ёжика, он это тоже всё любит, - говорит Лёнчик, а сам Кексу в пакет заглядывает и спрашивает:

- А, это что там у тебя такое круглое?

- Это орехи грецкие.

- Орехи? А ты знаешь, что в нашем лесу ни один ёжик в спячку на зиму не ляжет, пока вдоволь грецких орехов не запасёт?

  Так и забрали с собой весь пакет и пошли за территорию, что сразу за кухней, ёжика ловить.

- Только ты никому не говори, что мы за территорию ходили, а то нас накажут, - предупредил Лёнька Кекса.

Сразу за калиткой, в разных местах от тропинки сложили несколько кучек с приманкой, - хоть на одну, но ёжик клюнуть был должен. Сами спрятались в кустах тут же рядом. Кекса предупредили, чтобы сидел тихо, слушал в какой кучке ёжик отъедаться начнёт. А как начнёт, велели сразу туда бежать и хватать его.

- А как я узнаю, что это ёжик? - спрашивает Кекс.

- А он пыхтеть будет и чавкать, ну совсем как ты за обедом.

  Вот, сидят ребята, ёжика караулят, а того всё нет, - в смысле тихо кругом. Только Кекс пыхтит и за щекой что-то прячет. Посмотрел на него Лёнчик и говорит:

- Ладно, вы пока тут сидите, а я схожу приманки проверю.

Сказал и сразу ушёл. А когда вернулся, то весь довольный такой, и говорит:

- Нет, не было пока ёжика, ещё подождать надо, - а сам тоже за щекой что-то прячет и пыхтит потихоньку. Лёвчик это заметил, но виду не подал, только посидел со всеми немного, а потом тоже говорит:

- Теперь моя очередь приманки проверять, теперь я пойду.

  Сказал и сразу ушёл, долго потом его не было. А когда вернулся, то у него тоже за щекой что-то спрятано было. Кексу это странным показалось, стал он чего-то подозревать.

- Пойду, - говорит, - тоже приманки проверю, теперь моя очередь.

- Не ходи, - говорят братья, - а то бродит здесь ведьма в лесу.

- Что за ведьма такая? Откуда она здесь?

- Обычная ведьма, она ещё у нас в лагере поварихой работает, Ольга Петровна зовут, - говорит Лёнчик.

- А в лесу травки разные собирает, зелье потом делает, - добавляет Лёвчик.

- Грибочки разные сушит, чтобы готовить из них потом. Она, знаешь, какой гуляш из сухариков из чёрного хлеба делает? - пальчики оближешь! А из тебя так вообще такую свининку поджарит, - добавку ещё просить будешь!

Страшно стало Кексу, но он виду не подаёт, только просит братьёв:

- Тогда пошлите со мной, вместе она нас не тронет.

Делать нечего, пошли все втроём приманки проверять. Уже на первой Кекс заметил что-то неладное, от приманки почти ничего не осталось.

- А почему, - спрашивает Кекс, - в приманке только огрызок от яблока? Я же целое давал...

- Значит ёжик уже был, он и съел, а огрызок остался.

- А почему от орехов только скорлупки остались? Если бы он запасать взял, он бы целиком утащил...

- Он затем сейчас съел, чтобы уже сегодня спать крепче.

- Странный какой-то ёжик, - говорит Кекс, а сам с подозрением на братьёв смотрит, - Конфеты съел, а все фантики перед этим, получается, аккуратно снял...

- Это ты странный, - говорит Лёвчик, - Где ты видел в лесу, чтобы ягоды или грибы в фантиках росли? Не знает ёжик фантиков, вот и снимает их каждый раз, прежде чем конфеты съесть.

Кекс ещё хотел что-то спросить, но тут в кустах зашуршало, ветки зашумели.

- Тише! - говорит Лёнчик, - кажись ёжик идёт.

- Или медведь, - говорит Лёвчик, сказал и сам испугался.

  А деревья гнутся, сучья трещат, шум такой, что если это и ёжик, то размером он точно с медведя будет. Ребята убежать хотели, но и приманку, что осталась, бросить не смогли. Кинулись они было её собирать, как вдруг шум стих, и прямо из кустов на тропинку тётенька вышла.  Только о том, что это была Ольга Петровна, которая ведьма, Кекс тогда ещё не знал. В одной руке у той палка была, она ею под деревьями шарила, в другой корзина с травами разными. Увидела ребят, да как закричит:

- А, вы, почему за территорию лагеря вышли? Вы, что здесь делаете?

Только она это сказала, как братьев словно ветром сдуло, только Кекс остался, сидит, печеньки с земли собирает. Заметила это ведьма и спрашивает:

- Мальчик, а ты зачем печеньки с земли собираешь? - они ведь грязные, - а сама смотрит на Кекса, так он ей понравился, того и глядит, что съест.

- Зато вкусные, - говорит Кекс.

- Так ты, - говорит ведьма, - печеньки любишь?

- Я, - говорит Кекс, - больше ёжиков люблю.

- Ах, ты, маленький, - говорит ведьма, - ты, наверно, кушать хочешь? Так беги скорее в лагерь, я вам сегодня их на обед и приготовлю.

- Ёжиков? - испугался Кекс, - так они же колючие.

- Не бойся, - говорит ведьма Ольга Петровна, - не уколешься, ещё и пальчики оближешь.

  Тут Кекс догадался, что перед ним сама ведьма стоит, совсем тогда уже испугался и убежал поскорее.

  Только зря Кекс волновался, на обед ничего такого не было, правда и братьёв тоже чего-то не было. А давали на обед вкусную мясную штучку с рисом, со сметаной. Кексу она так понравилась, что он было добавки попросил, и съел бы, если бы не ведьма, - это она ему добавки принесла. Принесла, сама вся такая довольная, улыбается и спрашивает:

- Ну, что? Вижу, понравились тебе мои ёжики?

- А это, разве, ёжики были?

- Конечно, ёжики, я их со сметанкой делаю, с рисом, и со свининкой, травки разные туда добавляю, чтобы вкуснее было. А вот это тебе с друзьями, кушай на здоровье, - говорит, а сама полную миску перед Кексом ежиков ставит.

  Только тут до Кекса дошло, почему братьёв на обеде нет. А как дошло, так сразу ему поплохело. Он было побледнел, потом позеленел, потом снова побледнел, а потом его и вовсе вырвало прямо в тарелки ребятам. Какая же тут сразу суматоха началась! Кто-то кричит "Доктора!", кто-то "Мальчику плохо!", а кого-то тут же рядом уже рвать начинает,  - кругом крик, шум, беготня.

  Только Кекс ничего такого уже не видел потому, как сразу сознание потерял. А когда очнулся, видит, Вожатый его по щекам хлопает, а всё, что перед этим он и его друзья съели, на полу лежит, а уборщица всё это в ведро убирает. А над ним Врачиха с Начальником лагеря стоят, лоб у него щупают. А рядом ведьма Ольга Петровна всхлипывает, слёзы полотенцем вытирает.

- Неужели эпидемия? Неужели холера? - спрашивает Начальник лагеря, а сам весь трусится и потом покрывается, как если бы у него самого холера началась.

- Ой, - говорит Врачиха, - не дай бог! Я как раз перед обедом с этого отряда уже двоих в изолятор положила, то ли объелись чего, то ли отравились, но клизму я им на всякий случай поставила.

- Ой, дитятки, - причитает ведьма, - а я ведь сразу их предупредила с земли ничего не брать.

А тут Кекс из последних сил к Начальнику повернулся и говорит:

- Это я Лёнчика с Лёвчиком съел, только я не знал, я нечаянно... - и сразу назад откинулся, как был без чувств.

- Ой, бредит уже! Ну, где же скорая? - заголосила Врачиха, а сама чуть не плачет.

  Кекс было тут глазки свои опять приоткрыл, как вдруг заметил, что уборщица уже убираться закончила и куда-то ведро своё тащит. Кекс теперь к ней ручки потянул и слабым таким голосом говорит:

- Тётенька, это выкидывать нельзя, это похоронить надо и памятник поставить...

- Холера..., - только и успел вымолвить Начальник и грохнулся тут же рядом с Кексом без чувств.

  Вот, наверно, и вся история. Я тогда первый раз увидел, как на футбольное поле в лагере вертолёт приземляется. Выскочил оттуда отряд айболитов, разбежался по корпусам. Нас в тот же день на всякий случай всем отрядом в город, в больницу перевезли. Там каждому раздали по горшку и попросили только туда и какать, в туалет не ходить. Кекс сначала думал, что это для того, чтоб всё, что от Лёвчика с Лёнчиком осталось, так вместе собрать, даже следил за нами, чтоб мы случайно чего не выкинули. Врачи же думали, что это мальчик от пережитого и от болезни с ума сошёл. Только, когда из изолятора к нам в больницу самих Лёвчика и Лёнчика живьём привезли, Кекс второй раз с ума сошёл. А когда сумасшедший с ума сходит, то он таким образом поправляется. Вот и Кекс поправился. Да! Вспомнил! - его Максимом звали, хорошим мальчиком потом оказался.




    Петрович закончил и посмотрел на небо, - показалось, что оно стало чуть-чуть светлее. Тогда он обернулся в сторону упыря Вовчика, который что-то ладил на дне могилы с Дедушкой, и спросил:

    - Ну, скоро уже? Светает через час...

    Упырь показался из могилы, загадочно улыбнулся как идиот, при этом изо рта у него текли слюни:

    - Скоро уже, - повторил он и мерзко ощерился кривыми зубами да так, что у всех, кто его сейчас видел, сразу мурашки побежали по спине, - Успеем...

    Потом он поискал что-то у себя в карманах пиджака, и вдруг достал оттуда маленького симпатичного уродца. Тот был совсем беззубый, но с длинным-предлинным языком. Он тут же, как только Вовчик его отпустил, кинулся вылизывать упырю задницу. При этом на лице у него  было такое блаженство, какое бывает только у кота вылизывающего себе яйца.

    - Ой! Какой хорошенький! А это кто, гном? - обрадовался гном Викентий.

    - Это Димон, упырёнок, - представил уродца довольный Вовчик.

    - А почему маленький?

    - Так он помесный, полубесом будет, а они все маленькие, - сказал упырь и погладил Димона ласково по голове, а тот захрюкал в ответ довольный.

    - А что он умеет? Только задницу вылизывать?

    - Да нет, много чего. Служить например...

    - Ну ка, Димон, служить! - скомандовал кузёныш Марина.

    Димон завилял задом и преданно заглянул в глаза Вовчику так, что даже Чип не выдержал и сблеванул. Вовчик же милостиво кивнул и тот сразу бросился к его руке, нашёл там часы, что-то повертел и объявил деланным голосом:

    - "Переходим на летнее время, переводим часы назад!"

    - Молодец, умнечка, - похвалил его Вовчик.

    - И это всё? - расстроилась Люба.

    - А, что, мало? - недовольно буркнул упырь, - Зато мы теперь точно всё успеем, - час то чай не лишний для нас будет.

    - Придурки! - тихо выругался Петрович так, чтобы Вовчик с Димоном его не услышали, а уже громче добавил: - Ну, давай! Давай, потарапливайся уже, готовь Дедушку скорее!

    Вовчик спрятал Димона в карман и скрылся в могиле. Петрович снова взглянул на небо и о чём-то задумался. Неизвестно сколько бы он так стоял, если бы не кузёныш Марина, приставший к нему с глупым вопросом:

- Петрович, а ты в призраков веришь?

- Конечно. И как же в них не верить, если они есть?

- А сам-то ты их встречал хоть однажды? - поинтересовалась вампирёнок Люба.

- Встречал. Да и вы, наверно, встречали, только не замечали этого...

- А как это? Они что, невидимые? - спросил гном до этого молча ковырявшийся у себя в носу.

- Видишь ли, каждый призрак это чья-то загубленная жизнь, чьё-то несчастье. А чужие несчастья для нас всегда незаметны, малозначительны, вот мы их порой и не замечаем.

- А правда, что призраки мстят своим убийцам или мучителям? - кузёныш явно интересовался призраками.

- Правда. И пока не отомстят, никак не успокоятся.

- Как интересно! А ты знал такого призрака, чтобы мстил?

- Знал одного..., - Петрович задумался, вспоминая чего-то, но не тут-то было! Все наперебой схватили его за рукава, стали тискать, тянуть и кричать при этом:

- Ой! Расскажи, Петрович!

- Цыц! Слушайте, но только не галдите, а то не расскажу!

И Петрович начал свой страшный рассказ...




МЕСТЬ ПРИЗРАКА


   Федя был сиротой. Мать бросила его и семерых его братьев в трюме какого-то корабля шедшего с грузом тропической древесины из Вьетнама в Россию, ещё за неделю до того, как он родился. Да, так бывает, если ты таракан. Только Федя не знал, что он таракан, а был молод, беззаботен и весел, и только думал о том, когда же его путешествие закончится и он наконец вступит из своей тёмной душной коробки с надписью "Parquet Merbao" в большую и, наверно, интересную жизнь. О том, что такая жизнь есть, он догадывался по этой самой непонятной красивой этикетке и по старому дряхлому сверчку жившему здесь же, в коробке и постоянно линявшему от нечего делать. Казалось, что примерка новых костюмов была единственным смыслом и целью всей его жизни. Федя так не хотел... Он с его желанием жить, с блестящими, словно лакированными быстрыми ножками, с красивыми усиками-антеннами и огромными крыльями обязательно добьётся большего, а если захочет, то и весь мир будет у этих его лакированных ног, ему бы только однажды в него войти!

   И однажды он в него вошёл через запасной выход в клубе нашего пионерского лагеря. Вдруг брызнуло солнце в глаза, самые разные звуки пронзили Федю от кончиков ножек до краешков крылышек заставив всего трепетать, волноваться и радоваться одновременно. Захотелось сразу же смеяться без причины, просто так, наделать каких-то добрых глупостей, а потом взлететь и лететь высоко-высоко, чтобы разом объять этот такой огромный и прекрасный мир. "И почему тараканы не летают как птицы?" - подумал Федя, сразу вспомнил о крыльях и уже готов был взлететь, как вдруг его охватила чудесная волна удивительных запахов сладких и пряных - это от травы и цветов, терпких и будоражущих - это от отъехавшего автомобиля, приятных и вкусных, - в них была чего-то тухлятинка и кислинка вчерашних щей, с еле уловимыми нотками сырной плесени, - это от помойки, что в нарушение постановления СЭС N 25/55 от прошлого года стихийно образовалась возле лагеря сразу же за столовой.

   "Жизнь, ты прекрасна! Именно такой я тебя и представлял!"- подумал Федя, потому как говорить по человечески не умел.

- Ни фига себе! - раздалось откуда-то сверху, это присвистнул лагерный сторож Веня вскрывавший возле выхода коробки с паркетом для ремонта пола в клубе. И, конечно, при виде тропического таракана Феди огромного и чёрного, - тот был раза в три  крупнее местных обычных, - Веня слегка ошалел. Безусловно, этот таракан заслуживал уважения как уникум, поэтому Веня убивать Федю не стал, а сложил в коробок, откуда не пожалел предварительно выкинуть спички, и отнёс в зоопарк, что был тут же рядом с клубом в закрытой бееседке.

  Только не совсем это был зоопарк, - так, террариум, по-нашему гадюшник. Потому, как жили там только змеи и амфибии, т.е. разные гады. Пустили их к нам в лагерь на один сезон, по договору, за еду. А еду таскали пионеры–садисты, - поймают лягушку, а это как входной билет в гадюшник, и тащат змеев кормить. Потом смотрят все, как лягушка сквозь этот шланг кусачий с той стороны, где у него зубы, входит, а через день-два уже с другой стороны, где совсем нет зубов, выходит, - интересно!

  Вот к одному такому змею в стеклянный аквариум и угодил Федя, когда его вытряхнули из коробка. Ужас обуял его, - жизнь кончилась так и не успев как следует начаться! Меж тем змей медленно приближался с интересом разглядывая Федю, ещё немного и ...  Федя зажмурился, чтоб хлоднокровно посмотреть смерти в глаза, в смысле в глаза холоднокровному. Прошла секунда, другая, потом ещё десять, но ровным счётом ничего не случилось. На всякий случай Федя приоткрыл один глаз, потом второй и тут же был сражён тем, что увидел, - змей ему улыбался! Он так соскучился от своего постоянного одиночества, что был только рад своему случайному маленькому сокамернику и, похоже, совсем не собирался его есть.

   Так Федя попал в покосившийся дом с обшарпанными половицами и мутными окнами, где в старых аквариумах жили соседи редко разговаривавшие друг с другом. Они всё больше только злобно шипели, а если кто из них и говорил иногда, то это были лягушки, которые квакали из стеклянного ящика одни и те же гадости об окружавшем их мире, который сами они никогда не видели, но которого боялись больше, чем своей тюрьмы. Собственно за это кваканье их и держали, а для них это был единственный шанс хоть как-то уцелеть в этом океане подлости и насилия, они и старались.

   В самом центре дома на специальной подставке стоял огромный прозрачный саркофаг к которому уже с утра сразу после завтрака нескончаемой очередью шли пионеры и просто зеваки. Там, в лучах холодного электрического света, под табличкой "Варан среднеазиатский" лежал огромный и страшный дракон, при виде которого Федя ужаснулся и весь задрожал.

- Не бойся, он же мёртвый, - сказал змей.

- Как это?

- Очень просто, сразу после приезда в лагерь он простудился, заболел и умер.

- Тогда почему он здесь, и почему все говорят, что он живой?

- Видишь ли, по плану у него гастроль до конца сезона. За это ему и двум к нему прикреплённым сотрудникам-змеелюбам полагаются полный пансион и лагерная пайка. А без варана зоопарк даже не гадюшник, а несколько метров шипящих змей, коих у нас в каждом болоте уйма. Вот и решили змеелюбы факт кончины варана скрыть и объявили того спящим, - ну, бывает у них, у пресмыкающихся, впадают они иногда в спячку.

- А, вдруг, он и в самом деле спит, выглядит-то он как живой?

- Тогда сам подумай, зачем тебя не сразу к варану бросили, который только таракашками и питается, а ко мне, змею, который их видеть не может? И почему варан с тех пор, как ты у нас появился, не то, что не пошевелился, а даже не пукнул ни разу, и лежит как лежал? Однозначно мёртвый, - мёртвые не пердят.

- Тогда, если он мёртвый, выходит, что меня никто и не съест? Вот здорово!

- Рано радуешься, ты теперь лишний свидетель получаешься, слишком много знаешь, больше, чем все эти пионеры.

   А пионеры шли мимо саркофага и со всех сторон варана рассматривали. Змеелюбы положили покойника красиво прямо под лампочку, как Ленина в мавзолее, так и хотелось того дёрнуть за хвост.

- Спит? - спрашивают пионеры.

- Конечно, - отвечают змеелюбы.

- Скоро проснётся?

- Не знаем, может сегодня, а может завтра. А сейчас идите вы все, и не шумите, и сами в мёртвый час как этот варан спите, до свидания.


- Так, получается, что они меня как корм, а варана как экспонат здесь только для вида держат? А сами могут меня в любой момент убить, чтоб потом сказать, что это меня варан съел? Так они и ненужного свидетеля уберут и фактом якобы поедания таракана докажут, что мёртвый варан совсем не мёртвый, а всего-то спящий. Ужас! - задумался тут Федя крепко, только вот придумать ничего не мог.

   А в это время все ботаники в лагере возбудились, ждут, что варан вот-вот проснётся, котлеты копят и передают из уст в уста последние о нём известия:

- А вы видели? Сегодня у него правая передняя ножка не так подогнута как вчера!

- А вчера с него муха взлетела, но не как обычно вверх, а всё в сторону, в сторону!

- И хвост, хвост тоже!

- А, что хвост?

- Ну, тоже...

   Одна сплошная интрига! Дошло до того, что мы все в лагере, - и  даже змеелюбы, - поверили, что варан на самом деле спит и только ждали теперь, когда же он проснётся. А между тем варан начал пахнуть. Понятно, что не все себя во сне контролируют, но этот уж очень себя не контролировал. Скрывать факт смерти варана становилось нестерпимо, уже не каждый ботаник решался в гадюшник войти, такая в нём вонь теперь стояла. И тогда змеелюбы решились на крайний шаг, - убить Федю. А смерть его, как вы догадываетесь, списать на дохлого варана, чтоб до конца смены доказывать потом, что у того отменный аппетит, хотя всё это у него и во сне.

  И вот, однажды вечером, когда в гадюшнике никого не было, пришла к таракану смерть. Это только у людей смерть в капюшоне и с косой, а к Феде она пришла в тапочках, с газеткой и небритая. Так и погиб молодой, подававший большие надежды таракан Федя в нашем пионерском лагере, волею судеб заброшенный туда из родного тропического болота, жизни как следует так и не видевший.

   Может быть на том и закончилась бы моя история, если бы не одно странное происшествие последовавшее за этим. На следующий день, точнее даже вечер, аккурат перед сном, пробрался в террариум один юный любопытный любитель природы, очень ему хотелось первому узнать, когда же варан проснётся. Пробраться-то было не трудно, - дверь по причине ужасной вони теперь в нём никогда не закрывалась. Пробрался он, подошёл к аквариуму и вдруг видит, что на спине варана стоит таракан Федя и ножкой так с укоризной притоптывает, а сам весь белый. Потому, как это был не чёрный таракан Федя, а его призрак, который вернулся за душами своих мучителей.

  Бедный пионер, как только это понял, закричал от ужаса и побежал стремглав прочь, куда глаза глядят, только его и видели. Говорят, что он от пережитого посЕдел в ту же ночь, - любопытство то оно до добра не доводит. Или может посИдел? -все ж тогда невнимательно друг друга слушали, - только не это главное! А главное то, что в ту же ночь исчез из террариума тот самый змей, а никто уже не помнит какой! А вдруг он был ядовитый? Или может неядовитый? Нет, точно ядовитый, потому как никто этого наверняка никогда не знал, а в таком деле всегда лучше перестраховаться.

   Подумаешь, убёг и убёг, лес то он вот, рядом, - уже на следующее утро количество пропавших экспонатов с запасом лягушками добрали, - какие такие проблемы? Только дело вовсе не в этом, ведь до леса ползти и ползти, а до клуба четыре шага, совсем близко получается. Короче, кто-то видел змея в клубе. Лёшка-радист, он в клубе тогда жил, совсем сон потерял. Всюду ему мерещились потом змеи, - кровать свою перетряс, все провода в клубе перевтыкал, все верёвки посматывал, которые ненужные. Или нужные? На всякий случай он все оторвал, в лагере потом ещё связи неделю везде не было, - получается, что это так он природу не очень любил, особенно местную.

  А так, как пропажа змея была страшная тайна, то все знали её уже на следующий день. И пошли доброхоты по лагерю:

"Видели мы змея там-то...",

"Этой ночью из столовой ушёл последний кот..."

"Вечером за женским туалетом что-то шуршало, ползло в сторону клуба и, наверно, подглядывало..."

   Лёшка чуть с ума не сошёл, глаза красные, на каждый шорох вздрагивает. Кота в клубе завёл, на цепь посадил, чтоб тот как столовские его собратья не сбежал. Только кот от него в тот же день с цепью ушёл и ещё бутерброд с колбасой, что Лёшка с завтрака принёс, тоже прихватил.

   Не знаю, чем бы закончилась вся эта история, если бы не скорое окончание лагерной смены. Уехали дети, а с ними и гады. Только я точно видел проезжая с отрядом в автобусе мимо клуба, как вослед нам лапкой махала из беседки белая таракашка, а рядом улыбался змей. С тех пор каждый год в лагере кто-нибудь хоть однажды да встречает Белого призрака Чёрного таракана. А он бродит и бродит по лагерю, а сам всё смотрит, чтобы никакие такие "любители природы", а тем более змеелюбы у нас никогда больше не появились, а они и не появляются.





Петрович закончил, наступила тишина. Теперь уже дети сидели задумавшись о нелёгкой судьбе насекомого да так, что Петровичу пришлось их слегка растрясти прежде чем он попросил:

    - Что-то устал я сегодня. Может вы мне свои сказки расскажите? Ну, кто смелый? Кто меня напугает?

    - Ага, напугаешь тебя... Леший пробовал, так теперь назад из пенька дубового в себя же превращаться не хочет, до того сам испугался! Так и стоит на болоте дятлами обдолбанны-ы-ы-ый, воронами обосранны-ы-ы-ый, сиротинушка несчастны-ы-ы-ый..., - неожиданно нараспев запричитал кузёныш.

    - Вот и расскажи про него, про сиротинушку.

    - Нет, я лучше про девочку расскажу, она тоже сироткой была, - уже просто и по-деловому сказал кузёныш, тут же сам себе удивился, огляделся кругом, - все давно притихли и ждали, когда он прекратит дурковать и начнёт рассказывать.

И кузёныш начал свой страшный рассказ...



СМЕРТЬ ПОД ОДЕЯЛОМ


   Жила-была одна девочка. И была она сиротой, мама умерла у неё, когда она совсем ещё маленькой была. Недолго горевал папа, а привёл в дом другую женщину. Только не взлюбила та женщина девочку, но старалась при папе слова приятные девочке говорить, подарки разные делать. А однажды подарила девочке одеяло, которое сама для неё сшила. Старое, которое ещё от мамы осталось, забрала и говорит:

    - Моё то теплее будет, им теперь укрывайся.

    Так и сделали, - легла девочка спать и укрылась этим одеялом. Только уснуть не может, совсем то одеяло не греет. С виду лёгкое, давит оно на девочку, уснуть не даёт. Так она всю ночь и не спала. А утром встречает мачеху, та такая счастливая, радостная, спрашивает девочку:

    - Как спала детонька?  Хорошо ли тебе было под новым одеялом?

     Девочка виду не подала, хоть и не выспалась.

    - Хорошо, - отвечает, - всю ночь проспала, только иногда просыпалась.

    Мачеха сразу в лице переменилась, а сама говорит:

    - Ничего, детонька, скоро ты крепко спать будешь, совсем не проснёшься.

    Наступила следущая ночь. Девочка, как и обещала мачеха, совсем почти уснула. Только чувствует вдруг, как одеяло постепенно сжимается вокруг неё и начинает на горло давить. Да так сильно давит, что девочке дышать уже трудно. Испугалась она, проснулась и давай одеяло пинать.

    Утром  снова её мачеха встречает и ласково так говорит:

    - А сегодня как спалось тебе детонька? - а у самой всё лицо и руки в синяках.

    - Спасибо, - говорит, - хорошо. А у вас почему синяки?

    - Да, это я об стенку в темноте стукнулась, - отвечает мачеха, а сама платком лицо прикрывает.

    Только девочка всё поняла и в тот же день папе рассказала. Но папа ей не поверил, говорит, что придумала она всё.

    Наступила третья ночь. Девочка две ночи до того почти не спала, поэтому уснула сразу. И снится ей мачеха, как она смеётся, а сама руки к ней тянет, задушить хочет. Испугалась девочка, проснулась, а одеяло у неё вокруг горла уже обмоталось, дышать не даёт. Схватила девочка ножницы, которые тут же рядом на тумбочке лежали, и давай ими одеяло колоть. Оно сразу обмякло и отпустило горло у девочки.

    А утром встречает мачеху, та уже ничего ей не говорит, потому как у неё всё лицо исцарапано. Поняли они друг друга, так молча и разошлись. Только папа ничего не заметил, всё ругал девочку, что та мачеху не любит, которая о ней так заботится.

    Наступила ночь. Не помнит девочка, как уснула, только проснулась она от того, что кто-то на грудь опять ей давит, дышать не даёт. Хотела она вскочить, одеяло с себя сбросить, а оно схватило её всеми четырьмя углами за руки и ноги, пошевелиться не даёт. А само всё давит, рот закрывает, девочке совсем уже дышать не даёт, та вот-вот задохнётся. Видит девочка, самой не справиться,  собралась из последних сил да как закричит!

    Папа услыхал, прибежал сразу, а девочка уже и не дышит, её под одеялом почти и не видно. Схватил он одеяло, тянет, а оно не отпускает. Взял он тогда ножницы и давай кромсать ими одеяло как ножом на мелкие кусочки. А оттуда кровь как хлынет и прямо на папу. Тут он всё одеяло искромсал, пока девочка снова дышать стала. И, как только она дышать стала, как вдруг из маминой из спальни кривоногий и хромой выбегает умывальник, умывальников начальник, и качает головой... Блин! Я опять всё перепутал! Это же совсем другая страшная сказка про умывальника-киборга, я её когда-нибудь вам тоже потом расскажу, а сейчас же из спальни раздался стон, там мачеха спала. Папа кинулся туда, а мачеха в луже крови лежит вся израненная.

    - Зачем ты убил меня? - сказала она и тут же вся умерла.

    С тех пор папа уже никогда не женился и одеяла байковые не покупал.



История понравилась, все сразу стали спорить, кто больше испугался. И только Ярек сидел задумчивый.

    - А, ты чего молчишь? - пристала к нему вампирёнок Люба, - Ну-ка говори! А то укушу.

    - Чё-то сапоги у меня жмут..., - признался вампирёныш и посмотрел на всех с опаской.

    - Так он поверил! - засмеялся кузёныш Марина, - Вот дурачок!

    - Ты и в самом деле поверил? - спросила Люба.

    - Так жмут же... А вдруг они у меня ноги незаметно сгрызут? Или, ещё хуже, ночью задушат?

    - Да, не бойся ты, это всё предрассудки! Ну, подумай сам,  как сапог тебе на голову налезет, чтобы задушить потом?

    - Ну, подумал, - налезет...

    - Он бестолковый, ему не объяснить. Скажи ты, Петрович, - не выдержал кузёныш Марина.

    Петрович погладил вампирёныша по голове, прижал к себе, как мог успокоил и сказал:

    - Нет, не налезет. Я тоже, пока маленький был, всего боялся. Потом прошло...

    - А когда прошло?

    - Это, когда я уже вампиром стал...

    - А когда ты вампиром стал? Расскажи, Петрович!

    Петрович ещё раз погладил вампирёныша по голове и начал свой страшный рассказ...


   
ВАМПИРЫ НА ОХОТЕ


    Работал я в ту пору таксистом.  Как-то останавливает меня девушка, вся в чёрном, в руках букет из бумажных цветов, сама бледная такая.

    - Куда вам, девушка? - спрашиваю.

    - Отвезите меня, - говорит, - на Котляковское кладбище.

    Отвёз я её, она выходит, деньги мне даёт, а сама говорит:

    - Если вы меня немного подождёте, я вам ещё дам.

    - Подожду, - говорю, - всё лучше, чем пустым назад ехать.

    И в самом деле, и часа не прошло, возвращается она, только букет у неё уже из сухих цветов и платье слегка землёй перепачкано. А сама вроде как повеселела, во всяком случае не такая уже и бледная какой утром была.

    - Куда теперь? - срашиваю.

    - Везите меня, - говорит, - на Ваганьковское кладбище.

    Приехали мы на Ваганьковское кладбище. Она опять выходит и подождать её просит. Делать нечего, соглашаюсь, - вдруг она родственников поминает? - а расспрашивать неудобно. В этот раз подольше была, вернулась вся румяная, весёлая. В руках цветы у неё живые, а платье ещё больше грязью измазано. Сама смеётся и говорит:

    - Вечно я в земле перепачкаюсь.

   А я про себя думаю:"Где же это ты, девушка, грязь-то нашла,  если на улице сухо, неделю как дождя уже не было?". А вслух говорю:

    - А куда теперь едем?

    - А поедем, - говорит, - на Митинское кладбище. Нравится мне там и народу немного...

    Приехали мы на Митинское кладбище. Выходит она и опять подождать просит.

    - Подожду, - говорю, - и как раз посплю немного.

    А сам дождался, когда она подальше отойдёт, и пошёл за нею, посмотреть, что она на кладбище делать будет. Сначала она просто бродила, вроде как бесцельно. Потом смотрю, - чего-то ищет. Подойдёт к могиле, землю с неё возьмёт и в руке мнёт зачем-то, нюхает. Только не нравится ей чего-то, выбросит землю и дальше идёт. Наконец, вроде, нашла. Та могила совсем свежая оказалась, час назад покойника похоронили, не больше, цветы ещё не увяли. Огляделась вокруг, - нет никого, - и давай землю рыть руками.

    Вскоре гроб показался. Она крышку сняла и впилась зубами прямо в шею покойника. А он свежий, кровь из него так и хлещет, по губам у неё течёт, а она только громче смеётся, видно нравится она ей очень. Испугался я сильно, лежу за кустом ни жив, ни мёртв, пошевелиться боюсь. Наконец она закончила, платье поправила, от земли отряхнула и обратно идёт, как раз в мою сторону, вот-вот на меня наступит.  Спрятался я поглубже в траву, лицом не показываюсь, сам почти не дышу.

    - Отдай своё сердце! - вдруг как она закричит, это она меня заметила и за руку схватила! Тут я чувств и лишился. Последнее, что запомнил, так это как она двумя  огромными клыками в меня впилась и кровь мою сосать начала. Только уже тогда сытая видно была, потому всю кровь у меня и не выпила. Бросила меня там же без чувств, а сама ушла куда-то. Больше я её и не видел. Но с тех пор сам стал вампиром. Теперь, как ночью только луна зайдёт, тянет меня сразу кровушки свежей попить. Лучше, если она первой группы, резус фактор положительный, это самая вкусная. Я потом для этого ещё на станцию переливания крови устраивался, там много нашего брата вампира санитарами подвязаются.





Петрович замолчал вспоминая чего-то.

     - Так, она вампиром была?

    - Ну, да! Только кладбищенским, - они на зиму в спячку впадают, а перед тем крови напиться стараются, причём мёртвой. Для этого они ищут свежих покойничков. А кто вдоволь крови не напьётся, и в спячку не впадёт, бродит всю зиму потом неприкаянный. А бывает ещё хуже, это когда они в зомби превращаются, вот тогда держись! Лучше им не попадаться...

    - Так, ты не такой?

    - Нет, конечно, я вампир традиционный, живой кровью питаюсь! Ты, что сейчас про меня подумала? Вампиры на Земле ещё при динозаврах жили, наших предков археологи в янтаре до сих пор находят. Только мы эволюционировали, стали крупнее, клыками обзавелись, а наши родственники наоборот измельчали, в комаров превратились. Замечено, вампир у вампира кровь не высосет, -  так что если кого комары не кусают, тот вампир, и это правда, доказанный научный факт!

    - Какой ты умный, Петрович!

    - Ну, дак! - сто лет живу на здоровом питании, было время ума понабраться.

    - Скажи, а ты Ленина видел?

    - Видел, ох и страху тогда я набрался...

    - А что лучше, ума или страха набраться?

    - Лучше принцессу настоящую встретить, тогда и набираться ничего не надо, считай уже повезло, - вздохнул Петрович.

    - Ой, как интересно! Я ни разу принцессу не видела, - сказала вампирёнок Люба.

    - А я знаю, как принцессу узнать, - сказал гном Викентий.

    - Как это? Ты что, подглядывать за ней будешь? - спросила Люба.

    - Зачем? - обиделся гном, - Просто, когда она пойдёт спать, ей под матрас надо положить горошину. Если потом она уснуть не сможет, значит это принцесса.

    - Получается, наша училка вовсе не принцесса, - вмешался в спор кузёныш Марина, - я ей столько кнопок уже под задницу положил, а ей хоть бы что! Сидит, ёрзает, не замечает ничего.

    - Да, не бывает у принцессы задницы, правда Петрович? А иначе, какая же она тогда принцесса? - заявил вампирёныш.

    - И ногти она не красит, она так красивая, - заключила Люба и сразу вдруг вспомнила чего-то, - А хотите, я вам историю расскажу? Про девочку, которая ногти красила?

    - Она страшная?

    - Кто? Девочка?

    - Да нет, твоя история.

    - Конечно.

    - Тогда рассказывай, - и дети сразу замолкли и обступили Любу. И даже Ярек, который начал было икать, замолк и старался теперь икать и кашлять тихо и совсем через другое место, чтоб уже никому не мешать.

    И Люба начала свою страшную историю...



КРАСНЫЕ  НОГТИ


    В одной семье жила девочка и была она единственным ребёнком. Родители души в ней не чаяли, так они её любили, - что ни попросит, всё сделают. А больше всего девочка любила пирожки с мясом, которые у них на рынке продавались.  Поэтому любили они всей семьёй вечерами по воскресеньям чай пить с пирожками.

    А ещё любили они ухаживать за своей девочкой. То причёску красивую ей сделают, то глазки накрасят, а уж ногти-то всегда у неё накрашены были, причём в яркий, красный цвет, - он особенно ей шёл.

    И вот, случилось однажды, что в городе стали пропадать дети. А найти их не могут, ни живых, ни мёртвых. Как будто уводит их кто-то из города, а назад они не возвращаются. Милиция ходила, все улицы, все дома окрестные с собаками обшарила, только нет нигде детей.

    Испугались родители, в школу отпускать не стали дочку, дома её оставили, чтобы не случилось ничего. Так и сидела девочка одна, ждала, когда родители с работы вернутся. Возвращаются они однажды, а дома никого нет! Кинулись они туда, сюда, - нет её. Думали, что девочка погулять ушла одна без разрешения, надеялись, что вечером сама придёт. Только вечер уже наступил, а девочки всё нет.

    Так ждали они её, ждали, уже неделя прошла, а девочка как сквозь землю провалилась. О плохом думать не хотели, ведь никто девочку ни живой, ни мёртвой не видел. Значит она жива, наверно, и скоро сама придёт, - очень они на это надеялись.

    А чтоб мама не убивалась совсем, папа ей пирожков купил тех самых, что девочка любила. Сели они вдвоём, чай пьют, девочку свою вспоминают. И пирожки им такие вкусные показались, что не заметили, как все съели. Только один остался.

    - Это доченькин остался. Давай, - говорит папа, - попалам его разделим, чтоб нам поровну с тобой было.

    - Давай, - говорит мама.

    Разломили они пирожок, а оттуда пальчик детский выпал, а ноготь у того пальчика красным лаком покрыт.

    - Это же дочки моей пальчик! Мы же с тобой дочку свою съели! - сказала мама и сразу с ума сошла. А папа в тот же день застрелился.

    А продавцов пирожков милиция потом поймала. У них дома детские трупики в холодильнике были. Они ловили детей, убивали их и на фарш прокручивали без остатков, потому милиция никак их трупов найти и не могла. Потом этих продавцов судили и расстреляли.





    - Я есть хочу! - вдруг заканючил вампирёныш Ярек.

   - Хватит ныть! Что, совсем подождать не можешь? - Петрович посмотрел на могилу, - упыря ещё не было видно,- потом на небо, - похоже начинало светать, - сплюнул, выругался про себя про упыря, достал из пакета, что принёс с собой, клеёнку и начал её расстелать на столе.

     Все сразу оживились, стали устраиваться поближе, предвкушая все то вкусненькое, что Петрович для них приготовил. Петрович же церемонно и торжественно начал доставать из пакета свои угощения, и ставить их все на клеёнку, а дети сопровождали их восторженными комментариями, и старались представить угощенья на вкус, - догадаться же из чего они сделаны по внешнему виду было совсем невозможно. Наконец подошла очередь главного блюда, тут Петрович сделал паузу и с видом победителя осмотрел присутствующих, приглашая их угадать, что сейчас он достанет из пакета, но все молчали и с нетерпением ждали. И только кузёныш Марина всё что-то нашёптывал на ухо Яреку, не решаясь или не желая поделиться своею догадкою вслух.

  Тогда Петрович с возгласом "Та-дам!" поднял над собою огромное блюдо, на котором лежало политое соусом и сервированное печёным перцем и жаренным картофелем аппетитное розовое тельце. Все тут же, не дожидаясь приглашения, кинулись к нему, выломали что было у того самое вкусное, - его ножки, - и с удовольствием впились зубами в нежнейшую плоть.

    - А, ты, почему не ешь? - Петрович с удивлением обнаружил, что Ярек даже не притронулся к еде.

    - Не-не-не хочу,  - Ярек старался не смотреть на блюдо и аппетитные останки на нём.

    - Почему это не хочешь? - Петрович подозрительно покосился сначала на тельце, а потом на кузёныша аппетитно его жевавшего. Но тот сделал вид, что ничего не заметил, и только ещё громче зачавкал.

    - Пя-пя-пяточка жалко... - неожиданно для всех чуть не заплакал Ярек, - Он песенки знал весёлые...

    - Так, он что, разговаривать умел? - спросила Люба обгладывая косточку.

    - Ну, да, стихи ещё разные...

    - Говорящая свинья?! - в ужасе воскликнул гном и отпрянул от блюда, при этом кусок вывалился у него изо рта, и он сразу весь задрожал.

   - Да, чего ты! Не бойся! Он не укусит, он мёртвый, он же жаренный, - Петрович как мог успокоил  Викентия, а потом, уже глядя в сторону кузёныша, с укоризной сказал, - Это всё сказки... Есть тут у нас один сказочник...

   - А, что я-то сразу? - возмутился кузёныш, - Он сам дурак. Я ему про Винни-пуха рассказал, как они с Пятачком на День рождения к ослику ходили. Я же не виноват, что он всему поверил.

   - Виноват! Сколько раз я говорил, чтоб не рассказывали сказки! Хватит обманывать детей! То у тебя свинья говорящая, то умывальник бегает, - сколько уже можно? Тут взрослый испугается, не то что ребёнок. А тебе... - здесь  Петрович повернулся к Яреку и сказал уже назидательно, - Должно быть стыдно. Ты вампир! Вампир, это звучит гордо!

  Петрович хотел что-то добавить ещё, торжественно и пафосно, но вдруг вспомнил, что сам где-то  всё это уже слышал, в какой-то взрослой сказке, отчего смутился и сразу замолк. Да, его никто уже и не слушал, все давно с аппетитом ели, и даже Ярек, и только обидевшийся кузёныш невнятно что-то между едой порою бурчал.

    - Да, успокойся ты! Уже начинается... - одёрнула его Люба, и в тот же момент раздался жуткий вой и под звуки похоронного марша из могилы поднялся гроб. В гробу стояли упырь, Димон и Дедушка. Точнее стоял один Вовчик, а Дедушку он держал за осиновый кол, которым подпирал того в спину. Димон же пристроился в Дедушкином нагрудном кармане, там где платочек, и сидел сложив ручки, как сурдопереводчик в телевизоре.

    - Здравствуйте, дети! Это я, ваш Дедушка, - зачревовещал нехорошим голосом упырь. Димон при этом открывал и закрывал Дедушкину челюсть, отчего казалось, что тот говорит сам. Стало страшно, вампирёныш  Ярек хотел снова описаться, но было нечем.

    - Не бо-бо-бойся, он же мёртвый, - шёпотом попробовал приободрить его гном Викентий.

   - Как? Он тоже жаренный? - удивился Ярек, но гном не успел ответить, упырь грозно зыркнул в их сторону.

    - Дедушка и сейчас живее всех живых! - уже своим голосом завыл Вовчик, при этом его левое ухо повернулось к Викентию, - Тело Дедушки живёт и побеждает!

  Убедившись, что никто не разговаривает, упырь продолжил чревовещать дальше:

    - Сегодня вы отмечаете День рождения вашего дорого, горячо  любимого меня, вашего Дедушки! Сегодня мне исполнилось..., - тут упырь достал из штанов бумажку и прочитал, - ...ему исполнилось сто сорок восемь лет, три месяца, одна неделя, четыре дня, - тут он посмотрел на часы и быстро-быстро затараторил, - тринадцать часов, тринадцать минут, шестьсот шестьдесят шесть секунд! - в этом месте упырь сделал характерный жест согнутой в локте и сжатой в кулак рукой, - Ес! Успел!  - потом зачем-то намуслявил себе палец, повертел им над головой, показал куда-то на север и добавил: - По Гринвичу...

    - По чему? - переспросил кузёныш Марина вампирёнку Любу.

    - Наверно, это как "по барабану", - ответила та.

    - А-а-а..., - сообразил кузёныш, - Тогда мне тоже "по гринвичу"!

Упырь меж тем разошёлся уже не на шутку, брызгал слюной, кому-то грозил, рачьи глазки его злобно сверкали, а с клыков, казалось, капала кровь:

   - Сегодня, когда ни один порядочный человек со мною есть не сядет, когда весь мир только и делает, что искушает вас человеческими ценностями, нормальной, достойной жизнью,  для нас, упырей, главным должно оставаться государство, то есть я, в смысле он, то есть мы. То есть я как он, а он это я, - ну, короче, вы поняли.

   Нет, никто ничего не понял, но страшно было. Тем более, что время от времени упырь доставал из-за пазухи очередную бомбу, зажигал у неё фитиль, а потом с удовольствием смотрел, как все её боятся и стараются спрятаться. И только вдоволь насладившись впечатлением, он чмокал губами фитиль, словно целовал его, тот тух, и он прятал бомбу обратно.

    - Верной дорогой идёте, товарищи! Погибнем же все как один в борьбе за светлое будущее! - закончил чревовещать Вовчик. Димон, всё это время не забывавший двигать Дедушкиной челюстью, вдруг вытащил у того из-за пазухи правую руку  и вытянул её вперёд, словно тот куда-то ею указывал. И тут же упырь осёкся, как если бы что-то увидел.Точнее наоборот, не увидел, -

    - Где? Какой гад это сделал? - вдруг уже своим голосом застонал упырь, - Кто взял перст указующий? - при этом он показал на Дедушкину руку на которой и в самом деле не было одного самого главного, потому как указательного, пальца.

    Воцарилась жуткая тишина. Только слышно было, как под кустом глухо урчал Чип, это он доедал Дедушкин палец.

    - Ах ты, собака! Чтоб ты подавился!

    Чип ничего не ответил, только заурчал громче и подальше отполз под куст.

    - Ладно, продолжаем, - всё ещё косясь на Чипа сказал Вовчик, и уже совсем успокоившись спросил, - Дети, а что вы подарите Дедушке?

    Все молчали... Дети первый раз отмечали День рождения мёртвого дедушки и что обычно дарят покойникам ещё не знали.

    - Может вы стихи выучили? Так не бойтесь, расскажите, Дедушка вас не тронет.

    Но никто не сдвинулся с места. Тогда упырь подошёл к самому маленькому и спросил:

    - Вот ты, мальчик, какие стихи знаешь?

    - Я-я-я ещё маленький, - заикаясь сказал Ярек, - Я-я-я ещё даже материться до конца не умею, - и зачем-то добавил, - По гринвичу!

    - Ну, какие-то стихи ты ведь знаешь? Вот и расскажи, - сказал Вовчик и поставил Ярека рядом с собой на крышку гроба, - Читай!

   Ярек принял пафосную позу, как учили, и начал нараспев:

    - Мне мама в детстве выколола глазки,
      Чтоб я варенье не нашёл,
      Теперь я не пишу и не читаю сказки,
      Зато я нюхаю и слышу хорошо.

    - Молодец! Какой хороший мальчик! А скажи, тебе мама и в самом деле уже выколола глазки?

    - Нет пока, я же говорю, я ещё маленький, я даже до буфета ещё не достаю...

    - Так, может ты и песенки знаешь? Про Дедушку знаешь?

    - Знаю , - сказал Ярек и затянул гнусавым жалостливым голосом:

  - Ты лежишь один в маленьком гробике,
    И костями прижался к стене,
    Череп твой аккуратно обглоданный,
    Ярко лысиной светит во тьме.

    - Ах..., - начал было припев Ярек, как в этот момент - Ах! - что-то ухнуло, - и гроб с  треском провалился в могилу, а с ним Вовчик с Дедушкой и Димоном. Только Ярек вовремя успел отскочить в сторону и не свалиться с ними.  Сначала наступила тишина, потом послышалось недовольное ворчание упыря и его чертыхание, - Вот чёрт!

    - Никак здесь чёрт сейчас был, Петрович? Скажи, это его рук дело? - спросил гном.

    - А чёрт его знает! - может и его, - отвечал Петрович, - Не любит он эту публику, впрочем, как и они его. Они кладбища любят, покойников, мёртвых побольше хотят... Они даже на Красивой площади в самом центре нашей столицы кладбище устроили. Да, что далеко ходить! В нашем же городке, в скверике, сразу за кинотеатром, где всегда влюблённые по вечерам целовались, они капище сделали. Поставили туда идолов оловянных, чтоб шабаши свои устраивать и детей пугать.

    Петрович помолчал немного, потом чего-то вспомнил и продолжил:

    - Они ещё меняться любят. Сами норовят чужую жизнь забрать, а взамен ерунду предлагают всякую, - блестяшки разные, могилку в центре, гроб благоустроенный, - так вы не соглашайтесь. Будут взамен Родину предлагать, так вы не верьте, нет её у упырей. А, если кого обмануть у них получается,  то потом они обязательно это табличкой отметят, чтоб другие за теми легче меняться соглашались.  А сами-то ох уж как жить любят! И хорошо жить... А тех, кто их не любит, тех ядом травят, или в спину стреляют. А то просто своих же взорвут, чтоб другие боялись и ещё их так больше любили... Или, опять же, соседей ограбят, или войной пойдут, - ведь там, где покойников много, им и самим легче хорошо жить.

    - Так, может прикопать тогда могилу-то, пока и упырь, и Дедушка там? Чтоб упырь из неё вылезти никогда уже не смог и Дедушку почём зря с собой не таскал?

    - Не выйдет ничего, он ведь не в могиле, он внутри каждого из нас прячется. Только пока мы жизнь ценим, - всё равно, свою ли, чужую ли, - он боится и никак себя не обнаруживает. Но стоит нам слабину дать, как вот он, тут как тут!

    - Так это что, мы тоже можем однажды упырями стать?

    - Можете...  Правда, если вас самих упыри не сожрут к тому времени...

    По дну могилы заскрёб упырь. Петрович посмотрел на небо, - уже светало, - потом на могилу и сказал обращаясь к Вовчику:

    - Так, ты идешь, подонок?

    Тот что-то промычал нечленораздельно в ответ, но из могилы так и не появился.

    - Ну, тогда как хочешь. А мы пошли, - и уже обращаясь ко всем позвал, - Пора нам, завтра уже начинается...

     Где-то высоко на дереве тихо и робко спросонок ворона сказала "Ку-ку",  сразу же перестала выть лесная мышь и стучать зубами зайцы. Белесый туман словно саван окутывал кладбище, - всё исчезало в нём, даже звуки. Вот и компания уходившая в светлую даль вскоре исчезла совсем, а с нею и даль. Не осталось ни путей, ни дорог, ничего, только свет отовсюду... Куда ушли? Зачем ушли? - не знаю...  А может мне это только привиделось? И не было ничего? Это уж вам решать.





СКАЗКИ НАШЕГО ДВОРА

(РАЗГОВОРЧИКИ)



У МЕНЯ ЗАЗВОНИЛ ДОМОФОН


У меня зазвонил домофон...

- Да, слушаю!

- Здраствуйте, дядя Игорь! А вы скоро выйдете с Чипом гулять? - хором прокричали детские голоса.

Чип небольшая белая собачка породы скотчтерьер подслушивал. Он немигая смотрел в мои глаза, при этом не издавал ни звука, и только коротенький толстенький хвостик выдавал его нетерпение и слегка помахивал. Я взглянул на часы, было ровно семнадцать часов, время вечерней прогулки, Чип кивнул.

- Сам знаю, - шёпотом сказал я ему, - только я ещё не готов.

- Дядя Игорь! Ну, скоро? Мы вас целый час уже ждём! Ведь вы обещали! - заголосили в трубке.

- А что, разве, я ещё не вышел?

- Конечно нет!

- Не может быть! По-моему уже полчаса, как я с Чипом гуляю.

Чип посмотрел на меня с укоризной.

- Не врите!

- Как вам не стыдно так говорить! Взрослые никогда не врут.

- Ага! А как же Вы с нами по домофону разговариваете?

- Так у меня мобильный домофон, я его всегда с собой ношу, очень удобно, можно откуда угодно разговаривать.

- Ну, и где же Вы тогда?

- Блин! Сам не пойму, погодите, СЕЙЧАС спрошу кого-нибудь. Хотя нет, постойте, ТОГДА спрошу кого-нибудь. Слушайте, а с чего это вы вдруг решили, что я не в СЕЙЧАС, а в ТОГДА?

- Вы издеваетесь?

- Да, какое "издеваетесь", если я даже не знаю, я в ТАМ или в ТУТ? И, как назло, никого рядом нет, чтобы спросить!

- Вы что, с ума сошли? Сами не знаете, а ещё гуляете!

- Говорят вам, нет! Просто место совсем незнакомое, как будто я здесь вообще в первый раз.

- Ну, хоть что-нибудь узнаёте?

- Кажись детская площадка, ну вот же мусор кругом, бутылки пустые, фантики... Хотя, может и не она. Слушайте, я вот что подумал, проще будет, если не я себя, а вы меня найдёте. Вы посмотрите, на нашей детской площадке, что возле дома, мужик с белой собачкой случайно не гуляет? Если не гуляет, то, скорей всего, это я с Чипом.

- Нет, никто не гуляет.

- Ну вот! Так и знал, это я на ней не гуляю.

- Дядя Игорь!

- Погодите, а вдруг я с Чипом ещё и на футбольном поле не гуляю?

- На футбольном поле кто-то гуляет.

- Я же говорил! Вот, значит, где я гуляю! Вот и нашёлся наконец!

- Нет, не вы! Во-первых они без собачки, а ещё в трусах и с мячиком. Вы, что ли, в трусах?

- Да нет, конечно. В смысле "нет", что да, потому что совсем не "да", что нет. Ну, вы поняли, что поняли, что ничего не поняли? Так, что же делать-то сейчас тогда?

- Вы нас обманываете! Прошлый раз вы сказали, что уехали на лифте вместо первого этажа на десятый.

- Это Чип, это он кнопки перепутал.

- Так в вашем подъезде только девять этажей!

- Мы тогда из-за него не только этаж, но и подъезд и даже дом перепутали, чёрт знает куда уехали. Повезло, что это всё в нашем городе оказалось, а то бы точно заблудились. Кстати, дети, никогда не ездите в лифте одни, только в сопровождении взрослых, а иначе заедете куда-нибудь и  вас потом уже никто никогда не найдёт.

- Ну, дядя Игорь!

- Погодите, не канючте! А вдруг я вовсе и не дядя Игорь? Постойте минуточку, я проверю, в зеркало на себя посмотрю.

На минуту воцарилась тишина, после чего я продолжил уже испуганным голосом:

- Ну вот! Так и знал! Ну точно не я!

- Как это не Вы?

- Как, как... Я что, себя не знаю? Не я это...

- А кто?

- А я знаю? - шёпотом ответил я вопросом на вопрос.

- А почему шёпотом?

- А чтобы тот, который в зеркале, не услышал, а то ещё как вылезет! Вы тоже, пожалуйста, потише говорите.

- А как он выглядит?

- Да, как обычно, - совсем ещё зелёный, хоть с виду вроде и пушистый, а сам ох и скользкий, и глазки-то у него так и бегают, так и бегают!

- Дядя Игорь!

- Не понял, что опять не так?

- Таких людей не бывает!

- Всё! Теперь, кажется, понял, - вы тоже не вы!

- Как это не мы?  Мы это!

- А вы посмотрите на себя внимательно, - у вас хвосты есть?

- Дядя Игорь! У нас нет хвостов!

- Вот! А должны быть на голове такие небольшие, пушистые и рыжие!

- Так, вы про те, что на голове говорите? Они у нас есть, но только сами мы не зелёные и совсем даже не скользкие!

- Да? В самом деле? Тогда, кажись, это я ошибся...

- Как это?

- Да, блин, помните, надысь ещё гроза была? Так молния прямо в пульт домофона ударила, его и заклинило, и теперь кнопка нормально не включается. Я ещё подумал, что на "Ответить" нажал, а сам с Чипом в параллельный мир телепортировался. Теперь понятно, что это я в зеркале, но только телепортированный. Да-а-а, здорово же я вчера нателепортировался!

- И что теперь делать?

- Что, что... Возвращаться буду, только время потребуется, полчаса, не меньше, не могу же я в таком виде перед вами появиться.

- Давайте скорее, а то мы вас уже давно ждём.

- Всё! Бегу, бегу, бегу... Блин, чуть не забыл, - скажите, а вы хвосты колечком носите, или чтобы просто болтались?

- Чтобы просто болтались. А вам это зачем?

- Да это я не себе, это Чипу, чтобы он опять чего не перепутал. Ну, ладно, давайте пока, мы скоро будем, до встречи.

При этих словах Чип завилял всем телом и убежал за поводком. А у меня осталось ещё минут двадцать, чтобы привести себя в порядок и как следует причесаться, чтобы не выглядеть слишком пушистым. Ведь главное же ничего сейчас здесь не забыть и ничего тут не перепутать, чтобы там потом тогда никто ничего так и не понял.






КТО ТАМ ?


Когда в дверь снова постучали, гном Викентий приложил палец к губам, показав тем самым Яреку, чтобы тот тоже молчал, после чего нарочно громко через дверь спросил:

- Кто там?

- Это я! - ответили за дверью.

Гном посмотрел на Ярека и как можно тише, шёпотом, чтобы его никто не услышал за дверью, сказал:

- Вот! Ну, теперь ты мне веришь?

- Теперь верю, - Ярек стоял поражённый.

- И это уже второй, а может быть даже пятый, я не считал.

- Ого! Получается, их там целая банда!

- И все говорят, что они это я, а у самих голоса разные!

- Обмануть хотели! А зачем?

- Думали, что на дурачков нарвались...

За дверью снова поскреблись и постучали:

- Ну, скоро? Что так долго?

Гном посмотрел на Ярека и жестами спросил:

"Что делать?"

"Не знаю!" - тоже жестами ответил Ярек, а вслух тихонько добавил, - Я, кажется, придумал! Надо спросить этих "я", как их зовут!

- Бесполезно, ничего не выйдет, - шёпотом ответил гном, но, заметив что Ярек сомневается, добавил:

- Если не веришь, спроси сам...

- И спрошу, - ответил Ярек робея, - вот только немного отойду от двери и сразу спрошу...

Так бы он совсем наверно ушёл, - всё пятился и пятился назад, - если бы не гном, он схватил Ярека за руку и жестом приказал "Говори!".

- А, т-ты, кто? - громко и чуть заикаясь спросил Ярек.

- Кто, я? - послышалось из-за двери.

- Нет, не "я", а как тебя зовут, - ответил за друга гном.

- Ярек, - сказали за дверью.

Ярек никак не ожидал, что тот, который за дверью, назовёт его по имени и оттого ещё сильнее испугался, - получалось, что тот знал про него всё, раз узнал его даже по голосу!

- Нет! Это не я! Это гном! - в отчаянии закричал Ярек.

- Гном? - переспросили за дверью.

- Нет, не я! - закричал уже гном и тут же горячо зашептал Яреку:

- Ты чего! Это он меня обмануть хочет, что он это ты! Он же не знает, что ты это здесь!

- Вот гад! А зачем?

- Ну, чтобы зайти сюда...

- И потом нас похитить...

- Чтобы убить и съесть! Так было, я в одной сказке читал...

- Послушай, гном, хватит уже! Открывай скорее! - нетерпеливо раздалось за дверью.

- Не открою! - сказал вдруг решительно гном, отчего сам больше ещё испугался.

- Почему?

- А меня здесь нет! Я ушёл...

- Да, его здесь нет, он ушёл, - подтвердил Ярек за друга.

- А где же он?

- Там..., - сказал Ярек.

- У-у-у-у-у! - застонали за дверью, - Так, тогда ты открой! Ведь ты-то здесь!

- Не могу, - немного помолчав ответил Ярек.

- Почему?

- Ты нас обманываешь!

- Это, как это обманываю? - чуть ли не до слёз обиделся кто-то за дверью.

- Очень просто! Никакой ты не Ярек, я знаю!

- А, кто же я?

- Не знаю, - сказал Ярек, и помолчав немного неожиданно для себя вдруг ответил, - Ты гроб на колёсиках!

- Ой! - пискнул гном и описался.

- Тебе нас не достать! Живыми мы не сдадимся! - Ярека понесло, его уже было не остановить.

"Ба-бах!", - гном грохнулся на пол без чувств.

- Что здесь происходит? - из комнаты на грохот вышла именинница Люба, - И где гости?

- Не открывай! - Ярек заслонил собой дверь, - Звони в милицию!

- Ой! - послышалось теперь уже из-за двери.

- Да-да! Сейчас всех вас поймаем! Никому не поздоровится! От нас никто не скроется! Вы нам за всё ответите! - как можно громче вещал за дверь Ярек.

- Да постой же! А гости? - взмолилась Люба, - Ко мне должны придти гости!

- Их нет! Забудь! Наверно их уже съели! Остались только кости!

Любе стоило большого труда оттащить Ярека от двери, но, даже будучи  от неё оторванным, он продолжал орать:

- Милиция! Она уже едет! Мы её вызвали!

Наконец Любе удалось повернуть замок и дверь отворилась...

- Никого..., - сказала Люба.

- Никого? - спросил Ярек.

- Странно, - сказала Люба и посмотрела на Ярека.

- Странно, - сказал Ярек и посмотрел на гнома.

Гном ничего не сказал.

- Но ведь кто-то же здесь был? - спросила Люба.

- Я был... И гном был тоже..., - ответил Ярек.

- Я здесь! - очнулся гном и, показав пальцем на дверь, спросил: - А кто там?

- Никого, - сказала Люба.

- Так закрывай скорее! - вскочил гном, - Пока он совсем не зашёл!

И дети закрыли дверь, тем более, что скоро должны были придти гости, а чужих им пускать не велели...



МОЛОКО КАК СУТЬ


"Мы все для чего-то, - в этой жизни, чтобы просто так, ничего не бывает" - думал Ярек, молча идя за коровой Дуськой, та сама знала дорогу к месту, где собиралось всё стадо.

"Вот Дуська, она для того, чтобы из травы делать молоко, а молоко мы пьём, поэтому она полезная. Бабушка говорит, что всё, что она делает, всё полезное и ничего не пропадает, ведь кроме молока Дуська делает ещё и навоз," -  навоз Яреку не нравился, пах невкусно, - "Хотя, если задуматься, есть что-то в его запахе и от молока. Впрочем, так должно и быть, ведь всё это делает Дуська, а это её запах."

В этом месте Дуська остановилась около кустика с сочной травкой и начала её жевать.

- Но! Пошла! - прикрикнула на Дуську Соня и замахнулась на неё хворостиной. Дуська взбрыкнула в сторону от травы, потом с укоризной оглянулась на Соню и пошла дальше.

"А Сонька зачем? Ничего такого она не делает," - Ярек взглянул на сестру, которая шла рядом и тоже о чём-то думала, - в одной руке у неё была хворостина, в другой она держала ведро, - "Только орёт на всех и ни с кем не делится", - вздохнул Ярек.

- Давай скорее! Что еле тащишься? - в потверждении его мыслей сказала Соня, - Нас ещё Люба с Викентием ждут!

И точно, вскоре, возле магазина они увидели Любу вместе с гномом Викентием. Гном приехал только вчера и ещё ни разу не видел корову, поэтому и упросил взять его тоже провожать Дуську в стадо. Так рано вставать он не привык, потому сейчас стоял и спал, а Люба держала его за руку, чтоб он случайно во сне не брякнулся.

- Привет! Давно ждёте? - спросила Соня

- Нет, только подошли. Я специально пораньше, чтоб ещё в магазин зайти, - с этими словами Люба достала из кармана какую-то бумажку и хвастаясь покрутила её перед Соней, - Пойдёшь со мной?

- Пошли!

Соня привязала Дуську к дереву и глядя на Ярека сказала:

- Стойте здесь! Мы скоро!

- А ты слушайся Ярека! Слышал, Викентий? - наставила гнома Люба и вложила руку гнома в руку Яреку, - Я сейчас!

Ярек был польщён, до того им командовали все кому не лень, а он только Дуськой, которая всё равно его не слушалась, теперь же у него было целых два подчинённых. Девочки было пошли, как Люба вдруг спохватилась:

- А ведро, ведро-то зачем?

- Тьфу ты! - в магазине ведро точно было незачем, Соня сунула его в руку Яреку, - Держи!

- А мне зачем? Тебе бабушка дала ты и держи!

- Сейчас как дам!

- Сама брала!

- Так для молока, для тебя же, придурок! По твоему, в чём я вечером молоко принесу? Бери, я сказала!

- С тебя конфета, нет две! - для меня и моего верного оруженосца! - забирая ведро потребовал Ярек.

- Ага, разбежалась!

- Давай скорее, - поторопила Люба.

Девочки убежали. Во время перепалки гном проснулся, но не сказал ни слова, ему было не до них, он стоял заворожённый и рассматривал корову. Корова была огромной, больше чем машина, с большими чёрными глазами и с большими же кривыми рогами. От неё пахло молоком, она постоянно что-то жевала и у неё текли слюни.

- Что, нравится?

- Да, - гном был впечатлён.

- Правда огромная?

- Как Демон воздуха, только без крыльев.

- А Демон воздуха, он какой?

- Он страшный! - сказал гном и глядя на корову с опаской спросил: - А она не укусит?

- Нет, она же домашняя. Смотри, что покажу! - Ярек поставил ведро, тут же нащипал травы, и со словами "Дуська, взять!" сунул траву ей под нос. Дуська мотнула головой, пошлёпала губами у Ярека по руке, как вдруг из головы у неё высунулся огромный шершавый язык и разом слизнул всю траву.

- Ух ты! - от неожиданности гном испугался и чуть отскочил, но всё это ему так понравилось, что он сразу же рассмеялся.

- Не бойся! Хочешь погладить?

- Хочу!

- Вот здесь погладь, - Ярек провёл ладонью Дуське по боку.

Корова была тёплая и мягкая и очень приятная, ей самой нравилось, когда её гладил гном. Потому она повернулась и полизала в ответ его за руку, отчего гному стало щекотно и счастливо и он весело рассмеялся.

- Хорошая! - сказал довольный Гном, - А кто сильней, - Демон воздуха или Дуська?

- Конечно Дуська! Видел какие у неё рога? Она любого демона забодает, не то что воздуха.

- А это что? - спросил гном и показал куда-то вниз под корову, - там, между ног, висело что-то большое и мягкое, вроде рюкзака, - Она там что, траву носит?

- Это? Это сиська! - рассмеялся Ярек, - Что такое сиська знаешь? - спросил Ярек, потом подумал о  чём-то и только сказал:

- Ладно, маленький ты ещё...

- А зачем?

- Для молока, - коровы из травы молоко делают, а в сиське носят, понял?

- Ух ты!

- Там целое ведро влезет.

- А йогурт где?

- Вот ты глупый! Коровы из травы только молоко делают. А уже потом из молока всё остальное делают: кефир там, масло, сыр плавленный, йогурт.

- А я думал, что это коровы сами делают...

- Ага, я тоже думал, что булки на деревьях растут, как яблоки, а оказалось совсем не так.

- А как?

- Сначала зерно, из него муку, - ты муку видел?

- Нет!

- Вот ты темнота! Мука это такой белый порошок, из него ещё пирожки делают. Так вот, из муки потом  все эти булки, хлеб делают, белый там, чёрный. Понял?

- Понял. А если он белый, как из него чёрный хлеб получается?

- Ты масло видел?

- Да.

- Оно какого цвета?

- Жёлтое.

- И твёрдое, а молоко, из которого масло делают, белое и жидкое. А трава, из которой молоко делают, вообще зелёная. Понял?

- Понял. Ярек, а чегой-то она? - спросил гном и взглядом показал на Дуську.

- Кто? - не понял Ярек.

- Дуська.

С Дуськой и в самом деле творилось что-то неладное, вела себя она больно уж странно.

- Сам не пойму, - сказал Ярек и на всякий случай отошёл чуть подальше, такое с Дуськой он видел впервые.

Меж тем корова раздвинула задние ноги пошире, подняла хвост вопросительным знаком, оглянулась на ребят, сказала "Му-у-у!", отвернулась и замерла как вкопанная. Ребята вмиг затихли и тоже замерли, - сейчас что-то точно должно было случиться! И вдруг, откуда-то из под хвоста, хлынула прозрачная жёлтая струя, мощная и обильная.

- О-о! - только и смог выдохнуть поражённый гном. Ярек ничего не сказал, он вдруг вспомнил Ниагарский водопад, которого никогда не видел и теперь стоял впечатлённый. Навождение длилось секунды, как вдруг Ярек заметался и заорал:

- Чего стоишь? Ведро давай! Не видишь? - молоко убегает!

Гном волчком закрутился на месте не зная куда бечь, а Ярек уже подставлял ведро под жёлтую струю. Наконец Дуська закончила. Ярек весь промок, но пол ведра таки наполнил. Он довольный оттащил ведро подальше за дерево, чтоб Дуська случайно его не столкнула, - он никогда ещё не собирал молоко, а потому очень переживал за результаты своего первого раза, тем более, что всё сделал сам, без чьей-либо помощи.

- Фу! Успели! - отдышался наконец Ярек, - А то бы точно без молока остались, - и заметив, как гному не терпится самому всё увидеть, спросил:

- Хочешь посмотреть?

Гном сразу закивал.

- Ладно, можешь подойти, - разрешил Ярек, - Только осторожно! А то ещё прольёшь, я тебя знаю.

Гном подошёл, аккуратно сел рядом на корточки и заглянул в ведро.

- Ух ты! - сказал он восхищённо, - Так много! Даже я столько не выпью.

- А и не обязательно пить. Из всего этого можно сыр, творог, даже мороженное сделать. Ты любишь мороженное?

- Да!

- Если найдёшь бутылку, я тебе отолью немного, с сахаром потом разведешь, поставишь в холодильник, замёрзнет, будет мороженное. Только Соньке не говори! - она со мной тоже не делится!

- Ярек, а почему молоко вовсе не белое?

- Ну, ты глупый! Оно же ещё не созрело! К вечеру созреет, тогда и возьмёшь. У Дуськи молоко вкусное, я пробовал.

- Идут! - шёпотом крикнул гном и зачем-то хотел спрятаться,

Из магазина вышли девочки, в руках у них были разноцветные пакетики и что-то ещё.

- Молчи! Про молоко не говори, я сам скажу, понял? Пусть теперь только попробуют нам конфеты не дать.

Девочки даже не взглянули на ребят, всё время болтали о чём-то друг с другом. Так, за разговорами Люба отвязала корову и они было уже пошли, как вдруг Соня вспомнила про ведро и посмотрела на Ярека с гномом, которые продолжали стоять и, похоже, уже никуда не собирались.

- Чего встали? Пошли давай! - сказала Люба, а Соня спросила: - Ведро где?

- Ты обещала конфеты! - сказал Ярек.

- Ничего я не обещала! - возмутилась Соня, но сразу же смилостивилась и сказала: - Ладно, иди бери.

Ярек выбрал две конфеты побольше, потом ещё было две, как Соня вдруг закричала:

- Куда?!

- А гному?

- А ты уже взял две, считать что ли разучился?

- Ага, сама по магазинам шляешься, а мы за тебя молоко собрали! За это нам по две!

- Какое молоко? - не поняла Соня.

- Дуськино.

- Ну-ка покажи!

- Сначала конфеты давай!

Соне стало интересно, она посмотрела на Любу, та пожала плечами. Любопытство пересилило, Соня выбрала ещё две конфеты, отдала Яреку и сказала: - Говори где!

- За деревом! - Яреку было уже не до неё с молоком, он думал как разделить конфеты на две равные кучки.

Соня зашла за дерево, и тут же раздался сначала вопль изумления, а потом сразу смех. Люба побежала посмотреть что там и вскоре стало слышно, как они вдвоём с Соней закатываются от смеха.

В тот раз  Соня даже не побила Ярека, а дала ему ещё конфет, так он расстроился. От Дуськи он этого не ожидал, он и сам умел это делать. И это нафиг никому было не нужно!

"Ну, ладно, Дуська кроме этого ещё молоко и навоз делает, а я?" - Ярек молчал, жевал конфеты, и всю обратную дорогу домой только и думал, - " А я ничего не умею, я ничего такого не делаю, а если так, то сам тогда я зачем?"



(ЗАГАДКИ ОТ ШЕРЛОКА ХОЛМСА)

ДЕЛО О ПРОПАВШЕМ НЕВИДИМКЕ


Дверь была приоткрыта и не работал звонок, Холмс посмотрел вопросительно на сопровождавшего их мальчика.

- Да, у неё всегда так. Днём ходят экскурсии, вот она и не закрывает, - сказал мальчик и, чтоб уже ни у кого не было сомнений, первый вошёл в дверь и пригласил за собой, - Можно заходить!

Холмс и доктор Ватсон проследовали за ним. В прихожей было довольно темно, потому первые шаги они сделали буквально на ощупь, ориентируясь на звук. Но вот распахнулась дверь, сразу стало светло и перед ними оказалась довольно большая комната.

Это была обычная комната типовой многоэтажки, необычной же в ней была обстановка. Вокруг, вдоль стен, стояли небольшие шкафчики и комоды. Кое-где между ними попадались журнальные столики, а самый большой круглый стол, вроде обеденного, стоял посередине, стульев же нигде не было видно. Даже если бы они и были, выдвинуть их из-за стола всё равно было бы невозможно, настолько узкий проход оставался между комодами и столом. Повсюду на комодах и столиках, а где-то даже в два-три этажа, почти до потолка, стояли разного размера клетки с лотками и аквариумы с водой, а на большом столе стояла ещё почти полная двухлитровая бутылка пепсиколы и ваза с живыми цветами. Но самое удивительное было даже не это, - все клетки и аквариумы были абсолютно пусты! Ни звука, ни малейшего движения кругом, только пузырьки воздуха в аквариумах поднимались из фильтров и с шумом лопались над водой.

Вдруг где-то показалось движение, Холмс неслышно обошёл стол с аквариумами, за ним Ватсон, - около окна возле столика стояла женская фигура, она что-то на нём делала, кажется раскладывала и обрезала цветы, и потому была к Холмсу спиной. Фигуре на вид сзади было лет около сорока, она была недурна собой, в длиннополом домашнем халате из тёмного бархата, с копной рыжих волос намотанных на папильотки, и она совсем не заметила вошедших, даже когда те почти к ней приблизились.

- Кхм! - кашлянул для приличия Холмс, чтобы обратить на себя внимание, но его не услышали. Мальчик хотел сам уже что-то сказать, но Холмс жестом остановил его, набрал в грудь побольше воздуха и громко произнёс:

- Добрый день, м-м..., - тут Холмс осёкся поражённый, - фигура повернулась к нему и он увидел чуть припухшее симпатичное моложавое личико с большими слегка покрасневшими, наверно от слёз, глазами и с большими же рыжими усами. При виде Холмса личико у фигуры  всё сразу засветилось радостью, кончики усов до того опущенные поднялись вверх, а от неожиданности фигура выронила  из рук цветы на столик, но тут же спохватилась, снова собрала их в букет и прижала к лицу, закрыв его до половины так, чтоб видны были одни лишь глаза.

- Кончита?

- Мадемуазель! Зовите меня мадемуазель! Я мадемуазель Брунгильда! Здесь все меня так зовут! - сказала Брунгильда и, чтоб у Холмса уже совсем не оставалось никаких сомнений, буквально под нос ему сунула  свою руку для поцелуя.

- Но! - сказал Холмс, - он так сразу просто не смог поцеловать протянутую руку, а только схватил её и теперь тряс, - настолько сильно был сам потрясён, - Но...

- Ах, это! - смутилась Брунгильда и попробовала было выдернуть свою руку обратно, - Вы, знаете, зима в этом году так задержалась..., - только у неё никак не получалось вынуть руку, -  Так задержалась! - всё было бесполезно! В конце концов, убедившись в тщетности своих попыток, Брунгильда, чтобы как-то сгладить неловкий момент, оставила руку Холмсу, а сама же сделала вид, что нюхает цветы.

Холмс же, забывший вообще обо всём на свете, ничего вокруг не замечавший, всё это время стоял поражённый, не в силах отпустить прекрасную маленькую хрупкую женскую ручку и оторвать свой взгляд от огромных рыжих кавалерийских усов на милом личике, - он никак не мог понять, как всё это могло быть у одного и того же человека, тем более, если этот человек женщина. Его разум боролся с его чувствами и неизвестно было, кто бы из них ещё победил, - а ведь могло так быть, что и никто, - и тогда, а уж это-то разум знал наверняка, он бы обязательно умер... И он бы точно, наверно, представился здесь и сейчас, если бы не Брунгильда, голос её буквально вернул его к жизни:

- Вы так и не представились..., - жеманно сказала Брунгильда.

- Да? - очнулся наконец Холмс, - Ах, да!

И только тут Холмс отпустил руку Брунгильды, принял позу, как учили, элегантно приподнял котелок и громко сказал:

- Позвольте представиться! Холмс! - при этом Холмс чуть наклонился вперёд.

- Ой! Как неожиданно! Как приятно! Сам мистер Холмс у меня! Я даже мечтать о таком не могла! - сразу заголосила Брунгильда, - О таком как вы! Ведь я о вас так много читала и так много знаю! - в этом месте глаза Брунгильды лукаво прищурились, а всё её личико приняло игривое выражение, чего не смогли скрыть даже роскошные рыжие усы. Она поставила цветы в вазу и пока их в ней поправляла, между делом заметила почти шёпотом:

 - Признайтесь, ведь вы до сих пор холостяк? И живёте с таким же, ну, вроде как бестолковым, другом? Забыла только, как его зовут..., - тут Брунгильда заметила доктора Ватсона и уже громко, нарочито официальным тоном, добавила: - Кстати, вы до сих пор не представили вашего спутника.

Холмс сделал шаг в сторону, чтоб Ватсона было лучше видно и сказал:

- Мадемуазель Брунгильда! Позвольте вам представить, - доктор Ватсон! - теперь Холмс чуть наклонился уже в сторону Ватсона, а Ватсон же приподнял котелок и тоже наклонился, но уже в сторону Брунгильды.

- Да? Вот-вот, я же помню, вас так и звали, "Ватсон", - Брунгильда протянула руку, но не так, чтобы удобно, и Ватсону пришлось сделать шаг вперёд и при этом даже чуть наклониться, чтобы смочь её пожать. После этого Брунгидьда повернулась к мальчику стоявшему с другой стороны стола и сказала: - А тебя я уже знаю, - погладила его по голове и незаметно сунула ему в карман бумажный полтинник, - Хороший мальчик. Иди отсюда!

Мальчик убежал. Какое-то время все молчали, не зная кому первому положено начинать разговор, но, когда Брунгильда заметила, что друзья уже в третий раз принялись осматривать комнату, она решилась наконец и сказала:

- Простите, что не могу предложить вам сесть, нету стульев..., - начала Брунгильда.

- Что вы, мадам, не стоит беспокоится..., - подал голос Ватсон.

- Мадемуазель, - напомнила Брунгильда с укоризной взглянула на Ватсона и зачем-то при этом ещё добавила: - Водки тоже нет.

- Право, не стоит, мадемуазель Брунгильда, к тому же у нас с доктором Ватсоном не так много времени, - начал уже Холмс.

- Жаль, - перебила его Брунгильда, - А вот коньячка я с вами бы выпила!

- Только не сейчас, мадемуазель, не сейчас,  сначала о деле, - не поддался Холмс, - Этот мальчик, что нас сюда привёл, он сказал, что у вас случилось нечто ужасное и вы меня ищите, это так, мадемуазель?

- Да, я давно вас искала, а сегодня случилось такое! - Брунгильда всхлипнула, - Такое, что я наконец решилась за вами послать.

- Так, что же это, мадемуазель?

- У меня пропал Тутсик!

- Тутсик? А кто такой этот ваш Тутсик? Как он выглядел?

- Да никак!

- Как это никак? - Ватсон с недоверием посмотрел почему-то на Холмса.

- Так, он невидимка!

- Невидимка? - изумился Ватсон.

- Невидимка. Вы, что? Ни разу не видели невидимок? - в свою очередь изумилась Брунгильда.

- Да, нет, почему же, видел, - Ватсон неожиданно для себя вдруг смутился, - Просто я впервые не вижу его так близко!

Холмс и Ватсон снова оглядели всю комнату, кажется они уже кое-что начинали понимать.

- И, вы хотите сказать, что вот это вот всё и вот, что все вот кто в них, это невидимки? - спотыкаясь и путаясь мыслями спросил Холмс и показал на клетки вокруг.

- Oh, mama mia! - воскликнул Ватсон.

- Конечно нет! - Брунгильда снова с укоризной посмотрела на Ватсона, - Не все. Одного уже точно нет..., - и она показала на клетку на столе, у которой единственной дверца была открыта, - Пропал мой любимый, мой самый добрый невидимка, мой Тутсик.

- Тутсик? Странное имя для невидимки, - начал было Ватсон, но, заметив, как снова вдруг увлажнились и покраснели глаза Брунгильды, и с какой укоризной на него взглянул уже Холмс, сменил тему, - А почему вы в этом так уверены? Может быть он и сейчас ещё тут, ваш Тутсик? Спит себе потихонечку и даже не знает, что вы его потеряли.

- Его нет, я проверяла.

- И как же?

- Руками! Я засунула к нему в клетку руку, - он же такой пушистый и тёплый, - но его там не было! Хотя, три дня назад, я знаю точно, он ещё был и ... и ... и...
И тут Брунгильда разрыдалась. Чтобы как-то успокоить её, Холмс протянул ей свой носовой платок и, пока она вытиралась, а Ватсон наливал в стакан пепсиколу, заметил:

- У вас прекрасная коллекция! Ещё нигде, чтоб в одном месте, мы не встречали сразу так много невидимок, правда Ватсон?

- О, да! Безусловно!

- Выпейте, вам станет легче, - Холмс протянул Брунгильде стакан с пепсиколой.

- Правда? Вам нравится? - удивилась Брунгильда и взяла стакан.

- Очень! Особенно тот, в красивом аквариуме, я такого ещё ни разу не видел.

- Этот речной, живёт в водоёмах, предпочитает пресные..., - Брунгильда наконец совсем успокоилась, чуть отпила и вернула стакан Холмсу, - Спасибо.

- Не стоит, - Холмс зачем то понюхал стакан, поставил его на стол, снова оглядел всё вокруг и сказал: - Надо же! В моё время предпочитали держать, кошек, собак, хомячков, наконец, но вот чтобы невидимок! Вы первая, у кого в доме я их встретил. Скажите, вы сами додумались, или вам кто-то подсказал?

- Это всё дети, они принесли мне первого невидимку. Им не разрешили взять его домой, а выкидывать его обратно на улицу им было жалко. Вот и попросили, чтоб я взяла его к себе, хотя бы на время, у меня всё равно никого тогда не было. А потом как-то привыкла, так он и остался у меня навсегда.

- Но ведь, это же огромная ответственность, отвечать за чью то жизнь, тем более, если у вас ещё нет такого опыта. Его же надо кормить, убирать, за ним надо ухаживать...

- Поэтому я сначала и не хотела его брать, но они пообещали, что сами будут приходить ко мне каждый день и ухаживать за ним. От меня, сказали они, надо будет только вовремя покупать ему корм.

- А, что же он ест? - поинтересовался Ватсон.

- Ой, это так интересно! Оказалось, что он ест исключительно конфеты, причём предпочитает шоколадные и только в фантиках. А ещё, иногда он может съесть печенье или вафли. Как-то раз я решила проверить и дала ему кашу, так, представляете, за целый день он даже не попробовал, а потом и вовсе выкинул её из миски на пол! Он очень привиредливый!

- А пьёт только пепсиколу, - заметил Холмс.

- Да! А как вы догадались?

- Это было нетрудно, впрочем, не будем отвлекаться. Так, вы утверждаете, что последний раз не видели невидимку три дня назад. А вы можете точно вспомнить, кто заходил к вам за эти три дня?

- Конечно могу. Обычно у меня полно народу, я редко бываю дома одна, а в те дни то ли погода, то ли что-то ещё, даже сама не знаю почему, только в те дни народу ко мне приходило, чтобы и не так...

- Итак! -  Холмс не терпел отвлекаться.

- И, так, - экскурсия лилипутов, их было человек пять, может больше... Но, они точно не могли взять, ни один из них не доставал даже до стола, тем более не мог открыть клетку. И ещё девочки, которые кормят невидимок. Так, позавчера была Люба, вчера Соня, а сегодня Марина, - вот и всё! Но все они такие милые, такие воспитанные! Они никогда не курят в подъезде, только на улице. Я даже подумать не могу, чтоб кто-то из них мог запросто, вот так вот, похитить Тутсика.

- Но между тем, это случилось, потому давайте учитывать только факты. А факты таковы: любая из них могла похитить невидимку.

- Логично, - подтвердил Ватсон.

- Лилипутов мы сразу отбрасываем, а девочек, - тут Холмс прямо в глаза посмотрел Брунгильде, - Если, конечно, никого кроме девочек больше не было...

- Нет, у меня никого больше не было!

- Если никого больше не было, тогда остаются только девочки и узнать "почём?". Простите, - "зачем?", - сказал Ватсон.

- Зачем? - изумилась Брунгильда.

- За тем, что как только мы узнаем зачем, то сразу найдём похитителя, точнее похитительницу, а с ней и невидимку, - подвёл черту Холмс.

- Гениально! Не зря в вашу честь я назвал старшего сына, - с этими словами Ватсон одним глотком допил пепсиколу из стакана.

- Но его же зовут Фемистокл! - напомнил Холмс.

- Ну да! Но в вашу честь...

- Так вы замужем? Простите, женаты? - Брунгильда с интересом посмотрела на Ватсона.

- Не отвлекайтесь! Лучше скажите, зачем кому-то вообще нужен этот невидимка? Он же невидимый! - вернул разговор в тему Холмс.

- Как, зачем? - чтобы продать! Это все знают. Знаете, сколько невидимки теперь стоят? Да любой уфолог на Сотби за него любые деньги отдаст.

- И что, его можно вот так вот запросто купить?

- Ну, не так, чтобы запросто, но можно. Главное никогда не берите с рук, можно нарваться на мошенников. Нужно брать в специальном месте, подальше от всех этих свиней, - простите, по другому я просто их не зову, - там всё-таки какой никакой а порядок, специальные люди следят.

- И где это, специальное место?

- В детских кафе, у нас их в городе три: "Три поросёнка", "Буратино" и "Колобок".
 
- А третий кто? - не понял Ватсон.

- В смысле?

- Ну, как вы сказали, "поросёнки", их же всего было три.

- Я не помню, Ниф-ниф, по-моему, только дело не в этом. Представляете, как они хитро всё придумали, на детей же никто не подумает! Так вот, тот кто хочет продать невидимку, каждую субботу в шесть вечера приходит в одно из этих кафе, садится за свободный столик, подзывает официанта и кладёт на него пассатижи...

- Простите, не понял, на кого кладёт? - не унимался Ватсон.

- Не на кого, а что! Пассатижи! Какой же вы бестолковый, простите. Не плоскогубцы, не круглогубцы и не кусачки, а именно пассатижи! Так только тот, кто знает, поймёт! И не ложит, а кладёт! Понимаете? Это знак! Знак, что он не один, а с невидимкой, - теперь поняли?

- Теперь да!

- Так вот, покупатель, обычно под видом официанта, просит сделать заказ, - понимаете? Продавец делает заказ, а цена заказа в копейках, это и есть цена невидимки в рублях! Они немножко спорят, в смысле договариваются, типа: "хочется кофе гляссе, чашек семь или восемь", "да вы что, сегодня больше полбанки пива вам никто не предложит", "ладно, тогда с сахаром", "только если с солью, соль бесплатно", "но я же в своей посуде", "а у нас все в своей, иначе сейчас никто и не наливает", "хорошо, согласен", "вам с чеком или без?" И вот, как только он сказал...

- Простите, кто сказал?

- Продавец, - какой же вы непонятливый! Как только он сказал "без", - всё! Считайте, что сделка оформлена.

- Если я правильно понял, вы хотите сказать, что сегодня Тутсика могут продать? Сегодня суббота, и скоро тринадцать часов, - Холмс вынул из жилетки часы и сверил время.

- Да!

- А почему вы так уверены? Ведь его могли украсть для себя, по чьему-то заказу, да даже хотя бы, чтоб просто выпустить! - возразил Ватсон.

-  Я абсолютно уверена! Последние дни происходит нечто странное, что заставляет меня так думать. Представляете, каждую субботу девочки ходят в эти кафе, но по одной, чтобы друг с другом там не встречаться, - так легче там познакомиться с мальчиками, ну, вы меня понимаете? И я им в этом немного помогала, через меня они намёками передавали друг другу, кто куда пойдёт, чтоб случайно не пойти не в то кафе, которое уже кем-то из них занято, а я им потом всё это передавала.
Так вот, намедни Люба мне сказала, что знает только, что Марина пойдёт в "Колобок", а сама она ещё ничего не решила. Соня сказала, что ни за что не пойдёт в "Три поросёнка", где была прошлый раз и ей не понравилось. И всё бы ничего, если бы вдруг сегодня Марина не заявила, что знает абсолютно точно, что Люба идёт в "Колобок".

- Уже интересно! - оживился Холмс и что-то поискал по карманам, - Продолжайте.

- Представляете, они никогда до этого меня не обманывали, им самим это совершенно не надо, и вдруг тут такое. Скажите, ну что? Что я ещё могла подумать? Ведь одна из них, получается, точно врёт!

- Вы совершенно правы и одна из девочек лжёт. А люди никогда просто так не лгут, значит им это так надо, - ничего не найдя в карманах заключил Холмс.

- Неужели та, что похитила Тутсика? - догадалась Брунгильда и сама испугалась.

- Возможно.

- И вы знаете кто?

- Нет.

- И вы не сможете мне помочь?

Брунгильда готова была снова расплакаться, но тут некстати встрял Ватсон:

- Простите мадемуазель, а почему бы вам не обратиться в полицию? Они выставят засады во всех трёх кафе, поймают всех, кто там будет, а у кого-то из них окажется невидимка. Это же элементарно, и это не наш профиль, правда Холмс?

- Но, мистер Холмс! - Брунгильда схватила Холмса за руку, - Если бы всё было так элементарно, разве бы я когда-нибудь к вам обратилась? - и уже обращаясь к Ватсону сказала:

- Ведь дело в том, что невидимки до сих пор никем официально не признаны! Получается, что их вроде как нету! А раз нету, то у меня ничего и не украли. Он так и сказал, этот бестолковый полицейский, кажется его звали Лейстред, ну он ещё одевается как рокер, а у самого наверно даже велосипеда нет. Ну, у него ещё собачка такая чёрная, вроде моей обувной щётки, неужели не знаете? Впрочем неважно, так вот, он сказал, что скорей психушка заберёт меня, чем он моё заявление, - и уже обращаясь к Холмсу:

- Помогите мне, мистер Холмс, больше мне не на кого надеяться! - и Брунгильда опять зарыдала.

- Успокойтесь, мадемуазель Брунгильда. Я, конечно, помогу вам, дело весьма интересное и я за него  так и возьмусь. Скажу больше: мы сегодня же придём к вам на ужин и с нами будет ваш Тутсик.

- О, мистер Холмс, даже не знаю как вас благодарить! Просите у меня что угодно, для вас я готова на всё. Хотите, я отдам вам речного невидимку?

- Что вы! Нет, спасибо, всё это слишком много, не такое уж это сложное дело, случались у меня и мудрёней! А потому ужина будет вполне достаточно.
После этих слов Холмс галантно поцеловал Брунгильде ручку, друзья откланялись и ушли.


Уже на улице, когда они направлялись к стоянке кэбов, Ватсон не выдержал и спросил:

- Надеюсь, Холмс, что вы всё это несерьёзно?

- Вы сейчас о чём, Ватсон?

- Я про эту сумасшедшую. Разве можно всерьёз воспринимать её бред, тем более узнать из него кто похитительница?

- Какая разница, бред это или не бред, впрочем как и кто похитительница. Хотя, если хотите, я могу вас с ней познакомить.

- И кто же это, Холмс?

- Дорогой Ватсон, вы всё это время были со мной и я знаю ровно столько, сколько знаете вы. А потому, напрягите наконец свои мозги и сами решите эту задачку. Если вы всё сделаете правильно, то сами сейчас назовёте кэбмэну кафе в которое нас следует отвезти. А уж я, поверьте, обещаю познакомить вас с малолетней похитительницей. Да, и не забудьте, бонусом для Вас будет ужин.

- С королевой?

- Почти.., - в глазах у Холмса промелькнула мечтательность, - Когда-то я знал её как Кончиту! Ах время, оно постоянно только проходит..., - тут Холмс похлопал себя по карманам, - Кстати, а где моя  сигара? Вы не видели, Ватсон?

- Вы забыли. Её стрельнул у вас бомжеватого вида мужичок в белом плаще, это когда мы шли сюда с остановки.

- Но я никогда не даю закурить, тем более, что сам не курю сигареты. А сигару я ни за что ни кому б не отдал!

- В том то и дело, что он стрельнул у вас именно сигару и сделал это на чистейшем английском языке, и это-то у нас, в провинции! Вы ещё так удивились, что не смогли ему потом отказать. А ведь я, как доктор, предупреждал вас, что не стоит сразу за завтраком пить бенедектин!

- Эх врачи, врачи... Что они могут..., - вздохнул Холмс и тут же замахал рукой, - Ватсон, вы видели?! Вы видели?! Это же кэб! Ловите же его скорей!

Если кэб Ватсон поймал сразу, то решить куда ехать он долго ещё не мог. И всё же тогда они успели. А вечером был ужин и ... А, впрочем, вы и сами всё уже знаете. Если же нет, то просто ещё раз внимательно всё прочитайте. Удачи!



ДОЗНАНИЕ ПИЛОТА ПИРКСА


(от автора: дети, как вы и просили, я сделал для вас литературную версию известной задачи, но, теперь пеняйте только на себя, решение я вам уже не скажу (даже если вы забьётесь в истерике, ведь она так и стала труднее!), единственное, что я скажу, что оно есть, а потому, - удачи!)

[Дознание пилота Пиркса ( почти по С. Лему, но через Н.Гоголя, диалоги авторские,  версия детская, адаптированная)]



В баре луностанции было полно народа, был пересменок, - одни ещё не уехали, в то время как другие уже приехали. Старший пилот Пиркс, командир луностанции, никого не замечая, ни с кем не здороваясь прошёл прямо к барной стойке.

- Вам как всегда? Виски? Коньяк? - бармен Йок-ун-Ту был сама любезность.

- Вы что? Совсем уже все офигели?!  Это же детская версия, адаптированная! Идиоты..., - не смог скрыть раздражения Пиркс, - Кофе с молоком и булочку.

- Но, я же вижу, что что-то случилось, пилот, вы прямо как сам не свой, - заметил Йок-ун-ту протягивая чашечку с кофе.

- Прости Йок, не хотел говорить, - к нам едет ревизор.

- Как ревизор? - узкие глазки китайца никогда ещё не были такими круглыми.

- Как ревизор? - в наступившей вдруг тишине раздался ещё чей-то голос.

- Ревизор из "Альфы" Центавра, инкогнито. И ещё с секретным предписанием.

- Вот те на! Вот не было заботы, так подай, - загудела толпа как встревоженный улей.

- Я как будто предчувствовал, - Пиркс отхлебнул из чашечки, - Сегодня мне всю ночь снилась какая-то необыкновенная чёрная псина, пришла, понюхала и ушла! Короче, - только никому! -инспектор, что вчера пролетал мимо, стуканул диспетчеру, что у нас в Солнечной системе, где-то между Марсом и Юпитером, он явственно почувствовал запах собачьего дерьма.

- Сам он дерьмо, у нас там только роботы! Откуда? - отовсюду послышались голоса, - Точно попутал! С Земли может чего унюхал?

- В том то и дело, он точно не знает, но уверен, что не с Земли, Земля сейчас с другой стороны от Солнца. А вот Юпитер, Венера и Марс, как назло, будто в кучку собрались, - и Пиркс жестом показал на интерактивную звёздную карту растянувшуюся по всему периметру на стене.

- Кучку дерьма, - подытожил пилот Бэнкс, сидевший тут же за барной стойкой, и залпом опрокинул чашечку с чаем даже не закусив после этого.

- Это, что же получается? Что среди наших роботов, собак-охранников, одна настоящая, живая? - удивился кадет Ашад.

- Дошло наконец! - саркастически заметил Бэнкс.

- Ну и что? Подумаешь, нагадила, да будь моя воля, я давно бы уже разрешил выгул собак в космосе, а не только на Земле. И стоило ради этого посылать ревизора? - подал голос самый молодой из пилотов Стэн.

- Кто-нибудь, объясните наконец этому молокососу.., - начал было Бэнкс.

- Что ты сказал?! - Стэн вскочил со своего места.

- Только то, что и так все знают, ты настоящий идиот, Стэн! - Бэнкс тоже попробовал встать со своего места.

Стэн было рванулся к Бэнксу, но его сейчас же остановили, и не потому, что против Бэнкса даже в таком его состоянии у него не было никаких шансов, а потому, что случись заварушка при Пирксе, неприятности могли случиться и у того и у другого.

- Стоять, сукины дети! - напомнил Пиркс, кто здесь главный, - С вами мне ещё предстоит разобраться, кто из вас идиот, а кто настоящий. Бармен! Чаю Бэнксу больше не наливать!

- Даже с молоком, Пиркс? - жалобно возвал к приятелю Бэнкс.

- Старший пилот Пиркс! - тут же пресёк панибратство Пиркс.

- Старший пилот Пиркс, ... - Бэнкс никак не мог угомониться.

- Всё, Бэнкс, я сказал. Ты своё уже выпил, на сегодня тебе уже хватит! - и, обращаясь уже ко всем, грозно процедил, - А сейчас, слушайте все меня внимательно, особенно ты, Стэн! Судя по всему, в нашем отряде охранников завелась настоящая собака! Да, Стэн, - "Подумаешь, вроде, какая ерунда!", - но только это будет совсем не ерунда, если я скажу тебе сколько какой-то сукин сын заработал, когда вместо робота подсунул нам эту блохастую псину.

Слышно было, как кто-то что-то шепнул бармену, на что тот довольно громко сказал:

- Ни фига себе! Получается, что он может всю жизнь теперь не работать!

- Я слышал о чём-то таком, - продолжил Пиркс, - что здесь на Земле вместо робота-собаки могут запросто всучить  какую-нибудь живую дворняжку, но сам сталкиваюсь с этим впервые. Но дело даже вовсе не в деньгах... Попомните! Мы ещё найдём этого сукиного сына, никуда он от нас не денется. Только всё гораздо хуже! - если ревизор нас застукает с этим дерьмом, отряд сразу же расформируют. И каждому из вас выдадут такой "волчий билет", что вас, мои милые, с ним не возьмут даже на мусорные задворки Облака Оорта собирать "аш два о"! Теперь понял, Стэн, о чём хотел сказать тебе пилот Бэнкс?

- Да, понял, - понурился Стэн.

- Так, чего же мы тогда сидим? Сейчас быстренько выясняем, кто и где нагадил, летим туда, быстренько там убираем, а потом сидим и ждём ревизора. Ревизор прилетает, у нас всё чистенько, довольный улетает, а мы потом спокойненько разбираемся про меж собой. Как вам мой план, капитан, а? - подал голос парамедик Добчинский.

- Ой, как красиво всё придумал, молодец какой! Не чета нам убогим! Только скажи,  сообразительный ты наш, ты это у кого быстренько выяснять собрался? - съязвил Бэнкс.

- Ещё вчера вся смена роботов улетела на Землю, на профилактику. Вернутся они теперь не раньше, чем через месяц, когда кроме вахтенных журналов про нас здесь уже никто и не вспомнит, - угрюмо заметил Пиркс.

-  Ну и чёрт с ними! Быстренько летим на все три планеты, быстренько убираем, далее по плану, - какие проблемы? - поддержал парамедика наладчик по роботам из новеньких, кажется Бобчинский.

- А такие! Для особо шустрых объясняю отдельно, - вернутся роботы на заправщике, с горючкой. А пока их нет, на станции есть только дежурный корабль, а его запаса хватит только до какой-нибудь одной планеты туда и обратно. Ну, "командир", решай, - куда летим? Марс? Венера? Или Юпитер? Чего молчишь? - и Бэнкс посмотрел прямо в глаза наладчику.

- Кстати! А что там про вахтенные журналы? Что там они отмечают? - кто-то окликнул из зала.

- Да почти ничего, - Пиркс раскрыл вахтенный журнал, - Читаю, - "состав дежурной смены", "время и район дежурства".

- Значит, там должны быть имена роботов и планеты, которые они посетили?

-  Есть:"Дежурная смена собак-охранников: косморобот охранник Кузя, косморобот охранник Тотошка, косморобот охранник Чип. Планеты для посещения: Марс, Венера, Юпитер.", - Пиркс захлопнул вахтенный журнал, - Вот и всё, господа космолюди! Это значит, что каждая из космособак посетила какую-то одну из перечисленных планет, а какая какую кроме них теперь никто и не знает. Чувствуете, какие "грамотные" у нас вахтенные журналы?

В зале возмущённо загудели, а кое-где раздались даже смешки.

- Но, я сейчас не об этом, - продолжил Пиркс, жестом призвав всех к тишине, - Пусть каждый из вас сейчас постарается вспомнить, с кем именно и о чём с любой из этих собак-роботов доводилось когда-то ему говорить. Любая мелочь, с первого взгляда даже не самая значительная, поможет нам узнать, кто из них настоящая, а кто нет. Если мы узнаем, на какой планете побывала настоящая, то слетаем туда и закончим наконец это дерьмовое дельце. Ну, вспоминайте!

- Думаете поможет? - спросил кадет Ашад, - В своё время мне пришлось иметь дело с собаками, и я неплохо сумел их узнать. Так вот, если это не робот, а живая скотина, то правды вы от неё никогда не дождётесь. Мы сами, живые, тем и отличаемся от роботов, что постоянно врём и, простите, с..., - тут он заметил грозный взгляд старшего пилота Пиркса, - ... и, простите, опять врём. Да, ещё вот иногда напиваемся чаем, правда пилот Бэнкс?

В зале раздался дружный хохот команды. Пиркс подождал, пока все успокоятся, и после сказал:

- И всё же, я считаю, что попробовать стоит, -  он пристально всех оглядел, - Ну как? Кто-нибудь что-нибудь вспомнил?

- Не знаю, поможет это вам или нет, но кто-то из них, - сейчас даже уже не вспомню кто, - жаловался мне, что во время полёта в поясе астеройдов встретил однажды призраков Белки и Стрелки, - сказал Бобчинский.

- А я слышал, как Кузя кому-то говорил, что Тотошка никогда не был на Марсе, - сказал Стэн.

- А мне Тотошка наоборот сказал про Кузю, что тот не летал на Венеру, - добавил кто-то из зала.

- Ну, тогда и я скажу! Когда вчера я спросил Чипа, какая погода на Юпитере, он сказал, что не знает, потому что в этот раз на ней не был, - вспомнил Йок-ун-Ту.

- Всех благодарю, мне достаточно, - пилот Пиркс поднялся со своего места, оправил комбинезон, и  обращаясь ко всем своим уверенным командным голосом сказал:

- А теперь, слушай мою команду! Дежурному механику срочно подготовить ракету на вылет! Дежурному экипажу через час быть готовыми к вылету! Всем! Ещё раз повторяю, - всем! - через час сдать письменное решение только что поставленной мною задачи с чётким указанием планеты, куда следует дежурному экипаж вылетать. Кто не решит задачу должен будет подать письменное заявление о выходе из моего отряда по собственному желанию с подписью и сегодняшним числом. Всем понятно? Вопросов нет? Сейчас восемнадцать часов тридцать две минуты по Гринвичу, через час я жду вас всех здесь.  Вперёд!

Зал молниеносно опустел, остались только старший пилот Пиркс да бармен, который молча натирал фужёры до блеска. Пиркс вернулся за стойку, чтобы допить свой кофе и доесть наконец свою булочку.

- Не слишком ли вы с ними строго? - нарушил первым молчание Йок-ун-Ту, - Не боитесь, капитан, остаться вообще без команды?

- Не боюсь, я в них верю, - ответил задумчиво Пиркс и вдруг чему-то улыбнулся, - По мне так лучше роботы, Йок, как ты, но умные, чем настоящие, но идиоты.

- Что ж, через час мы это узнаем. А пока, за ваше здоровье, капитан! Я по вам уже понял, что вы нашли выход и всё у нас будет "о'кей"! - с этими словами Йок-ун-Ту поднял бутылку с протиркой для фокальных плоскостей и залпом выпил её почти до самого донышка.



(СКАЗКИ НАШЕГО ДВОРА)

ПРО ИМЕНА ...


Случилось, как-то в нашем городе закончились почти все имена. Ходят родители по магазинам, ищут для своих детей имена, а там и выбрать то нечего, - где остались только "Тольки", а где то ли "Оли", то ли "Коли", или "Поли", или ещё что-нибудь, но везде не так, чтобы всего много. Да и старых, привычных имён,  вроде "Олег", или "Маша", или "Игорь", совсем не видать, - говорят, что спросом они не пользовались, вот и не стали их завозить.

Родителям оставшиеся имена не нравятся, покупать их не хотят, а продавцы им говорят:

- Берите, а то и этих скоро не будет, неизвестно когда теперь новые ещё завезут.

- Неужели, - спрашивают родители, - может так быть, чтоб в самом деле все имена вдруг закончились?

- Очень даже может быть, - отвечают, - В одном городе так уже было, так одни родители вместо имени своему ребёнку не пойми какое слово дали, которое во дворе на заборе нашли, так его потом даже ЗАГС не регистрировал. До сих пор живёт, сам уже взрослый, а всё без паспорта.

Испугались родители, ведь без паспорта ребёнка ни женить, ни за границу отправить нельзя, только если в Красную армию, и стали скупать все имена подряд, что в магазине остались.

- А, вот, мы бы хотели про запас ещё одно имя купить, на случай, если те в самом деле закончатся, - говорят родители, - мы ведь ещё одного ребёночка ждём, только не знаем, кого  нам следующего аист принесёт, мальчика или девочку?

- А вы возьмите "Женя" или "Саша", такие имена и мальчикам и девочкам подходят, в любом случае не прогадаете.

Родители так и делали. Время шло, детей в городе становилось всё больше, а имён всё меньше. Ещё б немного и дети бы совсем без имён остались, но тут продавцы нашли выход, стали вместе с именами отдельные буквы из наборов продавать. Теперь родители, чтобы похожими именами своих детей не называть, покупали короткое имя вроде "Рина", например, а к нему ещё букву какую-нибудь. Так, если докупить букву "А", то получится женское имя "Арина", а если "Т", то получится уже имя для мальчика "Ринат".

Те же, кто побогаче, брали аж по две буквы за раз, и даже больше, имена получались длиннее и красивее. Так, если к "Рине" взять "А" и "К", то получится "Карина", а если сразу две "Е", по одной "К", "А" и "Т", то получится "Екатерина", имя очень красивое, импортное.

Находились и такие, которые хотели сэкономить и лишние деньги не тратить, потому и менялись они друг с другом. Кому удавалось в "Рине" букву "Р" на "Н", или "Л", или "Т" поменять, так те своих детей называли "Нина", или "Лина", или "Тина". А были и такие, которые сразу и букву меняли и ещё одну-две-три прикупали, так появились "Алина", "Ангелина", "Амелина", "Антонина" и т.д., - на что только не шли родители ради собственных детей! Так они и крутились, как могли, чтобы только одинаковыми именами своих детей не называть. Но не они одни...

К соседям одной девочки, - кстати, её тоже звали Рина, - в гости приехала другая девочка, и звали её Марьяна. И так Рине понравилось это имя, - её-то собственное, простенькое, в любом тогда магазине найти было можно, а вот "Марьяны" в городе ни у кого ещё не было, - что решила она во чтобы то ни стало его украсть. Дождалась, когда девочка дома одна осталась, и спать легла, и залезла к ней в квартиру. Но утащить всё имя  она не смогла, больно тяжёлое оно оказалось, взяла только две буквы: "М" и "А".

 А утром, когда проснулась та девочка, так сразу ничего и не заметила, а как заметила, то было уже поздно, - Рина к тому времени стала Мариной и всем говорила, что всегда Мариной до того была, просто не все буквы пользовала, чтобы они раньше времени не поистрепались. Так и уехала потом та девочка к себе обратно домой, но уже не Марьяной, а просто Рьяной.

 А дети рано или поздно про всё узнают, особенно про чужие проказы. А если те ещё проказникам с рук сошли, так другим прямо невтерпёж бывает что-нибудь этакое самим отчебучить. Вот и завелась у нас в городе среди детей мода буквы друг у друга тырить.

 Бывало, выйдет какая-нибудь девочка Таня на улицу погулять, - ну совсем недалеко, во дворе только, ну совсем ненадолго, на одну минуточку только, - а когда возвращается, то она уже и не Таня вовсе, а Аня. Потом, сколько она ни убивается, сколько ни плачет, а поделать уже ничего не может, - пропала буква с концами, а найти её невозможно, нет её нигде.

 Хуже всего мальчишкам пришлось, те же по любому поводу драться готовы, а когда дерёшься, можно под шумок и чужую букву стырить. Стали они бояться во двор выходить, там теперь только девчонки играли, а сидели весь день напролёт у себя дома, за компьютерами. Только это им не помогало, - неизвестно как, но у них тоже буквы тырили.
 
Так вот, жил в нашем доме мальчик Ваня, - жил-жил, никуда не ходил, если только в школу иногда, ну и в туалет ещё, а когда однажды на улицу вышел, то оказалось, что он давно уже вовсе не Ваня, а Аня. Вот ведь как в жизни бывает! Так и остался он навсегда потом девочкой, и таких мальчиков я знал очень много, - там и Коли были, и Толи, и Васи, всех разве сейчас упомнишь!

 Другие же дети, чтобы их не обокрали, стали во дворе и в школе теперь себя не по именам, а по кличкам называть. И, если раньше приходила к нам Уля, чтобы рассказать, как подрались Макар с Гошей из-за Тани, а Кирилл всё это видел и не остановил их, то теперь приходила к нам Шпуля и рассказывала, как Макарон со Сгущёнкой подрались из-за Жопки, а Кирик всё это видел и не остановил их, - вот такая жизнь у нас началась.

 Бывали случаи и потяжелее... Так девочка Вика после того, как её обокрали, на вопрос "Как тебя зовут, деточка?" только икала, а девочка Ксюша из первого подъезда на этот же вопрос сразу кричала " Ша!" и могла нечаянно в глаз дать.

 Да что про детей говорить, если у меня свои же вотяки мягкий знак упёрли! Я потому и не сразу хватился, что это даже не буква, а знак всего лишь был, а когда прислушался, то понял, что они теперь меня не Игорь, а Игор зовут. Хорошо хоть, что они недалеко его заныкали и не успели на знаки препинания разобрать, я его нашёл, почистил и потом уже следил, чтобы никто больше его не брал.

 Так бы мы и жили, если бы не один случай, - тут, как говорится, не было бы нам счастья, да несчастье помогло. Стоит наш городок возле большой железной дороги, Трансиб называется, по ней до сих пор ещё иногда поезда ходят. И ездит там транзитом, без остановки значит, грузовой поезд, китайцы на нём что-то своё через нас в Европу возят. Туда везут что-то, а взамен назад везут уже деньги, - они ведь работать любят, потому у них всё есть, а вот денег совсем почти нет. Ведь их, китайцев, много, а денег у них мало, потому на всех и не хватает.

  Прознали наши про то и решили этот поезд на обратном пути немного ограбить. Ну, так, чтобы не сразу заметно было, ведь если от многого взять немножко, то это уже и не грабёж вовсе, а делёжка. И ограбили, целых два мешка смогли утащить! Открыли те мешки и сразу ахнули, не деньги там были, а вот эти вот самые имена, да так много! Только зачем нам столько? Мы же не китайцы, у нас и людей то столько нет! Тем более, что имена всё не наши, а многие ещё и неблагозвучные. (Я там видел имя "Насрала", так я его выбросил сразу. Не знаю как, но это имя потом один террорист с Ближнего Востока нашёл и себе забрал, впрочем я отвлёкся.)

 Выбросили они те мешки прямо на дорогу и полетели имена в разные стороны, - бери кто хочешь, и какие хочешь, и сколько хочешь! Там были и "Тьуинъеый", и "Взьбдчгъ", и "А'еоуя-я" и много ещё таких, что язык сломаешь. Но встречались и очень даже ничего, вроде "Сельджук", "Араупега",  и им подобные, так их я себе оставил. Удобно то как сразу стало, - хочу, сегодня одним именем называюсь, хочу, завтра уже другим, - для каждого случая у меня теперь соответствующее имя было.
И все так!

 Вот, буквально надысь, встречался с Юлькой, мы с ней ещё потом договорились в киношку идти, так не случилось у нас. Нет, я пришёл и она пришла тоже, вся из себя такая расфуфыренная, губы накрашенные, штаны дырявые, только звали её уже Анджеликой. Потому своего в тот день имени Джоннни, - по нашему Ваня значит, - я ей так и не назвал и решил с такой крутой девахой в кино не ходить, Ванюшка-то чай не пара Анджелике вовсе.

 Так и живём, - бывает один день во дворе только Вики да Тимы бегают, даже запоминать никого не надо, а на другой день дети вроде те же, а никого из них уже и не знаешь, - там и Афродиты, и Эдвины, и Сигизмунды с Джульеттами, и даже Ыйеллоупуки есть. Ох, скорей бы к нам в город обычные имена завезли, а то я уже их забывать стал. Ой! А меня то самого сегодня как зовут? Забыл! Люди добрые, помогите, кто может! Вспомните меня поскорей, пока я совсем не потерялся! Заранее наше вам всем огромное спасибо!



ПРИНЦЕССА


 Жила была принцесса. И не было прекрасней её. И такая умница, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Одно слово, - принцесса. И по французски говорила, и на фортепьяне умела, а пела как! Соловьи в королевских кустах как-то заслушались, так потом только «ку-ку» или «чик-чирик», и всё шёпотом. А танцевала как! Адажио там, па де де... Да что па де де, - а ля труа запросто!

  Рассказывают, что когда её увидел слепой, то сразу прозрел. А когда услышал глухонемой, то сразу заговорил. И, что характерно, стихами. А с ней все стихами, - попугай пока у неё в комнате жил, три томика начитал. За ним секретари записали, потом подарочным изданием выпустили.

  И всё у неё было прекрасно: и обувь, и часы, и мысли. Но была у неё одна страшная тайна... Давным-давно, - никто уже не помнит когда, один гнусный чёрный маг, - никто уже не помнит какой, наложил на принцессу проклятие, - никто не помнит за что. С тех пор принцесса КАКАЛА!

  Да, да, да! И все в королевстве эту тайну знали. Была даже бабка, которая знала, как снять проклятие, но простудилась и всё забыла. Как ни старалась принцесса потом, но избавиться от проклятия не могла. Она и заклятия страшные говорила, и кофе зелёный пила, и неделями не ела ничего, - чуть не померла, - всё без толку. И откуда что бралось?

  Только пришло время принцессе замуж выходить. Понаехали тут принцы разные свататься, один другого румянее. Но проговорилась какая-то нехорошая личность, - все тогда на попугая подумали, - а кто ещё? Принцы к делу не торопятся, норовят воду в ступе толочь. «Вот, - говорят, - если допустим, - говорят,- если принцесса по французски не умела бы. Или, чтоб размер у неё 42-ой. Или, чтобы вышивала ноликом... Так это ещё ничего... Но, - говорят, - чтобы какала?! Нет, так быть не может! А, иначе, какая же она тогда принцесса?» И не прямо в глаза, а всё только намёками про меж собой.

  Принцесса отчаялась, сомневаться стала, - а уж принцесса ли она, в самом деле? Может так и не вышла бы замуж, но только был в ту пору проездом в королевстве один молодой принц. Почему, не знаю, - может полюбил очень? - а, может, просто невнимательно слушал? - но только женился тот принц на принцессе и увёз с собой. И зажили они в его королевстве счастливо. Ведь, если не знаешь, какает она или нет, то какая разница?

  Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок. Какой урок, мои маленькие друзья? 

НЕ СЛЕДУЕТ В УСТРОЙСТВЕ САНУЗЛОВ ПРИМЕНЯТЬ ГИПСОБЕТОННЫЕ ПАНЕЛИ  ГОСТ 9574-90, - не живут в таких домах принцессы.



НЕОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО


 (По мотивам пьесы Г.Горина  "Обыкновенное чудо" по мотивам сказки Е. Щварца "Обыкновенное чудо".)


Жил был рыжий кот. И звали его Персик. И был у него такой же рыжий брат, и звали его Кирик. И случилось так, что поймал этот Кирик мышку. Только вовсе это была не мышка, а самая настоящая злая колдунья, которая на тот момент по каким-то своим чёрным колдовским делам превратилась в обычную серую мышку.

- Не ешь меня, котик, а то всю жизнь потом жалеть будешь, - говорит ему мышка своим мышинным голосом.

Не понял ничего Кирик, что мышка ему сказала, - у него с языками с детства проблемы были, - и проглотил мышку, потому как любил всегда жевать что-нибудь, особенно говорящее. Рассердилась мышка, в смысле злая колдунья, тут же вылезла с другой у Кирика стороны, там, где у того совсем зубов не было, и заколдовала его самым страшным своим заклятием. Так и превратился красивый, рыжий, пушистый котик в обыкновенного конопатого рыжего мальчика.

Идёт Кирик, плачет, а навстречу ему Персик.

- Почему ты плачешь, мальчик? - спрашивает его Персик.

- Как же мне не плакать, если это я, брат твой Кирик, а ты не узнаёшь меня и даже совсем не здороваешься, - говорит ему Кирик.

- Не может быть, ведь мой брат котик.  А ты вовсе и не котик, а мальчик, - удивился Персик.

- Это злая колдунья заколдовала меня и превратила в мальчика, - отвечает Кирик.

- Горе то какое! Так, ты теперь никогда не сможешь залезть на дерево? Не сможешь поймать воробышка? И даже почесать ногой за ухом?

- На дерево может ещё и залезу, и воробышка может ещё и поймаю, а вот попу точно никогда уже облизать не смогу, - сказал Кирик и заплакал пуще прежнего, - так и буду теперь всю жизнь с грязной ходить.

Долго бы ещё так Кирик кручинился, только на ту пору мимо пролетала добрая фея, она гадость кругом собирала, из неё потом конфеты, колбасу и ещё много всякого добра делала (только вот на обёртках не писала, из чего всё это делала, как того от неё Роспотребнадзор требовал, но многие ели, некоторым даже нравилось).

Так вот, совершенно случайно услышала она о чём братья говорят, для этого фея ещё ближе подлетела, чтобы уже наверняка всё случайно лучше услышать, и так ей стало жалко Кирика, что решила она во чтобы то ни стало ему помочь.

- Не печалься, мальчик, - говорит она Кириллу, - Кажется я знаю, как твоему горю помочь. Надо, чтобы тебя поцеловала настоящая принцесса и тогда ты снова превратишься в котика. Принцесса тут же в тебя влюбится, поставит тебе миску с молочком и лоток с песочком, и будешь ты у неё жить-поживать и горя не знать.

- А, как же я узнаю, настоящая это принцесса или нет?

- Так очень просто! Настоящая принцесса раньше лягушкой была, пока её саму принц не поцеловал.

- Но это же не гигиенично, целоваться, тем более с лягушками, фу! По мне так лучше язычком умываться, - заметил Кирик.

- Сам ты кот, - обиделась фея, - А целуют вовсе не каждую лягушку, а только тех, в которых принцесс заколдовали.

- Неужели, эти принцессы тоже мышку однажды проглотили? - удивился Персик.

"Да-а-а, тяжёлый случай!" подумала добрая фея,  но вслух сказала:

- Некогда мне с вами, мне ещё столько добра из этого всего надо сделать, полечу я. До свидания!

Добрая фея забрала из помойки всю гадость, что там нашла и уже улетая ещё раз крикнула:

 - Запомнил? Надо, чтобы тебя поцеловала принцесса!

И фея улетела, а братья остались.

- Где же мне теперь искать принцессу? Как же я её найду? - снова заплакал Кирик, - Это, что же, мне теперь всю жизнь мальчиком оставаться? Это мне всю жизнь в школу ходить? А ещё в магазин, в разведку, в баню? Нет, не хочу! Хочу быть снова, котиком! И чтобы все меня любили и гладили.

- Хватит уже, не ори! Сам виноват, не надо было что попало с земли в рот хватать, - назидательно сказал Персик и, чтобы немного успокоить Кирика, добавил:
- А в школу не всю жизнь, а десять лет ходят, всю жизнь это потом только работают.

- А-а-а! - ещё громче заорал Кирик.

Персик рассмеялся:

- Да не убивайся ты понапрасну, будешь котиком! Есть у меня знакомая принцесса, такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Стройная, гибкая, глаза огромные, носик маленький, язычок розовый. А усы у неё! Таких усов, как у этой принцессы, даже у нашего дедушки не было. Блохастая, правда, немного, но это ничего. Ведь, для большой любви маленькие блохи не помеха, правда? Она же ради меня в кого угодно влюбиться может, даже в тебя.

- Правда? И поцелует? И я снова стану котиком?

- Ну, конечно! Ведь главное что? Что ты превратился в мальчика, а не в свинью или в крысу, или  в кого-нибудь, кто ещё хуже, а иначе ты уже никогда не смог бы снова стать котиком.

Обрадовался Кирик, засмеялся и сказал.:

- Обещаю, что никогда в жизни я не буду ни свиньёй, ни крысой, ни тем более кем-то похуже, а всегда буду любить свою принцессу и  всегда буду для неё только котиком.
Братья обнялись и запели весёлую песенку:
 
   Хорошо быть котиком, хорошо собакою,
   Где хочу пописаю, где хочу покакаю.

В тот же вечер, как и обещал Персик, принцесса поцеловала Кирика и стал он снова котиком, и никогда больше ни в кого уже не превращался, а мышей с тех пор и вовсе уже не ел.

А какой же отсюда урок, мои маленькие друзья? А такой, - не всякий человек уже обязательно человек, тем более, если вы сами этого ещё не понимаете.