Пляши, студентка

   Здравствуй.   
   После «Здравствуй» чёрная жирная точка. Вика почувствовала, как в сердце хлынула тревога.   Раньше родительское письмо начиналось: «Здравствуй, доченька - студентка».
   Исчезло «доченька – студентка».
   «Дальше читать не буду», - решила Вика, глядя, словно заворожённая, на жирную чёрную точку, которая, как казалось ей, превращалась в пятно, расползавшееся по всему письму. Она пробежала взглядом по листу, скомкала и выбросила в коричневую пластмассовую ребристую корзинку для мусора.
   «Он не должен его прочитать».
    Вика присела на бежевый мягкий диван с откидными синимыми подушками и отрешено начала осматривать комнату. Белая, отполированная до блеска стенка с огромным треугольным   зеркалом, похожим на сторону пирамиды, в котором отражалось похудевшее лицо с серыми глазами…, красная электрическая бритва на гладильной доске с железными ножками крест -  накрест, голубые в полоску обои на стенах…
   «Он уйдёт, если прочитает письмо. Вот тогда и напишут: здравствуй, доченька - студентка».
   Вика вновь посмотрела в пирамидальное зеркало и увидела медленно стекающие маленькие ручейки… Зажав пальцы в кулачок, она вытерла слёзы и неожиданно для себя улыбнулась.
   «Пусть читает. Проверка на вшивость».
   Она забилась в угол дивана, натянула до подбородка шерстяной «колючий» плед и снова уставилась в пирамидальное зеркало.

   Вика сидела в углу дивана, сжавшись в комочек, когда вошёл Виктор.
- Как чувствовал, – он не улыбнулся, не засмеялся, а спокойно. - Завалила экзамен по диамату. И забилась в угол. А…
- Хорошие новости, - перебила она. – Письмо почитай.
   Голос звонкий. Только с переломами. Красный галстук, промелькнув в зеркале, упал на гладильную доску.
 - Письмо голос сломало? Выпрямим.
- Ты прочитай вначале. Тебе дали отменную характеристику. После неё у тебя голова на ноги заработает.
   Плед отлетел в сторону и примостился возле галстука. Виктор, достав письмо с мусорной корзинки, тщательно разгладил и посмотрел на Вику.
- И этот маленький бумажный комочек загнал тебя в угол?
- Не он, а то, что написано в нём.
   Читал Виктор внимательно.
- А что, - сказал он, напружинивая лоб с родинкой. -  Хорошее письмо. Ты ожидала другого? Я на двадцать лет старше тебя. Разведённый, - он пересчитывал свои «грехи», которыми пестрело письмо. - Твои родители советуют, что тебе лучше выйти замуж не за меня, а за восьмидесятилетнего деда Кудрина. Он один, ни разу не разводился. Вот ты!  Если бы ты была на их месте, написала бы: доченька, хороший парень, выходи замуж. Или, как?  Честное письмо, Вика, но не в нашу пользу, но ситуацию нужно исправлять в нашу пользу, а не забиваться в угол, хотя он и мягкий.
- И, - оживилась Вика, -  каким образом?
- Не образом, а головой.
   Виктор взял синюю шариковую ручку и начал водить по письму.
- Что ты там черкаешь?
- Я не черкаю. Ключик ищу.
    Виктор мелькнул в зеркале. В замке входной двери щёлкнуло.

   Убежал.  Она заплакала.  Время, как бы остановилось.   Виктор появился через полчаса.
- Где ты был?
- На почте. Телеграмму твоим родителям послал. Не они нас подогнут, а мы их.
   Он посмотрел в зеркало. Тревожные серые глаза медленно наплывали на него.
- Не они нас, а мы их, - растеряно сказала Вика. - Что ты написал им?
- Потом узнаешь.
   Виктор не мог оторваться от зеркала. Глаза разрастались и поглощали окружающее.
   - Вытри слёзы, Вик. И гриву свою причеши. А то она закрывает тебя чуть ли не до ног. Одни серые глазища.
   Он оторвался от зеркала, открыл двухстворчатый шкаф для одежды, достал чёрный костюм, белую рубашку… и стал складывать в жёлтый чемодан.
- Ты уходишь?
- Не совсем так, - ответил Виктор. – Пакуй чемодан.  Мы летим к твоим родителям. Проблему будем решать на месте.
- А письмо?
- Что письмо?  Честное письмо. Это редкость.
- И ты, - она выдержала паузу и по детски, -  ни капельки не обиделся?
-  А на что мне обижаться? -  и всё в спокойном тоне. -  Они   написали то, что думали. Скандала не будет. Обещаю.
- Ты там меня не оставишь? Не бросишь?
   Одни вопросы и беспокойное ожидание ответов.
-  Я еду туда, чтобы жениться на тебе, свадьбу сыграть, а не для того, чтобы отвезти тебя родителям и сдать им на руки. Ты же не ребёнок. Вызывай такси до Внуково.
- А может на машине? Дорогой я успокоюсь.
- Нет. В нашем положении время нужно сжать, чтобы быстрее прийти к ясности. Один день и так завис у тебя на нервах. Хочешь второго. Так что Внуково. Самолёт. Маршрут на Волгоград, а там с хвостиком на пригородном поезде.
- А ты действительно меня любишь, Вить?
- Вика. Я тебе сколько раз говорил. Нет в моём словаре этого слова, нет в моём словаре: я твоя, ты мой, принадлежу тебе. Это языковая болтовня. Суди по моим поступкам. – Он вдруг улыбнулся и махнул рукой. – Ладно. Один раз можно.  Люблю. Точка.
- Да ты, - замялась Вика, а потом выпалила, - кэгебешник.
- Ну и что?  Думаешь, что в КГБ одни подонки? Там до чёрта полно нормальных, порядочных парней. Я это знаю. Были бы подонки, так меня уже и на свете не было бы. Оставь эту тему. Чемоданы давай паковать.

 
   Утром следующего дня они были в посёлке.
- Вот и приехали, - тихо сказала Вика, когда они сошли с пригородного поезда. - А какими уезжать будем – неизвестно, - добавила она.
- Почему неизвестно. Известно. Ты посмотри вокруг.
- А что смотреть, - устало проговорила она. – И так все знаю. Выросла я здесь.
   Виктор усмехнулся.
- Видишь. Элеватор наполовину покрашенный, наполовину облезлый. Камазы возят зерно. Часть по маршруту в путёвке, часть в свой карман. Рынок. Кто торгует, кто ворует.... Магазины. Кто покупает, кто обсчитывает…
- Это ты к чему?
- Маленькая Россия на ладошке. Обычный посёлок. Обычные люди. Нормальные и не сумасшедшие. Твои же здесь живут. Понятно?
   Виктор направился к дежурному по вокзалу, бросив на ходу Вике, что сделает проверку боем.
- Мужик, - начал он, -  у вас в посёлке сумасшедшие живут или нет?
   Дежурный ошалело посмотрел на него.
- Что смотришь, - бросил Виктор. – Живут или не живут?
- Да вроде нет, - неуверенно ответил дежурный. – А в чём дело, - сорвался он на крик. - Поезда нормально ходят. С расписания не сбиваются. Товарняки...
- Тише, тише. Я понял. А дело в свадьбе, - ответил Виктор. – Ты Мироновых знаешь?
- Мужик кивнул головой.
- Вот их дочь, - он показал на Вику. – Она невеста, я жених. Свадьба у Мироновых завтра будет. Женюсь.
- А, - протянул дежурный. – Слышал, слышал, - закричал он. – Всех приглашают. И я приду.
- А как же. Обязательно.
   Виктор направился к Вике.
- Всё шутки, да шутки, - чуть не заплакав, сказала она. -  А я боюсь. В письме что написали.
- В Москве боялась, в самолёте летела -  боялась. В поезде тоже. В посёлке… И когда замуж будешь выходить, тоже бояться будешь. Оседлал тебя страх. Пошли. А то нас уже заждались.
- Скажи ради бога, – взмолилась Вика, -  что за телеграмму ты дал? Всю дорогу пытала, а ты молчишь, а я об этом только и думаю.
- Это хорошо. Отвлекает тебя от глупых мыслей, но на умные не настраивает. Пошли.
   Один шаг, второй…
- Я пойду впереди тебя, - сказала она.
- У вас так принято, что женщина всегда идёт впереди мужчины?
- Ну… Это… У моего отца ладони, как лопаты.
-  Он, наверное, огород без лопат вскапывает. Или ты намекаешь, что он меня ладонями в огороде и закопает?
- Год тебя знаю. Ты серьёзным бываешь, когда-нибудь.
- Серьёзные всегда шутят. А не серьёзные трясутся. Вот как ты. За меня беспокоишься. Думаешь, что заблужусь в твоём посёлке. Адрес знаю. Да я даже без адреса найду дом, где готовятся к свадьбе. На запах свадебных пирогов пойду.
   Они спустились со свежо выбеленных привокзальных ступенек, прошли через рынок, шумевший, как обворованный цыганский табор, и вышли на заасфальтированную улицу, единственной достопримечательностью которой были кирпичные особняки, обвешанные флюгерами, антенными тарелками и дикая груша, возвышавшаяся над природной и людской мелочью.
- Под этой грушей, Вить,  - сказала Вика, - и выросла я. Когда мы были маленькими: я, братья Коля, Вася -  мама работал в школе учительницей по труду. В школу она нас не могла брать с собой: не доросли, а чтобы мы не разбежались со двора, она брала кусочки чёрного хлеба, клала их в марлю, делая узелки. Потом смачивала в воде и подвешивала к низким ветвям деревьев. Вот мы целый день и лазали за ними.
   
   Иван Андреевич высокорослый и Галина Степановна, как называет её муж: бегунок за умение жены появляться в гараже или в бане, как раз в тот момент, когда Иван Андреевич цедит первую каплю в стаканчик, сидя на порожках летней убранной в деревянные решётки кухни, в сотый раз перечитывали телеграмму.
- Она что сдурела – спрашивал Иван Андреевич жену, тыкая в телеграмму.
- Сдурела она или не сдурела – не знаю, - отвечала Галина Степановна, одетая в коричневое крепдешиновое платье с белым воротничком. – А я вот точно сдурела. Согласна.
- Ты что за свадьбу?
- А что делать? – вздохнула Галина Степановна. – Умник. Телеграмму ихнюю читай.
- Да я её, - в груди Ивана Андреевича ударили в барабан, -   уже в который раз перечитываю. Глаза стираться начали.
- Ты, наверное, и тыщу раз прочитаешь её, а не поймёшь. Резонанс по посёлку пошёл. Понимаешь.
- Что за резонанс, - и в барабан ударили, и литаврами медными приложились. -  Ты можешь на понятном мне языке говорить.
- Тут и говорить ничего, телеграфистка всем в посёлке выложила, а что она выложила, читай телеграмму. Делать нечего.
 - Галина Степановна поправила белый воротничок.
– Весь посёлок уже в курсе о свадьбе.  Соседи приходили поздравлять…
- А ты? -    Иван Андреевич даже поднялся с порожек.
- Что я, как и ты.  Спасибо говорила.
- Я не говорил, - процедил Иван Андреевич. – Я не говорил: спасибо.
   От его голоса пошла волна и, докатившись до соседки Марии Николаевны, так ударила, что Мария Николаевна: ростком с вершком, да с чесучим языком - выскочила из дома и затарахтела через деревянный забор.
- Спасибо, соседушки. Спасибо, что на свадьбу пригласили.
   Иван Андреевич обмяк.
- Вот и резонанс, - прошептал он. – Вот и крепдешиновое платье с белым воротничком.
- А я тебе, что говорила, - вздохнула Галина Степановна. - Пройдись по посёлку.  Тебя все поздравлять будут, а ты им в ответ что?  Дураки. Хорошую славу наживёшь. А дочку как хвалили, говорили: вот и в Москве учится, а свадьбу решила дома под родной крышей с родителями справлять, дай Бог, чтоб у каждого такая дочка была, и жениха хорошего нашла, даже спрашивали, на какой день наметили свадьбу?
- И, - протянул Иван Андреевич, покрепче усаживаясь на порожки. – На какой день ты наметила?
- А ты, на какой день наметил бы? Сегодня понедельник.
- На субботу, - твёрдо ответил Иван Андреевич и сплюнул. - Да ты что свихнулась. В глаза жениха не видели. На двадцать лет старше её. Разведённый. Мы же писали, что ей лучше за деда Кудрина замуж выйти, чем за него. Неужели он такой придурок, что после нашего письма припрётся?
- Придурок или не придурок, а чую сердцем, что к воротам они приближаются. Прислушайся.
   Иван Андреевич уже и к земле нагнулся, а потом невнятно посмотрел на жену.
- Что-то со мной не то, - сказал он. – Как-то мутно в голове. Неужели резонанс так повлиял.
- Резонанс, а что ещё. А с письмом ошибка вышла, - горестно сказала Галина Степановна. – Исправлять теперь нужно.
- Вот ты и исправляй. Ты диктовала, а я только писал, твою волю исполнял, а я пойду дрова для бани рубить.
- Так ты вчера рубил, парился. Пропотел от страха?
- Дочка с будущим мужем приедут. Понимаешь.  С дороги. Помыться нужно. – Иван Андреевич спохватился.  - Резонанс всю голову замутил. Вот студентка, так студентка.  В капкан загнала.

   Галина Степановна застыла на порожках, увидев дочку и незнакомого мужчину, входивших во двор.
- Моя мама, - сказала Вика Виктору, когда они подошли к порожкам – Галина Степановна. А это Виктор. Мой будущий муж.
-  Навели вы шороху, -  вздохнула Галина Степановна. - Весь посёлок к твоей свадьбе готовиться. На субботу наметили. А как же вы решились?
- Как и Вы с Иваном Андреевичем, - ответил Виктор. – По любви.
- Да я о письме спрашиваю. Читали. Небось, обиделись. Вы уж простите нас стариков.
- За что прощать. Вы же хотите, чтоб мы поскорее поженились. И мы за это.
- Так в письме…
   Виктор не дал договорить.
- Хорошее письмо, Галина Степановна, хотя полностью мы не успели его прочитать. У нас дома собака овчарка. Хан. – Он повернулся к Вике: поддержи, - схватила и порвала письмо на кусочки. Так мы  пытались склеить. Не вышло. Только и остались кусочки: здравствуй, надеемся, что послушаешь нашего совета, готовимся к свадьбе, приезжайте быстрее. Вот мы и решили послушаться. И телеграмму сразу послали, что выезжаем.
- Так, так. – Галина Степановна поспешно закивала головой. -  Благородная у вас собака, дай бог ей здоровья.
- Полный занавес, - растеряно прошептала Вика.
   Галине Степановне было не до шёпота. В голове крутились письмо, телеграмма, резонанс и благородный Хан.

   Иван Андреевич, увидев шагающего по тропинке к нему Виктора, хотел было нырнуть в баню, закрыться и на стук ответить: парюсь. Он бы так и сделал. Да дымка из трубы на бане не было.  Вместо этого он схватил топор и всадил его в берёзовый чурбан. Топор застрял.
- Здравствуйте, Иван Андреевич, - подойдя поближе, сказал Виктор. -  Вот. И будущий муж студентки, и Ваш зять. Хотите, милуйте, хотите, казните. Топор и плаха есть.
- Не рубится, - буркнул Иван Андреевич. -  Сучок, наверное.
- Клин и колун?
- У тебя под ногами.
- Не заметил. Это от волнения. Всю дорогу к Вам думал о свадьбе и как встретите. Галина Степановна сказала, что Вы пошли для нас баньку готовить. Сейчас мы этот чурбан расщёлкаем. Ставим колом клин и колуном всаживаем. Вжик.
   Чурбан треснул и развалился пополам.
- А в печку эти оковалки влезут?
- Ещё как. У меня знаешь, какая печка. Ни у кого здесь такой нет. Ты вот попробуй чурбан шелковицы расколоть. Она вся зараза жилами свита. Бил, бил. Толка никакого.
- Сейчас расколется. Нужно рассмотреть, в какую сторону жилы свиты. А где она?
- В предбаннике.
   Виктор вытащил чурбан шелковицы.  Колун только царапнул по ней.
- Я же говорил, - довольно сказал Иван Андреевич. – Дай я попробую.
   На чурбане появилась вторая царапина.
- А ну её на хрен, -  Иван Андреевич отшвырнул колун. – Знаешь, что в субботу свадьба.
- Галина Степановна уже сказала.
- А письмо наше читал?
- Так я уже Галине Степановне рассказывал. Не всё мы его прочитали. Собака наша овчарка Хан порвала.  Кусочки оставила. Здравствуй, надеемся, что послушаешь нашего совета, свадьба, приезжайте быстрее. Вот мы и решили. Без долгих ящиков.
- Правильно. – Иван Андреевич посмотрел на не расколотый чурбан шелковицы. - Пошли в баньку. Там у меня в печке… Понимаешь. За знакомство.

   Вечером Иван Андреевич, Галина Степановна, Виктор и Вика сидели за дубовым круглым столом под дикой развесистой грушей и составляли список гостей.
- Да, что его составлять, - Иван Андреевич выбросил ручку. – Весь посёлок приглашаем. По местному радио объявим.
- Так все во дворе не уместятся, - возразила Галина Степановна.
- А на хрена нам двор. – Иван Андреевич припечатал кулаком стол. – Мы на речке справлять будем. На бережку.  Покроем бережок целлофаном. Наставим… Пейте. Гуляйте. Знайте, что студентка замуж выходит. Правильную телеграмму вы дали. Молодец дочка и ты зять молодец. Резонанс, какой напустили. Наше письмо в подмётки вашей телеграмме не годится. После свадьбы поедем к вам. Посмотрим, как живёте.
   Вика оторопело посмотрела на Виктора: а где же мы собаку Хана возьмём?
  «Да что ты, студентка, беспокоишься, - заморгал он, словно передавал по азбуке Морзе. – Я своим ребятам позвоню.  Они и десять Ханов приведут. Да ещё со щенятами».
   Пляши, студентка!