Под защитой Богородицы

Под защитой Богородицы

Вспоминая прожитые годы, военное лихолетье и послевоенную службу, Кочкин Лаврентий Ананьевич не скрывал слёз, и гордился тем, что посвятил свою жизнь защите Родины
 Общаться с ним было одно удовольствие. Человек он живой, доброжелательный, общительный. На любые вопросы отвечал обстоятельно, да вы и сами можете убедиться в этом, прочитав очерк.

«Меня Лаврентием назвали»

- Здравствуй, здравствуй! Проходи… Садись вот здесь. Рассказать о себе? Могу. О чём рассказать-то? Обо всём? Так ведь долго я живу, обо всём уж и сам не вспомню… О войне? Помню, как не помнить. Давно хочу забыть о ней, да не забывается. А ты откуда? Из газеты? Это хорошо. Звать-то как? Ты погромче говори, слышу плохо. Наташа? Ну, слушай. Писать будешь? Пиши… авось кому интересно будет.

Родился я давно, в 1925 году, в августе. Деревня наша Борисовцы называлась, в Унинском районе мы жили, это Кировская область. В нашей деревушке в ту пору двадцать четыре двора было. Отца моего Ананий Калистратович звали, мать – Анна Григорьевна. Имя у отца необычное? Да. Старообрядцы мы. Меня вот Лаврентием назвали. Родителей своих мы всегда почитали, уж и не помню, чтоб ослушались когда.

Отцу помощники были нужны, четыре класса я окончил и уже с десяти лет ему в колхозе помогал. В летнюю страду, пока родители в поле, моей обязанностью было возить зерно на узловую станцию Уни. Работать мне нравилось, лошадей я любил. Всё бы так и шло своим чередом, если б не война.
Поездка в Уни

В июне 1941-го, числа двадцатого мы впятером отправились на лошадях за пивом на станцию Зуевка, это примерно в восьмидесяти километрах от нашей деревни. Не доезжая до станции километров восемнадцать, мы собрались заночевать в ближайшей деревне. Это было 22 июня 1941 года. Подъезжаем к деревне и видим, что навстречу люди бегут, что-то кричат, плачут. В чём дело мы поняли только когда услышали, что война началась. Конечно, страшно стало.

Но дело-то делать надо. На следующий день мы прибыли на станцию Зуевка, а там суматоха, вокзал забит людьми и техникой. Мы всё-таки купили пять бочек пива, как и планировали, отвезли часть из них в Уни. Домой вернулись двадцать пятого числа, а там двоим из нас, Ветошкину и моему однофамильцу Кочкину, сразу вручили повестки на фронт, они только одну ночку дома-то и ночевали. А до нашего приезда уж пятерых забрали. Вот так было.
 
Оберег в подарок

В 1943 году в нашей деревне осталось человек пять мужчин, все старики да инвалиды. 18 февраля были призваны двое: я и Боровиков Яша, мой одногодок. Провожая меня, тётя Агафья подарила мне маленькую иконку Богородицы с дырочкой и пришила её с изнанки рубашки у сердца. Эта иконка стала моим оберегом, защитницей на всех фронтовых дорогах. Я, конечно, и раньше знал молитвы, но с того времени стал повторять их осмысленно.

Отец отвёз нас с Яковом на станцию Фалёнки. Якова вернули обратно, уж очень он маленький и худой был, а меня в товарном вагоне отправили в Киров на пересыльный пункт, оттуда в Читинскую область, куда мы прибыли в конце марта. Под Читой стоял запасной 551-й зенитно-артиллерийский полк, который готовил зенитчиков. Мы обучались с апреля по май. После принятия присяги 8 мая мне присвоили звание младшего сержанта, а 10 мая 1943 года нас погрузили в товарный эшелон и дней через десять-пятнадцать привезли в город Пензу. Из Пензы уже пешком мы ушли в лес к месту дислокации, это местечко, по-моему, называлось Ахуны.

Дорога к фронту

  Наша дивизия первой выехала на фронт в сторону Орловско-Курской дуги, это было 1 августа 1943 года. До этого нас оснастили хорошими американскими машинами: «доджами», «фордами», «студебеккерами», а также зенитными пушками и пулемётами ДШК. Перед отправкой недели две мы обучались стрельбе из этого пулемёта.

К линии фронта мы прибыли 8 августа. Пока добирались, прошли боевое крещение: попали под бомбёжку. В ответ мы открыли огонь по немцам прямо с открытой платформы, отогнали четыре самолёта. Наш эшелон был хорошо замаскирован, поэтому немцы разрушили только железнодорожные пути. Утром по отремонтированным путям мы отправились дальше.

Мои командиры

Помню, что первым командиром был мой ровесник Виктор Громов. В нашем расчёте вторым наводчиком был казах Джумабеков Дусулбай, ему было в то время лет пятьдесят. Я был  первым наводчиком.

Когда подъехали к Курску, видим, город горит, как свечка. Железнодорожная станция была в пригороде, но мы и там слышали, что в городе идёт бой. Мы разгрузились, установили пулемёты на треноги в зенитное положение, чтобы они могли поворачиваться на 360 градусов, и изо всех орудий открыли огонь, да так, чтоб жарко было не только нам.

Освободив Курск, погнали немцев на запад. По дороге освободили южную часть Курской области, Полтавскую область, город Миргород. Пока шли до Днепра, наш фронт назывался Степной, командующим был Ватутин. После переправы Днепра мы вошли в состав 2-го Украинского фронта, нашим командующим стал Малиновский.

Переправа через Днепр

К левому берегу Днепра мы вышли в начале сентября в районе города Канева. Командир полка вызвал нашего командира роты Грузнова и командира взвода Марьина, приказав переправиться на правый берег и закрепиться там. Ночью наш взвод из четырёх пулемётных расчётов на деревянном плоту переправили на другой берег.

Провожатые вместе с плотом вернулись обратно. Мы остались одни, ходим по берегу, никого не видим, ни своих, ни чужих. Ребята пошли в разведку, нашли наших миномётчиков, узнали, где передовая находится. Пока было тихо, мы подстригли друг друга наголо машинкой и затылки у всех бойцов нашего взвода стали бритые.


Дня через четыре немцы пошли в разведку боем. Эти гады стреляли термитными снарядами, вся зелень вокруг выгорела. Да ещё автоматы у нас выходили из строя сразу же, как только в них попадал песок. В том бою ранило двоих наших, они ушли к переправе. Один из них по фамилии Татаринов увидел на берегу бойца, залитого кровью, разглядел только бритый затылок и решил, что это меня убило. А накануне он меня подстригал и в тылу, как положено, доложил командованию, что Кочкин убит. На меня похоронку написали, хорошо, что не успели отправить.

Боевые будни

Наш командир Грузнов был уверен, что после разведки немцы пойдут в атаку, и он был прав. Мы стали вновь окапываться, обнаружили убитого бойца, оказалось, это был наш телеграфист. К тому времени очередь дошла до нас в разведку идти. Впереди был лесок, а за ним на поляне мы увидели троих немцев, которые окапывались, устанавливая пулемёт. Грузнов первым же выстрелом ранил одного из них, вторым – убил другого.
 
Мы со Стёпкой Кучениным пошли вперёд, с нами были ещё двое разведчиков. В вещмешке убитого немца мы нашли стопку фотографий, оказывается, он прошёл Бельгию, Францию и Польшу, а у нас остался навсегда. Ребята сняли с него часы, их у него четыре штуки было, а я – сапоги. С собой мы забрали немецкий пулемёт, потом лейтенант научил меня стрелять из него и двоих солдат дал мне в помощники.

Командиры к тому времени потеряли нас, а когда нашли, вернули на левый берег. Когда мы снова оказались в своей части, ребята разглядывали меня со  всех сторон, особенно привлекал внимание мой бритый затылок, каждому хотелось убедиться, что я живой. За тот бой нас наградили: мне и Кученину дали «За боевые заслуги», командиру расчёта сержанту Кубраку – медаль «За отвагу», старшему лейтенанту Грузнову – орден Красного Знамени.

Сражение под Яссами

Ну а потом наша дивизия спустилась по левому берегу к городу Золотоноша. Здесь мы форсировали Днепр, и пошли в сторону города Черкассы. Бои здесь были тяжёлые, только в середине декабря мы освободили город от немцев. За его освобождение нашей дивизии было присвоено звание Черкасской и вручён орден Кутузова II степени.

Сражение под Яссами 5 июля 1944 года я запомнил навсегда. Мы стояли тогда на берегу Прута. Бой, как обычно, начался с артподготовки, потом в небе показались немецкие самолёты и стали бомбить наши позиции. Одна из бомб разорвалась недалеко от нас. При взрыве мы с командиром расчёта оказались заваленными землёй вместе с пулемётом.

Нам повезло, что взрывная волна ударила в берег реки, и он осыпался, земля прикрыла нас от осколков. Наш товарищ, подносчик патронов, быстро нас откопал, Но контузия у меня была сильная: кровь шла из носа и ушей, я оглох, потом полтора месяца лечился в госпитале, это ранение до сих пор  иногда даёт знать о себе.

Чаепитие

- Ох, тяжело мне об этом вспоминать… Устала писать-то? Может, чайку попьём? Уж вроде, какая бы это работа говорить да говорить, а у меня во рту всё пересохло. Пойдём, пойдём. Чай попьём, передохнём немножко. А, может, ты кушать хочешь? Найду чем попотчевать. У меня огурчики замечательные… Нет? Ну, тогда подвигай чашку. Сахар вот здесь бери. Горячо? Да убери ты тетрадку, лучше чай пей. Ну как, хорошо? Нравится? И я такой люблю… Да не торопись ты, сейчас не война. Всё успеем…
Ну ладно, давай дальше. На чём я остановился? Пиши…

В ночь на 31 декабря 1944 года мы приготовились встречать Новый год: нашли вино, приготовили закуску. Вдруг в 23.00 команда: «Отбой, поход!» и утром 1 января 1945 года мы были уже под Будапештом.

Потеря товарищей

Наш расчёт оставили на окраине города, так как нас некуда было грузить. Я в то время уже был командиром расчёта. К обеду пришёл студебеккер, а в нём раненые командиры Ломакин и Кочетков. Я заглянул в кузов, а там мой земляк Вася Морозов – ординарец Кочеткова, весь изрешечённый осколками, мёртвый. Эх, как мне горько было. Вася был родом из соседней деревни Удмуртские Тимши. Наши отцы были друзьями.
В одном из боёв за Пешту мина разорвалась недалеко от нашего пулемётного расчёта и ранило сразу шестерых человек. Командир мне крикнул:
- Кочкин, ты за меня будешь!
Раненых мы в госпиталь отправили, лишние пулемёты в тыл, а сами заняли боевую позицию в жилом доме. Чтобы пристреляться, наводчик по моему приказу выпустил одну ленту, вторую, вдруг пулемёт остановился, что-то в нём заклинило. Мы с ним поменялись местами, я стал перезаряжать пулемёт, а он встал на моё место.

Вдруг вижу, он падает мне в ноги. От пулемётной дроби у нас звон в ушах стоял, мы с ним не услышали ответных выстрелов. Я повернул своего товарища на спину и увидел на груди кровавое пятно. Он успел сделать один вздох, и кровь из раны хлынула фонтаном, губы его почти сразу почернели, и я закрыл ему глаза.

Охота за снайперами

Вскоре пришёл командир полка и сказал, что наш расчёт переведён в штурмовой пехотный батальон и нашей задачей становится охота за немецкими снайперами. На задание вместе со мной отправились Зуев из Брянска, украинец Красноштанов, Несмеянов из Волгограда и башкир Булякулов.

В поисках снайперов мы переходили от дома к дому и оказались отрезанными от своего полка, питались тогда, когда находили поблизости полевую кухню. Более двадцати дней о нас в полку никто ничего не знал, где мы, что с нами стало, хотя нас искали.

Мы обнаружили в одном из зданий немецкую снайперскую точку и стали охотиться за снайпером. Он всё время менял своё местоположение, но я всё-таки подстрелил его. Автоматчики, выскочившие из здания, тоже попали под наш пулемётный огонь.
На следующий день утром мне докладывают:
- Товарищ сержант, войне-то, наверное, конец пришёл. Никого нет вокруг, тихо.

Мы решили сменить местоположение, смотрим, немецкий самолёт летит над городом, и вдруг пушки заработали: гав, гав! Это же наши стреляют! Я дал команду найти красную тряпку или белую простыню и длинную палку, а сам пошёл искать своих. В руках у меня были автомат и граната.

Только я из укрытия вышел, как прогремел выстрел, и моя шинель оказалась простреленной, меня не задело, но я упали лежу, жду, что будет. Сначала шапку выставил над головой, тихо; потом шапку на ногу надел и поднял ногу, опять тихо. Тогда я стад осторожно перекатываться через трамвайные линии, а потом и вовсе пробежку сделал. Впереди-то свои оказались! Так хорошо мне стало. На улице солнце светит, недавно выпавший снежок тает. Я только тогда заметил, что весна наступает. Командиру доложили, что я нашёлся, он спрашивает:
- Где твои?
- Вон видите белую тряпку – это мои!
- Все живы?!
- Все!

Мои награды

Я рассказал командованию всё, как было. Начальник штаба приказал всех наградить, расспросил меня, кому какую награду дать. Полковой писарь всё записал. Мне ничего не сказали, как меня наградят, а я и не спрашивал.
Потом мы освобождали Буду, Братиславу, Прагу.

А в начале мая я простыл сильно, в госпитале лечился. Утром восьмого числа началась стрельба, мы все, кто мог ходить, в одних кальсонах выскочили на улицу. Испугались, что ж такое? Может, немцы прорвались? Оказалось, победа! В тот же день из госпиталя меня выписали, мы победу отпраздновали.

В середине мая мы получили приказ выехать под Будапешт, потом в Румынии стояли у города Брашев. В июле 1945 года прошла первая демобилизация в нашей дивизии. У нас первыми по домам отправились Джумабеков и Булякулов. А я ещё два с лишним года служил в Болгарии.

Демобилизовался я в 1949 году по приказу Сталина. 30 декабря того же года приехал к брату в Ижевск, устроился на машзавод. В 1964 году перешёл на электромеханический завод и до самой пенсии работал токарем-расточником. Наградили меня орденом Славы III степени, двумя орденами Отечественной войны II степени, медалями «За боевые заслуги», «За взятие Будапешта», «За победу над Германией».